265
отличие от эксперимента, не имеет однозначности увиденного собственными глазами.
Если поставить теперь вопрос, каково происхождение этого оттенка в значении понятия
исследования, который подчеркивает Дройзен в своем поразительном противопоставлении
эксперимента и исследования, то поиск ответа на него, как мне кажется, ведет к понятию
исследования совести. Мир истории основывается на свободе, и она остается в конечном счете
неисповедимой тайной личности. Только самоисследование совести способно приблизить к ней, и
только Бог способен здесь знать. По этой причине историческое исследование не может
стремиться к познанию законов и, во всяком случае, не может взывать к экспериментальному
решению. Ибо историк отделен от своего предмета бесконечным опосредованием традиции.
Но, с другой стороны, эта отдаленность есть как раз близость. Историк связан со своим
«предметом». Хотя его и нет перед глазами, как при однозначных подтверждениях эксперимента,
но все-таки историк связан своим, совершенно иным, нежели у естествоиспытателя, способом со
своим предметом благодаря понятности и близости нравственного мира. Знание «понаслышке» —
здесь это не дурная вера на слово, а единственно возможное знание.
«Всякое «Я» заключено в себе, каждый раскрывается перед каждым в своих проявлениях» [§ 91].
То, что познается, является соответственно принципиально разным в случае познания природы и в
случае познания истории: что для познания природы законы, то для историка — нравственные
силы [§ 16]. В них историк находит свою истину.
При беспрерывном исследовании традиции понимание в конце концов снова и снова увенчивается
удачей. Категория понимания сохраняет для Дройзена, при всем опосредовании, признак
последней непосредственности. «Возможность понимания заключена в конгениальных для нас
проявлениях, которые мы находим как исторический материал». «По отношению к людям, к
человеческим проявлениям и образам мы являемся и чувствуем себя по сути сродными и
взаимными» [§ 9]. Подобно тому как понимание связывает отдельные «Я» с нравственными
общностями, к которым оно принадлежит, так и сами эти общности — семья, народ, государство,
религия — становятся понятными как выражения.
Таким образом, посредством понятия
выражения
историческая реальность поднимается в сферу
смысла, и
вследствие этого также в дройзеновском методологиче-
Достарыңызбен бөлісу: |