Реабилитация и внутренняя репатриация калмыков и народов Северного Кавказа

Прозябание депортированных народов на чужбине растянулось более чем на десятилетие. Возможностей бороться за свои права у них практически не было, и поэтому нельзя не отметить такую экстравагантную акцию, как вручение 13декабря 1953 года калмыцкой делегацией во главе с Д. Бурхиновым меморандума о положении калмыков Генеральному секретарю ООН Д. Хаммершельду²⁹.

Первым шагом политической и гражданско-правовой реабилитации «наказанных народов» стало снятие с них ограничений по спецпоселению. Такое же списочное и поголовное, как и наложение на них этих ограничений, оно состоялось в интервале смая 1955 по июль 1956 гг., причем первыми, кого это коснулось, стали те, с кого «наказания» народов и начались, — немцы. На них, согласно Постановлению СМ СССР от 24 ноября 1955 года «О снятии с учета некоторых категорий спецпоселенцев», пришлось 695 тыс. чел. из 740 тыс., освобожденных из-под надзора³⁰.

На этом этапе ни один из «наказанных народов» еще не получил легитимного права на возвращение на родину и, следовательно, не имел преимуществ перед другими.

Начало 1957 года ознаменовалось вторым шагом — возвращением пяти «наказанным народам» утраченной ими в годы войны государственности и автономии. Сделано это было весьма своеобразно: ПВС СССР своим Указом от 9 января «рекомендовал» ПВС РСФСР восстановить автономии. Таким образом, хотя упразднение автономий было произведено союзным центром, их восстановление было передано в компетенцию союзной республики (РСФСР).

Вскоре части репрессированных народов было предоставлено право вернуться на их прежнее местожительство на Северном Кавказе и Нижней Волге: 25 января 1957 года зам. министра внутренних дел Толстиков подписал приказ «О разрешении проживания и прописки калмыкам, балкарцам, карачаевцам, чеченцам , ингушам и членам их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны»³¹.

Политика партии и правительства по-прежнему была весьма дифференцированной, никакой уравниловки не было. Немцам, крымским татарам, а также туркам-месхетинцам (и прочим депортированным из Закавказья) возвращение в правовое поле гражданства было обставлено запретом физического возвращения на родные земли.³² Так группа тотально депортированных народов была расколота в первый раз.

У тех же депортированных народов, кому путь на родину был открыт, процесс возвращения начался практически сразу вслед за обретением государственности. Но уравниловки не было и среди них. Так, балкарцам, чеченцам и ингушам статус автономной республики был дарован с самого начала, тогда как калмыкам и карачаевцам дали лишь статус автономной области: но если карачаевцы и до выселения обладали таким статусом, то для калмыков это было явное «понижение»: повышения статуса до республиканского им пришлось ждать до 29 июля 1958 года, то есть еще 1,5 года. Карачаевцев ущемили иначе: если до депортации существовала отдельная Карачаевская АО, то теперь автономия была дарована лишь «на паях» с черкесами.

Казалось бы, второй клин был вбит между «привилегированными» чеченцами, ингушами и балкарцами, с одной стороны, и «дискриминированными» калмыками и, может быть, карачаевцами, с другой. Но на самом деле трещина прошла, но совсем не здесь, а по другой линии, зато прошла гораздо глубже: по-настоящему «дискриминированными» на этом этапе оказались именно чеченцы и ингуши, а также калмыки, поскольку их административно-государственная реабилитация (восстановление национальной государственности) не была подкреплена реабилитацией территориальной (восстановлением границ национальных автономий на момент депортаций)³³, то есть была изначально и принципиально неполной. Иными словами, и чеченцам, и ингушам хотя и разрешено было возвращаться в их прежнее территориально-административное образование, но восстановленное не в том виде и не в тех границах, как оно было до высылки: их обновленные контуры роковым образом содержали купюры, грозившие кровавыми «разборками» в будущем. Опасность, которая за этим стояла, тогда, при авторитарном и унитарном советском государстве, быть может, в полной мере и не осознавалась, но сегодня, когда Владикавказ и, особенно, Пригородный район уже стали внятными знаками кровопролития, смысл этих территориальных «нюансов» проступил с недвусмысленной четкостью.

Таким образом, восемь «наказанных народов» (присоединяем к «семерке» турок-месхетинцев — народ, пусть и не имевший до депортации своей автономии, но даже по числу депортированных превосходивший балкарцев и не уступавший ингушам и калмыкам, аглавное — и сегодня наглухо отрезанный от родины) оказались разбитыми на три группы.

В первую группу входили карачаевцы и балкарцы — реабилитированные народы (их реабилитация была удовлетворительной по крайней мере по всем формальным признакам); во вторую — чеченцы, ингуши и калмыки — частично (или неудовлетворительно) реабилитированные народы (реабилитированные в гражданско-правовом и административно-государственном отношениях, но не в территориальном); в третью— немцы, крымские татары и турки-месхетинцы — не реабилитированные народы, чья реабилитация свелась только к политической, или гражданско-правовой реабилитации, но не к административно-государственной и тем более территориальной.

С точки зрения своего конфликтогенного потенциала, вторая группа представляла собой гораздо более мощный очаг опасности, чем третья, уже в силу того, что участвующий в нем «неудовлетворенный» этнос консолидирован и административно-структурирован.

Рассмотрим, коротко и в указанной разбивке, развитие событий по отдельным «наказанным народам». В их зеркале отчетливо видны как общие, так и отдельные проблемы каждого из них. […]

Реабилитация крымских татар

Крымских татар выселяли из РСФСР; спустя десятилетие Крым сменил государственную принадлежность — Указ ПВС от 19 февраля 1954 года перевел его под юрисдикцию УССР. Указом ПВС от 28 апреля 1956 года крымские татары были сняты со спецпоселения и восстановлены в общегражданских правах. Но не во всем объеме: вчастности, они были лишены прав на репатриацию и реституцию, то есть права вернуться на свою родину и права на возвращение конфискованного при депортации имущества. Да и те огульные обвинения, которые им при этом вменялись, были дезавуированы значительно позже, а именно в Указе ВС от 5 сентября 1967 года (выходу этого указа предшествовала встреча председателя КГБ Ю. Андропова с делегацией крымских татар).

Вместе с тем движение крымских татар за возвращение на родину ведет свою историю от всенародной петиционной кампании 1956 года. Начиная с 1968 года оно сблизилось с советским правозащитным движением, вскоре став одной из его главных частей⁶². Активисты крымско-татарского движения находились под постоянным присмотром органов госбезопасности или внутренних дел⁶³. Особенно громкими были аресты и процессы над Мустафой Джемилевым (1969, 1974 и 1979 гг.).

В октябре 1966 года состоялись — и были жестоко разогнаны милицией и войсками— массовые митинги крымских татар в связи с 45-летием образования Крымской АССР. 21 июня 1967 года делегацию крымских татар приняли секретарь ВС СССР Георгадзе, министр внутренних дел Щелоков, председатель КГБ Андропов и Генеральный прокурор Руденко. Данное на встрече обещание о скорой реабилитации крымских татар и разрешении им возвращаться в Крым, однако, выполнено не было. И лишь 5 сентября 1967 года, после многотысячных— и, разумеется, разогнанных — демонстраций в Ташкенте 27 августа и 2 сентября, вышли два Указа ПВС. Первый из них выразительно назывался «О гражданах татарской национальности, ранее проживавших в Крыму»: он все-таки снимал с крымских татар огульные обвинения в измене родине. Второй же Указ— «О порядке применения части 2 Указа ПВС от 28 апреля 1956 года» (именно эта часть подтверждала запрет на въезд в Крым) — формально разрешал крымским татарам селиться по всей территории СССР, в том числе, стало быть, и в Крыму, но только «в соответствии с действующим законодательством о трудоустройстве и паспортном режиме».

На практике это и означало, что новым «оружием государственный защиты» от крымских татар стали паспортный режим и прописка⁶⁴. Тем не менее первые возвращенцы отправились на родину чуть ли не в день опубликования указов. За три месяца — ссентября по декабрь 1967 года — в Крым прибыло около 1200 семей (6 тыс. чел.), однако прорваться сквозь замкнутый круг и прописаться на законных основаниях смогли только две семьи и трое холостяков. Руководители предприятий были проинструктированы об отказе крымским татарам в приеме на работу, директора школ— об отказе в приеме детей непрописанных крымских татар, а нотариусы— об отказах в оформлении купленных татарами домов⁶⁵.

Весной 1968 года правила переселения в Крым были еще более ужесточены: легально вернуться на родину можно было только по оргнабору, то есть тем, с кем направленные в Среднюю Азию уполномоченные из Крыма заключили договора о приеме на работу. В 1968 году по оргнабору переселилось всего 168 татарских семей, в 1969 году— 33 и в 1970 году— 16. Разумеется, число вернувшихся явочным порядком, безо всякого на то разрешения властей, было значительно выше, хотя их по-прежнему не прописывали и даже осуждали за нарушение паспортного режима (в 1968 году из 12 тыс. возвращенцев прописалось всего 18 семей и 13 холостяков, а 17 чел. посадили). Всего же за 1968–1979 гг. в Крыму смогли прописаться около 15 тыс. крымских татар.⁶⁶ Следует подчеркнуть, что в основном это были наиболее активные участники крымско-татарского движения; зато активность оставшихся в Средней Азии была тем самым серьезно ослаблена, и среди них усилились просительные и даже пораженческие настроения.

Столкнувшись с эшелонированным заслоном властей и не сумев прописаться и устроиться в Крыму, десятки тысяч крымских татар предпочли поселиться вне Крыма, но хотя бы в непосредственной близости от него, в частности на западе Краснодарского края (Крымский район, районы Тамани и Новороссийска) или же Южной Украине (в Херсонской и Николаевской обл., в Новоалексеевке и Мелитополе и т. д.).

Кстати, попытки властей закрепить крымских татар в Средней Азии или Казахстане терпели фиаско: так, в 1974 году, когда первым секретарем обкома КПСС Джезказганской области был назначен крымский татарин С. Таиров, население никак не отреагировало на его призывы переселяться под его крыло. «Ни один крымский татарин, — писал самиздатский крымско-татарский журнал «Эмель»,— даже агент КГБ и провокатор движения, в душе не отказался от своих стремлений вернуться на родину»⁶⁷.

Власть нанесла по крымским татарам еще один — несколько экстравагантный— удар: при проведении Всесоюзной переписи населения 1970 года их просто «не заметили», объединив с остальным татарским населением страны. Это побудило крымских татар провести в 1971 году альтернативную самоперепись, давшую результат в 833 тыс. чел.⁶⁸

В конце 1970-х гг. власти перешли в «контрнаступление»: 25 апреля 1978 года вступило в силу негласное указание Министра внутренних дел Узбекистана за № 221, запрещающее паспортным столам милиции выписывать из Узбекистана крымских татар, не имеющих справки с будущего места проживания о наличии у них там работы и жилья. Ни в какой другой союзной республике такого правила не было, да и в Узбекистане оно применялось только к крымским татарам.

В самом Крыму с октября 1978 года участились случаи выселения и даже выдворения крымских татар из Крыма (речь шла о десятках семей). Для придания этому видимости законности, СМ СССР принял 15 октября 1978 года постановление № 700 «О дополнительных мерах по укреплению паспортного режима в Крымской области»: для этого теперь не требовалось судебного решения, хватало и райисполкомовского! ⁶⁹

Одно из таких выселений привело к самосожжению в июне 1978 года столяра Мусы Мамута из с. Беш-Терек (Донское) Симферопольского района. Но ни это, ни серия обращений и делегаций в областные и общесоюзные инстанции, предпринятые крымскими татарами в конце 1970-х гг., ни тем более обращение в ООН в 1979 году никакого видимого результата так и не принесли⁷⁰, если не считать признания их полноправными фигурантами Переписи населения СССР 1979 года.

В 1987 году была создана Госкомиссия по проблемам крымско татарского народа (ее председателем был А. А. Громыко), но дальше мер по улучшению социально-бытовых условий жизни крымско-татарского народа и его культурного развития ее предложения не шли: оснований для образования хотя бы Крымской АО по-прежнему не просматривалось. Не внесла перелома в этот вопрос и упомянутая выше Декларация ВС от 14 ноября 1989 года.

Тем не менее все эти годы и при любых условиях крымские татары боролись за свои права с редкостным упорством, готовность переселиться на родину немедленно, практически на любых условиях, была почти единодушной, так что татарские погромы июня 1989 года в Ферганской долине не пробудили, а только усилили эту решимость⁷¹.

5–6 января 1990 года состоялся Пленум Крымского обкома КПСС, посвященный проблемам межнациональных отношений в Крыму. В нем впервые приняли участие также и представители крымских татар. А в мае 1990 года была принята концепция государственной программы возвращения крымских татар в Крым, в которой признавалось их право на возвращение в Крым — то есть, по существу, то, что и так, безо всякой концепции и вопреки сопротивлению государства, уже происходило в реальности (государство зато устанавливало сроки завершения этого переселения: сначала— 1996 год, позднее — 1998).

В 1997 году истек срок разработки «Государственной программы адаптации и интеграции в украинское общество депортированных крымских татар и граждан других национальностей, возрождения и развития их культуры и просвещения», и была принята «Программа первоочередных мер по расселению и обустройству депортированных крымских татар и лиц других национальностей, которые вернулись и проживают в Автономной республике Крым»⁷².

Видимо, в рамках этой концепции СОПС АН УССР разрабатывал «Предложения по рациональному расселению крымских татар и развитию социальной сферы Крымской области»⁷³. Согласно ее установкам, для примерно 60% ожидавшихся тогда крымских татар в качестве мест проживания были определены степные районы Крыма (до депортации в ней проживал всего 31% крымско-татарского населения); при этом утверждалось, что не только приморская, но и горная зона перенаселена, что не соответствовало действительности. Городское расселение крымских татар закладывалось даже на более низком уровне, чем это было даже до депортации, хотя за годы изгнания их собственная урбанизированность только повысилась.⁷⁴

Первый заметный поток крымских татар (около 5 тыс. чел.) прибыл на полуостров в 1977–1979 гг. К весне 1987 года в Крым переселилось уже около 17,5 тыс. крымских татар, но к середине года их число удвоилось⁷⁵. В декабре 1987 года была разрешена прописка крымских татар в 18 из 24 районов области (в степной и предгорной зонах). По данным переписи 1989 года, в Крыму находилось уже 38,4 тыс. крымских татар. В течение 1989 года репатриировалось около 30 тыс. чел., а в течение 1990 года — около 40 тыс. чел. К концу 1991 года число вернувшихся крымских татар достигло 150 тыс. чел., из них только примерно половина имели статус граждан Украины⁷⁶. Однако в дальнейшем приток крымско-татарского населения на полуостров замедлился (1992 год — 25 тыс., 1993— 17 тыс., 1994 — 11 и 1995 год— 9 тыс. чел), но среди прибывающих неуклонно росла доля городского населения.

На начало 1996 года общее число крымских татар в Крыму достигло 220,5 тыс. чел., а с учетом непрописанных — около 240 тыс. чел. Это поставило их на третье (после русских и украинцев) место среди народов Крыма по численности; в отдельных селениях или даже районах доля крымско-татарского населения превысила четверть⁷⁷. В каждом административном районе или селении Крыма, где проживают татары, были созданы их органы самоуправления — меджлисы (нелегитимные с точки зрения конституции Украины⁷⁸). За эти годы крымские татары завоевали прочные позиции на сельскохозяйственном рынке полуострова, а по некоторым данным — и в теневой экономике. В то же время угрожающе высоким является уровень безработицы среди крымских татар. Большую опасность представляют и конфликты (нередко кровавые), время от времени возникающие у них как с властями, так и с остальным населением полуострова⁷⁹.

12 февраля 1991 года ВС Украины принял постановление о преобразовании Крымской области в Крымскую АССР в составе УССР, а 26 февраля 1992 года Крымская АССР была переименована в Республику Крым. При этом новосозданная республика официально никак не увязывалась ни с татарским, ни с преобладающим в ней русским населением Крыма (заметим, что крымско-татарская община является противником пророссийского сепаратизма в Крыму).

После распада СССР процесс территориальной репатриации крымских татар, как, впрочем, и турок-месхетинцев (см. ниже), стал международной проблемой, затрагивающей целый ряд суверенных государств — прежде всего Узбекистан, Украину, Грузию иРоссию. Россия довольно быстро самоустранилась от соучастия в их репатриации, хотя и является правопреемницей СССР — государства, осуществившего депортацию крымских татар: уже в 1992 году ее финансовая помощь была минимизирована, а в 1993 году и вовсе прекращена. Узбекистан же, по свидетельству С. Червонной, счел за благо немного нажиться на крымско татарской репатриации, установив на ее пути таможенные и другие рогатки. И даже те скромные средства, что выделялись на обустройство в Крыму легальных крымско-татарских репатриантов, часто расходовались бессистемно и не по назначению⁸⁰.

В России крымских татар сравнительно немного; те из них, кто поселился в Краснодарском крае, например, в последние годы активно стягиваются в Крым и как бы «уступают место» приехавшим в край туркам-месхетинцам, часто продавая им свои дома. В то же время значительная часть крымско татарского народа все еще проживает вне Крыма. […]