Пьеса предоставлена Ольгой Амелиной
Антигона. Может быть, лучше. Раньше я верила. Опять воцаряется молчание. Креон
жүктеу/скачать 221 Kb.
|
Антигона. Может быть, лучше. Раньше я верила. Опять воцаряется молчание. Креон (подходит к Антигоне). Что же ты теперь будешь делать? Антигона (встает, как во сне). Пойду в свою комнату. Креон. Не оставайся одна. Повидайся утром с Гемоном. Поскорее выходи за него замуж. Антигона (со вздохом). Да. Креон. У тебя вся жизнь впереди. Поверь, наши с тобой споры — пустая болтовня. Ведь ты владеешь таким бесценным сокровищем — жизнью. Антигона. Да. Креон. Все остальное не в счет. А ты собиралась пустить его на ветер! Я понимаю тебя: в двадцать лет я поступил бы точно так же. Вот почему я жадно внимал твоим словам. Я слушал из дали времен голос юного Креона, такого же худого и бледного, как ты, тоже мечтавшего о самопожертвовании... Выходи поскорее замуж, Антигона, и будь счастлива! Жизнь не то, что ты думаешь. Она словно вода проходит у вас, молодых, между пальцами, а вы этого и не замечаете. Скорее сомкни пальцы, подставь ладони. Удержи ее! И ты увидишь, она станет маленьким комочком, простым и твердым ядрышком, которое можно потихоньку грызть, сидя на солнышке. Те, кто нуждается в силе твоего духа, твоего порыва, будут уверять тебя, что все это не так. Не слушай их! Не слушай и меня, когда я буду произносить очередную речь над гробницей Этеокла. Все это неправда. Правда только то, о чем не говорят... Ты тоже это узнаешь, может быть, слишком поздно. Жизнь — это любимая книга, это ребенок, играющий у твоих ног, это молоток, который крепко сжимаешь в руках, это скамейка у дома, где отдыхаешь по вечерам. Ты будешь еще больше презирать меня, но когда-нибудь — это ничтожное утешение в старости — ты поймешь, что жизнь, вероятно, все-таки счастье. Антигона (шепчет, растерянно озираясь). Счастье? Креон (ему внезапно стало немного стыдно). Жалкое слово, не так ли? Антигона (тихо). Каким же будет мое счастье? Какой будет та счастливая женщина, в которую превратится маленькая Антигона? Какие жалкие поступки придется ей совершать изо дня в день, чтобы зубами вырвать свой крохотный клочок счастья? Скажите, кому ей нужно будет лгать, кому улыбаться, кому продавать себя? Кому она спокойно даст умереть, отводя взгляд в сторону? Креон (пожимая плечами). Ты сошла с ума, замолчи! Антигона. Нет, не замолчу! Я хочу узнать, что я, именно я, должна совершить, чтобы быть счастливой? И узнать немедленно, раз нужно немедленно сделать выбор. Вы говорите, что жизнь прекрасна. Вот я и хочу узнать, как я должна поступать, чтобы жить. Креон. Ты любишь Гемона? Антигона. Да, я люблю Гемона. Я люблю Гемона, молодого и сурового. Гемона, такого же требовательного и верного, как я. Но если ваша жизнь, это ваше счастье должно восторжествовать и над ним, если Гемон не будет больше бледнеть, когда бледнею я; не будет думать, что я умерла, когда я опаздываю на пять минут; не будет чувствовать себя совсем одиноким и не возненавидит меня, когда не поймет, почему я смеюсь; если рядом со мной он должен стать господином Гемоном; если и он тоже должен научиться говорить «да», — тогда я не люблю его больше! Креон. Ты сама не знаешь, что говоришь. Замолчи! Антигона. Нет, я знаю, что говорю, а вот вы меня уже не понимаете. Я сейчас говорю с вами издалека — из царства, в которое вам с вашими морщинами, с вашей мудростью и с вашим брюхом уже не пройти. (Смеется.) Я смеюсь, Креон, потому что вдруг представила себе, каким ты был в пятнадцать лет. Наверно, таким же бессильным, но уверенным в своем могуществе. Жизнь лишь добавила вот эти морщинки на твоем лице да слой жира на теле. Креон (трясет ее). Замолчишь ли ты наконец? Антигона. Почему ты хочешь заставить меня молчать? Потому что знаешь, что я права? Думаешь, я не прочла это в твоих глазах? Ты понимаешь, что я права, но никогда не признаешься в этом, потому что сейчас готов защищать свое счастье, как собака кость. Креон. И свое и твое, дура! Антигона. Как вы все мне противны с вашим счастьем! С вашей жизнью, которую надо любить, какой бы она ни была. Вы, словно собаки, облизываете все, что найдете. Вот оно, жалкое, будничное счастье, надо только не быть слишком требовательным! А я хочу всего, и сразу, и пусть мое счастье будет полным, иначе мне не надо его совсем! Я вот не хочу быть скромной и довольствоваться подачкой, брошенной мне в награду за послушание. Я хочу сегодня же быть уверенной во всем, хочу, чтобы мое счастье было таким же прекрасным, каким я видела его в своих детских мечтах, — или пусть я умру. Креон. Ну-ну, продолжай! Ты говоришь, как твой отец! Антигона. Да, как мой отец! Мы из тех, кто идет до конца. До самого конца, когда не остается и тени надежды, пусть даже подавляемой надежды. Мы из тех, кто перешагивает через вашу надежду, через вашу драгоценную надежду, через вашу гнусную надежду, когда она становится у нас на пути! Креон. Замолчи! Если бы ты видела, какой ты была безобразной, когда выкрикивала эти слова! Антигона. Да, я безобразна! Это и в самом деле отвратительно — выкрики, резкие движения, словно нищенки дерутся... Отец стал прекрасен лишь потом, когда уже не было никаких сомнений, что он убил своего отца, спал со своей матерью, и ничто больше, ничто на свете не могло его спасти. Тогда он сразу успокоился, лицо его словно озарилось улыбкой, и он стал прекрасен. Все было кончено. Ему оставалось только закрыть глаза, чтобы не видеть вас больше! Не видеть ваших физиономий, этих жалких лиц претендентов на счастье! Вот вы действительно безобразны, даже самые красивые из вас. Что-то безобразное притаилось в уголках ваших глаз и ваших губ: ты сейчас верно сказал, Креон, это кухня. У всех у вас лица кухарей! Креон (выворачивая ей руки). Я приказываю тебе замолчать, слышишь? Антигона. Ты приказываешь мне, кухарь? По-твоему, ты можешь мне что-то приказывать? Креон. В прихожей полно народу. Ты хочешь погубить себя? Тебя услышат! Антигона. Ну что ж, открой двери! Конечно, они должны меня услышать! Креон (пытаясь зажать ей рот). О боги, замолчишь ли ты наконец? Антигона (отбиваясь). Ну же, кухарь, быстрей! Зови своих стражников! Дверь открывается. Входит Исмена. Исмена (кричит). Антигона! Антигона. А тебе-то что надо? Исмена. Антигона, прости меня! Антигона, ты видишь, я пришла, я набралась мужества. Теперь я пойду с тобой. Антигона. Куда ты пойдешь со мной? Исмена (Креону). Если вы ее казните, вам придется казнить и меня! Антигона. О нет! Не сейчас! Не тебе умирать! Мне, мне одной. Не воображай, что ты сейчас умрешь вместе со мной. Это было бы слишком легко! Исмена. Я не хочу жить, если ты умрешь, я не хочу жить без тебя! Антигона. Ты уже избрала жизнь, а я смерть. Не приставай ко мне со своими причитаниями! Надо было идти туда сегодня ночью, ползти во тьме на четвереньках. Надо было скрести землю ногтями под самым носом у стражников и дать схватить себя, как воровку! Исмена. Ну, так я пойду завтра! Антигона Слышишь, Креон? И она тоже! Кто знает, не последуют ли моему примеру и другие, когда услышат мои слова? Чего ж ты ждешь? Заставь меня замолчать! Чего ж ты ждешь? Зови своих стражников! Ну, Креон, наберись мужества, тебе надо пережить всего одну скверную минуту. Ну же, кухарь, ведь это необходимо! Креон (вдруг кричит). Стража! Тотчас появляются стражники. Уведите ее! Антигона (восклицает с облегчением). Наконец-то, Креон! Стражники набрасываются на нее и уводят. Исмена (с крикам бежит вслед за ней). Антигона! Антигона! (Выбегает.) Креон остается один. Появляется Хор, приближается к нему. Хор. Ты безумец, Креон! Что ты наделал! Креон (глядя куда-то вдаль прямо перед собой). Ей суждено было умереть. Хор. Не дай умереть Антигоне, Креон! Для всех нас это будет кровоточащей раной на долгие века. Креон. Она сама хотела умереть! Мы все были бессильны заставить ее жить. Теперь я это понимаю. Антигона была создана, чтобы умереть. Быть может, она сама не сознавала этого, но Полиник для нее был только предлогом. Когда ей пришлось отказаться от этого предлога, она тотчас же ухватилась за другое. Самым главным для нее было сказать «нет» и умереть. Хор. Она еще ребенок, Креон. Креон. Но что я могу для нее сделать? Приговорить ее к жизни? Вбегает Гемон. Гемон (кричит). Отец! Креон (бросается к нему, обнимает его). Забудь ее, Гемон! Забудь ее, мой мальчик! Гемон. Ты обезумел, отец! Пусти меня! Креон (сжимая его еще крепче). Я испробовал все, чтобы спасти ее, Гемон. Я испробовал все, клянусь тебе! Она не любит тебя. Она могла бы жить. Но она выбрала безумие и смерть. Гемон (кричит, пытаясь вырваться). Но, отец, ты слышишь, они уводят ее! Не дай им увести ее, отец! Креон. Теперь она заговорила. Все Фивы знают, что она сделала. И я вынужден ее казнить. Гемон (наконец вырывается из его рук). Пусти меня! Пауза. Они стоят лицом к лицу; смотрят друг на друга. Хор (приближаясь к ним). Нельзя ли что-то придумать: сказать, что она лишилась рассудка, посадить ее в тюрьму? Креон. Люди скажут, что это неправда. Скажут, я спас ее потому, что она невеста моего сына. Я не могу. Хор. Нельзя ли выиграть время, заставить ее завтра бежать? Креон. Толпа уже знает все, беснуется вокруг дворца. Я не могу. Гемон. Что значит толпа, отец? Ведь ты властелин. Креон. Я властелин, пока не издал закон. А потом — нет. Гемон. Отец, но я твой сын, ты не допустишь, чтобы ее отняли у меня! Креон. Нет, Гемон. Нет, мой мальчик. Мужайся! Антигона не может больше жить. Антигона уже покинула всех нас. Гемон. Неужели ты думаешь, что я смогу жить без нее? Неужели ты думаешь, что я примирюсь с этой вашей жизнью? Жить без нее все дни с утра до вечера? Жить без нее среди вашей суеты, болтовни, ничтожества? Креон. Тебе нужно примириться с этим, Гемон. Каждый из нас в один более или менее грустный день, рано или поздно должен примириться с тем, что станет мужчиной. Для тебя этот день настал сегодня... И вот ты в последний раз стоишь передо мной, как маленький мальчик, со слезами на глазах, с сердцем, полным муки... Но когда ты отвернешься, когда переступишь этот порог, все будет кончено. Гемон (слегка отступает; тихо). Все уже кончено. Креон. Не осуждай меня, Гемон. Не осуждай меня и ты тоже! Гемон (вглядываясь в него, внезапно). Тот могучий бог, воплощение силы и мужества, который брал меня на руки и спасал от чудовищ и теней, неужели это был ты? Неужели это ты в те славные вечера при свете лампы показывал мне книги в своем кабинете и от тебя исходил тот манящий милый запах? Креон (смиренно). Да, Гемон. Гемон. И все заботы, вся гордость, все книги о подвигах героев, — все нужно было только для того, чтобы я пришел вот к этому? Стал мужчиной, как ты говоришь, и был бесконечно счастлив, что живу? Креон. Да, Гемон. Гемон (внезапно вскрикивает, как ребенок, бросаясь в его объятия). Отец, это неправда! Это не ты, это произойдет не сегодня! Нас обоих еще не приперли к стенке, когда выбора уже нет, и надо сказать «да». Ты еще всемогущ, как и в дни моего детства. Умоляю тебя, отец, сделай так, чтобы я мог восхищаться тобой, восхищаться тобой, как прежде! Я слишком одинок, и мир слишком пустынен для меня, если я не могу больше восхищаться тобой. Креон (высвобождаясь из его объятий). Все мы одиноки, Гемон. Мир пустынен. И ты слишком долго восхищался мной. Посмотри на меня! Это и значит стать мужчиной — взглянуть однажды прямо в лицо своему отцу. Гемон (вглядывается в него, потом отступает с криком). Антигона! Антигона! На помощь! (Убегает.) Хор (идет к Креону). Креон, он выбежал как безумный! Креон (стоит неподвижно, глядя прямо перед собой, куда-то вдаль). Бедный мальчик, он ее любит. Хор. Креон, надо что-то сделать! Креон. Я больше ничего не могу. Хор. Он ушел, смертельно раненный. Креон (глухо). Да, мы все смертельно ранены. Входит Антигона, подталкиваемая стражниками. Они упираются спинами в дверь, за которой слышатся крики толпы. Стражник. Начальник, они ворвались во дворец! Антигона, Креон, я не хочу больше видеть их лица, не хочу больше слышать их крики, я никого не хочу больше видеть! Меня казнят — разве тебе этого мало! Сделай так, чтобы я никого больше не видела, пока все не будет кончено. Креон (выходя, кричит). Стража, к воротам! Очистить дворец! (Стражнику.) А ты оставайся здесь с нею. Два стражника выходят, за ними — Хор. Антигона остается одна со стражником, смотрит на него. Антигона. Значит, это ты? Стражник. Что — я? Антигона. Последнее человеческое лицо, которое я вижу. Стражник. Надо полагать. Антигона. Дай, я посмотрю на тебя... Стражник (отходит от нее, смущенно). Ладно, смотри. Антигона. Это ты тогда задержал меня? Стражник. Да, я. Антигона. Ты сделал мне больно. В этом не было никакой нужды. Разве было похоже, что я убегу? Стражник. Ну-ну, без болтовни! Не вы, так я был бы в накладе. Антигона. Сколько тебе лет? Стражник. Тридцать девять. Антигона. У тебя есть дети? Стражник. Да, двое. Антигона. Ты их любишь? Стражник. Это не ваше дело. (Начинает ходить взад и вперед по комнате. Некоторое время слышны лишь звуки его шагов.) Антигона. Давно вы стражником? Стражник. С тех пор, как кончилась война. Я был сержантом и остался на сверхсрочной. Антигона. Чтоб стать стражником, нужно быть сержантом? Стражник. Вообще-то да. Или хотя бы служить в спецкоманде. Но когда становишься стражником, теряешь чин сержанта. К примеру, ежели я встречу рядового из новобранцев, он может не козырять мне. Антигона. Вот как! Стражник. Да, заметьте, обычно они все же козыряют. Новобранцы знают, что стражник — не нижний чин. Ну а платят что нам, что спецкоманде одинаково, и каждые полгода полагаются наградные — выплачивают жалованье сержанта. Зато стражник пользуется другими выгодами. Квартира, отопление, пенсия, наградные... Словом, стражнику, особенно ежели у него есть жена и дети, живется лучше, чем сержанту-кадровику. Антигона. Вот как! Стражник. Да. Вот почему сержанты со стражниками на ножах. Видали вы, как сержанты воротят нос от нас, стражников? У них есть большое преимущество, их быстрее повышают в чинах. В известном смысле это верно. У нас, конечно, продвижение по службе идет медленнее и труднее, чем в армии. Но вы не должны забывать, что бригадир у стражников — это совсем не то, что старший сержант в армии. Антигона (прерывает его). Послушай... Стражник. Да. Антигона. Я сейчас умру. Стражник не отвечает. Пауза. Он ходит взад и вперед. Стражник (через некоторое время снова начинает рассуждать). С другой стороны, положение стражников кое в чем, пожалуй, лучше, чем сержантов-кадровиков. Стражник — солдат, но в то же время он некоторым образом государственный служащий... Антигона. Как ты думаешь, умирать больно? Стражник. Не могу вам сказать. На войне те, кто был ранен в живот, сильно мучились. А я ни разу не был ранен. И это даже помешало моему повышению в чине... Антигона. Какую смерть они выбрали для меня? Стражник. Не знаю. Мне кажется, как будто говорили, что осквернять город вашей кровью нельзя, и вас замуруют. Антигона. Заживо? Стражник. Да, живою. Пауза. Стражник готовит порцию табака для жвачки. Антигона. О могила! О брачное ложе! О мое подземное жилище! (Съежилась, такая маленькая посреди огромной пустой комнаты. Словно ей вдруг стало холодно. Она обхватывает себя руками и шепчет.) Совсем одна... Стражник (закладывая табак за щеку). Вас замуруют в пещере Гадеса, что у городских ворот. Где самый солнцепек. Тяжеленько там будет нести караул. Сначала собирались послать солдат. Но, по последним слухам, как будто поставят опять стражников. Они, мол, все вытерпят! Не удивительно, что некоторые стражники завидуют сержантам-кадровикам... Антигона (шепчет устало). Два зверька... Стражник. Какие еще зверьки? Антигона. Два зверька прижались бы друг к другу, чтобы согреться. А я совсем одна. Стражник. Если вам что нужно, дело другое. Я могу позвать. Антигона. Нет. Мне хотелось бы только, чтобы после моей смерти ты передал письмо одному человеку. Стражник. Как так — письмо? Антигона. Письмо, которое я напишу. Стражник. Ну нет! Номер не пройдет. Письмо! Ишь, чего захотели! Слишком рискованная игра для меня! Антигона. Если ты согласишься, я дам тебе этот перстень. Стражник. Он золотой? Антигона. Да, золотой. Стражник. Понимаете, если меня обыщут, военного суда не миновать. Вам-то все равно, так ведь? (Осматривает перстень.) Если хотите, я могу написать в своей записной книжке то, что вы мне продиктуете. Потом я вырву эту страничку. Если написано моим почерком — дело другое. Антигона (шепчет, закрыв глаза и невесело усмехаясь). Твоим почерком... (Вздрагивает.) Все это слишком безобразно, слишком безобразно! Стражник (обиженно, делая вид, что возвращает перстень). Ну, знаете, раз вы не хотите... Антигона. Хорошо. Бери перстень и пиши. Только скорей... Я боюсь, что мы не успеем... Пиши: «Мой любимый!» Стражник (вынув записную книжку, мусолит огрызок карандаша). Это вашему дружку? Антигона. Любимый мой, я решила умереть, и ты, быть может, перестанешь меня любить... Стражник (пишет, медленно повторяя своим грубым голосом). «Любимый мой, я решила умереть, и ты, быть может, перестанешь меня любить...» Антигона. Креон был прав. Как это ужасно! Сейчас, рядом с этим человеком, я не знаю уже, за что я умираю. Мне страшно... Стражник (ему трудно записывать под диктовку). «...Креон был прав, это ужасно...». Антигона. О Гемон, а наш маленький мальчик. Только теперь я понимаю, как это было просто — жить... Стражник (перестает писать). Послушайте, вы слишком торопитесь. Как же вы хотите, чтобы я успел все это записать? Ведь на это нужно время... Антигона. На чем ты остановился? Стражник (перечитывает). «...это ужасно. Сейчас, рядом с этим человеком...». Антигона. Я не знаю уже, за что я умираю. Стражник (мусолит кончик карандаша и пишет). «...Не знаю уже, за что я умираю...». Никогда не знаешь, за что приходится умирать. Антигона (продолжает). Мне страшно... (Останавливается, вдруг выпрямляется.) Нет... Вычеркни все, что написал. Пусть лучше никто никогда не узнает. Это все равно, как если бы мой труп увидели обнаженным и прикасались к нему. Напиши только: «Прости!» Стражник. Значит, конец вычеркнуть и вместо него написать: «Прости!» Антигона. Да... Прости, любимый! Без маленькой Антигоны вам всем было бы куда спокойнее. Я люблю тебя... Стражник. «Без маленькой Антигоны вам всем было бы куда спокойнее. Я люблю тебя». Это все? Антигона. Да, все. Стражник. Забавное письмецо! Антигона. Да, забавное. Стражник. Кому же его передать? В это время дверь отворяется. Входят остальные стражники. Антигона встает, смотрит на них, потом на первого стражника, который выпрямляется за ее спиной, с важным видом прячет в карман перстень и записную книжку. Ну-ну, без разговоров! Антигона невесело усмехается, опускает голову и молча отходит к другим стражникам. Все уходят. Появляется Хор. Хор. Ну, для Антигоны все кончено. Теперь наступила очередь Креона. Им всем суждено пройти этот путь. Вбегает Вестник. Вестник (кричит). Царица! Где царица? Хор. Зачем она тебе? Что ты хочешь ей сообщить? Вестник. Ужасную весть, Антигону только что бросили в пещеру. Не успели еще привалить последние камни, как вдруг до Креона и всех, кто стоял рядом с ним, донеслись из могилы жалобные крики. Все умолкли и стали прислушиваться, потому что то не был голос Антигоны. Вновь жалобный крик донесся из глубины могилы... Все посмотрели на Креона, а он обо всем догадался первым, он уже все знал раньше других и закричал как безумный: «Прочь камни! Прочь!» Рабы бросаются оттаскивать камни, а с ними царь, весь в поту, руки разодрал в кровь. Наконец камни сдвинуты, один из них, самый маленький, упал в могилу. А там в глубине на своем разноцветном поясе повисла Антигона. Красные, синие, зеленые нитки, словно детское ожерелье у нее на шее. А Гемон стоит на коленях, обнимает ее и рыдает, уткнувшись лицом в складки ее одежды. Сдвигают еще одну глыбу, и Креон наконец может спуститься в могилу. Во мраке, в глубине могилы видны его седые волосы. Он пытается поднять Гемона, умоляет его. Гемон не слышит. Потом вдруг вскакивает и, черноглазый, удивительно похожий на мальчугана, каким он был когда-то, целую минуту молча смотрит на отца, внезапно плюет ему в лицо и выхватывает свой меч. Креон отшатнулся от сына. Тогда детский взгляд Гемона становится тяжелым от презрения, и Креон не может уклониться от него, как от клинка. Гемон смотрит на этого дрожащего старика в другом конце пещеры, потом молча вонзает меч себе в грудь и падает на Антигону. Они лежат в огромной луже крови, и он обнимает ее. Входит Креон с мальчиком-прислужником. Креон. Я велел положить их рядом. Их обмыли, и теперь они лежат, словно отдыхают, только чуть бледные, но лица их спокойны. Как новобрачные наутро после первой ночи... Для них все кончено. Хор. Но не для тебя, Креон. Тебе предстоит узнать еще кое-что. Эвридика, царица, твоя супруга... Креон. Добрая женщина, без конца говорит о своем саде, о своем варенье, о своем вязанье, об этих фуфайках для бедняков. Прямо удивительно, сколько беднякам требуется фуфаек! Можно подумать, что они ни в чем другом не нуждаются... Хор. Нынешней зимой фиванским беднякам будет холодно, Креон! Узнав о смерти сына, царица сначала довязала ряд, потом не спеша, как она делает все, и даже спокойнее обычного отложила спицы. После этого она прошла в свою комнату, благоухающую лавандой, с вышитыми салфеточками и плюшевыми подушечками, чтобы там перерезать себе горло, Креон. Сейчас она лежит на одной из ваших старомодных одинаковых кроватей, на том самом месте, где однажды вечером ты видел ее еще совсем молоденькой девушкой, — и с той же улыбкой, может быть, чуть-чуть более грустной. Если бы не большое кровавое пятно на подушке у шеи, можно было бы подумать, что она спит. Креон. И она тоже... Они все спят. Ну что ж. Тяжелый выдался день. (Пауза. Глухо.) Как хорошо, должно быть, уснуть. Хор. И теперь ты совсем один, Креон. Креон. Да, совсем один. (Пауза. Кладет руку на плечо прислужника.) Мальчик! Прислужник. Что, господин? Креон. Вот что я тебе скажу. Они этого не понимают. Когда перед тобой работа, нельзя сидеть сложа руки. Они говорят, что это грязная работа, но если мы не сделаем ее, кто ж ее сделает? Прислужник. Не знаю, господин. Креон. Конечно, не знаешь. Тебе повезло! Никогда ничего не знать — вот что было бы лучше всего. Тебе, наверно, не терпится стать взрослым? Прислужник. О да, господин! Креон. Маленький безумец! Лучше всего было бы никогда не становиться взрослым. Вдали бьют часы. (Шепчет) Пять часов. Что у нас сегодня в пять? Прислужник. Совет, господин. Креон. Ну что ж, раз назначен совет, мой мальчик, пойдем на совет. Они выходят. Креон опирается на плечо прислужника. Хор (подходя к авансцене). Вот и все. Это правда, без маленькой Антигоны им всем было бы так спокойно. Но теперь все кончено. И они все-таки спокойны. Те, кто должны были умереть, умерли. И те, кто верили во что-то, и те, кто верили совсем в другое, и даже те, кто ни во что не верили и попали в эту историю, ничего в ней не понимая. Все одинаковые мертвецы — застывшие, бесполезные, гниющие. А те, кто остались еще в живых, понемногу начнут забывать их и путать их имена. Все кончено. Антигона теперь обрела покой, и мы никогда не узнаем, что ее мучило. Ей отдан последний долг. Грустная тишина воцарилась в Фивах и в опустевшем дворце, где Креон станет ждать своей смерти. В то время как хор говорит, входят стражники. Они садятся на скамью, ставят рядом фляжку с красным вином, сдвигают шапки на затылок и начинают играть в карты. Остались только стражники. Им все это безразлично. Их дело — сторона. Они продолжают играть в карты. Стражники увлечены игрой. Занавес быстро падает. жүктеу/скачать 221 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|