356
также и фактическое искажение познания. Из истории науки мы знаем это искажение как
возможность неопровержимого доказательства очевидно ложного. В целом, однако, власть
истории воздействий не зависит от ее признания. Власть истории над конечным человеческим
сознанием в том и состоит, что она проявляется даже там, где человек, уверовав в свой метод,
отрицает собственную историчность. Именно потому требование осознать историю воздействий
столь настоятельно; оно выступает как необходимое для научного сознания требование. Тем не
менее это отнюдь не означает, что оно полностью выполнимо. Утверждение, что история
воздействий полностью осознана, столь же рискованно, как и гегелевская претензия на абсолют-
ное знание, в котором история приходит к совершенному самосознанию и тем самым возвышается
до понятия. Действенно-историческое сознание есть, скорее, момент в осуществлении самого
понимания, и мы еще увидим, какую роль оно играет в
достижении правильной постановки
вопроса.
Действенно-историческое сознание есть прежде всего осознание герменевтической
ситуации.
Однако задача осознания какой-либо ситуации всегда влечет за собой совершенно особенные
трудности. Ведь понятие ситуации характеризуется тем, что мы ей не противопоставлены и
потому не можем иметь о ней предметного знания
31
. Мы пребывем в ней, мы всегда преднаходим
себя в какой-либо ситуации, высветление которой является для нас задачей, не знающей
завершения. Это распространяется также и на герменевтическую ситуацию, на ситуацию, где мы
стоим перед преданием, которое нам следует понять. Также и высветление этой ситуации, то есть
действенно-историческая рефлексия, не может быть завершено, однако эта незавершенность не
свидетельствует о недостаточности рефлексии, но заложена в самом существе того исторического
бытия, которое есть мы сами.
Историческое бытие никогда не исчерпывается знанием себя.
Всякое знание-себя вырастает из исторической пред-данности, которую мы можем назвать вместе
с Гегелем субстанцией, поскольку она служит основой для всех субъективных мнений и
отношений, а следовательно, предуказывает и ограничивает также и все возможности понимания
какого-либо предания в его исторической инаковости. С этой точки зрения задача философской
герменевтики может быть определена так: она должна
Достарыңызбен бөлісу: |