Памятники философской

Диалог первый ОБ АЛЕКСАНДРЕ

Эвгемер. Глупости.

Калликрат. Как! Вы путешествовали в свите Александра и вас не охватил экстаз восторга?

Эвгемер. Вы хотите сказать, экстаз жалости?

Калликрат. Жалости к Александру!

Эвгемер. К кому же еще? Я видел его только в Индии и в Вавилоне, куда я, как и другие, отправился в тщетной надежде просветиться. Мне там сказали, что он и в самом деле начал свои походы как герой, но закончил их как глупец. Я видел этого полубога, превратившегося в самого жестокого из варваров, после того как он был самым гуманным из греков. Я видел трезвого ученика Аристотеля, ставшего презренным пьяницей. Я отправился вслед за ним, когда, оставив трапезу, он принял решение поджечь величественный храм Эстекара, дабы удовлетворить прихоть жалкой распутницы, именуемой Таис. Я сопровождал его во время его безумств в Индии, и, наконец, я узрел его умирающим в расцвете лет в Вавилоне из-за того, что он напился как последний забулдыга из его войска.

Калликрат. Какое унижение для великого человека!

Эвгемер. Иных среди великих не существует; они как магнит, определенное свойство коего я открыл: один его конец притягивает, другой — отталкивает.

Калликрат. Александр крайне меня отталкивает, когда, подвыпив, сжигает город. Но мне совсем неизвестен Эстекар, о котором вы мне рассказываете; я знай

 Эвгемер был сиракузским философом, жившим в век Александра, Он путешествовал, как Пифагор и Зороастр. Он мало писал; под его именем до нас дошло только это небольшое сочинение.— Примеч. Вольтера.

ДИАЛОГИ ЭВГЕМЕРА

==555

только, что этот сумасброд и безумная Таис сожгли для своей забавы Персеполь.

Эвгемер. Эстекар — как раз то, что греки именуют Персеполем. Нашим грекам нравится перелицовывать вселенную на греческий лад: они дали реке ЗомБодпо имя «Инд»; другую реку они наименовали «Гидасп»; ни один из городов, осажденных в свое время и захваченных Александром, не известен под своим подлинным именем. Даже название «Индия» изобретено греками: восточные народы называли эту страну <Юд•ху». Таким же образом в Египте они создали города Гелиополь, Крокодилополь, Мемфис. Стоит им отыскать звучное имя, и этого бывает довольно. Вот так они ввели в заблуждение всю Землю своими именами богов и людей.

Калликрат. Это еще не столь великое зло. Я не сетую на тех, кто таким образом обманул мир; я виню тех, кто его разоряет. Я совсем не люблю вашего Александра, который отправился из Греции в Киликию, Египет, на Кавказский хребет, а оттуда дошел вплоть до самого Ганга, убивая на своем пути все встречное — врагов, нейтральных людей и друзей.

Эвгемер. Это был лишь реванш: он отправился убивать персов, но до того персы явились, чтобы убивать греков; он помчался на Кавказ, в обширные пределы скифов, но эти скифы дважды опустошали Грецию и Азию. Все народы во все времена подвергались грабежам, порабощению и истреблению со стороны других народов. Говоря «солдат», мы говорим «вор». Каждый народ отправляется грабить своих соседей во имя своего бога. Разве мы не видим сейчас, что римляне, наши соседи, выходят из логова, образуемого семью холмами, для того, чтобы грабить вольсков, антийцев, самнитов? Скоро они придут грабить и нас, если научатся строить лодки. С того момента, как они узнали, что жители Вейи, их соседи, имеют в своих закромах немного пшеницы и ячменя, они заставили своих жрецов-фециалов объявить справедливым грабительский поход против вейентов. Разбой стал священной войной. У римлян есть оракулы, повелевающие убивать и грабить. У вейентов, с своей стороны, есть также оракулы, предсказывающие им, что они украдут римскую солому. Наследники Александра разворовывают сейчас для себя провинции, которые

==556 ВОЛЬТЕР

Калликрат. Могу ли я спросить вас, встретили ли вы среди стольких народов хоть один справедливый? , Эвгемер. Ни одного.

Калликрат. Скажите же мне, какой из них наиболее глуп и зол.

Эвгемер. Тот, что более других суеверен.

Калликрат. Но почему самый суеверный народ—самый злой?

Эвгемер. Потому что суеверные считают, будто они выполняют из чувства долга то, что другие делают по привычке или в припадке безумия. Заурядный варвар, такой, как грек, римлянин, скиф, перс, после того как он в добрый час совершил убийство, грабеж, выпил вино тех, кого только что убил, и изнасиловал дочерей убитых отцов семейств, более ни в чем не нуждается и становится кротким и гуманным, чтобы расслабиться. Он прислушивается к чувству жалости, заложенному природой в глубине человеческого сердца. Он подобен льву, прекратившему преследование добычи с того момента, как он не чувствует себя больше голодным. Но суеверный человек напоминает тигра, продолжающего убивать и терзать добычу даже тогда, когда он сыт. Верховный жрец Плутона говорит ему: «Истребляй всех поклонников Меркурия, поджигай все дома, убивай всех животных»; и мой святоша почел бы себя святотатцем, если бы оставил живыми хоть одного ребенка и одну кошку на территории Меркурия.

Калликрат. Как! На свете существуют такие страшные народы, и Александр не истребил их, вместо того чтобы идти к Гангу и нападать там на мирных и человеколюбивых людей — тех, кто, если верить рассказам, изобрел философию?

Эвгемер. Разумеется, нет; он, как стрела, пронёсся сквозь одно из маленьких племен фанатичных варваров, о которых я сейчас говорил; и поскольку фанатизм не исключает подлости и трусости, эти жалкие люди попросили у него пощады, льстили ему, выдали ему часть награбленного ими золота и получили разрешение грабить и впредь.

ДИАЛОГИ ЭВГЕМЕРА

==557

Калликрат. Значит, человеческий род ужасен?

Эвгемер. Среди обширного числа этих зверей встречаются иногда овцы, но большинство их — волки и лисы.

Калликрат. Я хотел бы понять, откуда эта огромная диспропорция в пределах одного и того же рода?

Эвгемер. Говорят, происходит это потому, что лисы и волки пожирают овец.

Калликрат. Нет, мир этот слишком несчастен и страшен; я бы хотел знать, откуда берется столько бедствий и глупостей.

Эвгемер. И я бы хотел того же. Давно уже, возделывая свой сад в Сиракузах, я об этом грежу.

Калликрат. Прекрасно! И что это были за грезы? Скажите мне, прошу вас, немногословно, всегда ли наша Земля была населена людьми? И вообще, всегда ли существовала она сама? Есть ли у нас душа? Вечна ли эта душа, как считают вечной материю? Существует ли один бог или множество? Что эти боги делают, почему они милостивы? Что такое добродетель? Что такое порядок и беспорядок? Что такое природа? Имеет ли она законы? Кто эти законы установил? Кто изобрел общество и искусства? Какое правление наилучшее? И особенно — в чем самый верный секрет, помогающий избегать опасностей, коими каждый человек окружен на каждом шагу? Все остальное мы исследуем в другой раз.

Эвгемер. Да это разговор не меньше чем на десять лет, если беседовать по десяти часов ежедневно!

Калликрат. А между тем обо всем этом шла вчера речь у прекрасной Евдоксии, и беседовали между собой самые приятные в Сиракузах люди.

Эвгемер. Ну, и какой же был сделан вывод?

Калликрат. Да никакого. Там присутствовали два жреца — Цереры и Юноны, и дело кончилось их взаимной перебранкой. Так откройте же мне без стеснения все ваши мысли. Я обещаю вам не спорить с вами и не выдавать вас жрецу Цереры.

Эвгемер. Отлично! Задайте мне ваши вопросы завтра; я допытаюсь вам ответить, но не обещаю вас удовлетворить.

==558

Диалог второй О БОЖЕСТВЕ

Калликрат. Начну с обычного вопроса: существует ли бог? Великий жрец Юпитера Аммона объявил Александра сыном бога, и ему за это щедро заплатили; но сей бог — существует ли он? И не смеются ли над нами с того самого времени, как о нем говорят?

Эвгемер. Действительно, над нами смеялись, когда заставляли нас поклоняться Юпитеру, скончавшемуся на Крите, или каменному барану, скрытому в песках Ливии. Греки, люди остроумные до глупости, недостойным образом насмеялись над человечеством, когда из греческого слова, означающего бежать, они сделали слово theoi — «бегущие боги» *. Их пресловутые философы — на мой взгляд, самые неразумные разумники в &том мире — утверждали, будто такие бегуны, как Марс, Меркурий, Юпитер, Сатурн, — бессмертные боги, ибо они находятся в вечном движении и, как представляется, движутся сами по себе. С таким же успехом они могли бы сделать божествами ветряные мельницы.

Калликрат. Нет, нет, я говорю с вами не об афинских бреднях, а также и не о египетских. Я не спрашиваю вас, может ли быть богом планета, баран Аммона или бык Апие и ел ли бога Камбиз, приказавший насадить этого быка на вертел. Я спрашиваю вас совершенно серьезно, существует ли бог, сотворивший мир. В Сиракузах мне рассмеялись в лицо, когда я заметил, что, быть может, такой бог существует.

Эвгемер. А где, скажите пожалуйста, вы в Сиракузах остановились?

Калликрат. У архонта Гиеракса, *моего близкого друга, не более верящего в бога, чем Эпикур.

Эвгемер. А у этого архонта, верно, есть великолепный дворец?

Калликрат. Восхитительный! Главный корпус украшен тридцатью шестью коринфскими колоннами, между которыми помещены статуи, принадлежащие величайшим мастерам. А два флигеля...

 Греч. Оею-«бегу»; вег^е.ЕоЕ —бог (боги); это обычное для древней александрийской филологической школы поверхностное этимологизирование по созвучию,—Примеч.. переводчика,

ДИАЛОГИ ЭВГЕМЕРА

==559

Калликрат. А, я вижу, куда вы гнете! Вы хотите сказать мне, что устройство вселенной, необъятность пространства, наполненного мирами, правильно вращающимися вокруг своих солнц, свет, изливающийся из этих солнц и оживляющий все эти сферы, наконец, все это непостижимое хозяйство указывают на хозяина, в высшей степени разумного, могущественного и вечного; вы собираетесь предъявить мне прекрасные открытия Платона, расширившие сферу существ; вы хотите показать мне великое бытие, возглавляющее эту массу миров, каждый из которых создан для других. Но эти избитые рассуждения не убеждают наших эпикурейцев. Они хладнокровно возражают вам, что вовсе не спорят с тем, что все это — творения природы и в этом присутствует великое бытие; его можно видеть, ощущать в Солнце, звездах, во всех плодах нашей Земли, говорят они, в нас самих, и великой слабостью и безрассудством является стремление приписать какому-то неведомому воображаемому существу, которого нельзя видеть и относительно которого невозможно создать себе ни малейшего представления, — приписать ему, говорю я, деятельность этой природы, столь явно для нас ощутимой, столь знакомой по ее постоянным свершениям, всюду лежащей у нас под ногами, простирающейся над нашими головами, заставляющей нас рождаться, жить и умирать и явно являющейся богом, коего вы ищите: читайте же «Систему природы», «Историю природы», «Принципы природы», «Философию природы», «Кодекс природы», «Законы природы» и т. д.

Эвгемер. А если я скажу вам, что нет ннкакой природы, но все во Вселенной — искусство и исвусство это указывает на творца?

Калликрат. Как! Никакой природы и всё—искусство? Что за пустая идея!

Эвгемер. Первым эту истину выдвинул один малоизвестный философ, быть может невысоко ценимый среди других; но оттого, что исходит она от безвестного человека, она не меньше является истиной. Вы признаёте, что не можете понимать под этим расплывчатым термином — природа — ничего иного, кроме совокупности

 

К оглавлению

==560

существующих вещей, большинство из которых не доживет до завтра: в самом деле, деревья, камни, овощи, гусеницы, козы, девочки и обезьяны не образуют абсолютного бытия, каким бы это бытие ни было. Следствия, не существовавшие вчера, не могут быть вечной; необходимой и творящей причиной. Ваша природа — еще раз — это всего лишь слово, изобретенное для обозначения всеобщности вещей.

Калликрат. Мастер, существование коего вы предполагаете, и есть, согласно нашим эпикурейцам, тайная сила, вечно действующая в этой совокупности вещей, постоянно гибнущих и постоянно воспроизводимых вновь, — сила, которую мы именуем природой.

Эвгемер. Каким образом может быть некая сила распределена в существах, перестающих существовать или еще не родившихся? Как эта слепая сила может обладать достаточным интеллектом для образования чувствующих или думающих живых существ и стольких солнц, каковые, вероятно, вообще не думают? Понимаете ли вы, что подобная система, не основанная ни на какой предшествующей истине, есть всего лишь греза, порожденная воспаленным воображением? Тайная сила, о которой вы толкуете, может пребывать лишь в существе настолько могущественном и разумном, что оно способно образовать разумные существа; в существе необходимом, ибо без его существования не было бы ничего; в существе вечном, ибо, существуя само по себе, оно не допускает определения такого момента, когда бы оно не существовало; в существе благом, ибо, будучи причиной всего, оно не допускает проникновения в себя зла,. Вот что мы, стоики, именуем богом: это — великое бытие, которому мы стараемся подражать в добродетели, поскольку слабые творения могут приблизиться лишь к тени своего Творца.

Калликрат. Но именно это оспаривают у вас наши эпикурейцы. Вы напоминаете скульпторов: они с помощью

ДИАЛОГИ ЭВГЕМЕРА

==561

своих резцов высекают прекрасную статую и начинают ей поклоняться. Вы лепите своего бога, а затем награждаете его эпитетом «благой»; однако взгляните на одну только нашу Этну, на город Катании, поглощенный ею в течение нескольких лет, и на его еще дымящиеся руины. Вспомните, что сообщает нам Платон о гибели острова Атлантида, затонувшего не более десяти тысяч лет назад; подумайте о наводнении, разрушившем всю Грецию.

Что касается нравственного зла, то припомните лишь все то, что вы видели сами, и называйте вашего бога благим, если посмеете. Ведь на этот знаменитый довод никто еще не сумел дать ответ: либо бог не смог воспрепятствовать злу—и тогда всемогущ ли он? Либо он это мог, но не сделал, — где же тогда его благость?

Эвгемер. Это старинное рассуждение, по-видимому развенчивающее бога и ставящее на его место хаос, всегда меня ужасало; страшные безумства, свидетелем коих я был на этом злополучном шаре, еще более меня ужасают. Однако у подножия горы Этны, извергающей пламя и сеящей вокруг нас смерть, я вижу самые веселые и плодоносные поля; в Сиракузах после десятилетия убийств и разрухи я вижу возрождение мира, изобилия, удовольствий, песен и философии; итак, в этом мире все же есть благо, если и существует такое количество зла. Итак, доказано, что бог — если он творец всего — не абсолютно зол.

Калликрат. Но вовсе не довольно того, что бог не всегда и не абсолютно жесток, — надо, чтобы он не был таким никогда. А ведь Землю, его так называемое творение, постоянно постигают ужасные катастрофы. Когда отдыхает Этна, ярятся другие вулканы. Когда уже нет Александра, поднимают головы другие разрушители. На нашем шаре не было ни мгновения без преступлений и катастроф.

Эвгенер. Именно к этому я и веду. Идея бога-палача, создавшего свои творения затем, чтоб их мучать, ужасна и нелепа; идея двух богов, один из коих творит благо, а другой — зло, еще более нелепа и не менее ужасна. Но если вам доказывают истину, разве эта истина умаляется оттого, что она влечет за собой тревожные следствия? Есть необходимое бытие, вечное, источник всего существующего; разве наши страдания умаляют

==562

его существование? Разве умаляет его существование то, что я неспособен объяснить, почему мы страдаем?

Калликрат. Способны вы или нет, я все же прошу вас решиться вместе со мной выяснить ваши мысли га этот счет.

Эвгемер. Я трепещу, ибо хочу поведать вам вещи, похожие на систему, а недоказанная система — всего лишь хитроумная глупость. Как бы то ни было, вот весьма слабый проблеск, различаемый мной, как мне кажется, в этой глубокой мгле; ваше же дело — либо погасить эту искру, либо ее раздуть.

Прежде всего, я отмечаю, что не могу получить представления о боге раньше, чем я получил идею необходимого бытия, существующего само по себе, в силу своей вечной, разумной, благой и могущественной природы. Все эти признаки, представляющиеся мне существенными для бога, не свидетельствуют о том, что он может творить невозможное. Он никогда не сможет сделать так, чтобы три угла треугольника не равнялись в сумме двум прямым. Он не добьется того, чтобы два противоречивых положения между собой согласовались. Возможно, то было противоречием, чтобы зло не вошло в этот мир. Я предполагаю немыслимым, чтобы ветры, необходимые для проветривания земель и для того, чтобы помешать Застаиванию морей, не поднимали бурь. Огонь, разлитый под земной корой для образования растений и минералов, должен был сотрясать земли, разрушать города, уничтожать их обитателей, вызывать оседание гор и воздвигать на их место новые.

Было бы, противоречием, если бы все живые существа жили вечно и вечно плодились: вселенная не могла бы их тогда прокормить. Таким образом, смерть, на которую смотрят как на величайшее зло, была столь же необходима, как и жизнь. Нужно было, чтобы желания воспламенялись в органах всех животных, кои не умели бы стремиться к собственному благополучию без направленного на него вожделения; эти аффекты не могли быть живыми без неистовства, а следовательно, без того, чтобы они вызывали те сильные страсти, кои становятся причиной ссор, войн, убийств, обманов и разбоя. Наконец, бог не мог устроить вселенную иначе как на условиях, на которых она существует,,

ДИАЛОГИ ЭВГЕМЕРА

==563

Калликрат. Значит, ваш бог все же не всемогущ?

Эвгемер. Поистине, он единственный, кто могуществен, ибо это он все создал; но он не сверх меры могуществен. Из того, что зодчий выстроил дом высотой в пятьдесят футов, сложенный из мрамора, не следует еще, что он мог бы построить дом высотой в пятьдесят лье, сложенный из варенья. Каждое существо ограничено своей природой; я осмеливаюсь полагать, что верховному бытию присуще такое же ограничение. Я осмеливаюсь думать, что этот архитектор вселенной, столь ясно зримый нашему уму и в то же время непостижимый, не обитает ни среди нашей огородной капусты, ни в маленьком Капитолийском храме. Но каково его обиталище? С какого неба, с какого Солнца рассылает он всей природе свои вечные указы? Я ничего об этом не знаю; однако я знаю, что вся природа ему повинуется.

Калликрат. Но если все ему повинуется, то когда, думаете вы, издал он свои первые законы для всей этой природы и создал эти бесчисленные солнца, эти планеты, кометы, а также эту бренную и злополучную Землю?

Эвгемер. Вы неизменно задаете мне вопросы, на какие отвечать можно одними только сомнениями. Если я осмелюсь высказать еще одну догадку, я скажу, что, поскольку сущностью этого верховного, вечного бытия, этого создателя, хранителя, разрушителя и восстановителя является действие, немыслимо, чтобы он не действовал вечно. Творения вечного Демиурга по необходимости стали вечными, подобно тому как с первого же момента существования Солнца стало необходимым, чтобы его лучи проникали пространство прямолинейно.

Калликрат. Вы отвечаете мне сравнениями; это заставляет меня подозревать, что вы не усматриваете ясно и точно те вещи, о которых мы говорим; вы стараетесь их прояснить, но, какие бы вы ни прилагали усилия, вы все время вопреки самому себе возвращаетесь к системе наших эпикурейцев, приписывающих всё некой скрытой силе — необходимости. Вы называете эту тайную силу богом, они же — природой.

Эвгемер. Я нисколько не был бы раздосадован» если бы у меня оказалось нечто общее с истинными эпикурейцами — людьми благородными, очень мудрыми и

==564

уважаемыми; но я не согласен с теми, кто признает богов лишь затем, чтобы над ними смеяться, изображая их старыми никчемными распутниками, отупевшими от вина, любви и обжорства.

Что до истинных эпикурейцев, полагающих счастье в одной добродетели, но признающих лишь тайную силу природы, то я согласен с их мнением при условии, что сия тайная сила принадлежит необходимому бытию, вечному, могущественному и разумному, ибо мыслящее существо, именуемое человеком, может быть творением только в высшей степени разумного бытия, т. е. бога.

Калликрат. Я передам им ваши соображения и выражу пожелание, чтобы они рассматривали вас как своего собрата.

Диалог третий

О ФИЛОСОФИИ ЭПИКУРА И О ГРЕЧЕСКОЙ ТЕОЛОГИИ

Калликрат. Я говорил с нашими добрыми эпикурейцами. Большинство из них продолжает настойчиво верить, что их доктрина, по существу, ничем не отлична от вашей. Так же как вы, они допускают вечную, тайную, незримую силу; и поскольку они — здравомыслящие люди, они признают, что сила эта должна быть мыслящей, раз она создала мыслящие существа.

Эвгемер. Это большой шаг на пути познания истины; но что касается тех, кто осмеливается утверждать, будто материя сама пб себе может обладать способностью мышления, то я не могу рассуждать, как они, ибо я отправляюсь от принципа: «Дабы создать мыслящее существо, надо им быть»; они же исходят из предположения: «Мысль может быть дана бытием, каковое само не мыслит», более того, бытием, коего не существует, ибо мы ясно видели, что нет такого бытия, как природа, и это всего лишь отвлеченное имя, обозначающее мноч жество вещей.

Калликрат. Скажите же нам, каким образом эта тайная и необъятная сила, именуемая вами богом, дает нам жизнь, ощущение, мысль? У нас есть душа; но есть ли она у других животных? Что такое эта душа? Появляется ли она в нашем теле, когда мы в зародышевом

ДИАЛОГИ ЭВГЕМЕРА

==565

Эвгемер. Я неопровержимо убежден в том, что бог дал всем нам — людям, животным, растениям, солнцам и крупицам песка — все то, чем мы владеем, все наши способности и наши свойства. В органах, производящих нас на свет и дающих нам жизнь, а также позволяющих нам мыслить, и в законах, управляющих всем, заложено столь глубокое и непостижимое искусство, что я бываю близок к полному истощению, когда осмеливаюсь пытаться понять самую ничтожную деталь этой универсальной пружины, обеспечивающей существование всего, что существует.

Я обладаю чувствами, прежде всего доставляющими мне удовольствие или страдание. У меня есть идеи, образы, получаемые мной через посредство моих чувств и входящие в меня без всякого зова с моей стороны. Я не образую сам эти идеи; но когда они скапливаются во мне в достаточно большом количестве, я с огромным удивлением начинаю чувствовать в себе способность комбинировать из них некоторые сложные представления. Развивающаяся во мне способность припоминать то, что я видел и чувствовал, позволяет мне сочетать у себя в голове образ моей кормилицы с образом моей матери, а образ дома, в котором меня растят, —с образом соседнего дома. Так я собираю воедино тысячи различных идей, из которых ни одна не была порождена мной: действия эти — результат другой способности, способности повторять услышанные мной слова и связывать с ними поначалу какой-то небольшой смысл. Мне говорят, что все это называется памятью.

Наконец, когда со временем мои органы укрепляются, мне говорят, что мои способности чувствовать, припоминать, сочетать идеи и есть то, что именуют душой.

Слово это не означает и не может означать ничего кроме одушевляющего начала. Все восточные народы Называют «жизнью» то, что мы именуем «душой»; таким образом, мы обладаем способностью давать обобщающие и отвлеченные имена вещам, не поддающимся у нас определению. Мы вожделеем, но в нас вовсе не живет реальное существо, именуемое «вожделением». Мы хотим, но в нашем сердце нет маленькой особы, именуемой «воля». Мы воображаем, но в нашем мозгу нет особого