Поэмах «Илиада» и«Одиссея» ив поэмах Гесиода «Труды и дни» и

В своих учениях об обществе, о государстве и праве софисты развивали теорию естественного права и противопоставляли су­ществующему закону «природу». Но естественное право они по­нимали по-разному. Некоторые из софистов выдвинули теорию силы, согласно которой в обществе господствует право сильно­го и государственные законы устанавливаются в интересах тех, в чьих руках власть. Религию и нравственность некоторые со­фисты считали человеческим установлением, различным у раз­ных народов. Протагор говорил о невозможности для человека знать, существуют ли боги или нет, «вследствие темноты этого вопроса и краткости человеческой жизни». Софист Критий учил, что религия есть выдумка хитрого государственного мужа, изо­бретенная в целях держать в подчинении народную массу.

Против софистов выступил выдающийся мыслитель древно­сти Демокрит (460—370 гг. до н. э.). Будучи последователем атомистики Левкиппа, Демокрит на ее основе создал всеобъ­емлющую философскую систему, которая заключала в себе уче­ние о бытии, космологию, космогонию, теорию познания, логику, этику, политику, эстетику и ряд специальных областей научного знания: математику, физику, биологию, медицину, антрополо­гию, психологию, филологию, теорию музыки, педагогику.

Демокрит, с одной стороны, выступал против «аподейктики» (т. е. против односторонности дедуктивного метода, свойствен­ного рационализму) и, с другой стороны, против «эпидейктики» (скептицизма софистов, их показного знания, прикрывавшего красноречием неверие в истину).

По свидетельству Секста Эмпирика (VIII, 327), в своих «Ка­нонах» Демокрит решительно высказался против аподиктиче­скою доказательства. Демокрит считает, что только на основе тщательного наблюдения фактов можно строить научные тео­рии Но эмпирические тенденции в логике и научной методоло­гии не делают его «ползучим» эмпириком. Его девиз: от опыта и через опыт к отражаемой последним объективной реальности.

Отвергая тот вид сенсуализма, который сводил все познание к ощущениям, понимаемым как чисто субъективные пережива­ния индивида, и таким образом приходил к ниспровержению на­учного знания как такового, Демокрит равным образом высту­пает против умозрений, оторванных от чувственных данных. Эта принципиальная позиция Демокрита очень четко выра­жена в его математических исследованиях, в которых он отвер­гает как чисто умозрительный метод математического знания, представленный пифагореизмом, так и протагоровский эмпиризм, отрицавший математику как точную науку. Истинный путь позна­ния, по Демокриту, состоит в том, чтобы исходить из чувствен­ного восприятия, из единичных фактов, из наблюдений и,, опираясь на них, постигать разумом подлинную объективную ре­альность

Научный метод Демокрита заключается в сведении сложного к простому, в разложении сложного на части, в отыскивании самых простых, далее неделимых элементов и в последующем объяснении всего сложного как суммы составляющих его эле­ментов Задача научного знания, по Демокриту, состоит в том, чтобы открыть простейшие элементы и из разнообразных спосо­бов их соединения вывести все сложные вещества и явления

Применяя этот метод к самой логике, Демокрит устанавли­вает первичные элементы мышления. Таковыми являются еди­ничные данные чувственного восприятия, из соединения которых возникают простейшие суждения, состоящие из двух элементов -субъекта и предиката; далее следуют более сложные образова­ния, состоящие из сочетания суждений. То, что субъект сужде­ния Демокрит называет «именем», а предикат — «глаголом», говорит о тесной связи мышления и языка в логике Демокрита По-видимому, Демокрит ставил вопрос об отношении между словом и обозначаемым им понятием. По крайней мере извест­но, что он обратил внимание на следующие случаи, в которых отсутствует строгий параллелизм между словом и понятием: 1) когда одним и тем же словом обозначаются совершенно разные вещи; 2) когда одна и та же вещь обозначается различ­ными словами; 3) случаи перемены имен и 4) когда вещь не имеет имени и приходится для ее обозначения пользоваться описанием.

К Демокриту восходит понимание суждения как связи субъ­екта и предиката, как соединения или разделения их в соответ­ствии с тем, соединены или разделены вещи в самой действи­тельности

Определение Демокрит понимал как указание на то, из чего вещь состоит. Например, понятие войска определялось им как совокупность индивидов, составляющих войско, понятие повозки - суммой ее частей. В физике Демокрита каждый предмет определяется числом, формой, положением и порядком атомов, образующих данный предмет, и заключающейся в нем пустотой.

У Сократа на первый план выдвигается проблема метода. Сократовский метод исходит из идеи, что истинное знание дается общими понятиями. Это истинное знание он мыслит как задачу, которую предстоит еще решить. Поэтому философия для него есть не обладание истиной, а любовь к мудрости, по­иски истины, стремление к ней. Сократ говорил: «Я знаю толь­ко то, что ничего не знаю».

Но, не считая себя обладателем истинного знания, он верил, что обладает методом, посредством которого можно достигнуть истинного знания.

В чем же заключался этот метод? Сократ считал, что любой предмет может быть познан лишь в том случае, если его свести к общему понятию и судить о нем на основе этого понятия. Од­нако Сократ не разрабатывал теорию приемов этого сведения, а лишь показал, как они непосредственно применяются практи­чески при решении отдельных проблем этики.

Особенность логических приемов Сократа заключается в том, что понятие развивается из обычных представлений лю­дей путем проверки их правильности и внесения в них все новых и новых исправлений. Сократовский метод требует прежде все­го самоиспытания, которое обнаруживает, что мы действитель­но знаем и относительно чего мы лишь думаем, что знаем.

Сущность сократовского приема, получившего название «ирония», состоит в том, что Сократ, сознавая свое незнание и побуждаемый потребностью знать, обращается к другим, чтобы у них поучиться тому, что они знают, но при этом обнаружи­вается несостоятельность их мнимого знания. Однако открытие собственного и чужого незнания оказывается возможным лишь благодаря тому, что Сократ сравнивает то или иное кажущееся знание с идеей истинного знания.

Следующим моментом в философском методе Сократа яв­ляется попытка создания истинного знания. Этой цели служат два введенных Сократом приема исследования: индукция и де­финиция. Аристотель в «Метафизике» (XIII, 4) сообщает, что Сократ ввел прием индукции, ведущий от единичных вещей к определению общего понятия. В борьбе с абсолютным реляти­визмом и субъективизмом софистов Сократ находит опору в понятии понятия, которое понимается им как пребывающее вечно неизменным и остающееся всегда одинаковым для всех индивидов.

Сократовская индукция есть процесс образования понятий. Сократ исходит из самых обычных представлений людей, обра­щается к примерам из обыденной жизни, к известным всем общепризнанным положениям. У него — случайный, несистема­тический подбор примеров, нет полноты и критичности в его со­ставлении. Этот недостаток он старается компенсировать искус­ственным сопоставлением противоположных мнений.

Посредством приема индукции выясняется, что принадле­жит к сущности обсуждаемого предмета и что не принадлежит, и таким образом из представлений образуются понятия.

Индукция составляет основу дефиниции. Оба эти приема со­кратовской философии тесно связаны между собой. Из опреде­лений понятия следует «разделение вещей по родам». Этим це­лям служит сократовское искусство спора. Сократ называл свой метод «майевтикой», т.е. искусством повивальной бабки. Его метод преследовал задачу «помочь родиться мысли». Сократ приписывал себе роль «акушера», при помощи которого в науч­ной беседе у принимающих в ней участие рождались правиль­ные взгляды на обсуждаемые проблемы. Сократ обычно тре­бует от своего собеседника дефиниции, например, что такое спра­ведливость, храбрость, красота и т. п. В качестве ответа он получает поверхностное, непродуманное определение понятия. Он начинает проверять правильность данного определения на от­дельных случаях, взятых из повседневной жизни, и в результа­те этого испытания данное определение оказывается ошибоч­ным или недостаточным и подвергается исправлению. Получен­ная новая дефиниция в свою очередь проверяется на новых слу­чаях, также исправляется, что приводит к следующей дефиниции, с которой производится та же логическая операция, и т. д.

Прекрасными примерами применения этого метода являются «сократические» диалоги Платона, написанные им в то время, когда он еще придерживался как содержания, так и формы фи­лософии своего учителя Сократа, а также беседы Сократа, пе­реданные Ксенофонтом в его «Меморабилиях». Например, Ксенофонт излагает беседу Сократа, в которой отыскивается дефи­ниция понятия несправедливости. В качестве несправедливых вначале называются такие действия, как лганье, обман, делание зла, обращение в рабство и т. п. Но затем обнаруживается, что эти действия, если они применяются в войне с врагами, не под­ходят под понятие несправедливости. Следовательно, первона­чальное определение должно быть ограничено: они являются несправедливыми только по отношению к друзьям. Дальнейшее исследование показывает, что и новое определение недостаточно. Кто обманом заставляет своего больного ребенка принять лекар­ство или отнимает меч у своего друга, в отчаянии желающего ли­шить себя жизни, тот не совершает несправедливого поступка. Следовательно, только тот совершает несправедливость против друзей, кто это делает с намерением им повредить.

Приведем другой пример из «Меморабилий» Ксенофонта (III, 3). Ход рассуждения Сократа развертывается следующим образом. Во всяком деле люди предпочитают повиноваться тем, кого они считают наилучшими знатоками. В болезни мы обра­щаемся к тому, кого считаем наилучшим врачом; в плавании предпочитаем того, кто считается наилучшим кормчим; в земле­делии— того, кто слывет наилучшим земледельцем. Отсюда ин­дуктивно получается общее положение, которое затем дедуктив­но применяется к новому специальному случаю. Следовательно, и во всадническом деле люди предпочтут повиноваться тому, кто наиболее сведущ в нем. В результате все рассуждение в це­лом представляет собой умозаключение по аналогии.

Утверждению Протагора, что у каждого индивида своя исти­на, Сократ противопоставляет свое учение о всеобщем человече­ском познании, о единой истине для всех людей. Эта его идея находит свое внешнее выражение в самой диалогической форме рассуждений, которая несовместима с индивидуальной изолиро­ванностью отдельного субъекта в познании.

Всеобщее человеческое познание, которое является единст­венным истинным познанием для всех, Сократ понимает как познание общего в понятиях. Для этого от эмпирического многообразия единичных вещей необходимо возвыситься до того, что есть у них общего, надо отыскать ту общую познаваемую разу­мом форму, под которую подходит данное эмпирическое много­образие содержания. Для Сократа индукция не есть просто средство для определения общего понятия. Последнее есть ре­альность, к познанию которой подводит индукция.

Таким образом, в диалектике Сократа заключались уже за­чатки объективного идеализма, которые затем были развиты Платоном.

Поскольку у Сократа не было философской системы, его уче­ники стали развивать отдельные стороны его учений и разби­лись на несколько школ. Кроме Платона, известны четыре сократовца, основавшие свои философские школы: Евклид, Федон, Антисфен и Аристипп.

Евклид основал мегарскую школу, наиболее видными представителями которой были Евбулид, Диодор Крон и Стиль-пон. Мегариков называли в древности эристиками и диалектика­ми. Евклид соединил сократовский взгляд на истинное познание как на познание общего в понятиях с элейским учением о един­стве сущего и о противоположности между чувственным и ра­зумным познанием. Он пришел к положению, что чувственное познание показывает нам только становящееся и изменчивое, и лишь мышление открывает нам неизменное истинно сущее. Это учение Евклид выработал совместно с Платоном, с которым он находился в дружеском общении. Евклид отбросил сократов­скую индукцию, говоря, что привлечение подобного не делает предмет рассуждения более ясным, а неподобное не относится к предмету рассуждения.

Сократовское требование поисков истины в понятиях мегарики поняли как задачу, уже осуществленную в языке. В обо­значении вещей в речи они усматривали готовое и завершенное знание в понятиях, производя таким образом подмену понятий обычными представлениями. То, что для Сократа было искомым (понятие), для них стало известным само по себе. В результате подмены понятий готовыми застывшими представлениями мегарики пришли к отрицанию движения, так как при допущении движения пришлось бы признать изменение понятий, а последние признавались ими неизменными.

В самой метафизике мегариков было заложено зерно глубо­кого скепсиса. Если действительность есть абсолютное единст­во, то тем самым уничтожается основная функция мышления — составление суждений, а вместе с этим и само мышление в це­лом. С их точки зрения возможно лишь интуитивное постиже­ние всеединого.

Положительная часть учения Евклида и мегарской школы была очень скудной и чрезмерно абстрактной, зато мегарики развернули обширную полемику против учений других философ­ских школ и в этой борьбе проявили большое остроумие. Их эри-стические доказательства были облечены в катехизическую форму, причем запрещались всякие другие ответы, кроме «да» и «нет». Обычно они нападали не на посылки своих противников, а на заключения и прибегали к косвенному доказательству (de-ductio ad absurdum). Мегарской школе приписывалось семь со­физмов и парадоксов: «Лжец», «Спрятанный», «Электра», «По­крытый», «Куча», «Рогатый» и «Лысый».

С отрицанием категории становления в мегарской школе свя­зано отрицание категории возможности. Мегарики учили, что возможно только действительное. То, что было бы только возможным, но не действительным, одновременно существовало бы и не существовало. Переход от возможности к действитель­ности для мегариков, отрицавших становление, представлял не­преодолимые трудности. Считая действительное возможным, бо­лее ранние мегарики под действительным понимали то, что су­ществует в настоящее время.

Диодор учил, что будущее однозначно определено действи­тельным положением вещей. Его известное доказательство про­тив допущения реальной возможности гласило: «Из возможного не может следовать невозможное». Невозможно, чтобы что-либо прошедшее было бы иным, чем оно есть. Поэтому если бы нечто было возможно в более раннее время, то из возможного следова­ло бы невозможное. Следовательно, оно невозможно. Вместе с тем невозможно, чтобы происходило что-нибудь, что не происхо­дит в действительности.

Таким способом Диодор доказывал свой тезис, что возможно только то, что или существует действительно или будет действи­тельным. А такого возможного, которое не станет действительностью, нет. если бы из двух противоположных возможностей одна стала бы действительностью, то другая возможность тем самым стала бы невозможной. Следовательно, в этом случае воз­можное стало бы невозможным, что нелепо.

Диодор Крон дал четыре доказательства против возможности движения, отличие которых от аргументов Зенона Элейского состоит в том, что, отрицая самое движение тела, он вводит не­которое не совсем понятное положение «тело подвинулось».

Первое доказательство: если бы что-нибудь двигалось, оно должно было бы двигаться или в пространстве, в котором оно есть, или в пространстве, в котором оно не есть; но в первом нет места для движения, так как оно заполнено данным телом, во втором же (где его нет) оно не может ни действовать, ни испытывать что-либо.

Второе доказательство: то, что движется, находится в про­странстве; но что есть в пространстве, то покоится; следователь­но, движущееся покоится.

Третье доказательство исходит из предпосылки существова­ния неделимых мельчайших частиц материи и пространства. Пока такая частица материи находится в соответствующей ча­стице пространства А, она не движется, ибо она вполне напол­няет ее; но точно так же она не движется, если находится в ближайшей частице пространства В, ибо если она достигла ее, то ее движение уже прекратилось; следовательно, она вообще не движется.

Четвертое доказательство присоединяет к предпосылке су­ществования неделимых мельчайших частиц материи различе­ние частичного и полного движения. Всякое движущееся тело должно сначала двигаться частью своих частиц, прежде чем двигаться всеми частицами. Но немыслимо, чтобы неделимое мельчайшее тело двигалось частью своих частиц.