448
с чужого языка. Всякий согласится, что перевод текста, как бы глубоко ни вжился и ни
вчувствовался переводчик в своего автора, есть не восстановление того душевного состояния, в
котором находился когда-то пишущий, но воспроизведение самого текста, руководствующееся по-
ниманием смысла сказанного в этом тексте. Не может быть сомнений, что речь здесь идет об
истолковании, а не о простом повторении того же самого процесса. Текст предстает здесь перед
читателем в новом свете, в свете другого языка. Требование верности оригиналу, которое мы
предъявляем к переводу, не снимает принципиального различия между языками. Как бы мы ни
стремились к точности, мы все равно вынуждены принимать подчас весьма сомнительные
решения. Если мы хотим подчеркнуть в переводе какой-нибудь важный, с нашей точки зрения,
момент оригинала, то нам ничего не остается, как лишь оставить в тени или вообще опустить
другие его моменты. То же самое, однако, характерно и для истолкования. Как и всякое
истолкование, перевод означает переосвещение (Überheilung), попытку представить нечто в новом
свете. Тот, кто переводит, вынужден взять на себя выполнение этой задачи. Он не может оставить
в своем переводе ничего такого, что не было бы совершенно ясным ему самому. Он вынужден
раскрыть карты. Разумеется, возможны пограничные случаи, когда нечто в оригинале (и даже для
«первоначального читателя» ) действительно остается неясным. Однако именно здесь становится
очевидным то стесненное положение, в котором всегда находится переводчик. Здесь он вынужден
отступить. Он должен сказать со всей ясностью, как именно он понимает текст. Поскольку,
однако, он не в состоянии передать все измерения своего текста, постольку это означает для него
постоянный отказ и отречение. Всякий перевод, всерьез относящийся к своей задаче, яснее и. при-
митивнее оригинала. Даже если он представляет собой мастерское подражание оригиналу, какие-
то оттенки и полутона неизбежно в нем пропадают. (В редчайших случаях творческого
подражания эта утрата может быть восполнена чем-то иным или даже вести к новым
достижениям: я думаю сейчас о том своеобразном душевном здоровье, которое проявляется в
бодлеровских «Цветах зла» в переводе Стефана Георге.)
Переводчик часто мучительно осознает дистанцию, отделящую его от оригинала. В самом его
обращении с текстом есть что-то от усилий по достижению взаимопонимания в устной беседе.
Однако это ситуация особенно труд-
Достарыңызбен бөлісу: |