74
сотрудник дорожной конторы, где ей удалось найти работу,
однажды стал напевать мелодию из оперы «Наталка-Полтавка» и
таким образом дал ей понять, что он тоже украинец, что он ей друг.
А открыто общаться с ней, спецпоселенкой и «капиталисткой», он
не мог [7, 71-77].
Важными
культурными
маркерами
национальной
идентичности был язык. Обычно, в многонациональном лагерном
социуме «начальство» и узники говорили исключительно на
русском языке. Более того, дочь
репрессированного Василия
Дымнича вспоминала, что они перестали говорить на украинском
даже дома, так как «помнили, что отец был обвинен в
национализме» [8,102]. Но в Кенгирском лагере, где было почти
половина узников - бывшие оуновцы,
сложилась уникальная
ситуация, когда «западные украинцы, которых было после войны
много в лагере, пользуясь тем, что их понимали, не хотели говорить
по-русски, а только по-украински. Иностранцы и жители Средней
Азии, совсем не знавшие русского языка, постепенно обучались их
языку, считая его русским. В общем, большинство заключенных
лагеря говорило на дикой смеси из слов разных языков, которую
они принимали за русский» [13].
Второй особенностью украинских
узников было соблюдение
религиозных обрядов, за которые ждало суровое наказание.
Параска Тымчук вспоминала, что ее и подружек посадили в карцер
за то, что они запели в бараке украинскую колядку на Рождество
[15]. Владимир-Игорь Порендовский описал, как в 1952 году
украинские узники инициировали совместное тайное празднование
Рождества в бараке Кенгирского лагеря, в котором принимали
участие все другие невольники разных национальностей и
вероисповеданий. Они сделали из нар длинные столы, на
которых
разложили нехитрые угощения из лагерного киоска, прочитали
молитву и спели несколько колядок. «Этот Свят-вечер очень
сильно помог нам в интеграции лагерного сообщества. А это
позволило нам выдержать 40-дневную забастовку в 1954 году» [11].
Достарыңызбен бөлісу: