Показания а. И. Шингарева (21 августа 1917 г.)
жүктеу/скачать 311.5 Kb.
|
Председатель. В котором году это было? Шингарев. В 1908 году. Это было первое резкое столкновение, показавшее в наших конституционных законах прежнего времени совершенный пробел в области разделения прав Государственной Думы и Государственного Совета. Вот какая была неполнота в заведовании доходами. Я перечислил все статьи: таможенный и железнодорожный тарифы, затем цена на водку, доходы ведомства императрицы Марии, доходы кабинета и уделов и, наконец, доходы от кредитных операций. Еще большая неполнота прав законодательных учреждений была в области расходования. Определяли права расходования денег Сметные правила 8-го марта 1906 г. Интересна дата, когда они были изданы - почти накануне созыва I Думы. Эти правила, как потом мне и целому ряду других исследователей-финансистов удалось доказать, были приготовлены для думы "булыгинской". Затем после 17 октября, слегка переписанные, остались, почти в неизменном виде, для Думы законодательной. Таким образом, то, что было приготовлено для совещательного органа, было оставлено для органа законодательного и оказалось в полном несоответствии с пониманием конституционных прав народного представительства в области бюджета. В этих сметных правилах находится целый ряд статей самых удивительных, самых ограниченных и, я бы сказал, самых абсурдных. Покойный [С.Ю.] Витте считал, что в них главная статья та, которая требует, чтобы бюджет был утвержден к 1-му января того года, в который он вступает [в законную силу]. Эта статья никогда не была исполнена. Но в правилах заключается целый ряд статей, включенных [туда] потом и ограничивающих права Думы, это статьи: 6, 9, 10 и т.д. и, между прочим, ст. 18/14/. Статьи 6 и 9 запрещали Думе касаться целого рада расходов, которым дали кличку "забронированные расходы"… Смысл этих статей был тот, что тут, во-первых, были абсолютно забронированные суммы, которых Дума даже обсуждать не могла. Таковы, например, суммы министерства двора, затем суммы, не подлежащие изменению, это - 10-и миллионный фонд, находящийся целиком в распоряжении министра финансов, который их расходовал по докладам государя и затем - все проценты по долговым обязательствам. Статья 9 запрещала изменять суммы в порядке рассмотрения бюджета, т.е. все расходы, по которым имелись какие-либо, так называемые "легальные титулы", другими словами все изданные законы, устанавливающие расходование тех или других сумм, считались "легальными титулами" данных расходов и не могли быть изменены в порядке рассмотрения бюджета. Возник очень длинный, тянувшийся пять лет спор между мною и Коковцовым - имеет ли Дума право выбрасывать старые, хотя бы совершенно ненужные, утратившие всякий смысл расходы. Нет, - говорил Коковцов, - Дума должна сначала отменить закон и "легальный титул", на котором этот закон основан. Государственный Совет должен принять этот закон[, отменяющий прежний закон], и, когда он будет утвержден, только тогда отпадает и расход. Вот, что такое была бронировка массы расходов. Забронированы были расходы на сотни миллионов рублей. Так, в первом бюджете, попавшем в Думу, оказалось, что абсолютно забронировано в нем было 698 млн. рублей, т.е. 27% всех расходов; а слабее забронированных, не Основным, а обычным законом, который можно было изменить в порядке думской инициативы - 1 164 млн. рублей, т.е. 47% всех расходов по государственному бюджету оказалось забронированными от влияния народного представительства. При чем я тогда же составил таблицу/15/ , как это распределялось по ведомствам. В Синоде оказался 1% сумм свободных для обсуждения; по военному министерству - 13%; по министерству внутренних дел - 19% и т.д.; максимум свободных сумм оказался по министерству путей сообщения. В целом ряде ведомств больше половины расходов оказалось забронированными от народного представительства. Отсутствие бронировки в министерстве путей сообщения объяснялось совершенно случайным обстоятельством, а именно, министерство не имело никогда постоянных штатов. Штаты продолжались на 3 года, и к моменту созыва Думы у министерства путей сообщения кончился 3-летний срок штатов, они не успели провести нового закона и остались без брони. Итак, значит, масса расходов не подлежала ведению Государственной Думы. Кроме того, и исполнительная власть - правительство - сохраняло право расходовать огромные суммы денег помимо Думы, во-первых, во время перерывов [между сессиями и созывами] по 87 статье, во-вторых, в любое время по 17 статье бюджетных правил, ибо 17 статья давала право министерству в чрезвычайных и неотложных случаях требовать деньги, при чем ни сумма, ни срок, ни процент не были ограничены, и было только одно указание, что через два месяца после открытия сессии Думы министерство должно вносить представление о том, что оно по ст. 17 израсходовало столько-то денег. Но [и тут] статья прибавляла, что в случаях, требующих тайны, это сообщение Думе могло быть сделано тогда, когда надобность в тайне, по мнению министерства, миновала. Иначе говоря, статья открывала возможность тратить деньги, когда угодно, сколько угодно и на что угодно, совершенно не доводя об этом до сведения законодательных учреждений. Подобной статьи не существовало ни в одной конституции мира, а, насколько мне известно, пользование этой статьей впоследствии стало принимать необычайные размеры. Затем, 18 ст. этих правил 1906 года устанавливала еще более тяжелое положение, а именно она говорила о том, что расходы военные, займы на военные потребности, чрезвычайные сверхсметные кредиты на потребности военного времени, на особые приготовления, предшествующие войне, открываются по всем ведомствам, порядком, установленным высочайше утвержденными 26 февраля 1890 г. правилами. А ст. 117 основных законов, которая ее повторяет, говорит то же самое, только с добавлением, что расходы идут на основании особых правил. Таким образом, все военные расходы, все займы на военные нужды были изъяты из ведения законодательных учреждений. Следовательно, добрая половина в бюджете получилась забронированной в руках у власти двумя статьями, по которым она может расходовать деньги, как ей угодно. Наконец, в случае войны и приготовления к войне ст. 18 совершенно устраняет законодательные учреждения от рассмотрения и одобрения расходов. Тут был еще один большой принципиальный спор между министром финансов Коковцовым и Государственной Думой по поводу расходов в области постройки частных железных дорог с выдачей гарантий от казны. В прежнее время постройками частных железных дорог с выдачей гарантий от казны ведал комитет министров. В новом законодательстве, ни в одном законодательном акте переходного времени совсем не упомянуто о том, кто же ведает постройками частных железных дорог с выдачей гарантий от казны. Только в одном акте 1905 г. об уничтожении комитета министров, было перечислено, что и куда идет, а затем сказано: "Все остальное - во 2-й департамент Государственного Совета". В это "все остальное" и попала постройка частных железных дорог с выдачей гарантий от казны, хотя 2-й департамент Государственного Совета по закону этим не призван ведать. По учреждению о Думе, к ведению Думы относились все расходы, происходящие с затратами из казны. Возник спор с министром финансов, который утверждал, что здесь нет затрат из казны, а бюджетная комиссия утверждала, что есть, ибо почти все частные железные дороги требуют приплаты по гарантии, и каждый год в бюджете проводится сумма иногда 5-6-10 млн., иногда 20-40 млн. и более, приплаты по гарантиям для железнодорожных обществ. Спор этот так и не разрешился. Разрешение построек частных железных дорог 2-м департаментом Государственного Совета Государственная Дума признавала все время незаконным, а правительство все время продолжало рассматривать их в этом порядке, и это была новая своеобразная статья, проходившая помимо Думы. Таким образом, в основе прав Государственной Думы в области бюджета лежали неполные, неясные и ограничительные законодательные акты переходного времени, подававшие повод к массе столкновений. Для того, чтобы [про]иллюстрировать эти столкновения, позвольте привести два чрезвычайно характерных примера. Один - так называемый, "конституционный рубль". Суть его заключалась в следующем. Как я уже говорил, министерство путей сообщения осталось без легального титула, все расходы его были открыты, и поэтому у ведомства возникло опасение, что вдруг Государственная Дума возьмет да и в этих 99% свободных расходов Бог знает что с ними наделает, и тогда ведомство прибегло к совершенно невероятной вещи - к "устройству" легального титула. Между II и III Думами не в порядке 87 ст., а в порядке верховного управления было продлено действие штатов министерства путей сообщения, в Думу даже не внесенное. Таким образом получалось, что продление временного срочного закона было сделано в порядке верховного управления, и на этом основании ведомство считало, что оно забронировало расходы министерства путей сообщения. Я указал на это в бюджетной комиссии, затем поднялся спор в Государственной Думе, так как министерство стояло на своем. Тогда был товарищ министра путей сообщения Мясоедов-Иванов, который доказывал, что можно так сделать. Мы требовали, чтобы Дума признала это незаконным. В этот спор вмешался граф Бобринский, который сказал, что, конечно, это незаконно, и чтобы показать ведомству, что это незаконно, мы сокращаем смету на 1 рубль. Дума эту смету на 1 рубль сократила, Государственный Совет эту смету принял, и, таким образом, смета прошла. Это было в 1908 г. Таким образом, Дума показала, что это является не легальным титулом, а его злоупотреблением. Была еще попытка устроить легальный титул по министерству земледелия. Это было сделано так. В смете главноуправляющего земледелием и землеустройством имелся кредит в 250 тыс. руб. на известные его величеству надобности (секретный кредит), как потом оказалось, это были наградные деньги и добавочные к жалованию. Ведомство этот секретный титул хотело раскрыть и в другой статье сметы показало 50 тыс. на непредвиденные надобности. При чем были указы высочайших повелений 1866 и 1891 гг. Когда мне пришлось проверить эти легальные титулы, то оказалось, что всеподданнейший доклад о выделении этих 50 тыс. руб. в 1906 г. остался без пометки царя и, значит, не имел легального титула. Я указал на это в бюджетной комиссии, и Риттих/16/ (он был тогда, кажется, директором департамента) заявил, что у них есть еще легальный титул, который они впоследствии принесут, и действительно, уже в январе (а это было осенью) они принесли легальный титул. Но, что же оказалось? Оказалось, что этот легальный титул испрошен 31 декабря 1907 г., т.е. два месяца спустя после внесения росписи к нам, т.е. за два месяца ведомство пожелало забронировать эту сумму. Вышел скандал. Риттих должен был взять бумагу назад и уйти. Это характерный случай, как попытка забронировать от народного представительства даже пустяковые, грошовые суммы. Собственно, неполнота бюджетных прав Думы создавала чрезвычайно тяжелое положение в области работ бюджетной комиссии. Вместо обсуждения существа, Дума проводила целые дни и даже недели в обсуждении того, "законно" это или "незаконно". Производились архивные изыскания (в некоторых случаях легальные титулы доходили до конца XVIII в.), все для того, чтобы доказать, законен или незаконен такой-то расход. Составлялись целые книги по каждому министерству. В бюджетной комиссии [вы] у нас [при желании] найдете целые тетради напечатанных легальных титулов, соответствующих расходов всех старых законов по министерствам. По министерству внутренних дел этот сборник легальных титулов достиг 1000 страниц, при чем он начинается указом Петра I в 1723 году по поводу какой-то Рижской богадельни, а именно по поводу расхода в несколько десятков ефимок. Это показывает, с какой археологией мы имели дело. Наиболее характерный случай с легальными титулами произошел по поводу истории с кабинетским доходом. Вы знаете, что кабинету бывшего государя принадлежала так называемая ясачная подать в Сибири, т.е. сбор натурою, мехами, с сибирских инородцев. Инородцы вымирали, вымирали звери. Эта подать натурою сокращалась. Кроме того, собирать ее было дорого, администрация поглощала почти 3/4 дохода. Поэтому, кабинет перед созывом I Думы задумал капитализировать ясачную подать. Он передал право ясачной подати в казну, а из казны потребовал зафиксировать известную определенную сумму. Таким образом, сам кабинет не брал с инородцев. Сбор переходил к чиновникам, а за то кабинет получал фиксированную сумму, которая не зависела ни от вымирания инородцев, ни от вымирания зверей. Вся сумма была выдана до созыва Думы. Оставался какой-то остаток не то по Киренскому, не то по Балаганскому уезду Иркутской губернии, в [относительно] пустяковой сумме - несколько тысяч рублей. Когда это попало в бюджетную комиссию, и от нас потребовали пропуска законопроекта, то мы спросили: собственно, почему ясачная подать, т.е. доходность государства, принадлежат кабинету, почему этот публично-правового характера налог вдруг сделался частной собственностью государя? Нам сказали, что для этого есть легальный титул. Мы попросили его представить нам. Пришлось, боюсь вам сказать, три или четыре недели "приставать" [к представителям правительства], я каждое заседание к ним приставал, они не могли найти их. Наконец, после долгих усиленных розысков отыскали указ Елизаветы Петровны, данный ею какому-то сибирскому администратору по поводу ясака. Там написано: "Отписать той ясак на ны", и вот эта отметка Елизаветы Петровны явилась легальным титулом, по которому весь доход с ясака поступал в кабинет. Столь же интересна была история с легальным титулом по землям Алтайского округа, перешедшим к кабинету. Эта история возникла в бюджетной комиссии потому, что кабинет уступил под переселение, правда, за очень незначительную плату, кажется по 49 коп. с десятины, несколько тысяч десятин земли, и за это в виде аренды, по смете переселенческого ведомства, надлежало уплатить кабинету определенную сумму, а земли отводились для крестьянского переселения. Плата ничтожная, земли - огромное количество, и сумма, которая должна была быть оплачена в течение 50-и лет, достигла десятков миллионов рублей. Нас интересовал вопрос: почему, собственно, эти земли принадлежат кабинету, откуда получилась собственность кабинета на Алтайский округ. Опять стали приставать к ним, очень долго приставали, требуя легального титула. Этот вопрос так и не разъяснился, потому что нам сообщили опять-таки копию какого-то указа Елизаветы Петровны, которая купила у Демидова на Алтае завод, медные и еще какие-то рудники и земли, вокруг лежащие. И вот земли, вокруг лежащие, оказались десятками тысяч десятин всего Алтайского округа. При чем самый указ в подлиннике не [был] предъявлен. Сказали, что он хранится где-то в Барнауле, в каком-то управлении, "в малахитовой коробке". Мы его не видели. Я это рассказываю для того, чтобы показать, в каком направлении очень долгие годы шла работа Государственной Думы по бюджету, не по существу тех или других вопросов, а по поводу юридических споров, иногда по формальной стороне бюджета, по легальным титулам. С таким ограниченным правом, весьма неясным, спорным, а иногда попросту и незакономерным, Дума дожила до войны, и здесь вскрылась главная проруха бюджетных прав. Я говорю о статье 18 сметных правил, соответствующей статье 117 Основных законов, т.е. установления особого порядка заведования расходами военных сумм. Здесь мне придется остановиться несколько подробнее, так как это вас более касается. Собственно и до этого встречались случаи, когда в порядке верховного управления права Думы бывали ограниченны. Так, например, долг болгарский, точнее, долг турецкий был списан таким образом: Турцией уплачивался определенный ежегодный взнос, и он у нас показывался по доходам. После русско-турецкой войны [1877-78 гг.] некоторую часть возмещения (за железные дороги, за уступку Румелии Болгарии) Турция получала с Болгарии. Когда правительство захотело вступить с Болгарией в более дружеские отношения, оно сказало, что пусть Болгария платит России вместо того, чтобы платить Турции, а затем, когда такой перевод был сделан, Россия перестала взыскивать или, просто, как выразился Коковцов, сделан был перевод на Гамбург. Статья выпала из бюджета. Это было около 17 млн. в год. Затем бывали военные расходы вследствие каких-то беспорядков в Персии. Там содержался особый отряд полковника Ляхова, который был потом генерал-губернатором в Батуме. Деньги на этот отряд считались проходящими по 18-й статье и не показывались у нас по бюджету, ибо это было что-то такое вроде военных расходов. Это мелочи сравнительно с тем, что наступило, когда началась война. Оказалось, что все основные суммы военных расходов и все займы на покрытие военных расходов оказались вне пределов Государственной Думы. Так как я всегда занимался бюджетом, то мне пришлось произвести по этому поводу целое расследование для того, чтобы определить, кем и чем определяется характер военных расходов. Это исследование напечатано в журнале "Право" в №№ 2, 3 и 4 за 1916 г/17/. Там Комиссия может найти очень подробное историческое изложение того, что случилось. А случилось следующее: еще в 1885 г. был издан закон, ограничивающий права тогдашнего Государственного Совета на вопросы расходов, касающихся войны и подготовки к войне по Морскому ведомству. Потом в 1890 году были изданы правила, распространяющие это же и на Военное министерство. И вот в этом законодательном акте 1885 г., касающемся Морского министерства, было впервые установлено понятие о так называемом "военном фонде". Правила 8-го марта 1906 г. и бюджетные правила в статье 18 делают ссылку на эти правила 1890 г., касающиеся, военного ведомства. Но, когда я стал искать эти правила 1890 г., то очень долго не мог их найти в нашем Собрании Узаконений, и мне пришлось перейти к Полному собранию. Там оказалось, что эти правила являются приложением к военно-полевому управлению. Тогда после русско-турецкой войны было пересмотрено положение о военно-полевом управлении армии, и, в качестве приложения к нему, в качестве правил для дежурного генерала при главнокомандующем, были установлены правила 1890 г. о том, как испрашивать кредит, как составлять перечень ведомостей, как их расходовать и т.д. Бюджетные правила 1906 года, приготовленные для законодательных учреждений, вставив в себя 18 статью, закрепили положение статьи 117 Основных законов. [Они закрепили часть] правил, составленных в 1890 г. для дежурного генерала при главнокомандующем. Получилось совершенно невероятное, даже с точки зрения законодательной техники, положение. Эти правила установили понятие о "военном фонде", понятие о том, что министр военный испрашивает суммы, а министр финансов их отпускает. При чем и министерство финансов, и Государственный контроль занимают по отношению к этим правилам весьма подчиненное положение. В руки военного и морского ведомств поступают суммы колоссальных размеров, никем фактически точно не контролируемые, не проверяемые, и это положение сохранилось и для законодательных учреждений. Но здесь случилось еще новое обстоятельство. Накануне войны, можно сказать, чуть ли не в день войны, 16 июля 1914 года, уже когда все видели и знали, что война начинается, [к ней везде идет непосредственная подготовка] в спешном порядке. В порядке верховного управления было утверждено, взамен старого, новое Положение о полевом управлении армии. Но это Положение о полевом управлении, хотя оно разрабатывалось перед этим несколько месяцев, не было еще как следует закончено, не было обсуждено другими ведомствами. Началась война, и, в спешном порядке, в порядке верховного управления, Сухомлинов/18/ подносит это положение на утверждение, и оно утверждается, в первые дни войны, 16 июля 1914 года. Это полевое управление объявляется секретным, и его получают немногие главнокомандующие, командующие и некоторые другие. Массе людей военных оно остается неизвестным, а фактически армия начинает уже управляться по новому секретному положению. В течение нескольких недель происходит полная путаница. Спросите у военных, которые первое время не знали, что делать. Есть какое-то новое положение, про которое никто не знает, экземпляров которого ничтожное количество, и по которому должна вновь управляться армия. Издано оно было, несомненно, с нарушением Основных законов, ибо старое Полевое управление, если не касаться 96 статьи Основных законов, содержало массу вопросов общего законодательства. Статья же 96, как вы знаете, говорит, что в порядке военных и морских расходов, постановления, не касающиеся общих законов и не вызывающие новых расходов, представляются непосредственно, по принадлежности, верховной власти. Тут были как раз общие законы, касающиеся министерства финансов, контроля и других ведомств. Это Положение о полевом управлении 1914 г. есть [тем более] явное нарушение Основных законов. А в нем, между тем, есть особое приложение, которое заменило собой Сметные правила военного фонда 1890 г. и установило новые. И я, и бывший государственный контролер Годнев/19/, который с этим вопросом также хорошо знаком, все время считали и заявляли в течение всей войны, что положение незаконно, что новыми правилами сметных расходов военного фонда руководствоваться нельзя, ибо тогда ведь действовали сметные правила 1890 г. Между прочим, случился курьез, что в правилах 1890 г. предварительное обсуждение законов совершалось или должно было, вернее сказать, совершаться в особом порядке, а именно: предварительно эти расходы, все-таки, просматривались департаментом государственной экономии. Но так как департамента уже нет, он уже исчез, то была совершена новая не закономерность. Особым журналом совета министров было указано, что то, чем ведал прежде департамент государственной экономии, должен ведать Совет министров и распоряжение военным фондом, таким образом, перешло в Совет министров на основании акта управления, несомненно, имеющего законодательный характер. Это, так сказать, "правовое нарушение", но к чему же оно привело? Оно привело фактически к полному разрушению бюджета и понятия о бюджете, ибо оказалось, что Дума формально проверяет 3,5 миллиарда [руб.] в государственном бюджете, а рядом с этим идет 14, 20, 25-миллиардный расход из военного фонда. Бюджет разбился на две половины. Малая (обычная) часть его ведается Думой, а огромная (чрезвычайная и заем для покрытия чрезвычайных расходов) проходят помимо Думы. Все попытки добиться того, чтобы военные расходы были внесены в роспись, не привели ни к чему. Возник большой спор между мной и бывшим министром финансов Барком/20/. Мы настаивали на том, чтобы внести военные суммы в роспись, чтобы бюджет представлял собою сумму всех расходов, но этого не добились, и даже Государственная Дума со мной не согласилась. Таким образом, последний бюджет [за 1915 и 1916 гг.] являлся, в сущности говоря, набором цифр, весьма мало имеющим отношение ко всему [совокупному реальному] бюджету. Но такая двойственность бюджета давала право министерству финансов играть цифрами почти как ему угодно. Приведу несколько примеров. Ввозится масса казенных грузов. С них берется таможенная пошлина. Показывается доходами по нормальному бюджету. Но кто платит эти пошлины? Конечно, казна. Откуда платит? Из военного фонда. Таким образом, военный фонд нам неизвестен, но доход таможенный в количестве ста и больше миллионов показывается, как доход. Казна перевозит по железным дорогам массу солдат и грузов. Получается огромная сумма новых доходов по казенным железным дорогам. Но кто же платит? Казна. Откуда? Из военного фонда. Казна учитывает в Государственном банке огромную массу своих векселей, так называемых "краткосрочных обязательств", банк взимает за них 5%, и получаются десятки и сотни миллионов дохода. Кто их выплачивает? Сама же казна. Где они показываются? Нигде. Они вычитываются из той суммы, которую дает Государственный банк. Словом, я мог бы привести бесконечное множество примеров, которые показывают, что существо государственного бюджета, его форма и полнота, все было разрушено, т.е. фактически с начала войны у Думы утрачивалась какая-нибудь возможность правильно знать бюджет и распоряжаться расходуемыми суммами. Так, постепенно закончилась и выявилась во всю ширину неполнота, ограниченность прав Государственной Думы и упорное нежелание власти в каком-либо отношении пойти навстречу требованиям Думы. С первых же дней бюджетных работ в 1907 году и до самого конца, до самого переворота, ограниченность бюджетных прав Думы оставалась постоянным и вечным предметом спорта, при чем не помню ни одного серьезного случая, когда правительство пошло бы навстречу думским пожеланиям. Могу привести еще один последний пример, также вскрывающий неполноту бюджетных прав Думы. Между Думой и министром финансов возник спор о том, имеет ли право министр финансов проводить по 87 статье налоги. С момента начала войны все почти налоговые мероприятия Барк проводил по 87 статье, и только один подоходный налог он предоставил Думе провести в порядке нормальном, не желая брать на себя одиума/21/ состоятельных классов. Этот налог он предоставил провести Думе, а десятки налоговых мероприятий - повышение акцизного сбора, установление сбора на грузовое и пассажирское движение, на хлопок и пр., все было проведено по 87 статье. И хотя Дума ворчала, хотя высказывала осуждение, хотя упрекала [правительство] в бюджетной комиссии, он упорно проводил по 87 статье. Обыкновенно бывала такая картина: после короткой сессии Дума распускалась, и вот, после роспуска, в перерыв проводились все налоги по 87 статье. До сих пор масса налогов военного времени действует в качестве мер, проведенных по 87 статье и подкрепленных народным представительством. Таких примеров можно набрать десятки. При этом случилось одно обстоятельство. Эмиссионное право государственного банка также было проведено по 87 статье, и здесь возник спор между министром финансов и мною, что по 87 статье расширение эмиссионного права государственного банка проводить не следует. Министр финансов публично дал слово в заседании бюджетной комиссии Государственной Думы, что больше он этого не сделает, и, тем не менее, случилось следующее. В 1915 г. он поехал в Англию заключать финансовый договор по поводу финансовой помощи Англии в наших военных расходах. Между прочим, в числе прочих пунктов договора было следующее: Англия гарантировала через свой Английский банк 2-х миллиардный выпуск кредитных билетов. Таким образом, было обойдено эмиссионное право законодательных учреждений, и помимо Думы министерство финансов получило право на выпуск 2-х миллиардов кредитных билетов, обеспеченный не соглашением Думы, не одобрением закона, а волею английского правительства и английского банка. Тогда же министру финансов по этому поводу было сделано указание, что это совершенно незаконно, что это нарушение прав Думы, обход закона, и выпуск [носит] нелегальный [характер]. Это было, насколько я знаю, последнее крупное нарушение бюджетных прав Думы при старом строе. Такова в сущности скучная и скорбная история бюджетных отношений старого правительства и народного представительства. Начались эти споры в 1907 г. во II Думе, упорно продолжались через всю III и IV Думы и фактически подходили только к умалению прав Думы. Добиться расширения, улучшения и даже усиления своих прав Дума никогда не могла. Несколько раз в III и IV Думах группа, к которой я принадлежал, вносила законопроект об отмене Сметных правил 8 марта 1906 г. Дума их принимала, а Государственный Совет, по требованию министерства финансов, отклонял. Министр финансов упорно доказывал, что бюджетные права Думы совершенно достаточны, что их расширять вовсе не нужно. При этом даже карикатурная статья бюджетных правил 1906 г. осталась до сих пор неотмененной. Указанием на эту карикатурность я и закончу эту часть моего показания. Там есть статья 13-14, которая говорит о том, что же будет в случае разногласия Думы с [Государственным] Советом. Оказывается, что должна быть согласительная комиссия. "А если соглашения не наступило, - говорит статья, - тогда в роспись вносится кредит, наиболее близкий к кредиту последней утвержденной росписи", и больше ничего. Что это значит? Кто вносит в роспись этот кредит? Неизвестно. А если в той росписи кредита совсем не было, что при разногласии делать? Неизвестно. А если кредита подходящего вообще нет ни по форме, но по существу, что делать? Неизвестно. И вот, когда случилось такое разногласие между Государственной Думой и Государственным Советом (об этом я указывал по поводу 163 миллионов "серий"), то первое время все растерялись, и никто не знал, что делать. Дума не соглашалась, Совет не соглашался, согласительная комиссия не пришла к соглашению. Что делать? Покойный Акимов/22/ тогда говорил, что надо поехать к государю и сказать, что Совет не согласился, Дума не согласилась, и что пусть государь сам, как хочет, так и делает. Мы указывали, что государь не имеет права выбирать между мнением Государственного Совета и Думы, что такого правила нет. Надо исполнить закон, но исполнить закон нельзя, нет такого закона. Тогда председатель Государственного Совета говорит: "Пусть председатель Думы поставит цифру в росписи". Председатель Думы говорил: "Пусть цифры в росписи поставит председатель Государственного Совета, потому что он ездит к государю, и государь утверждает по его докладу". Акимов говорит: "Но мне этого права закон не предоставил. Я вписывать ничего в роспись не могу". Оказалось, что закон никого не уполномочил сделать то, что надо было сделать. Тогда нашелся храбрец - министр финансов (это было в 1908 г. при Коковцове), который взял и вставил цифру в роспись, повез к царю, и роспись была утверждена. С этого момента создался прецедент. Почти никогда не бывало соглашения Думы с Советом, и цифра механически вставлялась в роспись министром финансов, при чем при этом механизм был любопытен. Смотря по тому, как лучше толковать расход - по статье или по параграфу. Иногда по параграфу выгоднее было Думе, а иногда по статье выгоднее было Совету, и министр финансов являлся суперарбитром, которому иногда было выгодно сделать вставку, выгодно, что в росписи есть дыра, куда можно было просунуть руку и распорядиться исполнительною властью. жүктеу/скачать 311.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|