561
конечность человеческого существования
46
. Сродство, обнаружившееся между платоническим
учением о красоте и идеей универсальной герменевтики, также свидетельствует о непрерывности
этой платонической традиции. 2. Если мы будем исходить из основополагающего онтологического
устроения, которое раскрылось нам благодаря герменевтическому опыту бытия и согласно ко-
торому бытие есть
язык, то есть пред-ставление-себя
(Sichdarstellen), то мы увидим, что из него
вытекает не только характер события, свойственный прекрасному, но и характер свершения,
свойственный всякому пониманию. Способ бытия прекрасного оказался для нас знаком всеобщего
бытийного устроения; нечто подобное, как мы увидим, относится и к связанному с ним
понятию
истины.
Также и здесь мы можем исходить из метафизической традиции, но также и здесь нам
придется спросить себя, что в ней еще остается значимым для герменевтического феномена.
Согласно традиционной метафизике, истинность сущего принадлежит к его трансцендентальным
определениям и теснейшим образом связана с его благостью (в которой, с другой стороны,
проявляется и его красота). Напомним высказывание Фомы Аквинского, согласно которому
прекрасное следует соотносить с познанием, а благое — с вожделением
47
. Прекрасно то, при виде
чего желание успокаивается: cuius ipsa apprehensio placet. Прекрасное добавляет, сверх благого,
порядок, ориентированный на познавательную силу: addit supra bonum quemdam ordinem ad vim
cognoscitivam. «Вы-явление» прекрасного являет себя здесь как свет, сияющий над оформленными
вещами: lux splendens supra formatura.
Мы стремимся выделить это высказывание из метафизического контекста учения о «форме» и
опираемся при этом опять-таки на Платона. Он первый показал, что существенным моментом
прекрасного является αλήθεια (истина, несокрытость),— и совершенно ясно, что он при этом
имеет в виду: прекрасное, способ явления благого, само делает себя явным, раскрывает себя в
своем бытии, само себя предъ-являет, пред-ставляет (darstellt). То, что таким образом пред-
ставляется, в своей представленности не отличается от себя самого. Оно не есть нечто одно для
себя и нечто иное для других. Оно не есть также нечто в чем-то ином. Оно не есть блеск, разлитый
по некоей форме и падающий на нее откуда-то извне. Такова, напротив, бытийная природа самой
формы: подобным образом сиять и представляться. Из этого следует, однако, что с
Достарыңызбен бөлісу: |