Поэтические воззрения славян на природу

«Naskorom se Bog povratio i ugledav čovjeka, gdje mu za stolom driemlje, razjadi se te ga bad silnom rukom niz goru, gdje sav pobijen i cštetjen, polu mrtav mnogo godina ležaše. Kad opet ozdravi, snaga mu propala, ne može mi preko mora, ni na dno zemlje, ni uz goru do nebeskog stola. Tako zavlada Kurent svietom i čovjekom, a ljudi su od onda slabi i maleni»¹. Высокая гора означает здесь небо, вино — живительный напиток дождя; Курент, как создатель этого напитка и как представитель грозовой музыки (I, 169—170), напоминает собою Одина²; а падение человека с небесных высот род­нится с мифами о низверженном на землю Гефесте и побежденных титанах. По другому краинскому преданию, человек, которому суждено было спастись от все­мирного потопа, взошел на вершину высочайшей горы и, когда стали прибывать воды, — ухватился за виноградную лозу; лоза эта служила палицей Куренту, кото­рый поднял ее высоко над облаками и таким образом спас человеческий род от ко­нечной гибели. Во все время, пока продолжался потоп, человек висел на воздухе, де­ржась за виноградную лозу и питаясь ее гроздями и вином³. В белорусском крае и в Тульской губ. великаны известны под именем волотов⁴; малороссы называют их велетнями⁵; в некоторых местностях слово волотка употребляется для обозначения древних курганов, которые считаются в народе за могилы исполинов и богатырей⁶. По мнению Шафарика, волот и велет — формы, родственные с хорватск. великаш (velikaš) и словен. веляк (velják), и буквально означают велий муж, великан⁷. Древ­нерусская редакция хроники Амартола дает великанам название полоники: «бысть некыи гигантии, рекомыи полоник, имя ему Неврод»; «родишася гигантове, еже сказуется полоници»⁸. В обоих приведенных местах слово «полоник», «полоници» — пояснительная прибавка славянского переводчика. Слово это одного происхожде­ния с лужицк. plon (см. выше стр. 282) и указывает на сродство великанов с баснос­ловными змеями, что, как мы видели, подтверждается и словом див, равно означа­ющим и змея, и великана (см. стр. 312—3). Великорусские сказки, выводя на сцену исполинов, называют их дикими людьми и обрисовывают такими красками: рос­том великан выше лесу, вместо палки держит в руке вырванный с корнем дуб или сосну; на обыкновенного смертного он смотрит презрительно, как на слабого червя, которого ничего не стоит ему раздавить ногою; самые глубокие моря он может сво­бодно переходить вброд; громадная голова великана, сраженного на ратном поле, представляется страннику высоким холмом. Один из таких исполинов тридцать три года лежал убитым в поле, но будучи окроплён живою водою — вскочил и тот­час же предложил своему избавителю помериться в рукопашном бою. Эта неутоми-

мая жажда битв весьма знаменательна; она указывает на те дикие и грубые страсти, какими народная фантазия наделила великанов, воплощая в их образах страшные и неразумные силы физической природы¹. В Могилевской губ. о богатырях-вели­канах рассказывают, что они принадлежат к породе бессмертных, растут не по дням, а по часам и минутам, головою достают до облаков и шествуют по следам ветров с одного конца земли на другой: так живо представлялись некогда народно­му уму быстрое возрастание туч, надвигающихся на небесный свод, и их стреми­тельный полет по воздушным пространствам. Как в Литве признаются великанами Вода и Ветер (стр. 327), так в Могилевской губ. сохраняется предание о двух маль­чиках исполинского племени: один из них дунул и в прах разметал по воздуху все крестьянские хаты², а другой плюнул — и образовалось бездонное озеро. Когда, во время сильной бури, вихрь вырывает столетние дубы и кругом блистают яркие и частые молнии — явление это крестьяне называют игрою богатырей³. В сказках из­вестен богатырь Дубыня, исторгающий с корнями вековые дубы и другие старые деревья. Литвины приписывают борьбе великанов северное сияние⁴, очевидно сме­шивая эту великолепную картину с летнею грозою. В Малороссии до сих пор не за­быто поэтическое предание о великане, который был так громаден, что ему не было ни крова, ни пристанища. И вот задумал он взойти на беспредельное небо: идет — моря ему по колено, горы переступает, и взобрался наконец на высочайшую из земных скал; радуга — этот мост, соединяющий небо с землею, принимает его и возносит к небесным обителям. Но Господь не пускает туда великана⁵, а на землю уже нет дороги, и остался он навсегда между небом и землею; тучи ему — постель и одежда, крылатые ветры и птицы (олицетворение тех же ветров) носят ему пищу, а радуга, наливаясь водою, утоляет его жажду. Но тяжка жизнь безлюдная; горько возрыдал великан, и слезы его дождем полились на поля и нивы; от стонов его раз­дались громы и потрясли низменную землю⁶. Народная легенда представляет св. Христофора великаном; когда умерла его мать — он сел над страшною пропастью и заплакал; слезы наполнили бездну и образовали широкое море: оттого-то морская вода солона и горька, как слезы⁷! Тот же сверхъестественный, стихийный характер сохраняют великаны в эпических сказаниях греков, скандинавов, немцев, лито­вцев, финнов и других народов. По свидетельству греческих памятников, братья Ветры олицетворялись в титанических образах; германские саги говорят о велика­нах и великанках, которые насылают град, вихри и непогоду⁸; Эдда называет вели­кана Hraesvelgr: в образе орла сидит он на краю неба и взмахом крыльев направляет на людей бурные ветры; в другом месте Эдда упоминает о великанке Hyrrokin (igne fumata), которая приезжает на волке, взнузданном змеями, т. е. на туче, сверкаю­щей молниями: едва толкнула она погребальный корабль Бальдура, как тотчас

блеснул огонь, земля задрожала и тяжелое судно двинулось в море; на связь велика­нов с мифическими волками указывают некоторые из собственных имен (извест­ны великаны Ulfr = Wolf, Yifingr = Wolfskind) и родство волка Фенрира с исполин­ским племенем. В старинных заклинаниях были призываемы Mermeut и Fasolt, как злые духи — виновники бури; последнего героическая сага изображает великаном, братом Ecke — властителя потоков и волн. Оба брата в качестве полубогов, заправ­ляющих бурями и взволнованным морем, стоят в том же отношении к Донару, как Эол и подвластные ему ветры к тучегонителю Зевсу¹. Немецкие сказки уподобляют ноги великана башням, а звук его голоса — раскатам грома и вою бури; когда он спит — от его храпа и дыхания сильно колышутся окрестные дубравы. Поссорив­шись, великаны вырывают дубы и другие громадные деревья и бросают ими друг в друга, что вполне согласуется с русским преданием о «богатырской игре». Они мо­гут переходить вброд самые глубокие воды и с необычайной скоростью измерять своими шагами огромные пространства²; этим последним свойством они роднятся с богами, быстрота которых указывает на связанные с их именами стихийные яв­ления³. Выше мы видели, что демоны облаков и туч — змеи, драконы, тролли пред­ставлялись многоглавыми чудовищами; подобно тому, и великаны являются в не­мецких сагах с тремя и шестью головами, одной же великанке дается девятьсот го­лов; греческая мифология знает великанов многоглавых и многоруких: Бриарей имел сто рук ( έχατόγχειρος ) и пятьдесят голов, Герион — три головы, шесть рук и столько же ног; Kottus u Gyges обилием рук и голов сходны были с Бриареем⁴. Сродство великанов с змеями выразилось и в тождестве их характера, и в постоян­ной замене одних другими. В старинных рукописях дивии (дикие) люди изобража­ются с одним глазом во лбу (как античные циклопы), с одной или тремя ногами, с большим числом рук, и соответственно олицетворению вихрей — собаками, неред­ко с песьими головами: «человецы-песьи главы велицы и страшни зраком»⁵.

Не менее интересны предания о великанских постройках. Громадные стены, сложенные из массивных, друг на друга нагроможденных камней — памятник упорных, почти невероятных трудов какого-то неведомого народа — греки называ­ли циклопическими и приписывали их возведение великанам. Сверх того, они рас­сказывали, что высокие каменные стены Трои были возведены общим усилием бо­гов Аполлона и Посейдона и что Амфион звуками своей чудесной лиры заставлял огромные камни слагаться в крепкие стены при постройке семивратных Фив. Все эти суеверные сказания суть только низведенные на землю и приуроченные к изве­стным местностям древнейшие мифы о постройке облачных городов и замков, со­зидаемых небесными владыками под громкую песню бури³. То же участие в сози­дании старинных каменных стен, мостов и башен немецкие саги приписывают ве­ликанам или черту. Согласно с старинным воззрением на мрачные, сильно сгу­щенные тучи, как на существа демонические, — великаны и черти постоянно сме­шиваются в народных преданиях; что в одной местности рассказывается о велика­не, то в другой рассказывают о дьяволе. Нигде не является черт с такими яркими языческими чертами стихийного духа, как там, где он заступает место великана. И того, и другого преследует бог-громовник своим убийственным молотом; и тот, и другой считаются за обитателей горных вертепов. Подобно великану, и черт поды­мает страшные тяжести, носит на голове обломки скал — словно шляпу, бросает ог­ромные камни, оставляет на них отпечатки своих пальцев и вообще отличается злобною, неуклюжею и грубою природою исполина. По русским народным пого­воркам: «горы да овраги — чертово житье», «черт и горами ворочает (малор. перевертае)», «бес качает горами, не только что нами»⁴. Славянские предания утвержда­ют, что горы созданы были сатаною (см. стр. 233); что нечистые духи морозов и вьюг прилетают на землю из железных гор⁵, т. е. из туч, оцепенённых дыханием зимы; что Илья-пророк поражает чертей своими огненными стрелами. Очевидно, черти заменяют здесь змеев и великанов, воздвигающих на небе облачные горы, на

На равнинных пространствах Руси не нашлось приличной обстановки для вели­канов — ни высоких гор, ни циклопических построек, к которым можно бы было прикрепить древние предания об исполинах; а потому предания эти и не получили у нас такой широкой обработки, какую встречаем на западе. Тем не менее воспоми­нания о великанских горах и камнях не чужды и русскому народу, так как основы подобных представлений коренились в мифах, вынесенных индоевропейскими на­родами из общей их прародины. В Могилевской губ. уверяют, что великан, взяв­шись одною рукою за верхушку любой горы, может легко поднять ее и перебросить на другое место². В Вельском уезде Смоленской губ. существует такой рассказ: в старое незапамятное время поднял великан огромный камень и подбросил его так высоко, что пока он летел на землю — успел вырасти еще больше, и когда упал — то разбился пополам; одна часть его продавила землю и образовала озеро. По другому варианту, великан играл камнем, словно мячиком, и, наконец, вскинул его вверх с такою силою, что камень треснул в воздухе и, свалившись, выбил озеро³. Так из об­лачных скал, разносимых бурной грозою, льются дождевые потоки и, собираясь в