Поэмах «Илиада» и«Одиссея» ив поэмах Гесиода «Труды и дни» и



бет4/18
Дата18.06.2016
өлшемі0.95 Mb.
#144963
түріПоэма
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18

Платон ставит проблему предикации и дает следующее ре­шение вопроса о соединении субъекта и предиката: соединяются не противоположные, а лишь различные сущности. Каким обра­зом одной и той же вещи приписываются различные свойства? Каким образом нечто может вместе с тем быть и иным? Каким образом единое может быть и многим? Каким образом возмож­ны Л и не-Л? Все это возможно, по Платону, так как Л и не-Л не необходимо исключают друг друга: не-Л означает не противо­положность Л, а все от него отличное.

Платон, так же как и его противники эристики, считает, что связка в суждении («есть») обозначает реальное бытие Копулятивное бытие имеется точно так же, как и экзистенциальное бытие (в смысле существовать). Проблема предикации в логи­ке Платона связана с вопросом о собственном смысле копулятивно-реального бытия. Эта проблема соединения понятий реша­ется у Платона в диалоге «Софист» следующим образом. Все идеи «принимают участие» как в сущем, так и в не-сущем, что и служит основанием для соединимости и несоединимости идей.

Рассмотрим учение Платона об отрицании и противополож­ности. Платон отличает отношения различия от отношения про­тивоположности. Различие (или иное) есть небытие, но оно не есть противоположность. Бытие и небытие вовсе не суть исклю­чающие друг друга противоположности. С отрицанием еще не дано противоречие. Всякое сущее есть в весьма многих отноше­ниях не-сущее.

По учению Платона, небытие включает в себя всякую вещь, кроме абстрактной идеи бытия. И частица «не» указывает толь­ко на инобытие, или различие, а не на противоположность. Не­большой не есть необходимо малый. Таким образом, Платон вводит изменение в значение понятия небытия. Только абстракт­ное понятие небытия контрадикторно абстрактному понятию бы­тия. Но когда бытие является комплексом детерминаций мыш­ления, небытие служит отрицательной стороной (отрицательным аспектом) этих детерминаций и, следовательно, частью бытия. Бытие и различие суть две категории, которые проходят через все вещи. Платон показывает, что оба понятия (бытие и небы­тие, или негаодя) необходимо присутствуют во всяком акте мышления. С этой точки зрения бытие — «сумма всех позитив­ных понятий». Негация же в форме различия проходит через все вещи, отделяя любую из них от любой другой.

Отделение столь же существенно для мышления, как и со­единение. Отсюда возникает третье понятие о бытии как о сум­ме всех истинных детерминаций (позитивных и негативных). Это опять отличается от того, что не есть бытие (т.е. от того, что нереально или ложно).

Возможность ложных суждений Платон объясняет тем, что имеются некоторые контрадикторные понятия (например, дви­жение и покой), которые несоединимы друг с другом; они суть не иные, но противоположные. Суждение, связывающее такие понятия, ложно. Именно этим ложное суждение отличается от отрицательного. Для объяснения ложного суждения недостаточ­но небытия, которое означает лишь различие.

По Платону, чувственным явлениям могут быть присущи противоречащие предикаты. Отсюда основное положение для суждений опыта гласит: возможно соединение контрадикторных предикатов с одним и тем же субъектом. Сообразно с этим Пла­тон доказывает, что контрадикторные высказывания об одном и том же субъекте могут быть значимыми: 1) в одно и то же вре­мя вследствие различия отношений, например, «5 велико по сравнению с А, но мало по сравнению с С»; 2) последователь­но во времени контрадикторные предикаты могут быть при­сущи одному и тому же субъекту и в одном и том же отно­шении.

В конечном результате, по учению Платона, противоречия нет и в мире опыта, следовательно, и в эмпирических суждени­ях, так как контрадикторные предикаты или вовсе не относятся друг к другу, или один уступает место другому во времени; сле­довательно, и в том и в другом случае они в действительности как контрадикторные не сосуществуют.

Платон разработал учение о понятиях, об их взаимоотноше­ниях по объему и содержанию, об отношении родов к видам и о соединимости и несоединимости понятий. Он представил их в виде системы, а именно — пирамиды, вершиной которой является «идея идей» (идея блага). Платон пытался свести все возмож­ные понятия к самым общим понятиям — категориям, которые лежат в основе всякой предикации. Впервые перечень категорий дан Платоном в диалоге «Теэтет». Если сопоставить таблицы категорий, данные Платоном в диалогах «Теэтет», «Парменид» и «Софист», то оказывается, что во всех трех таблицах первое место занимает пара — бытие и небытие. Общими для них яв­ляются также пары категорий: тождественное и иное, сходное и несходное. Единое и многое образуют третью пару категорий в «Теэтете» и «Пармениде». Четвертая пара — движение и покой — приводится в «Пармениде». Категории количества предшеству­ют категориям качества. В «Софисте» вместо двух пар противо­положностей (единство и множество, сходство и несходство) да­на одна пара: тождество и различие, объединяющая понятия количества и качества.

В «Софисте» в качестве категорий (наивысших родов суще­го, являющихся основными видами соединения понятий в суж­дении) выступают пять понятий: бытие, покой, изменение, тожде­ство и различие. Это — универсальные предикаты. Всякая вещь, о которой что-нибудь высказывается, существует, тождественна в одном отношении и различна в других отношениях, находится или в покое, или в движении, или в обоих этих состояниях раз­личным образом. В «Тимее» категории перечисляются еще полнее и весьма по­хожи на список категорий Аристотеля.

Учение о дефиниции Платон развил главным образом в диа­логе «Теэтет». Там Сократ ставит вопрос: «Что такое знание? — и в качестве ответа получает перечисление различных знаний. Сократ указывает, что это перечисление может быть бесконеч­ным вследствие бесконечного разнообразия предметов знания. Требуется не это перечисление, а общее понятие о знании, т.е. дефиниция знания. Платон пишет, что дефиниция должна со­стоять в указании специфического различия, которое отличает данный объект от всех других, причем мы должны избегать кру­га, когда объясняют понятие его синонимом, и должны пом­нить, что примеры как замены дефиниции недостаточны для ре­шения поставленной задачи.

Для дефиниции понятий Платон иногда применяет особый «гипотетический метод». Чтобы решить вопрос, соответствует ли то или иное определение понятию, Платон сперва гипотетически предполагает соединение субъекта с предикатом, которое обра­зует предполагаемую дефиницию. Затем из этой гипотезы выво­дятся следствия. Если при этом получается нечто противоречи­вое, т.е. суждение которое соединяет два несоединимых поня­тия, то гипотеза отвергается как ложная. Если же все согласу­ется между собой, то это еще не значит, что гипотеза доказана. Из отсутствия противоречий в следствиях и между последними и первоначальным тезисом еще нельзя заключать об истинности тезиса.

Однако то обстоятельство, что данный тезис, превращенный в гипотезу, выдержал контрольное испытание, а именно, следст­вия, выведенные из него, не оказались неприемлемыми, говорит уже в пользу этого тезиса и способствует его защите, если можно найти и другие аргументы истинности данного тезиса.

Что такое гипотетический метод, Платон поясняет на приме­ре математики. Геометра спрашивают, можно ли данный прямо­угольник вписать в данный круг. Он отвечает, что может отве­тить на это лишь гипотетически: вписать можно, если радиус круга равен половине гипотенузы. Можно привести еще один пример применения гипотетического метода. При решении вопро­са, можно ли обучить добродетели, Платон постулирует предпо­сылку: добродетели можно обучить, если она есть наука. А затем доказывается, что она действительно есть наука.

На основе гипотетического метода ведется диалектическое исследование в диалоге «Парменид». Здесь тезис трактуется сперва как гипотеза. Затем рассматриваются следствия, выте­кающие из принятой гипотезы, исследуется, что дает ирииягие данной гипотезы для выяснения или определения каждого из соединенных в тезисе понятий, как для самого по себе, так и в отношении к другим понятиям, а также для родственных и противоположных понятий. Равным образом исследуется, к каким следствиям приводит противоположное положение, т.е. сужде­ние, отрицающее гипотезу. И после обзора всех следствий ре­шается вопрос об истинности выставленной гипотезы.

В «Пармениде» Платона гипотетический (метод выступает как высший диалектический прием, тогда как в других его при­менениях у Платона он является лишь вспомогательным при­емом, одним из моментов диалектического метода.

В школе Платона много занимались определениями, в част­ности определениями вещей неорганической и органической природы. Известно, например, что Платон дал следующее опре­деление человека: «Человек есть двуногое животное без перьев». Услышав об этом, киник Диоген, ощипав петуха, принес его в Академию и во время лекции Платона выпустил его со словами: «Вот человек Платона». Платон признал свою ошибку и внес в свое определение поправку: «Человек есть двуногое животное без перьев с широкими ногтями».

Во времена Платона стояла задача преодоления того скепси­са, той эристики, того отрицания истины, которые развивались в сократовских школах. Сократовская философия дала толчок к размышлениям о сущности логических функций. Но, заняв­шись вопросами логики, сократовские школы пришли к теориям, разрушавшим объективную истину и общезначимое знание. Необ­ходимо было, так сказать, спасти мышление, восстановить его в правах, найти выход из лабиринта эристики, разбить всю эту скептическую аргументацию сократовских школ. Эта задача бы­ла выполнена Аристотелем. Еще раньше пытался ее решить Пла­тон, но он был не в состоянии сделать это.



Главный порок логики Платона — отрыв понятий от единич­ных вещей, перенесение их в потусторонний мир, превращение понятий в самостоятельные сущности. Роды вещей у Платона существуют по ту сторону единичных вещей. По Платону, даже вся совокупность единичных вещей данного рода (в том случае, если бы мы могли охватить ее полностью) не даст нам понятия о роде. Невозможно извлечь понятие из вещей через простое их сравнение. Напротив, нужно уже заранее привнести готовое понятие, чтобы иметь возможность судить, что в вещах соответ­ствует понятию и что не соответствует. Отдельные же вещи являются лишь примерами, которые нам напоминают об общих понятиях. Сами понятия в их чистом и совершенном виде суще­ствуют в потустороннем мире, материальные же вещи вовсе не являются той реальностью, к которой относятся понятия. Чтобы найти последние, недостаточно путем наблюдения установить общие, остающиеся себе равными, свойства вещей определен­ного рода. Для этого необходимо подняться к миру идей.

Господство в логике Платона метафизически-идеалистическо­го способа мышления приводит к тому, что у Платона как понятия, так и другие логические формы (суждений и t. д.) обособ­лены друг от друга и в своей изолированности даны в совершен­но застывшем виде. Поэтому для логики Платона является абсо­лютно недоступным познание живой связи действительности. Единственная связь, которая признается Платоном (да и то лишь в его позднейших «диалектических» диалогах),— это обще­ние (койнония) идей.

Диалектические диалоги Платона ставят своей задачей дать классификацию идей, построить иерархию понятий. Здесь у Пла­тона изменяется взгляд на истинное познание, которое ранее понималось как чистая интуиция, посредством которой дости­гается постижение предсуществующих идей. В диалектических диалогах Платона познание есть система понятий, находящихся в многообразных взаимных отношениях между собой. Но и здесь Платон продолжает смотреть на понятия не как на продукты нашего мышления, а как на некие самостоятельные сущности, существующие независимо от нашего мышления.

Принимаемое Платоном в позднейший период его деятельно­сти общение идей оставляет в прежней силе оторванность мира явлений от мира идей. Понятиям, которые раньше мыслились абсолютно неизменными и неподвижно пребывающими, теперь приписывается движение, саморазвитие. Но перебросить мост от мира идей к миру явлений Платону не удалось.

Диалектика Платона есть диалектика идей. По Платону, диалектика является основной философской дисциплиной, тео­рией научного метода. Метод есть именно то, что делает науку наукой. Но изменчивый мир материальных явлений исключается Платоном из области истинного знания. Познание природы, по­знание материального мира в философской системе Платона не поднимается выше уровня простого мнения, вероятности.

Если логика Демокрита отразила развитие естествознания и медицины, то логика Платона связана с развитием древнегре­ческой математики до Евклида. Главными центрами развития математики в Древней Греции до Евклида были пифагорейская и платоновская школы. В платоновской Академии был ряд вы­дающихся математиков, которые разрабатывали планиметрию и стереометрию. В школе Платона впервые было сделано важное математическое открытие — создано учение о Конических сече­ниях. Уже в пифагорейской школе числа стали мыслиться не как отвлечения от предметов материального мира, а как стоящие над ними и правящие миром сущности, и эта идеалистическая кон­цепция еще более заостряется у Платона.

* * *


В сократовских школах нашли свое выражение самые раз­нообразные точки зрения. Ученики Сократа (Евклид, Федон, Антиофен, Аристшп) и основанные ими школы (мегарская, эли-до-эретрийская, киническая, киренская), а также Платон раз­вивали противоположные учения. Киники были материалистами, киренаики — субъективными идеалистами, мегарики и Платон — объективными идеалистами. Коренным образом расходились они и в понимании того, что было основным в философии Сократа, — в вопросе о природе понятия. Например, школа Антисфена стояла на позиции номинализма, тогда как Платон был реали­стом.

Что касается мегариков, то их позиция в этом вопросе про­тиворечива. По мнению Прантля, мегарики впадают в номина­лизм, и их точка зрения на природу понятий близка к кинической и стоической. В противоположность Прантлю Целлер относит мегариков к реалистам и говорит, что если учение Стильпона звучит номиналистически, то это лишь позднейшее заимствова­ние мегарской школы у киников. Мы считаем более правильным мнение Прантля, но вместе с тем усматриваем противоречи­вость во взглядах мегариков на природу понятия.

Целлер говорит, что, поскольку мегарики объявляли понятия и только их «истинной сущностью», они были не номиналистами, а реалистами, и, поскольку киники приписывали реальность не понятиям, а конкретным предметам чувственного мира, между мегариками и киниками была полная противоположность во взглядах на природу понятия. Но если мы поставим вопрос: «Что такое понятие по учению мегариков?», то обнаружится близость взглядов мегариков и киников. Всякое обозначение ве­щи именем признается у мегариков понятием. Если, с одной сто­роны, верно, что у мегариков понятие есть реальность, то, с дру-юй стороны, столь же справедливо, что у них понятие есть имя. Если под номинализмом понимать приравнение понятия имени, то мегариков можно назвать номиналистами. Но обычно в но­минализме понятие низводится к имени, тогда как у мегариков имя возводится в понятие. Формула мегариков: имя — понятие — реальность. Так как у мегариков имя становится понятием и реальностью, то эту точку зрения можно назвать номинализмом (Прантль называет ее «риторическим номинализмом понятия»). Но, если угодно, принимая во внимание другую сторону этого противоречивого взгляда, можно назвать его и «реализмом имени».

Свое учение мегарики обосновывали софизмами. Они воспри­няли ряд софизмов у прежних авторов (у Зенона Элейского и софистов) и дополнили их своими собственными. Трудно уста­новить, какие из софизмов, приводимых Аристотелем в сочинении «О софистических опровержениях», принадлежат мегарикам и какие заимствованы ими у их предшественников.



Результаты, к которым пришли сократовские школы в теории познания и логике, были в конечном итоге деструктивными, от­рицающими возможность познания материального мира. Этот агностицизм особенно ярко выражен у киренаиков, которые с позиции субъективного идеализма учили, что наши ощущения являются чисто субъективными, они не дают нам и не могут дать никакого знания о внешних предметах, о материальном мире мы ничего знать не можем. Платон по отношению к познанию мате­риального мира тоже в сущности является агностиком, утверж­дая, что истинное познание имеет своим предметом только мир абсолютных идей.

Уже Гегель отметил скептическую струю в философии Пла­тона. Эта сторона в философии Платона сочетается с догматиче­ской верой в идеи, так как только в последней он находит выход из дебрей скептицизма.

Мегарики пытались обосновать отрыв понятий от мира явле­ний и дискредитировать логическую форму суждения. Киники отрицательно относились к теоретическому знанию и обесцени­вали познавательное значение как суждения, так и понятия.

Таким образом, логические учения всех сократовских школ до Платона включительно носили деструктивный характер и нужен был гений Аристотеля, чтобы вывести логику из того ту­пика, в который она попала. Однако следует отметить, что Пла­тон в последний период своей деятельности пытался перестроить свою философскую систему.

В диалектических диалогах Платон не порывает с верой в абсолютные идеи, но отказывается от своего прежнего мнения об обособленности идей и развивает учения о связи идей и их пере­ходах друг в друга. Идеи, которые раньше мыслились Плато­ном как абсолютно неизменные, теперь приходят в движение.

В диалоге «Теэтет» Платон останавливается на вопросе, что такое истинное знание. Он критикует взгляд Протагора, что зна­ние дают ощущения, указывая, что ощущение ограничивается настоящим временем и не дает знания о прошлом и будущем Кроме того, ощущения, говорит Платон, противоречивы. Поэтому если принять такое определение знания, по которому знание есть ощущение, то противоречия, имеющиеся в ощущениях, переходят в самое знание. Отсюда следует: все истинно и все ложно в одно и то же время. А противоречивость уничтожает знание. Далее Платон говорит, что если рассматривать ощущение само в себе, как нечто субъективное, замкнутое в одном моменте, то мы не будем иметь общих понятий бытия, единства, тождества и т. д.

После этого Платон подвергает критике взгляд, согласно ко­торому истинное знание есть мнение, или умственная обработка ощущений. Он говорит, что в этом случае фундаментом знания служат ощущения, познавательная ценность которых им уже якобы опровергнута. Мнение может быть правильным и ложным. Если допустить, что правильное мнение и знание тождественны, то, утверждает Платон, отпадает самая возможность ложного мнения, ибо ложное мнение не могло бы относиться ни к тому, что знают, ни к тому, чего не знают, так как о первом имелось бы правильное мнение, а о втором не имелось бы никакого мне­ния. Далее, если бы ложное мнение определили как такое, ко­торому ничего не соответствует в действительности, то это пред- ' полагало бы мнение о несуществующем (мнение ни о чем), что невозможно, так как всякое мнение есть мнение о чем-либо. А если бы сказали, что ложное мнение состоит в подмене одного представления другим, то на это следовало бы возразить, что немыслимо смешивать известное с другим, равным образом известным.

Платон утверждает, что знание и правильное мнение не совпадают, поскольку правильное мнение не исключает возмож­ности ложного мнения, тогда как истинное знание исключает ее. Мнение может быть истинным и ложным, знание — только истинным: нельзя знать ложно, можно только знать или не знать

После этого Платон переходит к рассмотрению третьего определения знания: знание есть правильное мнение в соедине­нии с разумным объяснением. Здесь Платон, по-видимому, имеет в виду Демокрита. Критика третьего определения знания напра­влена против основ эмпирической и материалистической логики.

Платон выдвигает следующие аргументы. Разумное объяснение, заключающее в себе перечисление признаков какой-либо вещи, отличающих ее от других вещей, не делает правильное


мнение знанием. Ибо и в этом случае правильному мнению будет недоставать знания оснований, раскрывающих необходимость вещи. Мнение всегда непрочно, даже правильное мнение может
быть изменено путем переубеждения посредством искусной речи. Знание же, которое в отличие от мнения видит основание вещи и постигает необходимость того, что утверждается, поколеблено быть не может.

Критикуя третье определение знания с позиций идеализма, Платон говорит, что правильное мнение не есть истинное знание, так как оно находится в полной зависимости от своего чувствен­ного материала и самый способ обработки этого материала является чисто эмпирическим. Между тем высказывать сужде­ния— значит всегда устанавливать отношения между термина­ми, а отношения эти суть отношения тождества, различия, равенства и т. д., которые универсальны и необходимы, т.е. не­зависимы от терминов, соединяемых в суждении. И каждое суждение есть только приложение этих общих необходимых отношений к тем или иным двум терминам. Итак, по Платону, суждение есть производное знание.

Где же первичное, самодовлеющее знание, дающее основа­ние производному знанию? За ощущением и мнением следует дискурсивное мышление. Это — дедукция, прежде всего дедук­ция, применяемая в геометрии со всеми ее вспомогательными приемами: дефинициями, в которых постулируются принципы, фигурами, которые конструируются при рассуждении, и т. д. Но истинное знание еще не здесь. Математические науки (нау­ка о числе, геометрия и астрономия) приближают нас к позна­нию подлинной истины, но они еще не дают ее познания. Они за­нимают промежуточную область между чувственным миром и миром истинного знания — царством идей. К той же средней области относятся и все логические операции, в том числе деле­ние понятий и их определение.

Делить понятие — значит делать единое многим, а давать определение понятия — значит многое делать единым. Деление понятий охватывает все аналитические приемы, которые откры­вают множество в единстве. Сюда относятся логическое деление в собственном смысле слова и дедукция; первое заключается в переходе от единства рода к множеству видов и подвидов; вто­рая заключается в нисхождении от единства принципа к множе­ственности следствий.

Все аналогичные приемы, по учению Платона, имеют безу­словное значение только как средство опровержения, но они не­достаточны как средство утверждения. Невозможно с их помо­щью достигнуть высшего принципа. Анализ может лишь осве­щать идею и делать ее отчетливой. Над анализом возвышается индукция. Но и она сама по себе недостаточна для того, чтобы дать нам истинное знание. Все, что дает индукция, — это ряд абстрактных обобщений. Родовое понятие есть лишь образ идеи, образ более точный, чем тот, который дает нам единичное ощу­щение. Родовое понятие есть промежуточное «среднее», по­могающее нам возвыситься от чувственного мира к миру идей. Математика и логика еще не дают истинного знания, но они образуют последние ступени, ведущие к нему.

Где же истинное знание, если оно не в ощущении, не в правильном мнении и не в дискурсивном мышлении? На это Платон дает следующий ответ. В чувственном мире все относи­тельно: одна и та же вещь кажется то большой, то малой, то прекрасной, то безобразной, то хорошей, то дурной, смотря по тому, с какой точки зрения на нее смотрят, в зависимости от того, с чем ее сравнивают. Здесь всякое суждение основывается на сравнении. Но это возможно лишь потому, что существует чи­стое абсолютное знание. Индукция обобщает чувственно данное и очищает его от случайного, приводя к единству. Но индукция не создает самого общего, она лишь открывает общее, И собственно истинное знание — не в индукции, а в принципах, которые делают возможной саму индукцию. Истинное знание — не в логических операциях, но в метафизических принципах, являющихся необхо­димыми условиями логических операций.

Платон ставит вопрос: заключает ли в себе общая идея не­что новое по сравнению с породившими ее восприятиями или в ней нет ничего, кроме того, что они принесли с собой? Он от­вечает, что этим новым является прежде всего сама всеобщность. Ни в каком отдельном ощущении нет всеобщности; нет ее и в сумме ощущений, ибо всякая сумма конечна и множественна, всеобщность же бесконечна и едина. Например, понятие круга относится не только к определенному числу кругов, но ко всем кругам, как к реально существующим, так и к возможным, во­ображаемым. Чувственные восприятия доставляют нам лишь ог­раниченное число субъектов, имеющих форму круга. Соединив все эти объекты вместе, мы не получим бесконечного и всеобщего. Сверх того, всякая сумма множественна, поскольку она есть нечто составное, тогда как общая идея едина (проста). Общая идея точна и определенна и охватывает прошедшее, настоящее и будущее.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет