Не бейся и с родом Микуловым —
Его любит матушка сыра земля4.
На близкие отношения Микулы к матери сырой земле указывает и отечественное прозвище его — Селянинович. Как щедрый податель дождей, бог-громовник почитался творцом урожаев, установителем земледелия, покровителем поселян-пахарей, и даже сам, по народным преданиям, выходил в виде простого крестьянина возделывать нивы своим золотым плугом (I, 283—6). Таким пахарем изображает былина и Микулу Селяниновича. Как Святогор, несясь на добром коне, не мог догнать пешего Микулу, так и другому богатырю Вольге (Олегу) Святославичу долго пришлось за ним гнаться:
Орет в поле ратай, понукивает,
С края в край бороздки пометывает;
В край он уедет — другого не видит;
Коренья, каменья вывертывает...
Ехал Вольга до ратая
День с утра он до вечера,
Со своею дружинушкой хороброей,
А не мог он до ратая доехати.
1 Рыбник., I, 33, 39-40.
2 Миладин., 528.
3 Тягать — тащить, при-тягивать, тягать-ся.
4 Рыбник., 1, 35.
Ехал другой день, ехал и третий с утра до пабедья1 и настиг наконец ратая. «Поедем со мной в товарищах!» — зовет его Вольга. Микула соглашается; надо только соху убрать. Посылает Вольга пять могучих молодцев, посылает десять, посылает всю дружину храбрую: сколько они ни трудятся,
А не могут сошки с земельки повыдернути,
Из омешиков земельки повытряхнути,
Бросить сошки за ракитов куст.
Подходит Микула, пихнул соху — и полетела она под облака, а как пала назад — ушла до рогача в землю2. С русским преданием о земной тяге, под которою изнемог Святогор, можно сопоставить древлескандинавскую сагу: однажды Тор, странствуя с своим слугою Thiâlfi, повстречал великана и спросил его: «куда твой путь?» — Иду на небо, хочу сразиться с Тором! — отвечал великан, не догадываясь — кто стоит перед ним, — его молния зажгла мой хлев! «Куда тебе! ты не сможешь поднять и этого небольшого камня». Великан тотчас же схватился за камень и напряг свои мышцы, чтобы поднять его; но должен был сознаться, что труд ему не по силам: такую страшную тяжесть даровал Тор камню. Вслед за тем берется за камень Тиальфи и поднимает его так же легко, как рукавицу. Тут великан узнал бога и с яростью бросился на него, но Тор двинул своим молотом и убил противника3. Подобно немцам, и славяне и литовцы выводят нередко вместо великана — черта и приписывают ему поднятие гор и бросание скал и камней. В Могилевской губ. есть Чертова гора, у подошвы которой расстилается озеро. С этой горою связывают следующий рассказ: когда-то потонул в озере единственный сын бедной вдовы; в отчаянье мать стала проклинать озеро и призывала на помощь нечистого. Черт немедленно явился и пообещался завалить озеро горою; он слетал в Киев и принес оттуда на мизинце часть Лысой горы, и только что хотел кинуть ее в воду, как запели петухи; испуганный черт исчез, уронивши свою ношу у самого берега4. Недалеко от древнего Коростена, у реки Уши стоит утес, называемый Чертовым плечом; в давнее время вздумали черти запрудить камнями реку и затопить окрестных жителей; ночью принялись они за работу, начали таскать камни, но запели петухи — и в то же мгновение нечистые духи разлились смолою. Памятником их неудавшегося предприятия остался утес с двенадцатью знаками, в которых крестьяне узнают форму плеч5. Камни, приносимые чертями на своих раменах, метафора туч, ночь = мрак от наплыва сгущенных облаков, крик петуха = гром, смола = дождь. В Черниговской губ., вблизи Любеча, есть курган, известный под именем Чертовой ножки. Народная легенда рассказывает, что однажды, когда преподобный Антоний молился в своей пещере, к нему явился дьявол; святой муж прогнал его крестом и молитвою; дьявол побежал прямо к кургану, стал на нем одною ногою и сгинул. Оставил ли он на кургане след своей ступни? — лицо, сообщившее легенду, не говорит ни слова6. В Подкаменьи, возле доминиканской церкви, на покатости горы лежит огромный камень. Местное предание утверждает, что дьявол, раздраженный постройкою этого храма, отломил от Карпат большой кусок скалы и
1 До послеобеденного времени.
2 Рыбник., I, 18-23.
3 D. Myth., 512.
4 Могилев. Г. В. 1851, 6.
5 Путевые заметки Давида Мацкевича, 292.
6 Чернигов. Г. В. 1857, 38.
ночью понёс его по воздуху, с намерением бросить в церковный купол. К счастию, запел петух — и черт уронил камень на то место, где можно видеть его и в наше время. В литовском рассказе Румшис, вступивши в договор с бесом, приказал ему принести до рассвета огромный камень из-под Клайпеды; черт спешил, сколько мог, но не успел прибыть в срок: петух запел, когда до дома Румшиса не оставалось и тысячи шагов. Страшно завыл черт и бросил камень в Неман, где он и поныне лежит, образуя порог1.
Обитая в горах, великаны, подобно драконам и змеям, стерегут там несчетные сокровища серебра и золота. Было, говорит немецкая сказка2, два брата: богатый и бедный. Случилось бедному идти лесом мимо большой горы; смотрит — а к ней подошли двенадцать великанов и промолвили: «гора Семси, отворись!» И она тотчас разделилась надвое; великаны вступили в отверстие и немного погодя вышли из горы, каждый неся на своей спине по тяжелому мешку. «Гора Семси, затворись!» — закричали они — и гора затворилась. Бедный брат дождался их ухода, проговорил те же слова и вошел в просторную пещеру, которая вся была наполнена серебром, золотом и драгоценными камнями; набрал себе всякого добра и разбогател. Богатый брат ему позавидовал, разузнал — как было дело, и отправился в ту же пещеру. Набравши большой запас сокровищ, он хотел было уйти, да позабыл название горы и стал приказывать: «гора Симели, отворись!» — а гора не слушается. К вечеру пришли великаны и отрубили ему голову. Эта гора, наполненная сокровищами и охраняемая великанами, есть поэтическое изображение тучи, закрывающей собою золотое солнце, серебряный месяц и яркие звезды, что блистают на небесном своде дорогими самоцветными каменьями. Та же сказка известна и между славянами, но в форме несколько подновленной: вместо великанов являются разбойники или привидения = духи усопших3. Приведем галицкую редакцию: в Черной горе (в Коломыйском округе) хранятся несметные клады, а в сумерки оттуда слышится говор и звук цепей. Раз бедный крестьянин, собираясь срубить дерево на отлоге этой горы, увидел привидение, которое медленным шагом приближалось к таинственным пещерам. «Отопритесь, дверцы!» — молвило привидение; дверь открылась, и дух вступил внутрь горы. «Затворитесь, дверцы!» — раздался голос из подземелья — и дверь быстро захлопнулась. Крестьянин улучил время, явился к горе, приказал двери отвориться и вошел в темный погреб, где стояли бочки с старинными червонцами, талерами и драгоценными камнями и были навалены большие кучи золотых крестов и окладов с икон. Много захватил он золота и, воротившись домой, рассказал соседу, как и откуда достался ему клад. А сосед был страшный скряга, вздумал и сам поживиться, пошел к Черной горе, забрался в подземелье и только стал было набивать нарочно припасённые мешки, как — откуда ни возьмись — выскочил огромный черный пёс с горящими глазами и растерзал похитителя. В Астраханской губ. сохраняется предание о Чертовом городище: однажды поехал мужик в лодке, пристигла его темная ночь, он и заплутался... Плыл-плыл и пристал к берегу; надо, думает, пооглядеться, что за место такое? Смотрит — перед ним бугор, а в бугре — подвал; вошел в отворенные двери и крепко испугался: впереди сидит женщина — словно татарка, а по всему подвалу насыпаны груды де-
1 Семеньск., 34, 81—82; Иллюстр. 1848, № 27.
2 Сказ. Грим., 142, 191.
3 Н. Р. Ск., VIII, 27; Худяк., 100; Чудинск., 4; Семеньск., стр. 104—7: «Pieczary w Gzarnèj gorze»; Пов. и пред., 53—60; сб. Валявца, 204—6.
нег и стоят кадки с вином (кадка = облако, вино = дождь). Спрашивает она: «почто пришел сюда?» — Заблудился! «Ну что ж, не бойся! Возьми корец, испей винца да бери себе денег, сколько хочешь; а в другой раз сюда не ходи». Вот мужик стал забирать деньги да в карманы класть; много наклал, сколько могуты поднять хватило, и потащил в лодку. Высыпал деньги и думает: «дай еще пойду! этого в другой раз не сыщешь». Пришел к бугру, туда-сюда — нет больше подвала, точно и не было его! Воротился назад к лодке, а вместо денег в ней лежат уголья. Есть много рассказов, в которых хранение золота приписывается чертям. Посреди старого Кракова было подземелье, где (как уверяла народная молва) стояли бочки с чистым золотом; раз зашла туда одна девушка, черт отсыпал ей в передник груду червонцев и, прощаясь — не велел оборачиваться назад. На последней ступеньке лестницы она не выдержала и оглянулась; в то же мгновение дверь с треском (= с громом) захлопнулась и отшибла ей пятку. Под развалинами Ленгицского замка (в Польше) обитает черт Борута и стережет клад; нашелся отчаянный шляхтич, который отправился в подвалы этого замка и стал забирать золото; набил полные карманы — и назад, но едва ступил он на порог, как хлопнула дверь и отшибла ему пятку!. Прибавим, что, по свидетельству старинных мифов, бог-громовник, вторгаясь в облачные пещеры добывать живую воду дождя и золото солнечных лучей, получает удар в ногу и делается хромым (см. гл. XXII).
Как воплощения мрачных туч и туманов, застилающих ясное небо и на все время зимы скрывающих в своих недрах живительный дождь и блестящую молнию, великаны (наравне с драконами) обладают воровским, хищническим характером и вызывают на постоянную борьбу с собою бога-громовержца, этого низводителя дождей, прояснителя солнца и творца всякого плодородия. Громовник иначе не представляется в древних верованиях и преданиях, как в постоянных битвах с великанами. Индра сражается с асурами и ракшасами, демонами — похитителями света и дождевой влаги, во главе которых стоит Вритра; Зевс борется с титанами и гигантами, Тор — с иотунами и турсами. Асуры сбивают облака в кучу, чтобы, образовав из них лестницу, скорее взобраться на небо и завладеть царством светлых богов. Индийским асурам, которых разит и гонит в глубокие подземелья могучий Индра, вполне соответствуют греческие титаны, существа подземные, враждебные Зевсу и олимпийским богам. Желая достать до высокого неба и там торжествовать свою победу над олимпийцами, они воздвигали горы на горы (= тучи на тучи); но Зевс бросил всесокрушающие молнии, и великаны пали под обломками скал. Страшно, говорит Гезиодова Теогония, гудели кормилица-земля и бесплодное море, потрясённое небо стонало, и Олимп колебался в своих основаниях от воинских кликов и грозного метания стрел; все было объято пожаром, и наконец титаны были низвергнуты в бездну мрачного тартара, и веселая, светлая жизнь водворилась на земле, т. е. вслед за победою, одержанною над демоническими силами зимних туманов и облаков, наступает весна. Под ударами молний исполины-тучи низвергаются на землю и проникают в ее материнскую утробу дождевыми ливнями. Прогнанные с Олимпа и заключенные в вертепы подземного царства, титаны напоминают собою тех гордых ангелов, которые, по библейскому сказанию, восстали против Творца вселенной и, низринутые им с неба, превратились в злых демонов, обитателей ада: в этом сближении народная фантазия обрела новую опору для своих стародавних
1 Пов. и пред., 61—65; 71—72, 174; Zarysy domove, III, 190.
мифов. Древнегерманские предания полагают жилища великанов на севере1; с понятием же северной стороны предки индоевропейских народов соединяли идеи мрака, зимы и ада (см. I, 94 и гл. XXII). Вражда асов с иотунами и турсами изображена в Эдде яркими красками. Выше мы привели поэтическое сказание о попытке великана овладеть солнцем, луною и Фреею, который, однако, погиб под ударами Тора. Исконный враг демонов и друг людей, Тор очищает вселенную от буйных великанов и установляет на земле мирный труд хлебопашества; его молот дробит исполинам головы, а не будь этого — они давно бы овладели всем пространным светом2. Младшая Эдда заставляет громовника состязаться с великаном Грунгниром. Тор является на место битвы в сопровождении Тиальфи; Грунгнир храбро встречает противника, закрываясь каменным щитом. «Плохо ты защищаешься, иотун! — лукаво замечает ему Тиальфи; — ты держишь щит перед собою, но Тор находит на тебя снизу!» Доверчивый великан бросает щит на землю, становится на него — и схватывает обеими руками скалу, как свое воинское оружие. Вдруг блеснула молния и загремел гром — то гневный Тор ринул свой Mjolnir; навстречу молоту великан кидает скалу, но она разлетается надвое: одна половина падает на землю, а другая рушится на голову Тора; бог получает рану, но остается победителем: своим молотом он размозжил великану череп3. Песни Эдды рассказывают о похищении великанами Торова молота и пивного котла. Однажды, проснувшись поутру, Тор не нашел при себе убийственного Mjolnir'a. Напрасно он ищет его и пылает яростью! Ни то, ни другое не помогает делу. Тогда он сообщает о своей пропаже хитрому Локи, без которого не обходится ни одно предприятие; требующее изворотливости и лукавства. Тор и Локи идут в палаты прекрасной Фреи и просят у нее пернатой сорочки (I, 274—7); Фрея исполняет их просьбу, и Локи облекается в пернатую одежду. Из обители асов он летит в Иотунгейм — страну великанов, и видит: на вершине горы сидит властитель турсов, по имени Трим, вьет золотые привязи своим собакам, чистит и холит своих коней. «Что нового у асов?» — спрашивает великан. «Беда случилась у асов, — отвечает Локи, — не ты ли спрятал молот Тора?» — Да, я спрятал молот Тора на восемь миль глубины под землю; не достать вам его, разве дадите мне в жены прекрасную Фрею! Локи приносит ответ Тору, и оба они идут к Фрее; предложение Трима приводит ее в страшный гнев. Собрались все боги и богини и стали обсуждать, как помочь горю. Решено было, что сам Тор оденется невестою в платье и ожерелье Фреи и отправится в Иотунгейм. Опасаясь, что без его молота — великаны могут завладеть Асгардом, Тор наряжается в одежды Фреи и покрывает свое лицо фатою; нарядился и Локи прислужницею невесты. Оба сели в повозку, запряженную парою козлов, и пустились в дорогу; от их поезда трещат горы и загорается земля. Трим убирает свое жилище и ждет красавицу. К вечеру приезжает желанная гостья. Начинается свадебный пир; невеста одна съедает целого быка, восемь больших рыб и все закуски и выпивает три бочки меду. Захотел Трим поцеловать невесту, заглянул под покрывало и так испугался ее блестящих, искрометных взоров, что отпрыгнул на другой конец палаты. Локи успокаивает великана: Фрея, по его словам, ничего не ела дорогою и не спала восемь ночей; так желалось ей поскорее прибыть в Иотунгейм. Наступила пора совершить брачный обряд; союз должен быть освящен молотом Тора. Трим велит принести Mjölnir и положить его на
1 D. Myth., 521.
2 Ibid., 497.
3 Die Götterwelt, 213—5.
колени невесты. Злобно обрадовался Тор, завидя свой молот, схватил его и пошел гулять по головам великанов: что ни удар, то и разбитый череп1. Раскроем действительное значение мифа: великан Thrymr (= громкобурливый) пользуясь зимним сном бога-громовника, похищает молнию и скрывает ее в глубине облачных подземелий на восемь месяцев зимы, которая на севере Европы бывает очень продолжительна; он думает завладеть и богиней Фреею, но приходит весна — Тор снова обретает свой молот, и в возжженном им грозовом пламени гибнут Трим и подвластные ему великаны. Миф этот стоит в тесной связи с общим германо-славянским верованием, будто «громовые камни или стрелки (donnersteine, donnerhämmer), ниспадая из туч, входят в глубь земли и, оставаясь там в продолжение семи лет, — по истечении означенного срока выступают на ее поверхность (I, 126—7). Семь лет указывают на семь зимних месяцев, а темные подземелья — на мрак сгущенных облаков. Таким образом, ежегодно похищаемая молния покоится в зимнее время в облачных пещерах; а весною, когда Перун отпирает золотым ключом горы-тучи, когда из недр земных выходят ярко горящие, золотые клады, она снова начинает разить великанов и демонов. В народных песнях Дании воспеваются и покража золотого Торова молота, и сокрытие в облачной горе богатырского меча (= другая метафора молнии). Молодой рыцарь Орм стучится в дверь гробницы своего отца. «Кто ты, дерзкий, пришедший возмутить мой покой?» — Это я — твой сын! «Чего ты хочешь? я уже отдал тебе груды золота и серебра». — Правда, но я хочу твоего меча; если ты откажешь мне, я разобью скалу, которая служит твоею могилою, на пять тысяч кусков! Отец отдает свой богатырский меч, и вооруженный им Орм убивает великана Берна2. Сходно с этим, наши сказочные богатыри прежде всего добывают из гор или подземелий несокрушимый меч-кладенец (= самосек), сбрую ратную и доброго коня (I, 316) и потом уже отправляются совершать славные подвиги = побивать змеев и великанов; этот меч, сбрую и коня нередко получают они от усопшего витязя — из-под его могильного кургана3. Могильная насыпь есть гора-туча, в которой спит убаюканный зимним сном или, что то же, — застигнутый зимнею смертью, старый бог-громовник, прошлогодний Перун. Греческое предание говорит о сокрытии Аполлоновых стрел в холодной гиперборейской стране, откуда добываются они не прежде, как с возвратом благодатной весны4; по свидетельству Гезиода, циклопы, освобожденные Зевсом, вручили ему молнии, сокрытые до того времени в земной утробе. На этих мифических представлениях основаны заговоры, произносимые ратными людьми при выступлении в поход; силою заповедного слова призывается Перун отпереть облачные затворы, добыть из-за них меч-кладенец и вручить его ратнику. Так в одном заговоре просят ворона, всем воронам старшего, разбить змеиную крепость, заклевать самого змея и достать ключ, которым заперта богатырская сбруя; в другом заговоре читаем: «выхожу я во чисто поле, на зеленый луг; во зеленом лугу есть зелия могучие, а в них сила видима-невидимая. Срываю три былинки, белую, черную, красную; красную былинку метать буду за окиан-море, на остров на Буян, под меч-кладенец; черную былинку покачу под черного ворона, что свил гнездо на семи дубах, а во гнезде лежит уздечка бранная с коня богатырского; белую былинку заткну за пояс узорча-
1 Симрок, 61—65. Die Götterwelt, 212—3. Индра принимал на себя образ водяной девы, чтобы поразить демона. — Germ. Mythen, 165—6.
2 Финск. Вестн. 1846, X, 40, 45—46 («Первые драмы и народн. песни Дании»).
3 Н. Р. Ск., II, стр. 386; VIII, 39 и многие другие сказки.
4 Der Ursprung der Myth., 106.
тый, а в поясе узорчатом завит-зашит колчан с каленой стрелой. Красная былинка притащит мне меч-кладенец, черная былинка достанет уздечку бранную, белая былинка откроет колчан с каленой стрелой. С тем мечом отобью силу чужеземную, с той уздечкою обротаю коня ярого, с тем колчаном разобью врага-супостата»1. Могучее зелье, упоминаемое заговором, означает «разрыв-траву» или ветку-молнию, которою Перун разбивает зимние тучи; три разноцветные былинки этого зелья соответствуют трехлиственному кадуцею Меркурия (см. выше, стр. 201), и трехгранному (белому, желтому и красному) камню Тора (см. 1, 130—131). Не менее знаменательно содержание песни о пивном котле (braukessel): некогда асы собрались пировать у морского владыки Эгира. Чтобы сварить для них пиво, понадобился котёл колоссальных размеров; но где и как добыть его? Туr (= Tiv, Zio, Ζεύς ) припомнил, что таким котлом владеет великан Hymir, и тотчас же отправился на поиски, вместе с Тором. Боги явились к Гимиру в то время, когда он был на охоте, а дома оставалась мать его — старая великанка о девятистах голов. В ожидании хозяина гости спрятались в зале — за столбами, на которых висело восемь котлов. Поздно ворочается великан с охоты; под его стопами звучат ледяные горы (eisberge), от его взоров распадаются крепкие столбы. Завидя гостей, он приказывает приготовить на ужин трех быков, из которых двух пожирает Тор. К обеду следующего дня великан вздумал наловить рыбы; с ним вместе пускается в море и могучий Тор: он отрывает у черного быка голову и берет ее с собою, как приманку для рыбы. Гимир вытащил на уде двух китов; а бычью голову, на которую удил Тор, ухватила ненавистная богам исполинская змея — Midgardhschlange: бог-громовержец притащил ее к борту корабля и ринул молотом в ее чудовищную пасть. Затрещали горы, застонала земля, и змея погрузилась в глубокое море. Покончив ловлю, Гимир обратился к товарищу с просьбою отнести пойманных рыб. Тор поднял на свои плечи корабль со всеми снастями, взял двух китов и все это понёс на двор великана. Гимиру мало было этих опытов силы; он предложил гостям попробовать: смогут ли они поднять его огромный котел? Туr дважды принимался за дело; но его усилия были напрасны — котёл стоял неподвижно. Тогда выступил Тор; он ухватился за край котла и потащил его по каменному полу залы, потом поднял его на голову и поспешил к асам. На пути оглянувшись назад, он увидел, что за ним гонятся Гимир и многоглавые обитатели подземных пещер. Тор двинул свой страшный молот и побил великанов. По мнению Маннгардта, braukessel означает небесный свод, доныне сравниваемый поэтами с опрокинутой над землею исполинскою чашею; в этой чаше боги весенних гроз заваривают вдохновительный напиток дождя (= нектар, пиво). Но мы знаем, что и самые тучи представлялись сосудами (бочками, котлами), в которых приготовляется и хранится небесное пиво, вино или мед.
Поэтому едва ли не справедливее — в котлах, обретенных в жилище Гимира, видеть поэтическое изображение дожденосных туч; колоссальные размеры этих последних, постоянно сближаемых с горами, наводили фантазию на мысль о чрезвычайной громадности тех сосудов, из которых пьют великаны и боги. На зиму иотуны, похищающие молот Тора, скрывают дождевую влагу в своих темных и крепких затворах; но в весеннюю пору Тор поражает великанов, отымает у них пивной котел и счастливо приносит его в собрание асов, т. е. снова возвращает благодатные дожди. Борьба громовника с гигантскою змеею и пожирание им быков суть мифические представления грозы, в пламени которой гибнут змей-Вритра и облачные
1 Сахаров., I, 25—26.
стада1. В Норвегии, когда настает непогода и подымаются шумные вихри, народ выражается об этом явление «великан ворочает котлы» (der riese rührt die kessel)2. Миф о похищении великаном Thiassi богини Идуны, которой было вверено охранение котла с дорогим медовым напитком (Odhrörir), в сущности заключает в себе тот же самый смысл, что и предание о пивном котле, сокрытом у Гимира. Отголосок подобных же представлений слышится в нашем беломорском предании: в древние времена на островах Калгуеве, Жогжине и на Кончаковском наволоке жили три брата-богатыря, по имени — Калга, Жогжа и Кончак. Они славились своими волшебными чарами и собрали с промышленников большую дань. Первые два брата имели один общий топор и в случае надобности перебрасывали его через море, разделявшее их жилища на полные восемьдесят верст; то же делали они и с котлом, в котором варили себе уху или кашицу. За свою жадность и грабительство Калга и Жогжа были наказаны седым старцем, который явился — неведомо откуда, поразил их ударом батога (= молнии) и затем исчез. Последний брат Кончак был великан и не боялся никакого оружия. Раз он похитил красавицу и увлек ее в свой дом; эта обошла великана лестью и стала выпытывать: можно ли одолеть его? «Когда я сух, — отвечал Кончак, — то меня не одолеет никакая сила; но когда выйду из бани, в то время уходит меня и малый ребенок!» Через несколько дней после этого признания, когда он вышел из бани — его окружила вооруженная толпа и предала жестокой смерти3, т. е. великан-туча ослабевает (= истощается, редеет) и гибнет в грозовой бане, омываясь в кипучих потоках дождя. О богатырях существует поверье, что они утрачивают много сил и крепости, как скоро побывают в бане4.
Сродство великанов с змеями (драконами) доказывается и тем, что они с такою же свирепою жадностью готовы пить кровь и пожирать коров, овец и человеческое мясо, которое еще издали слышат своим тонким чутьем. Ракшасы (Râkshasas = те, которых надо остерегаться) — исполины с щетинистыми волосами, открытыми пастями и острыми, выдающимися вперед зубами, признавались за страшных людоедов, и потому им давалось название atrin — поедучий: схватывая несчастную жертву, они увлекают ее в воздушные пространства, разрезывают ей брюхо и упиваются кровью, а после этого пиршества предаются пляскам, т. е., насытившись дождевою влагою (парами), носятся на крыльях бурных ветров5. Слово iötunn (англос. eoten, др.-англ. etin, др.-сакс. etan, eten) означает едуна, пожирателя; a thurs (сканд. purs, верх.-нем. turs, türse, durs, dürse, dürsch = der durstige, trunkene) — опивалу6. Это демоны, поедающие облачные стада и утоляющие свою жажду живительным напитком дождя; страна, обитаемая ими (Iötunheimr), омывается небесными источниками и лежит по ту сторону великих вод (= за воздушным океаном). Народные саги приписывают им похищение коров и водяных (дожденосных) жен; заблудившимся путникам не раз приходилось слышать рев коров, заключенных великанами в горах. В сказании о Беовульфе выведено демоническое существо вроде змея или великана — Grendel: ночью появляется он в залу спящих героев, схватывает кого-нибудь и, подобно упырю и волкодлаку (см. гл. XXVI), пьет ил его жил горячую
Достарыңызбен бөлісу: |