Питер Джеймс, Ник Торп Тайны древних цивилизаций. Энциклопедия самых интригующих загадок прошлого

ВИКИНГИ В АМЕРИКЕ

***

   «Теперь Карлсефни и его людям стало ясно, что, хотя качество земли было превосходным, здесь их всегда будут преследовать страх и враждебность, исходящие от тех, кто уже населял ее. Поэтому они подготовились к отплытию и преклонили свои сердца к возвращению на родину».

   Были и другие торговые миссии в новые земли, но неудачная попытка Карлсефни основать постоянное поселение, по-видимому, отмечала высшую точку интереса викингов к Винланду. Это, разумеется, не означает, что отдельные путешествия в Маркланд прекратились; одно из них даже описано в исландских хрониках 1347 г. У гренландцев было одно очень веское основание для того, чтобы продолжать плавания в Маркланд, а не в Винланд: катастрофическая нехватка прочного корабельного дерева для строительства судов в самой Гренландии. Кроме того, меха и бивни нарвалов или моржей, которые они приобретали у иннуитов (эскимосов), представляли гораздо большую ценность для викингов, чем для туземцев, живших дальше к югу в Винланде.
   Но даже если визиты в Винланд прекратились, о нем не забыли. Германский епископ Адам Бременский утверждал, что слышал о Винланде от датского короля Свейна Эстридссона (1068-1076 гг. н. э.):

   «Он рассказал мне о другом острове, открытом многими в этом океане, который называется Винландом из-за диких виноградных лоз, растущих без всякого ухода и дающих превосходное вино. О тамошнем изобилии диких злаков мы узнали не из сказочных вымыслов, но из достоверных сообщений датчан. За этим островом, по их словам, в океане нет обитаемой земли, но повсюду находятся непроходимые льды, а местность погружена во тьму».

Ньюпортская башня

   «Альтернативные объяснения просто не совпадают с фактами. Ньюпортская башня также является первым известным домом христианского богослужения, построенным в Америке. Для американцев, включая жителей Ньюпорта, настало время руководствоваться силой рассудка и осознать, что как средневековая церковь Ньюпортская башня является гораздо более весомым источником национальной и общественной гордости, чем воображаемая мельница или смотровая вышка, которые не могут выдержать проверку на историческую достоверность».

   Проверка на «историческую достоверность» по Нильсестейну – весьма своеобразная вещь, так как он упускает главные аргументы в пользу колониальной теории. В отличие от Дайтон-Рок, гораздо менее заметного монумента, который, однако, упоминался с 1690 года, Ньюпортская башня странным образом остается неупомянутой в хрониках поселенцев до времени Бенедикта Арнольда, и лишь в XIX веке появились предположения, что она может быть старше любой обычной колониальной постройки.
   Высказывались сомнения в способности крошечной ньюпортской общины (основанной лишь в 1639 году) построить такой монумент. Однако в сохранившейся петиции колонистов Новой Англии от 1632 года есть запрос о строительстве башни, по-видимому, такой же, как в Ньюпорте. Сэра Эдуарда Плоудена просили предоставить «некоторые материалы… для строительства круглой каменной башни, где могли бы останавливаться проезжие солдаты или джентльмены». На заре колонизации такие опорные пункты сооружались по всей Новой Англии, поэтому резонно предположить, что ньюпортская община тоже решила построить свою башню.
   Колониальная теория подтверждается и важными археологическими доказательствами. После Второй мировой войны музей Пибоди при Гарвардском университете занялся проблемой башни и организовал комитет, который должен был выбрать наиболее подходящего руководителя раскопок. Все взоры сразу же обратились к Уильяму Годфри-младшему – дипломированному студенту Гарварда и прямому потомку губернатора Арнольда. Кто мог быть лучшим кандидатом?
   Раскопки под руководством Годфри принесли вполне определенные результаты. В канаве под фундаментом постройки (где возводились поддерживавшие ее каменные опоры) он нашел ряд предметов, которые должны были датироваться временем строительства башни. Все они без исключения относились к колониальному периоду: куски кирпичей и штукатурки, керамика, глиняные трубки, обломки стекла и мушкетные кремни. Вывод Годфри был совершенно однозначным.

   «Взятые по отдельности, эти предметы могут показаться незначительными, однако вместе они образуют убедительное доказательство. Одна или две находки могли бы быть результатом ошибочной техники раскопок, однако многочисленные находки, тщательно задокументированные и обнаруженные при обстоятельствах, исключавших какие-либо ошибки, приводят к уверенному и неопровержимому выводу: башня не могла быть построена раньше второй половины XVII века. Нам придется отказаться от теории о ее скандинавском происхождении».

Борьба за оружие

   «Выдалбливание нового отверстия для каждой якорной стоянки совершенно неизвестно в культурном регионе Скандинавии. Причальные штыри, разумеется, – знакомые предметы, но они обычно были снабжены кольцами и прочно вделаны в скалы вдоль побережий, где люди регулярно вставали на якорь… Для быстрого причаливания скандинавы обычно закрепляли канат вокруг дерева или валуна».

   Как же быть с таинственными причальными отверстиями? По справедливому замечанию Уоллес, многие из них должны были находиться под водой во времена викингов, поэтому они должны принадлежать к более современной эпохе. Для отверстий на морском побережье и вдоль берегов рек было предложено два разных объяснения. Археологи в основном сходятся во мнении, что «приречные» отверстия были пробурены для взрывных работ, чтобы потом использовать камень при строительстве домов и амбаров; с помощью этого метода были разрушены тысячи скал, и они полагают, что некоторые были просто оставлены за ненадобностью. Отверстия на морском побережье имеют столь же рутинное объяснение. Известный специалист по истории военно-морского флота адмирал Сэмюэль Моррисон сделал следующее замечание по поводу одного причального отверстия из любительского каталога, составленного энтузиастами для штата Мэн:

   «Они были сделаны „английскими туземцами“ Новой Англии; в отверстия вставлялись железные рым-болты, через которые затем пропускались фалы для лодочной стоянки или для рыболовных снастей. Я мог бы показать кое-какие отверстия, сделанные лично для меня!»

Кенсингтонский рунный камень

   Из всех находок, призванных доказать скандинавское присутствие на территории Соединенных Штатов, пожалуй, самой известной и наиболее жарко оспариваемой является Кенсингтонский рунный камень.
   В ноябре 1897 года шведский эмигрант фермер Олаф Охман корчевал пни на пригорке возле своего дома вместе с младшим сыном Эдуардом. Когда он вытаскивал очередной пень, из-под земли показался камень, зажатый между тесно переплетенными корнями. Охман заметил на камне какие-то надписи и отнес его в соседнюю деревушку Кенсингтон в Миннесоте, общину эмигрантов из Скандинавии, где он был выставлен на всеобщее обозрение. Вскоре после этого один из жителей, по-видимому, осознал, что надпись сделана рунами – старинным скандинавским алфавитом, которому по-прежнему учили детей в некоторых местных школах того времени.
   Грубая копия надписи была отправлена О. Дж. Брейду – профессору скандинавских языков в университете штата Миннесота. Брейд остался равнодушным к открытию, как и другие специалисты по Скандинавии, которые сочли надпись современной фальшивкой. Глубоко разочарованный, Охман отнес камень обратно на свою ферму. Там он и лежал, пока его не увидел Хьялмар Холанд, посетивший этот район в 1907 году. Он был убежден, что надпись подлинная, и в течение следующих пятидесяти лет пытался убедить в этом окружающий мир. Он составил точный перевод рун, демонстрировавший потенциальную важность загадочной надписи:

   «Восемь готов и 22 норвежца отправились исследовать земли, лежащие к западу от Винланда. Мы разбили лагерь у двух каменистых островков в одном дне пути к северу от этого камня. Однажды мы пошли рыбачить, а вернувшись домой, обнаружили 10 человек, покрытых кровью и умирающих. Господь всемогущий, сохрани от зла. Еще 10 человек остались в море присматривать за нашими кораблями в 14 днях пути от этого острова. Год 1362».

   Было ли это наконец бесспорным свидетельством посещения викингами Северной Америки?
   В своей борьбе за доказательство подлинности Кенсингтонского камня Холанд нашел авторитетных сторонников. В конце 1940-х годов камень был выставлен на обозрение в Смитсонианском институте в Вашингтоне, и доктор Мэтью Стерлинг, директор Американского бюро этнологии, назвал его «возможно, самым важным археологическим объектом, обнаруженным до сих пор в Северной Америке». Сейчас это центральный экспонат музея рунного камня в Александрии – ближайшем городе к Кенсингтону. В мемориальном парке огромная гранитная копия камня покоится на четырехтонном постаменте рядом с чудовищным бетонным викингом, на щите у которого высечен девиз: «Александрия: колыбель Америки».
   Можно ли считать подлинность Кенсингтонского рунного камня окончательно доказанной? К сожалению, обстоятельства его открытия остаются довольно туманными. Сохранившиеся описания различаются в мелких подробностях даже относительно дерева, под которым был найден камень. Если бы кто-то в то время позаботился сохранить пень и сосчитать годичные кольца, то можно было бы по меньшей мере Установить минимальный возраст захоронения камня. Более поздние расчеты, оценивающие возраст дерева примерно в 70 лет (так что дата захоронения камня относится ко времени, предшествующему появлению современных выходцев из Скандинавии), полностью основаны на воспоминаниях Охмана. Скептики полагают, что дерево могло вырасти и за 15-20 лет.
   Как насчет самой надписи? Ведь специалисты, без сомнения, должны достаточно хорошо разбираться в рунных текстах, чтобы отличить подделку от подлинника. Многие знатоки рун вполне уверены в этом. Профессор Эрик Уолгрен из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе посвятил несколько лет исследованию Кенсингтонского рунного камня, который он считает подделкой на основе словарного состава, грамматических особенностей и системы датировки. В частности, надпись содержит много необычных словарных форм, включая ded явно английского происхождения, а также составной термин opdagelsefard, означающий «исследовательское путешествие». Грамматика выглядит странно: окончания слов не характерны для XIV века, но широко использовались в XIX веке. Все числа в тексте написаны по-арабски, в то время как в средневековых рунных надписях пользовались римскими числительными.
   Защитники подлинности Кенсингтонского рунного камня от Холанда до Нильсестейна усердно обрабатывали архивы всех языков и диалектов Скандинавии в поисках возможных параллелей и нашли ряд близких слов и словосочетаний, хотя ничего похожего на opdagelsefard. Они также смогли доказать, что арабские числительные использовались в Скандинавии еще в XIV веке, однако это не то же самое, что использование арабских числительных в рунных надписях, так как при этом смешиваются две совершенно разные системы общения. Что касается предполагаемых параллелей, то существование сходных слов и грамматических форм в различных скандинавских наречиях раннего и среднего Средневековья само по себе не является достаточным доказательством. Хотя отдельные элементы Кенсингтонского рунного камня могут быть подлинными, рунологи считают, что текст нужно рассматривать как одно целое, прежде чем подходить к вопросу о его аутентичности.
   Уоллес резюмирует точку зрения рунологов в своем критическом вердикте:

   «К рунной надписи на Кенсингтонском камне можно применить простой тест. Если мы удалим из рассмотрения все руны, не имеющие бесспорного исторического происхождения от XIV века и ранее, то останутся лишь простейшие формы, такие, как „и“ и „мы“. Эти формы оставались неизменными с раннего Средневековья до настоящего времени».

   «Возможно, но маловероятно» – таков был вердикт специалистов о надписи на Кенсингтонском камне с тех пор, как Холанд отвез его на просмотр в Скандинавию в 1911 году. Попытки подкрепить аргументы в пользу рунного камня другими предполагаемыми рунными надписями, обнаруженными на территории Соединенных Штатов, оказались безуспешными. По единодушному заключению рунологов, все они являются либо очевидными современными подделками, либо трещинами на поверхности камня, имеющими совершенно естественное происхождение.
   Более широкий исторический подход мог бы прояснить Проблему происхождения Кенсингтонского рунного камня.
   Насколько вероятным было присутствие викингов или выходцев из Скандинавии на территории современных Соединенных Штатов в 1362 году? Могла ли экспедиция викингов отправиться в путешествие на Средний Запад Америки?
   Для ответа на эти вопросы были представлены два исторических свидетельства скандинавского происхождения. Одним из них является «Карта Винланда», которая считалась доказательством успешной экспедиции в Америку под руководством гренландского епископа Эйрика в 1118 году. К сожалению, этот единственный в своем роде документ также окутан противоречиями, как и Кенсингтонский рунный камень (см. «Карта Винланда» в разделе «Мистификации»).
   Попытка Холанда увязать датировку рунного камня (1362) с событиями скандинавской истории закончилась несколько большим успехом. Магнус Эриксон, король Швеции и Норвегии, попросил некоего Поуэлла Кнутссона отплыть в Гренландию в 1354 году для «защиты» тамошних христиан. Холанд выдвинул предположение, что экспедиция Кнутссона, состоявшая из шведов и норвежцев, отклонилась на запад, высадилась на берег в Винланде, а затем исследовала внутреннюю часть континента. Разведчики частично были перебиты туземцами, что отражено в надписи на Кенсингтонском камне. Он пошел еще дальше и предположил, что выжившие после резни могли стать основателями племени «белых индейцев» – манданов, живших вдоль берегов Миссури (см. «Индейцы из Уэльса» далее в этой главе).
   К сожалению, у нас нет никаких оснований верить тому, что экспедиция Кнутссона вообще отправилась в Гренландию. Не сохранилось никаких норвежских или гренландских записей об их отбытии или возвращении. На самом деле, вся история с экспедицией Кнутссона больше похожа на циничную отговорку, призванную умилостивить христианское духовенство.
   Король Магнус Эриксон вошел в историю как человек, горячо заинтересованный в религиозном благополучии своих подданных. Согласно Нильсестейну, он обладал «фанатичным миссионерским рвением» и даже вторгся в Россию в попытке обратить местных жителей из православия в католицизм. Но более критичный анализ историка Кирстена Сивера дает совершенно иное представление о характере Магнуса. В 1351 году Папа римский разрешил Магнусу обложить налогом духовенство для финансирования русской военной кампании и даже предложил ему ссуду под залог будущих налоговых поступлений. Однако война угасла в том же году, и изрядно обнищавший король воспользовался папскими деньгами для того, чтобы заполнить дыру в своих финансах. К 1354 году его отношения с Папой, который хотел получить выданную Магнусу ссуду, должно быть, совсем испортились; бесславный финал наступил в 1358 году, когда Папа отлучил Магнуса от церкви за отказ вернуть деньги. По мнению Сивера, это обстоятельство проясняет истинное значение «экспедиции» Кнутссона.

   «Сомнительно, что эта экспедиция вообще имела место, и еще более сомнительно, что Магнус всерьез собирался устроить ее. Скорее всего, он устраивал благочестивое представление, выступая в качестве защитника веры, заслуживающего любых денег, до которых он может дотянуться».

   Разумеется, в надписи на Кенсингтонском рунном камне нет никаких упоминаний о Кнутссоне, поэтому речь может идти о другой экспедиции, не отраженной в исторических хрониках. Но почему Миннесота? Критики всегда находили здесь плодородную почву для сомнений, поскольку ни в сагах, ни в гренландских исторических хрониках нет упоминания о путешествиях викингов по внутренним рекам. Адмирал Морисон воспользовался этим обстоятельством для окончательного развенчания истории Кенсингтонского камня.

   «Со стороны все это выглядит крайне нелепо. Скандинавы были морскими первопроходцами, а не сухопутными путешественниками. Какую цель они могли преследовать, заплыв в залив Гудзон или пройдя через озеро Сьюпериор и углубившись в дикие леса?»

   Кстати говоря, сторонникам теории Кенсингтонского камня так и не удалось придумать правдоподобный маршрут по рекам и озерам, чтобы викинги могли достигнуть того места, где он впоследствии был обнаружен.
   Лингвистика, история и археология выносят суровый приговор Кенсингтонскому рунному камню. Но если он не подлинный – значит, это подделка. Есть ли у нас причины подозревать это? Исторические обстоятельства того времени, когда он был найден, практически гарантировали, что находка получит широкий общественный резонанс. Всемирная выставка, назначенная на 1892 год в Чикаго, отмечавшая 400-летие открытия Америки Колумбом, возмутила многих американцев скандинавского происхождения на Среднем Западе, которые считали, что с их предками обошлись несправедливо. Лишь тремя годами раньше новаторское исследование путешествий викингов к Винланду, выполненное историком Густавом Стормом, было перепечатано в главной американской газете для читателей из Скандинавии, выходившей на шведском языке. Вскоре после открытия чикагской выставки копия корабля викингов, обнаруженная в Гокстаде (Норвегия), была доставлена через Атлантику и поставлена на якорь в озере Мичиган. Многие американцы скандинавского происхождения были очень довольны и приветствовали находку камня с рунной надписью как подтверждение своей веры в то, что они идут по стопам своих воинственных предков.
   Но для подделки нужен мошенник. Подозрение естественным образом пало на Охмана, которому принадлежала честь открытия надписи. Мнения о его образовании и интеллектуальных способностях варьировали в широких пределах. Но он, вероятно, вовсе не был таким неграмотным простаком, каким его описывает Холанд. Разумеется, у Охмана не было необходимости самостоятельно высекать рунную надпись. В шведской общине были и другие люди, лучше его знакомые с рунами, а историческое обоснование экспедиции Поуэлла Кнутссона было предоставлено Стормом. Подозрительно, что именно газетная публикация работы Сторма впервые познакомила американских читателей с ключевым термином орdagelsefard, обозначавшим «исследовательское путешествие».
   Есть ли прямые свидетельства обмана? Два обстоятельства, редко упоминаемые защитниками Кенсингтонского камня, указывают в этом направлении.
   В первый день нового, 1899 года Дж. П. Хедберг, бизнесмен из Кенсингтона, послал предположительно точную копию надписи редактору газеты для шведских читателей в Миннеаполисе в надежде проверить свою догадку, что она была написана древнегреческими буквами. Более позднее сравнение с камнем показало, что в копии Хедберга содержится несколько ошибок. На первый взгляд это просто подтверждает сумятицу, воцарившуюся после находки Кенсингтонского камня, однако, когда копия Хедберга была предложена рунологу Эрику Мольтке из Датского национального музея в Копенгагене, ученый ухватился за нее. С его точки зрения (поддержанной Уолгреном), Хедберг прислал в редакцию газеты не копию, а один из черновиков фальшивой надписи. Вывод был сделан на том основании, что ошибки в тексте далеко не такие серьезные, как можно было бы предполагать, если бы Человек даже не знал, какой язык он копирует. Руны были правильными, вполне связными и более трудными для написания, чем те, которые были высечены на самом Кенсингтонском камне. Естественно исходить из предположения, что плохая копия упрощает оригинал или полностью затуманивает его смысл, но не усложняет его. Согласно Уолгрену, «копия Хедберга была сделана человеком, хорошо знакомым с рунами, судя по уверенному и целенаправленному начертанию, исключающему участие несведущего любителя». Есть основания полагать, что Хедберг принимал гораздо большее участие в «открытии» надписей, чем он сам признавал.
   Последний удар по сторонникам Кенсингтонского камня был нанесен серией исповедей. В 1973 году некий Уолтер Крэн, лежа на смертном одре, сделал магнитофонную запись, в которой он утверждал, что его отец Джон признался (тоже перед смертью) в изготовлении надписи при соучастии Олафа Охмана. Сам Уолтер искал и нашел подтверждение этой истории у Джона Охмана, сына Олафа, перед тем как тот испустил свой последний вздох. Целью подделки, по словам Уолтера Крэна, было «одурачить людей во всей стране, особенно образованных, которые смотрели на них свысока… чтобы (мистификаторы) наконец-то смогли как следует посмеяться над ними». Это признание звучит очень убедительно. Многие скептики пришли к выводу, что оно является прекрасным завершающим штрихом в истории Кенсингтонского камня, хотя три признания на смертном одре – это, пожалуй, уже перебор.

Ланс-о-Мидо – поселение Лейфа

   История викингов в Америке была долгой историей ложных надежд, фальшивых свидетельств и проигранных споров – до тех пор, пока норвежский исследователь Хелдж Ингстед и его жена археолог Анна не прибыли на остров Ньюфаундленд в I960 году. Они приехали для поисков следов Лейфа Эрикссона и его лагеря. Совершая поездку вдоль побережья, они прибыли в местечко под названием Ланс-о-Мидо. Оно показалось супругам многообещающим, так как имело сильное сходство с описаниями Винланда в изложении Бьярни и Лейфа. Джордж Декер, неофициальный лидер маленького поселения Ланс-о-Мидо, отвел супругов Ингстед к ручью Черной Утки, речушки, впадавшей в залив Паб, по берегам которой просматривались очертания нескольких домов среди зарослей вереска. По словам Декера, они были старше самых ранних рыболовных поселков в этой местности.
   Супруги Ингстед начали раскопки в Ланс-о-Мидо на следующий год и продолжали их в течение семи лет. Дальнейшие работы в 1970-х годах проходили под руководством Канадской парковой службы, после того как Ланс-о-Мидо получил статус национального исторического памятника.
   При раскопках обнаружилось семь строений, разделенных на три группы, с общим залом и одной или двумя мастерскими в каждой группе. Здесь, возможно, жило около 100 человек. Конструкция всех построек одинакова: со стенами из дерна и крышами на деревянном каркасе. Это типичный метод строительства жилых помещений в Исландии и Гренландии в эпоху викингов. Дата заселения тоже не вызывает сомнений. Стиль построек аналогичен исландским домам X в. н. э., и около 50 радиоуглеродных датировок указывают на тот же период. Отсутствие больших куч мусора позволяет предположить, что поселение использовалось лишь в течение нескольких лет, что подтверждается отсутствием следов ремонта внутри построек.
 
   Рядом с домами находилось болото, а у одной из построек была обнаружена куча деревянных щепок и кусков дерева – судя по всему, следы ремонта одного из судов. Среди деревянного материала обнаружена древесина шотландской или красной сосны; оба вида неизвестны в Ньюфаундленде, причем шотландская сосна произрастает только в Европе.
   В одном из других залов находилась кузница. Куски железа были обнаружены по всему поселению Ланс-о-Мидо в основном в виде заклепок, использовавшихся в кораблестроении. На безопасном расстоянии с другой стороны болота располагались кузнечный горн и угольная печь для обжига.
   Отдельные объекты также выдают скандинавское присутствие. Бронзовая булавка для скалывания плаща типична для викингов, как и маленький точильный камень для затачивания металлических орудий, веретено для шерстяной пряжи и костяная игла с отверстием, проделанным в верхней части.
   Но самые интригующие находки имеют американское происхождение. Это три калифорнийских ореха (разновидность земляного ореха) и дощечка из древесины калифорнийского ореха, обработанная металлическими орудиями. Калифорнийский серый орех не растет так далеко на севере, и его присутствие указывает на контакты в южном направлении вдоль побережья Новой Англии – как и пенни из штата Мэн, хотя это немного более поздняя находка (см. приложение «Пенни из штата Мэн»).
   Но был ли Ланс-о-Мидо опорной базой Лейфа Эрикссона? Бриджитта Уоллес, которая в настоящее время является куратором археологических работ, уверена в этом. Она резонно полагает, что если Хеллуланд соответствовал острову Баффина в канадской Арктике, а Маркланд соответствовал Лабрадору (в чем сходятся практически все исследователи), то Ньюфаундленд как следующая суша, которую можно видеть при плавании на юг, должен хотя бы частично соответствовать территории, названной Винландом. Для того времени Ланс-о-Мидо было хорошей опорной базой из-за своего удобного промежуточного расположения по пути из Гренландии и отсутствия туземного населения, в отличие от областей, расположенных дальше к югу.
   Основные дебаты вокруг поселения развернулись в связи с упоминанием Тиркира Германца об открытии диких лоз, давших Винланду его название. Из того факта, что Ньюфаундленд расположен севернее границы распространения дикого винограда, многие археологи пришли к выводу, что его нельзя отождествить с Винландом. Однако мы знаем, что викинги доставили в Ланс-о-Мидо калифорнийские орехи из той местности, где дикий виноград произрастал в изобилии, так что контакты с югом, несомненно, имели место. Возможно, Вин-ланд был названием гораздо более крупного региона, включавшего Ньюфаундленд.
   Какое влияние оказали викинги на культуру коренных жителей Америки? Очевидно, практически никакого. Они не оставили следа в традициях американских индейцев, а их технология работы по металлу и строительства судов не получила дальнейшего распространения. Даже эпидемические заболевания, стиравшие с лица земли целые народы во времена испанского завоевания, нельзя ассоциировать с викингами. Но одно не вызывает сомнения: викинги действительно достигали американского континента.

Пенни из штата Мэн

   Единственной бесспорной находкой викинговского происхождения на территории США является крошечная монета, обнаруженная на расстоянии 1000 миль к югу от поселения викингов в Ланс-о-Мидо на о. Ньюфаундленд (Канада). В 1957 году археологи-любители производили раскопки на ферме Годдарда возле устья Пенобскот-Бэй в штате Мэн. Среди тысяч каменных орудий и обломков керамики коренной американской культуры была обнаружена странная монета. Первоначально ее идентифицировали как английский пенни XII века и по какой-то странной причине игнорировали в течение 20 лет, пока специалист по нумизматике, случайно посетивший ферму Годдарда, не признал в ней норвежский пенни, отчеканенный при короле Олафе в период между 1067 и 1093 годами. Это открытие вызвало настоящий взрыв интереса: наконец-то появилось свидетельство того, что Винланд (страна виноградных лоз) действительно соответствовал своему названию и находился в Новой Англии, где растет дикий виноград. Были проведены крупномасштабные раскопки, однако перспектива открытия Винланда в Новой Англии снова отдалилась, когда не было обнаружено никаких других артефактов эпохи викингов. Но археологи высказали определенные догадки по поводу того, как пенни мог оказаться в штате Мэн.
   В монете была проделана дырочка, через которую ее можно было подвешивать на кожаном шнурке. Это указывало, что на момент утраты ею не пользовались как денежным средством. Догадка подтверждалась радиоуглеродными датировками поселения американских индейцев в районе фермы Годдарда, которые приходились на XIII век – через сто лет после того, как пенни был отчеканен на Монетном дворе короля Олафа. Хотя монета была единственной находкой эпохи викингов в этом районе, многие другие предметы явно попали на ферму Годдарда с севера. По всему району раскопок обнаружены орудия, сделанные из горных пород, которые встречаются в основном на полуострове Лабрадор. Одно из этих орудий со следами более поздней модификации принадлежит к разновидности, известной только у иннуитов (эскимосов), которые в то время частично населяли Лабрадор.
   Косвенная связь между американскими индейцами в штате Мэн и викингами через эскимосских торговцев в настоящий момент является наиболее вероятным объяснением удивительного путешествия норвежской монеты. Это еще и напоминание о том, что викинги продолжали посещать Маркланд (как они назвали Лабрадор) еще долго после того, как они отказались от мечты о постоянных поселениях в Северной Америке.

ИНДЕЙЦЫ ИЗ УЭЛЬСА

***

   Когда уроженец Уэльса Джон Эванс пересек покрытую льдом реку Миссисипи в канун Рождества 1794 года и оказался в городе Сент-Луис, он был схвачен и брошен в тюрьму как британский шпион. В конце концов, он оказался на испанской территории Луизианы под явно вымышленным предлогом. Эванс утверждал, что он занимается поисками племени белых индейцев, живших в долине Миссури, потомков колонии, основанной выходцами из Уэльса, которые высадились на берегах Мексиканского залива 600 лет назад, задолго до Колумба.
   Испанцы имели веские основания опасаться чужестранцев, какими бы безобидными или даже безумными ни казались их намерения. Это было время острой политической напряженности на западе Северной Америки. Новая американская республика – Британская Канада и Испанская империя (цеплявшаяся за свои территории к северу от Мексики) соперничали за владычество над Великими Равнинами. Главным призом было открытие и установление контроля над маршрутом через Скалистые горы к Тихому океану. С этой целью разрабатывались различные схемы; группы вооруженных торговцев отправлялись на разведку, но не достигали своей цели, сталкиваясь с враждебными индейскими племенами. Контакт с одним из таких могущественных племен был заветной целью Эванса.
   Лишь когда валлийцы, жившие с американской стороны границы, убедили испанского генерал-губернатора в подлинности миссии Эванса, он отпустил будущего первооткрывателя. В августе 1795 года Эванс продолжил свои поиски, теперь в качестве представителя испанского правительства.

Принц Мадог

   Но почему Эванс воображал, что он может найти своих соотечественников среди коренных американцев, населявших Великие Равнины? Как ни странно это может показаться, во времена Эванса слухи о потомках валлийцев на территории Северной Америки ходили уже около 200 лет. Первое драматическое свидетельство было представлено неким Дэвидом Ингрэмом, высаженным на берег Мексиканского залива английским флотом под командованием сэра Джона Хоукинса в 1568 году. Он утверждал, что прошел пешком более 2000 миль по Северной Америке, прежде чем был подобран моряками с французского корабля. Вернувшись в Англию, он описал свои удивительные приключения перед правительственной комиссией, собранной в 1582 году для обсуждения возможности постройки колоний в Северной Америке. По словам Ингрэма, он видел золотые колонны, слонов, красных овец и пингвинов. Кроме того, он получил теплый прием у дружественного племени, в языке которого содержался ряд валлийских слов. Среди этих слов был и пингвин, предположительно составленный из валлийских слов «пен» (голова) и «гвин» (белый). К сожалению, у пингвинов черные головы и они не встречаются так далеко на севере.
   Несмотря на фантастические и явно вымышленные детали, сообщение Ингрэма задело чувствительную струнку в душах его высокопоставленных слушателей. В 1580 году блестящий валлийский ученый, колдун и великий стратег, доктор Джон Ди, с именем которого и поныне связано много споров, добился конфиденциальной встречи с королевой Елизаветой; на эту встречу он принес карту обеих Америк. На обратной стороне этого документа, который сохранился до наших дней, Ди наметил ряд бывших притязаний Британии на испанские территории в Северной Америке. На вершине списка Ди находится представитель Уэльса: «Лорд Мадог, сын Овейна Гвинеддского, принц Северного Уэльса основал колонию и жил в Терра Флорида или ее окрестностях». Поскольку Овейн Гвинеддский умер в 1169 году, задолго до путешествия Колумба, Ди полагал, что именно британская королева, а не испанский король обладает законным правом владычества над всем восточным побережьем Северной Америки. Однако Елизавета решила поступиться своими предполагаемыми правами, очевидно, не желая окончательно разрывать отношения с Испанией.
   Первое письменное свидетельство о британских притязаниях на земли в Америке появилось в 1583 году, когда был опубликован отчет сэра Джорджа Пэкхэма. Он был одним из потрясенных слушателей рассказа Дэвида Ингрэма и представил его слова как доказательство путешествия принца Мадога. Пэкхэм утверждал, что в 1170 году Мадог основал валлийскую колонию где-то в Америке, а потом вернулся домой. Через год в истории Уэльса (первой из когда-либо опубликованных), написанной Хэмпфри Ллойдом, Джоном Ди и Дэвидом Поуэлом, появились новые детали. Согласно этому повествованию, где в качестве источников цитировались поэты и летописцы, Мадог отбыл из Уэльса, пока его братья боролись за отцовский трон; его целью было найти убежище в Северной Америке, а потом вернуться в Уэльс и набрать колонистов. Он отправился в плавание, но больше никогда не увидел своей родины.
   За публикацией книги Пэкхэма последовал ряд сообщений о встречах с племенами, говорящими на валлийском наречии. Преподобный Морган Джонс был назначен капелланом военно-морского флота в 1660 году и направлен в качестве духовника на два корабля, отплывавшие в Порт-Роял в Каролине для обустройства военной базы. После прибытия в Порт-Роял нового, более крупного флота вверх по реке была отправлена разведывательная экспедиция. Шесть месяцев спустя они находились на грани истощения, и преподобный Джонс с пятью своими спутниками углубился в дебри неизвестных земель в поисках помощи. Попав на территорию племени тускарора, странники были захвачены в плен, а затем проинформированы через переводчика, что их казнят на следующее утро. Преподобный Джонс так описывал чудесное спасение:

   «Пребывая вследствие этого в угнетенном расположении духа, я заговорил на британском (то есть валлийском) языке и обратился к Небу со следующими словами: „Ужели я, избежавший столь многих опасностей, теперь должен погибнуть как собака?“ Тут ко мне подошел индеец, который впоследствии оказался военным вождем… и ответствовал мне на британском языке, что я не умру; мы с ним отправились к императору племени тускарора и обсудили выкуп за меня и за людей, что были со мной, который и был выплачен на следующий день. Они доставили нас в свой город и любезно обращались с нами на протяжении четырех месяцев, причем я обсуждал с ними многие вещи на британском языке и проповедовал им по три дня в неделю на том же языке».

   Отчет о приключениях преподобного Джонса в конце концов достиг британской общественности в 1740 году. В 1752 году из письма, полученного из Филадельфии, стало известно, что «валлийские индейцы были обнаружены за Миссисипи». Тонкий ручеек сообщений вскоре превратился в бурную реку. Губернатор Виргинии Динвидди попросил подготовить отчет летом 1753 года. Он был настолько убежден собранными свидетельствами, в которых говорилось о встречах французов с валлийскими христианами в верхнем течении Миссури, что предложил 500 фунтов из своих личных денег для финансирования экспедиции. К сожалению, его отозвали в Британию прежде, чем такая экспедиция состоялась. Спустя поколение все поселенцы, живущие вдоль границы, были хорошо знакомы с историями о валлийских индейцах, которые теперь, согласно молве, обитали вдоль берегов Миссури. Даже президент Джефферсон, гордившийся своими предками из Уэльса, верил этим историям.
   В самом Уэльсе «приступ лихорадки имени принца Мадога» разразился в 1791 году, когда доктор Джон Уильяме опубликовал труд под названием «Исследования истинной традиции открытия Америки принцем Мадогом, сыном Овейна Гвинеддского, в 1170 г.», где были собраны все имевшиеся свидетельства. Уэльс был охвачен необыкновенным энтузиазмом, так как это означало, что в далеких землях их соотечественники живут свободными от английского ярма. Баптистский священник Уильям Ричарде писал своему соотечественнику доктору Сэмюэлю Джонсу, священнику Пеннипегской баптистской церкви в Филадельфии:

   «И если такая национальность (как валлийские индейцы) существует, а сейчас уже нет причин сомневаться в этом факте, то одна из ветвей валлийского народа сохранила свою независимость вплоть до наших дней».

   Националисты в Уэльсе сразу же попытались набрать под свои знамена надежных и достойных доверия молодых людей, которые отправились бы на поиски валлийских индейцев и заложили основы процветания новой родины уроженцев Уэльса на американском Западе.
   Затем на сцене появился Джон Эванс. Он происходил из методистской семьи в северо-западном Уэльсе и, по-видимому, не уезжал далеко от дома до конца 1791 года, но отсутствие опыта Эванс с лихвой возмещал своим энтузиазмом и целеустремленностью. После краткосрочных сборов он отплыл из Лондона летом 1792 года и прибыл в Балтимору той же осенью. Опередив своих единомышленников и тех, кто мог бы оказать ему материальную поддержку, он отправился на поиски самостоятельно, имея в кармане лишь 1 доллар и 75 центов. Он достиг Нового Мадрида на берегу Миссисипи, а оттуда углубился в неизведанные земли Иллинойса с единственным спутником. Эта «экспедиция» закончилась полным провалом, и Эванс случайно набрел на американский пограничный пост у Каскаски в июне 1793 года. К следующему Рождеству он был готов сделать еще одну попытку и на этот раз достиг Сент-Луиса в Луизиане, где испанцы бросили его в тюрьму по подозрению в шпионаже.
   Освобожденный генерал-губернатором, Эванс взлелеял новые планы контактов с «валлийскими индейцами», но теперь, вполне сознавая опасности путешествия, он озаботился подготовкой настоящей экспедиции. По удачному стечению обстоятельств испанцы, которые изо всех сил старались обеспечить безопасный северо-западный маршрут к побережью Тихого океана, снарядили торговую экспедицию, возглавляемую шотландцем Джеймсом Маккаем. Целью Маккая были поиски недавно обнаруженного племени, по описанию вполне совпадавшего с историями о «валлийских индейцах». Пятью годами раньше французский торговец Жак д'Эглиз поднялся в верховья Миссури от Сент-Луиса и стал первым европейцем, попавшим в эти места с юга. Он встретился с многочисленным и высокоцивилизованным народом манданов, насчитывавшим не менее 5000 человек, которые жили в восьми укрепленных городках и носили лучшие меха, получаемые благодаря обширным торговым связям с соседними племенами. Но самым замечательным в сообщении д'Эглиза было то обстоятельство, что индейцы оказались «белыми, как европейцы». «Они-то, – думал Эванс, – и являются народом принца Мадога».

Открытие манданов

   В конце августа 1795 года Эванс отбыл из Сент-Луиса вместе с флотом Маккая, направлявшимся вверх по реке в страну индейцев. К началу зимы продвижение экспедиции сильно замедлилось из-за торговли и переговоров с племенами, живущими вдоль берегов реки. Маккай решил послать Эванса вперед вместе с небольшой группой разведчиков. Его задачей было вступить в контакт с майданами, установить там присутствие испанского правительства, а затем определить маршрут вокруг Скалистых гор к Тихоокеанскому побережью – главный приз для испанской короны.
   24 сентября 1796 года, через четыре года после отъезда из Лондона, Джон Эванс наконец достиг территории манданов, расположенной в 700 милях вверх по течению Миссури от Сент-Луиса. Первым его поступком был спуск британского флага, развевавшегося над маленьким деревянным фортом, построенным канадскими торговцами, и подъем испанского знамени. Однако к тому времени запасы продуктов и товаров для торговли у Эванса были почти исчерпаны, и он начал понимать, что Тихий океан находится в сотнях миль дальше, за огромными Скалистыми горами. Признав наконец свое поражение, Эванс и его спутники отправились в долгий путь на юг в мае 1797 года. За время, проведенное вместе с индейцами, он составил журнал записей своих наблюдений и подробную карту Миссури, которая оказала огромную услугу знаменитым американским путешественникам Мерриуэзеру Льюису и Уильяму Кларку, когда они достигли Тихого океана через территорию манданов 8 лет спустя.
   Теперь перед Эвансом стояла одна последняя печальная задача. С тяжелым сердцем он писал письмо своему другу и единомышленнику Сэмюэлю Джонсу – баптистскому священнику в Филадельфии, отправленное 15 июля 1797 года.

   «Итак, после исследования и нанесения на карту окрестностей Миссури на протяжении 1800 миль, а также общения с индейцами, проживающими по эту сторону Тихого океана от 35-го до 49-го градуса северной широты, я могу сообщить Вам, что мною не было обнаружено такого народа, как валлийские индейцы».

   Однако на этом история с «валлийскими индейцами» не закончилась. Сообщения продолжали поступать с запада, в то время как сам Эванс все глубже погружался в пучину алкоголизма, ставшего причиной его смерти в июле 1799 года. Вскоре после этого начали циркулировать слухи, что он становился куда более откровенным в вопросе о «валлийских индейцах» после нескольких порций спиртного. Американец Джабез Холлидей даже сообщил, что Эванс признался ему, будто его молчание было куплено ценой взятки.
   Поколение спустя вера в «валлийских индейцев» испытала мощный подъем. Джордж Катлин, художник из Пенсильвании, осознал, что коренные американские культуры быстро исчезают, и поставил перед собой благородную задачу описывать их жизнь и обычаи для будущих поколений. Он провел несколько недель среди манданов в 1832 году и вернулся с убеждением, что они действительно имеют валлийские корни. Прежде всего он подчеркивал светлый оттенок их кожи: «среди мужчин и особенно среди женщин есть люди с почти белой кожей». Лодки манданов также выдавали их валлийское происхождение, особенно круглые суденышки, сделанные из буйволовой шкуры, натянутой на деревянный каркас, которые, с точки зрения Катлина, были в точности похожи на валлийские коракли. Катлин видел у манданов керамические изделия, практически идентичные тем, которые были обнаружены далеко на юго-востоке, неподалеку от Мексиканского залива.
   Это как будто подтверждало историю о принце Мадоге: если он высадился на побережье, то впоследствии отошел в глубь континента. Кроме того, в легендах манданов слышались отголоски библейской истории о Всемирном потопе. Их культовый герой, которого звали Одиноким Человеком, выжил, укрывшись в каноэ. Впоследствии голубь принес ему листья ивы как знак того, что вода начинает спадать. Катлин составил список из полутора десятков слов со сходным смыслом и звучанием для магаданского и валлийского наречий. К примеру, «голова» – «pan» по-мандански и «реп» по-валлийски. Он утверждал, что манданы сохранили воспоминания о Мадоге в самом названии своего племени: «слово манданы является искажением или, возможно, сокращением от Мадогвис – название, которым валлийцы пользовались для обозначения последователей Мадога».
   К сожалению, у него оставалось мало времени для дальнейшего исследования манданов, так как, по сообщению самого Катлина, эпидемия ветряной оспы опустошила их ряды в 1838 году. Он считал, что манданы вымерли все до одного, но это было преувеличением. Выжившие объединились вместе со своими соседями из племени хидатса и арикара, также сильно пострадавшими от эпидемии.
   Впоследствии история о колонизации Северной Америки выходцами из Уэльса и аналогия между манданами и выжившими валлийцами из команды Мадога пользовались переменным успехом. В Уэльсе чувство национальной гордости по отношению к Мадогу достигло вершины в 1805 году после публикации эпической поэмы «Мадог» известного поэта Роберта Саути. Однако под холодным испытующим взором исторической науки вера в легенду о Мадоге была поколеблена. В 1858 году комитет валлийского культурного праздника eis-toddfod в городе Лланголлен учредил приз за лучшее эссе об открытии Америки принцем Мадогом. На конкурс было подано шесть работ, пять из которых полностью совпадали с основной линией истории, а шестая представляла собой радикальный критический обзор доказательств. Ее автором был Томас Стивене, химик и литератор, которому уже принадлежала честь издания первого критического труда об истории валлийской литературы.
   Судьи разделились: один безоговорочно проголосовал за Стивенса, второй согласился, что его работа достойна приза, но должна разделить славу с лучшим эссе в защиту Мадога, а третий выступил с решительным протестом. Стивене в конце концов должен был получить приз, но главный комитет отменил судейское решение и дисквалифицировал работу Стивенса под предлогом «несоответствия заданной теме». Когда Стивене начал возражать, организаторы приказали оркестру играть бравурную музыку в надежде заглушить его голос, но слушатели зашикали музыкантов, и Стивене выступил с резкой обличительной речью, обвинив комитет в желании спрятать истину под ковер.
   Стивене избрал критический подход к самому Мадогу.– он не смог найти никаких следов существования принца Мадога в средневековых хрониках и биографиях, подробно описывавших жизнь и деяния правителей Уэльса, включая Овейна Гвинеддского и его сыновей. Это был сильный, хотя и не вполне убедительный аргумент, но негодование за несправедливое отношение к работе Стивенса привело к тому, что взгляды сторонников Мадога стали рассматриваться как нечто граничащее с дурным тоном.
   Подобной драматической конфронтации не было в Америке, где к путешествию Мадога просто относились как к чему-то само собой разумеющемуся. Специалист по военной истории адмирал Сэмюэль Морисон так вспоминает о степени веры в валлийское происхождение племени манданов.– «Я помню, как прочел об этом в своем первом учебнике по истории около 1895 года. Помню еще, как учитель промолвил с улыбкой: „Ах да, индейцы из племени манданов все еще говорят на валлийском диалекте“. Общество „Дочери американской революции“ установило памятную доску в честь Мадога в Форт-Моргане (Мобайл, штат Алабама) в 1953 году. Текст начинается следующими словами: „В память о принце Мадоге, мореплавателе из Уэльса, который высадился на берегах залива Мобайл в 1170 году и оставил после себя, вместе с индейцами, валлийский язык“. По-видимому, недавно в этом появились какие-то сомнения, так как мемориальная доска теперь хранится на складе.

Связи с викингами

   Какими свидетельствами мы сегодня располагаем в пользу путешествия принца Мадога? Был ли прав Стивене, отрицая само существование этого благородного отпрыска королевского рода из Уэльса? Мы должны признать, что любое историческое событие, впервые упомянутое через 400 лет после того, как оно предположительно имело место, нужно рассматривать с определенным скептицизмом. Источниками, на которые ссылались Джон Ди, и Ллойд, и Поуэл, были Гутин Овейн, поэт, писавший примерно с 1470 по 1500 г., и летописец Карадок из Лланкарфана, современник Мадога. К сожалению, в наши дни, как и во времена Стивенса, в известных трудах обоих этих авторов нет никаких упоминаний о Мадоге. Гвин Уильяме, профессор истории в Кардиффском университете и автор главного научного труда о принце Мадоге на сегодняшний день (1979), воздал хвалу Стивенсу как «одному из самых грозных критиков в истории Уэльса (да и любой другой страны). Его работа о Мадоге может служить начинающим историкам образцом абсолютно сокрушительной исторической критики». Однако негативные свидетельства подобного рода не могут считаться абсолютно убедительными, так как фрагменты валлийских средневековых летописей, сохранившихся до наших дней, представляют собой лишь ничтожно малую часть того, что существовало когда-то.
   Раскинув свои сети шире, чем это было возможно в хрониках и биографиях Стивенса, Уильяме смог обнаружить следы мореплавателя Мадога в довольно далеком прошлом. Валлийский поэт Маредудд ап Рис, писавший около 1440 года, славит «Мадога отважного», сына Овейна Гвинеддского, и даже утверждает, что «буду я Мадогом для своей эпохи, ибо моя страсть к морю равна его страсти». По заключению Уильямса, в XV веке существовала литературная традиция, связанная с именем Мадога-мореплавателя.
   Как ни странно, в поисках более ранних сведений о Мадоге нам приходится обратить взор за пределы Уэльса – на континентальную Европу. Люди из Фландрии в нынешней Голландии, известные как Флеминги, начали селиться в Южном Уэльсе еще в XII веке; по-видимому, они послужили своеобразным каналом связи, через который истории о Мадоге проникли в Европу. Писатели Флемингов были авторами первых популярных книг, наиболее знаменитой из которых является средневековая сатира «Рейнард-лис». Автором «Рейнарда-лиса» был некий Биллем, возможно священник, живший в начале XIII века. В начале этого сочинения он представляет себя как автора другого литературного труда под названием «Мадог». Ни одного экземпляра этого труда не сохранилось, поэтому невозможно узнать, шла ли речь о том самом Мадоге. Однако у нас есть дополнительное свидетельство из Франции. В одном из французских рыцарских романов Мадог – знатный вельможа из Уэльса, чей дед был «наполовину викингом», который впоследствии стал знаменитым мореплавателем. Мадог посещает французский двор, ищет эликсир вечной молодости, использует остров Или в качестве своей базы и в конце концов находит рай на острове, полном солнечного света, который он колонизирует вместе со своими последователями.
   Несмотря на романтические фантазии, которыми изобилует эта история, Уильяме отмечает некоторые любопытные намеки, особенно связь с викингами. Из биографии Груфидда ап Кинана, отца Овейна Гвинеддского, составленной его современниками, мы знаем, что он имел прочные связи с викингами и набирал наемников из их числа в свое войско, чтобы изгнать норманнов с острова Англси, который стал центром его королевства. Остров Или, твердыня Мадога в рыцарском романе, дает другой ключ к разгадке головоломки. Это старинное название острова Ланди неподалеку от южного побережья Уэльса – базы анонимного валлийского пирата, совершавшего налеты на западное побережье Британии в период с 1139 по 1148 г., согласно одной из скандинавских саг. Эти проблески связи между викингами и валлийцами в XII веке до некоторой степени придают правдоподобность истории путешествия Мадога в Новый Свет, так как викинги уже достигли Ньюфаундленда за 100 лет до этого (см. «Викинги в Америке» в этом разделе).
   С тех пор как был опубликован труд Уильямса, археологи подтвердили достоверность связей между викингами и валлийцами. Одна из резиденций Овейна Гвинеддского в Росире на острове Англси недавно была откопана из-под песка, скрывавшего ее в течение столетий. Археолог Дэвид Лонгли усматривает в стиле домов в Росире сильное влияние викингов, что вполне оправданно, если он был основан Груфиддом ап Кинаном, который высадился поблизости вместе со своими наемниками-викингами в начале успешной кампании против норманнов.
   Какой же вердикт мы должны вынести в истории о принце Мадоге? У нас действительно есть правдоподобные указания на известного героя рыцарских романов, имевшего связи с викингами, но является ли он принцем Мадогом, предположительно основавшим колонию в Америке? Хотя нет никаких современных следов Мадога, сына Овейна Гвинеддского, всегда существует возможность (как признает сам Уильяме), что он был одним из многочисленных детей, прижитых Овейном вне брака. Связи викингов с островом Англси, предполагаемой семьей Мадога и персонажем из рыцарских романов действительно предоставляют плодородную почву для гипотез о путешествии через Атлантику. Рассказываемые викингами истории о благословенном Винланде по ту сторону океана вполне могли вдохновить проигравших в гражданской войне на поиски своего счастья.

Манданы на реке Миссури

   Вопрос возможной экспедиции в Америку из Уэльса остается открытым, но как быть с «валлийскими индейцами»? Из всех представленных кандидатов самыми убедительными были манданы. Что нам известно о нравах, истории и традициях этого народа?
   Сами манданы имели две соперничающие легенды о своем происхождении. По одной версии, они всегда жили в долине реки Миссури; по другой – их племя зародилось на побережье в устье реки Миссисипи, а впоследствии они поднялись вверх по течению. Энтузиасты из Уэльса предпочитают второй вариант, так как в этом случае манданы оказываются на том же месте, что и предполагаемые колонисты Мадога.
   Затем у нас есть исторические свидетельства. Насколько можно полагаться на сообщение Катлина о манданах, играющее ключевую роль в аргументах защитников валлийской колонизации? Без сомнения, он имел совершенно ошибочные представления о связях манданов с внешним миром. Согласно Катлину, манданские «традиции, насколько я мог познакомиться с ними, не содержат никаких сведений о белых людях до визита Льюиса и Кларка». На самом деле французский путешественник Ла Верендрие встречался с манданами еще в 1739 году, а канадские торговцы жили с ними до визита Эванса. Катлин даже не упомянул о семимесячном пребывании Эванса в лагере манданов, поэтому остается лишь гадать, насколько глубоким было его представление об общественном устройстве этого индейского племени.
   У манданов были и другие, более скептически настроенные посетители до того, как разразилась эпидемия ветряной оспы 1838 года, но их взгляды редко принимались во внимание энтузиастами «валлийских индейцев». Джеймс Маклэйрд, современный историк, рассматривавший проблему «белых манданов», подчеркивает, что несколько канадских торговцев мехами, валлиец Дэвид Томпсон, путешественники Льюис и Кларк, политик Генри Брекенридж и ученый принц Максимилиан посещали манданов или гостили у них, однако никто из них не заметил ничего из ряда вон выходящего. Принц Максимилиан с пренебрежением отозвался о теории «валлийских индейцев» после посещения манданов:

   «Некоторые утверждали, что они обнаружили в Северной Америке индейцев, говоривших на гаэльском языке; конкретно речь шла о манданах, но уже давно было установлено, что это предположение безосновательно, как и выдумки о том, будто манданы имеют более светлый оттенок кожи, чем другие индейцы».

   Маклэйрд поддерживает точку зрения принца Максимилиана, указывая на несколько ранних сообщений о других племенах, включая кроу, чейеннов и арикара, где упоминается об их необычно светлой коже. Создается впечатление, что это был просто один из способов, с помощью которых западные путешественники пытались упорядочить свои впечатления от встреч с огромным количеством разных племен. Сходным образом швейцарский художник Рудольф Курц, встречавшийся с несколькими из уцелевших манданов в 1851 году, презрительно отозвался о предполагаемом сходстве между лодками манданов из буйволовой шкуры и валлийским кораклем: «Все индейцы, живущие в прериях, пользуются лодками из шкур за недостатком дерева».
   Что касается списка слов, связывавших наречие манданов с валлийским языком (этот список играл ключевую роль в доказательствах Катлина), то все лингвисты без исключения не нашли абсолютно никаких следов сходства между валлийским языком и каким-либо из языков американских индейцев. Они с полной уверенностью причисляют наречие манданов к языковой семье сиу.
   Есть ли какие-то шансы у «валлийских индейцев» с точки зрения археологии? Наиболее современные исследования ранних поселений манданов показывают, что керамика, которую видел Катлин, значительно отличается от обнаруженной в старинных погребальных курганах, расположенных на юге вдоль берегов Миссури. Археологи полагают, что наиболее вероятными предками манданов были индейцы группы сиу, жившие в нижнем течении Миссури и на востоке ближе к слиянию с Миссисипи, так что манданские легенды о переселении вверх по Миссури частично подтверждаются археологическими данными. Однако при этом расстояние до побережья Мексиканского залива все равно составляло не менее 800 миль.
   Еще более важным представляется то обстоятельство, что поселения манданов были далеко не единственными в своем роде. В долинах главных рек, впадающих в Миссури, жили группы индейцев пауни, арикара, хидатса и манданов; все они устраивали поселения с полуподземными домами, окруженные деревянным частоколом, и возделывали расположенные поблизости поля маиса (кукурузы). Защитники теории «валлийских индейцев» иногда утверждают, что потомки Мадога со временем убедили своих соседей перейти к более оседлому образу жизни. Однако радиоуглеродные датировки указывают на то, что предки оседлых племен появились в среднем течении реки Миссури около 950 года н. э. – то есть до предполагаемого прибытия Мадога в Америку.
   Защитникам «валлийских индейцев» еще труднее объяснить тот факт, что предки манданов жили в сельских общинах и собирали урожай ниже по течению Миссури, начиная как минимум с 850 года, прежде чем переселиться на свои нынешние земли. Так что древние манданы вели вполне «валлийский» образ жизни еще за 300 лет до рождения принца Мадога. Археология вбила последний гвоздь в крышку гроба «валлийских индейцев» – племени, которого, как теперь уже очевидно, никогда не существовало.

жүктеу/скачать 2.89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: