Кот из ада
Старик в инвалидном кресле дышал на ладан: явно чем-то болен, до смерти напуган и вот-вот отдаст концы. По крайней мере так казалось Холстону, а у Холстона был опыт в подобных вещах. Смерть была его ремеслом. Бизнесом. Недаром за свою карьеру киллера-одиночки он упокоил восемнадцать мужчин и шесть женщин. Кому, как не ему, знать обличье смерти!
В доме, вернее, особняке, царили тишина и покой. Тишину нарушали лишь тихий треск огня в большом каменном очаге и негромкое завывание ноябрьского ветра за окнами.
— Я хочу заказать убийство, — начал старик дрожащим, высоким, чуточку обиженным голосом. — Насколько я понимаю, именно этим вы занимаетесь.
— С кем вы говорили? — перебил Холстон.
— С человеком по имени Сол Лодджиа. Он сказал, что вы его знаете.
Холстон кивнул. Если посредник Лодджиа, значит, все в порядке. Но если где-то в комнате спрятан «жучок», все, что предлагает старик… Дроган… может оказаться ловушкой.
— С кем вы хотите покончить?
Дроган нажал кнопку на пульте, встроенном в подлокотник кресла, и оно рванулось вперед. Вблизи еще явственнее становился омерзительно-желтый смрад из смеси страха, дряхлости и мочи. Его затошнило, но он и виду не подал. Лицо оставалось невозмутимым и неподвижным.
— Ваша будущая жертва у вас за спиной, — мягко пояснил Дроган.
Холстон среагировал немедленно. От быстроты рефлексов зависела его жизнь, и долгие годы риска отточили их до немыслимой остроты. Он молниеносно сорвался с дивана, упал на одно колено, повернулся, одновременно запуская руку за лацкан спортивной куртки особого фасона и сжимая рукоятку короткоствольного пистолета сорок пятого калибра, висевшего в подмышечной кобуре, снабженной пружиной, которая послушно выкидывала оружие в ладонь при легчайшем прикосновении. И секунду спустя Холстон уже целился в… кота.
Несколько мгновений Холстон и кот глазели друг на друга. Холстона, человека без особого воображения и тем более предрассудков, охватило странное чувство. На тот короткий момент, что он стоял на коленях с направленным на жертву пистолетом, ему показалось, что он знает этого кота, хотя, разумеется, если бы видел когда-нибудь столь необычную масть, наверняка запомнил бы.
Морда, как клоунская маска, была разделена ровно пополам: половинка черная и половинка белая. Разделительная линия проходила от макушки плоского черепа, по носу и пасти, прямая, как стрела. В полумраке глаза казались огромными, и в каждом плавал почти круглый черный зрачок, сгусток отсвета пламени, тлеющий уголек ненависти.
В мозгу Холстона эхом отдалась мысль: «Мы старые знакомые, ты и я».
Мелькнула и тут же исчезла. Он убрал пистолет в кобуру и встал.
— Мне следовало бы прикончить тебя, старик. Не выношу шуток подобного рода.
— А я и не шучу, — возразил Дроган. — Садитесь. И взгляните на это.
Из-под одеяла, прикрывавшего его ноги, появился пухлый конверт.
Холстон сел. Кот, свернувшийся было в глубине дивана, немедленно вскочил ему на колени и вновь уставился на Холстона неправдоподобно большими темными глазами с изумрудно-золотистой радужкой, тонким кольцом опоясывающей зрачки. Немного повозился, устроился поудобнее и томно замурлыкал.
Холстон вопросительно покосился на Дрогана.
— Очень ласковый, — вздохнул тот. — Поначалу. Но милая, дружелюбная кисонька уже убила троих в этом доме. Меня оставила напоследок. Я стар, болен… но предпочитаю до конца прожить отведенный Богом срок.
— Поверить невозможно, — пробормотал Холстон. — Вы наняли меня убить кота?!
— Загляните в конверт, пожалуйста.
Холстон молча приоткрыл клапан. Внутри оказалась груда сотенных и пятидесятидолларовых бумажек, по большей части потертых и замасленных.
— Сколько здесь?
— Шесть тысяч. Плачу еще столько же, если предъявите доказательства, что кошка мертва. Мистер Лодджиа сказал, что двенадцать тысяч — ваш обычный гонорар?
Холстон кивнул, машинально поглаживая кота, внутри которого словно работал крохотный моторчик. Свернувшись клубочком, он мирно спал, все еще удовлетворенно ворча. Холстон любил кошек. И, по правде говоря, был совершенно равнодушен ко всем остальным представителям фауны. Но кошки… Всегда гуляют сами по себе. Господь… если таковой существует, создал идеальные, холодно-бесстрастные машины для убийства. Коты — настоящие киллеры-одиночки животного мира, и Холстон питал к ним нечто вроде уважения.
— Я не обязан ничего объяснять, но все же объясню, — бросил Дроган. — Как говорится, кто предупрежден, тот вооружен, а я не хочу, чтобы вы бросались в это дело очертя голову. Да и нужно же как-то оправдаться, чтобы вы не по считали меня психом.
Холстон снова кивнул. Правда, он уже решил принять этот необычный заказ, так что никаких комментариев не требовалось, но если Дроган желает выговориться, он готов слушать.
— Прежде всего знаете ли вы, кто я? Откуда взялись эти деньги?
— «Дроган Фамесьютиклс».
— Да. Одна из самых больших фармацевтических компаний в мире. А краеугольным камнем нашего успеха было вот это.
Он достал из кармана халата маленький пузырек с таблетками и протянул Холстону.
— Тридормал-фенобарбамин-джи. Прописывается почти исключительно безнадежно больным людям. Комбинация болеутоляющего транквилизатора и легкого галлюциногена. Удивительно быстро помогает беднягам смириться со своим состоянием и даже приспособиться к нему.
— Вы тоже его принимаете? — поинтересовался Холстон.
Но Дроган старательно проигнорировал вопрос.
— Он широко применяется во всем мире. Синтетический препарат, разработан в пятидесятых годах, в нашей нью-джерсийской лаборатории. Испытания проходили в основном на кошках по причине уникальности нервной системы кошачьих.
— И скольких вы уничтожили?
Дроган негодующе выпрямился:
— Это удар ниже пояса! Несправедливо и нечестно рассматривать наш груд под таким углом!
Холстон пожал плечами.
— За четыре года разработок, заслуживших одобрение Управления по контролю за продуктами и лекарствами, сотрудники… э-э-э… умертвили почти пятнадцать тысяч кошек.
Холстон присвистнул. Едва ли не четыре тысячи кошек в год! Ничего себе!
— И теперь вы вообразили, будто вот этот самый вознамерился отомстить за погибших собратьев?
— Я ничуть не считаю себя виноватым, — возразил Дроган, но в голосе вновь задребезжали капризные раздраженные нотки. — Пятнадцать тысяч подопытных животных погибли во имя того, чтобы сотни тысяч человеческих существ…
— Можете не продолжать, — перебил Холстон. Оправдания всегда надоедали ему до смерти.
— Эта кошка появилась здесь семь месяцев назад. Не выношу кошек. Мерзкие твари, переносчики болезней… вечно шарят по всей округе, лазают в амбары и загоны… бьюсь об заклад, в их шкуре гнездятся целые колонии бог знает каких микробов… всегда пытаются принести в дом какую-то дохлятину с волочащимися внутренностями… это моя сестра захотела ее взять. И поплатилась за это.
Он со жгучей ненавистью оглядел кота, по-прежнему спящего на коленях Холстона.
— Значит, утверждаете, что он убил троих?
Дроган начал свой рассказ. Кот мурил и потягивался под лаской сильных ловких пальцев киллера, скребущих шкурку. Время от времени в очаге взрывалось сосновое полено, и стальные пружины мышц, скрытые под кожей и мехом, мгновенно напрягались, становясь жесткими узелками. Ветер протяжно завывал в окнах старого дома, затерянного в глуши Коннектикута, возвещая о наступившей зиме. Голос старика все жужжал и жужжал…
Семь месяцев назад их было четверо: сам Дроган, его семидесятичетырехлетняя сестра Аманда, старше Дрогана на два года, ее стародавняя подруга Кэролайн Броудмур (из Уэстчестерских Броудмуров, по словам Дрогана), страдавшая эмфиземой в тяжелой форме, и Дик Гейдж, служивший в доме двадцать лет. Гейдж, которому было уже за шестьдесят, водил большой «Линкольн Марк IV», готовил и подавал вечерний шерри. Для уборки в дом приходила специально нанятая горничная. Все обитатели дома прожили таким образом почти два года: унылое сборище дряхлостей и их фамильный вассал. Единственными развлечениями были сериал «Голливудские кварталы» и споры о том, кто кого переживет.
И тут появился кот.
— Первым увидел его Гейдж. Тварь жалобно мяукала и отиралась у дома. Он попытался прогнать его. Кидался палками и камешками и несколько раз попал. Но животина не думала убираться. Унюхала запах еды. Не поверите, но тогда она казалась настоящим мешком с костями. Люди берут кошек на лето, а к осени выбрасывают на улицу погибать. Бесчеловечная жестокость.
— По-вашему, вытягивать из них нервы — лучше? — осведомился Холстон. Но старик, не обращая на него внимания, повторил, что всегда ненавидел котов, и когда этот мерзавец отказался уйти, велел Гейджу дать ему отравленной еды. Большое блюдце соблазнительных кошачьих консервов «Кэло», сдобренных Три-Дормал-Джи. Однако кот обошел блюдце стороной. Но тут Аманда Дроган увидела животное и потребовала взять его в дом. Разгорелся скандал, но она, как всегда, настояла на своем.
— Подумать только, — жаловался Дроган, — она собственными руками внесла кота в прихожую. Тот мурлыкал, совсем как сейчас. Но и близко ко мне не подходил. Никогда… Пока Аманда не налила ему молока.
«О, взгляните на бедняжку, совсем изголодался», — ворковала она, и Кэролайн ей вторила. Отвратительно. Клянусь, они вытворяли это назло мне, зная, как я отношусь к кошкам, со времен программы испытаний Три-Дормал-Джи. Они обожали поддразнивать меня, вечно подкалывали.
Он окинул Холстона мрачным взглядом.
— Но обе заплатили за это, уж будьте уверены.
В середине мая Гейдж, собравшийся накрывать на стол к завтраку, нашел Аманду Дроган лежавшей у подножия главной лестницы, среди россыпи осколков керамики и подушечек «Фрискис». Выпиравшие из орбит глаза незряче уставились в потолок. Из носа и рта текла кровь, образуя лужицы на полу. Спина и ноги сломаны, а шейные позвонки разлетелись вдребезги.
— Кот спал в ее комнате, — продолжал Дроган. — Аманда обращалась с ним, как с ребенком.
— Малыш хоцет баиньки… Может, покушаешь, дологой? Крошка желает пи-пи…
Ну не пакость ли? Чтобы такая бой-баба, как моя сестра, изрекала подобное? Думаю, он разбудил ее своим гнусным ором. Она взяла его блюдце. Аманда вечно твердила, что Сэм не слишком любит «Фрискис», если не смочить их молоком. Поэтому и хотела спуститься вниз. Кот терся о ее ноги. Аманда сильно одряхлела и легко теряла равновесие, да к тому же еще не совсем проснулась. Они добрались до верхней площадки, и кот, можно сказать, дал ей подножку…
Холстон подумал, что такое вполне возможно. Он вдруг представил худую старушку, летящую с лестницы, слишком ошеломленную, чтобы вскрикнуть и позвать на помощь. Подушечки «Фрискис» полетели в разные стороны, когда она рухнула вниз головой. Блюдце разбилось. И вот она уже скорчилась у подножия лестницы. Хрупкие кости раскрошились, глаза открыты, ручейки крови медленно сочатся из носа и рта. А мяукающий кот медленно спускается по ступенькам, с удовольствием подбирая по пути аппетитные кусочки «Фрискис».
— А что сказал коронер? — спросил он у Дрогана.
— Смерть в результате несчастного случая, разумеется.
— Но почему вы еще тогда не избавились от кота? После гибели Аманды?
Естественно, потому, что Кэролайн Броудмур угрожала в этом случае немедленно уехать. Билась в истерике и ничего слушать не желала. Что взять с больной женщины, к тому же помешанной на спиритизме? Хартфордский медиум поведал ей (всего за двадцать долларов), что душа Аманды переселилась в тело Сэма. Сэм — это Аманда, и если его прогонят, она тоже тут не останется.
Холстон, давно уже постигший искусство чтения между строк, заподозрил, что Дроган и дряхлая пташка Броудмур были когда-то любовниками, и поэтому старый пижон так упорно не желал ее отпускать.
— Ее отъезд был бы настоящим самоубийством, — пояснил Дроган. — В своем воображении она по-прежнему была богатой и независимой, вполне способной забрать чертова кота и отправиться вместе с ним в Нью-Йорк, Лондон или даже Монте-Карло, Но на самом деле она была последней из большой семьи и жила едва ли не на пособие по бедности: результат ряда неудачных вложений в шестидесятых. Кэролайн жила в специально оборудованной комнате, в атмосфере повышенной влажности. Подумайте, мистер Холстон, ей было уже семьдесят. И если не считать последних двух лет, она не выпускала изо рта сигареты. Эмфизема каждую минуту грозила задушить ее. Я хотел, чтобы она оставалась здесь, и если для этого требовалось оставить кота…
Холстен многозначительно посмотрел на часы.
— Она умерла во сне. Где-то в конце июня. Доктор не нашел в ее кончине ничего странного, просто пришел, сел к столу и выписал свидетельство о смерти. Казалось, на этом и покончено. Но Гейдж сказал мне, что в комнате был кот.
— Мы все рано или поздно уйдем, — заметил Холстон.
— Конечно. Так и доктор сказал. Но мне лучше знать. Я вспомнил. Кошки обожают приходить во сне к детям и старикам и красть у них дыхание.
— Бабушкины сказки.
— Основанные на чистом факте, как большинство так называемых бабушкиных сказок, — возразил Дроган. — Кошки любят мять лапами что-нибудь мягкое. Топтаться на подушке, толстом покрывале или ковре. Одеяле… лежащем в колыбельке или на постели старика. Лишняя тяжесть на слабом, неспособном сопротивляться человеке…
Дроган внезапно смолк, и Холстон призадумался. Кэролайн Броудмур спит в своей комнате; дыхание со свистом вырывается из изъеденных болезнью легких; звук почти теряется в шуме мощных увлажнителей и кондиционеров. Кот с забавными черно-белыми отметинами бесшумно вспрыгивает на постель старой девы, долго смотрит на изборожденное морщинами лицо своими загадочно мерцающими черно-зелеными глазами… Прокрадывается на худую грудь, ложится всем своим весом… мурлычет… и дыхание замедляется… замедляется… а кот мурлычет, пока старушка все больше задыхается под мягкой пушистой тяжестью на впалой груди…
И совершенно не имевший воображения Холстон слегка вздрогнул.
— Дроган! — воскликнул он, продолжая гладить мурлыку. — Почему бы не выбросить все это из головы? Любой ветеринар усыпит его всего за двадцать долларов!
— Мы похоронили ее первого июля. Я велел положить Кэролайн на нашем семейном участке, рядом с сестрой. Она тоже хотела бы этого. Третьего я позвал Гейджа в эту комнату и вручил ему плетеную корзинку… вроде тех, что берут на пикники. Понимаете, о чем я?
— Естественно.
— Велел ему положить кота в корзину, отвезти в Милфорд к ветеринару и усыпить. Он ответил «Да, сэр», взял корзину и вышел. Все как всегда. Только больше я его живым не видел. Автокатастрофа на шоссе. «Линкольн» врезался в опору моста на скорости не больше шестидесяти миль в час. Дик Гейдж погиб мгновенно. Когда его нашли, заметили, что все лицо исцарапано.
Холстон ничего не ответил, но вот уже в третий раз мгновенно представил, что могло случиться. В комнате вновь стало тихо, если не считать уютного потрескивания дров и мирного урчания кота на коленях мужчины. Совсем как иллюстрация к стихотворению Эдгара Геста: «Кот на коленях моих, отблески пламени… вот оно счастье покоя, вот они, мирные дни…»
Дик Гейдж ведет «линкольн» по шоссе по направлению к Милфорду. Если он и превысил скорость, то не больше, чем на пять миль. На соседнем сиденье — плетеная корзинка… из тех, что берут на пикники. Водитель следит за дорогой, а возможно, и за идущим навстречу огромным трейлером, и не замечает забавную, белую с черным мордочку, высунувшуюся из корзинки, как раз в сторону водителя. Но он не замечает этого, потому что огромный трейлер совсем рядом… и именно этот момент выбирает кот, чтобы прыгнуть ему в лицо, брызжа слюной и царапаясь. Острые когти впиваются в глаз, протыкая яблоко, расплющивая нежный шарик, ослепляя водителя. Шестьдесят миль, мерное жужжание мощного мотора «линкольна»… но вот другая лапа вцепляется в переносицу, вгрызаясь вглубь с утонченной, подлой жестокостью… и тут «линкольн», возможно, выскакивает вправо, прямо перед носом трейлера, и клаксон дальнобойщика оглушительно орет, но Гейдж ничего не слышит из-за кошачьих воплей. Кот распластался на его лице, подобно уродливому мохнатому черному пауку: уши прижаты, зеленые глаза горят, как адские факелы, черные ноги, подрагивая, все глубже утопают в мягкой плоти старческой шеи. Машина беспорядочно дергается, рыскает, отлетает обратно, и впереди вырастает опора моста. Кот проворно спрыгивает, а «линкольн», словно сверкающая темная торпеда, врезается в цемент и взрывается, как бомба.
Холстон судорожно сглотнул и услышал, как в глотке что-то сухо щелкнуло.
— И кот вернулся?
— Неделю спустя, — подтвердил Дроган. — Точно в день похорон Дика Гейджа. Совсем как в старой песне. Кот вернулся, кот вернулся, кот пришел назад…
— Выжил в катастрофе при скорости шестьдесят миль? Невероятно!
— Говорят же, что у каждой кошки девять жизней. Когда он появился, цел и невредим, я невольно задался вопросом, не может ли он оказаться…
— Адской тварью? — тихо предположил Холстон.
— За неимением лучшего определения, да. Что-то вроде демона, посланного…
— Чтобы наказать вас.
— Не знаю. Но боюсь его. Правда, я его кормлю, вернее, это делает моя домоправительница. Она утверждает, что такая морда — проклятие Господне. Правда, она из местных.
Старик безуспешно попытался улыбнуться.
— Я хочу, чтобы вы убили его. Последние четыре месяца я жил только этой мыслью. Он вечно маячит в тени. Все глазеет на меня. И словно… выжидает. Каждую ночь я запираюсь в своей комнате и все же опасаюсь проснуться утром и обнаружить, что он свернулся на моей груди… и мурлычет.
Ветер одиноко завывал в дымоходе, как баньши из шотландских сказаний, несчастный потерянный дух, наводивший уныние на обитателей.
— Наконец пришлось связаться с Солом Лодджиа. Он порекомендовал вас. Он считает вас настоящим мастером своего дела.
— Независимым мастером. Это означает, что я работаю сам на себя.
— Да. Он сказал, что вас никогда не задерживали и ни разу не заподозрили. И что вы, похоже, всегда умеете приземляться на четыре лапы… совсем как кошка.
Холстен пригляделся к старику в инвалидном кресле. И внезапно мускулистые руки с длинными пальцами поднялись и застыли над кошачьей шеей.
— Если хотите, я сделаю это, — тихо пообещал он. — Сломаю ему шею. Он даже не почувствует…
— Нет! — вскрикнул Дроган, с трудом переводя дыхание.
Легкий румянец окрасил желтоватые щеки.
— Не… не здесь… Унесите его.
Холстон невесело усмехнулся и снова принялся гладить голову и спинку спящего кота. Очень нежно. Очень осторожно.
— По рукам, — бросил он. — Принимаю заказ. Хотите видеть труп?
— Нет. Убейте его. Похороните…
Он немного помедлил и скорчился в кресле, совсем как древний нахохлившийся стервятник.
— Принесите мне хвост, — решил он наконец, — чтобы я мог швырнуть его в огонь и видеть, как он горит.
Холстон водил «плимут» 1973 года, со сделанным по спецзаказу двигателем «циклон спойлер». Машину украшали многочисленные царапины и вмятины, капот обычно был приподнят и болтался под углом двадцать градусов, зато Холстон собственными руками перебрал дифференциал и задний мост. Коробка передач была от «пензи», сцепление — от «херста», шины — самого высшего качества, так что водитель мог легко выжать скорость до ста шестидесяти миль в час.
Он ушел от Дрогана чуть позже половины десятого. Холодный серпик полумесяца проглядывал сквозь растрепанные ноябрьские облака. Пришлось открыть окна, потому что желтая вонь ужаса и дряхлости, казалось, въелась в одежду, и Холстон недовольно морщил нос. Ледяной ветер гулял по салону, и Холстон скоро почувствовал, как онемело лицо. Хорошо! Пусть выдувает желтое зловоние.
Он съехал с шоссе у Плейсерз Глен и с вполне пристойной скоростью тридцать пять миль в час проехал сквозь спящий город, освещенный лишь тусклыми фонарями на перекрестках. На выезде, по дороге к шоссе № 35, он немного увеличил скорость, дав «плимуту» порезвиться. Идеально отрегулированный двигатель урчал, совсем как кот, что весь вечер нежился у него на коленях. Холстон даже улыбнулся пришедшему на ум сравнению. Машина со скоростью чуть больше семидесяти миль в час пробиралась между заметенными снегом ноябрьскими полями, по которым неровными рядами брели скелеты кукурузных стеблей.
Кот сидел в плотной хозяйственной сумке на подкладке, перевязанной у горловины толстой веревкой. Сумка лежала на ковшеобразном пассажирском сиденье. Кот почти спал, когда Холстон укладывал его в сумку, и даже сейчас потихоньку мурлыкал. Наверное, понимал, что пришелся по душе Холстону, и чувствовал себя как дома. Такой же одиночка. Родная душа.
«Странный заказ», — подумал Холстон, к собственному удивлению осознав, что воспринимает задание всерьез. Но самое поразительное то, что кот действительно нравился ему, стал почти близким за эти несколько часов. Если ему действительно удалось избавиться от этих трех старперов… особенно Гейджа, который вез его в Милфорд на смертельное свидание с ветеринаром. Тот наверняка с превеликой охотой сунул бы животину в обложенную кафелем газовую камеру размером с микроволновку. Так что молодец, котяра!
Но несмотря на симпатию к Сэму, Холстон и не подумал отказаться от заказа, хотя намеревался воздать коту должное, убив его быстро и без мучений. Он остановится у одного из этих голых полей, вытащит кота, погладит и сломает шею одним резким движением. И только потом отрежет хвост перочинным ножом. Ну а завтра похоронит трупик, чтобы не достался хищникам. Нельзя спасти его от могильных червей, зато можно уберечь от ворон.
Вот так он и размышлял, пока машина летела сквозь ночь подобно темно-синему призраку, и в эту минуту на приборной панели возник кот с нагло задранным хвостом. Черно-белая морда повернута к водителю, пасть оскалена в подобии улыбки.
— Ш-ш-ш-ш, — со свистом выдохнул воздух Холстон и, скосив глаза вправо, заметил дыру в толстой сумке, дыру то ли прогрызенную, то ли процарапанную. Тем временем кот игриво цапнул его лапкой, приглашая повеселиться. Подушечки скользнули по лбу Холстона. Он дернулся, и широкие шины жалобно взвизгнули, когда машина бессильно подпрыгнула и стала заваливаться.
Холстон попытался ударить кота кулаком… хотя бы отогнать, потому что тот загораживал обзор. Но кот зашипел, плюнул в него, выгнул шею и не двинулся с места. Холстон снова замахнулся, но вместо того чтобы в страхе съежиться, кот бросился на него.
«Гейдж, — успел подумать он. — Совсем как Гейдж…»
И нажал на тормоза. Кот прыгнул ему на голову, плотно прижался мохнатым животом, лишив возможности видеть дорогу, орудуя когтями, пытаясь выцарапать глаза. Холстон крепко держал руль одной рукой, ухитрившись влепить коту другой — раз, второй, третий. Внезапно дорога исчезла, а «плимут», подскакивая на амортизаторах, катился в канаву. Сильный удар бросил Холстона вперед, на ремень безопасности, и последнее, что он услышал: истошные вопли кота. Так женщины кричат от боли или в конвульсиях приближающегося оргазма.
Холстен снова наподдал коту кулаком, но ощутил лишь пружинную, податливую упругость его мышц.
Второй удар. И темнота.
Луна зашла. До рассвета оставалось не больше часа. «Плимут» лежал в овраге, полузатянутый седыми прядями утреннего тумана. В решетке радиатора застрял спутанный моток колючей проволоки. Капот открылся, и струйки пара из пробитого радиатора просачивались в щель, смешиваясь с туманом.
Он не мог пошевелить ногами.
Холстон глянул вниз и увидел, что огнеупорная перегородка, отделяющая кабину от двигателя, проломлена, и задняя часть огромного блока двигателя, рухнув на его ноги, надежно погребла их под своей тяжестью.
Где-то вдалеке хищно ухала сова, очевидно, нацелясь на мелкого, дрожащего от страха зверька. Зато в машине раздавалось мерное кошачье урчание. Казалось, кот широко улыбается подобно своему Чеширскому собрату из «Алисы в Стране чудес».
Заметив, что Холстон открыл глаза, кот встал, выгнул спину, вальяжно потянулся и молниеносным грациозным движением, напоминавшим переливы китайского шелка, метнулся ему на плечо. Холстон попытался было поднять руки, чтобы оттолкнуть кота.
Руки не повиновались.
«Перелом позвоночника. Паралич. Может, временный, но скорее всего это навсегда…» — пронеслось у него в голове. Мурлыканье отдавалось в ушах громовыми раскатами.
— Убирайся, — хрипло выдавил Холстон. Кот на мгновение напрягся, но тут же устроился поудобнее. Неожиданно его лапка вновь задела щеку, только на этот раз когти были выпущены. Бороздки жгучей боли протянулись вниз по горлу. Теплые струйки крови поползли по груди.
Боль.
Он чувствует боль!
Холстон приказал голове повернуться вправо, и она послушалась. На секунду он зарылся лицом в гладкий сухой мех и попытался вцепиться в кота зубами. Тот издал испуганное недовольное «мру», спрыгнул на сиденье и злобно уставился на Холстона, прижав уши.
— Я не должен был делать этого, верно? — прокаркал Холстон.
Кот открыл пасть и зашипел на него. Глядя в странную, словно вышедшую из шизофренического бреда морду, Холстон подумал, что вполне понимает Дрогана, считавшего кота демоном ада.
Но тут же забыл обо всем, ощутив слабое тупое покалывание в руках и предплечьях.
Чувства! Возвращаются! Словно в кожу втыкают множество мелких иголочек и булавочек.
Кот, плюясь и выпустив когти, кинулся на него. Холстон закрыл глаза, ощерился и укусил кота в брюхо, но лишь набрал полный рот меха. Животное передними лапами вцепилось ему в уши, когти погружались все глубже. Боль была невероятной. Неистовой. Умопомрачительно-слепящей. Холстон попытался поднять руки. Они чуть дернулись, но дальше дело не пошло.
Тогда он стал мотать головой, совсем как человек, которому мыло попало в глаза. Кот дико орал, но держался. По щекам Холстона ползли кровавые ручейки. Дышать становилось все труднее: кот грудью прижался к его носу. Холстон судорожно хватал воздух ртом, но без особого успеха, поскольку и то, что удавалось вдохнуть, проходило через мех. Уши жгло так, словно в них залили спирта и поднесли спичку.
Он откинул голову, но тут же пронзительно взвизгнул от прошившей тело боли: должно быть, повредил что-то во время аварии. Кот от неожиданности отлетел и с глухим стуком рухнул на заднее сиденье.
Капля крови попала Холстону в глаз. Он снова попробовал пошевелить руками… хотя бы для того, чтобы вытереть кровь. Пальцы дрожали от напряжения, но не двигались. Он вспомнил о пистолете сорок пятого калибра в кобуре под мышкой.
«Ах, дай мне только прийти в себя, киска, ты дорого продашь свои девять жизней…»
Снова пульсация. Глухая, горячечная, в ногах, погребенных под блоком двигателя и, несомненно, сломанных. Совсем как в отсиженных конечностях, когда они начинают отходить. Но в эту минуту Холстону было не до ног. Достаточно знать, что позвоночник не сломан и он не окончит свою жизнь в инвалидном кресле бесполезной горой мяса и костей, притороченных к говорящей голове.
«Что же, может, и у меня осталась в запасе парочка жизней…
Первым делом следует позаботиться о коте.
Потом выбраться из этой передряги… может, кто-то проедет мимо, тогда обе проблемы решатся сразу. Вряд ли в половине пятого утра на проселочной дороге появятся машины, но всякое бывает. И…
И что это там делает кот?»
Противно, черт возьми, когда он распластывается у тебя на лице, но в сто раз опаснее иметь его за спиной, вне поля зрения. Холстон старался заглянуть в зеркальце заднего обзора, но при ударе оно задралось под каким-то немыслимым углом и теперь отражало лишь поросший травой овраг, в который угодила машина.
Сзади послышался тихий звук, напоминавший треск рвущейся ткани.
Урчание.
Демон ада, черта с два! Уже дрыхнет.
А если и нет… пусть он и замышляет убийство, что с того? Какой-то тощий уродец, весящий даже в мокром виде не больше четырех фунтов. А скоро… скоро Холстон сможет владеть руками настолько, чтобы достать оружие. Уж будьте уверены, не промахнется!
Холстон выжидал. Кровь циркулировала в теле, с каждым новым уколом восстанавливая способность ощущать. Как ни смешно звучит (вероятно, просто инстинктивная реакция на несостоявшееся свидание со смертью), у него появилась эрекция. Правда, всего минуты на две, но все же…
«Трудновато онанировать при сложившихся обстоятельствах», — цинично подумал он.
К востоку отсюда в небе появилась и начала разрастаться светлая полоса. Где-то чирикнула птичка.
Холстон сделал еще одну попытку и на этот раз сумел приподнять руки примерно на четверть дюйма, прежде чем они снова бессильно упали.
Пока еще рано. Но скоро, скоро…
Глухой стук на заднем сиденье. Холстон повернул голову и уставился на черно-белую мордочку с горящими глазами, разделенными вдоль огромными черными зрачками.
— Ах, киска, — прошептал Холстон, — я еще сроду не провалил ни одного заказа. Этот мог быть первым. Мог, да не станет. Пять минут, самое большее десять. Хочешь послушаться совета? Прыгай в окно, пока не поздно. Видишь, все открыто. Проваливай и уноси с собой хвост.
Кот мрачно таращился на него.
Холстон усилием воли приподнял трясущиеся руки. Полдюйма. Дюйм. Руки бессильно обмякли, соскользнули с колен, ударились о сиденье и распластались по обе стороны большими бледными пауками.
Кот ехидно ухмыльнулся.
«Неужели я сделал ошибку?» — недоуменно спрашивал себя Холстон. Привычка доверяться собственной интуиции, предчувствиям и инстинктам была у Него в крови, и теперь его настигло ошеломляющее ощущение чего-то непоправимого.
Кот напрягся, на мгновение застыл, и Холстон понял, что сейчас будет, еще до того, как он прыгнул. Понял и распахнул рот, чтобы закричать.
Кот приземлился прямо на пах и, выпустив когти, впился в беззащитную нежную плоть. В этот момент Холстон пожалел, что не парализован. Его закрутил смерч боли, огромной, ужасной. Он и не подозревал, что на свете может существовать такая пытка. Кот, ставший обезумевшим сгустком ярости, раздирал его яйца.
И тут Холстон действительно взвыл, широко раскрыв рот, но в эту минуту кот, словно передумав, снова метнулся ему в лицо, целясь в губы. Только теперь Холстон понял, что перед ним нечто куда большее, чем обычное животное. Создание, одержимое злобной, убийственной целью.
Перед глазами в последний раз мелькнули черно-белая мордочка под прижатыми ушами и расширенные зрачки, наполненные фанатичной яростью. Существо, погубившее трех человек и теперь решившее расправиться с Джоном Холстоном.
Мохнатая ракета врезалась в его рот, и Холстон задохнулся. Передние лапы заработали, располосовав его язык, словно кусок печенки. Желудок Холстона взбунтовался. Тошнота подступила к горлу, рвотные массы попали в дыхательное горло, наглухо его закупорив. Холстон понял, что наступает конец.
И в этот отчаянный момент его воля к выживанию сумела преодолеть остаточные последствия паралича. Он медленно поднял руки, пытаясь схватить кота.
О Господи…
Животное упорно протискивалось ему в рот, распластываясь, извиваясь, проталкиваясь все дальше. Челюсти Холстона с неестественным скрипом распахивались шире и шире, чтобы пропустить кота.
Холстон протянул руку, чтобы сцапать его, выдрать наружу, уничтожить… но пальцы стиснули только кончик хвоста. Черно-белый дьявол каким-то образом успел пролезть внутрь и теперь мордой упирался в самое горло.
Надрывный нечеловеческий клекот пробился из глотки Холстона, разбухавшей на глазах, как гибкий садовый шланг под напором воды. Тело беспомощно дернулось. Руки вновь упали на колени, а пальцы конвульсивно барабанили по бедрам. Глаза подернулись пленкой и застыли, незряче уставившись в ветровое стекло «плимута», за которым поднимался рассвет. Из открытого рта еще высовывалось дюйма два пушистого черно-белого хвоста, лениво повиливавшего взад-вперед. Но вскоре и они исчезли.
Где-то снова запела птичка, и в полнейшей тишине над мерзлыми полями коннектикутского захолустья поднялось солнце.
Фермера звали Уилл Русс. Он ехал в Плейсерз Глен на своем грузовике, чтобы получить талон техосмотра, и, случайно отведя взгляд, заметил какой-то отблеск в овраге недалеко от дороги. Остановившись, он увидел на дне «плимут», пьяно уткнувшийся в глинистый склон. В решетке радиатора стальным клубком запуталась колючая проволока.
Хватаясь за куста, фермер осторожно спустился вниз и оцепенел.
— Свят-свят-свят, — пробормотал он наконец в пустоту. За рулем прямо как палка сидел какой-то тип с широко открытыми, глядевшими в вечность глазами. Больше ему никогда не претендовать на звание короля проходимцев. Лицо в крови. Но по-прежнему пристегнут ремнем.
Дверцу со стороны водителя наглухо заклинило, и Руссу пришлось немало потрудиться, чтобы ее открыть. Он сунул голову в кабину, отстегнул ремень, решив поискать водительские права, и уже сунул руку под пиджак, когда заметил, что рубашка мертвеца, как раз над пряжкой пояса, ходит ходуном. Шевелится и… оттопыривается. На тонкой ткани зловещими розами расцветают багровые пятна.
— Что это, во имя Господа? — охнул Уилл, поднимая рубашку. И истерически завопил.
Чуть выше пупка зияла дыра с рваными краями, откуда выглядывала черно-белая кошачья морда, вся в засохшей крови, злобно взиравшая на фермера неправдоподобно громадными глазами.
Русс с визгом отскочил, прижав ладони к лицу. Стая ворон с граем поднялась над ближайшим полем. Кот как ни в чем не бывало протиснулся сквозь прогрызенную в плоти дыру и потянулся с поистине непристойной томностью. Не успел Русс опомниться, как животное выпрыгнуло в открытое окно. Он, правда, заметил, что кот грациозно проскользнул меж кустиков высохшей травы и исчез.
— Вроде как бы спешил куда-то, — рассказывал он позже репортеру местной газеты.
По каким-то неотложным, а может, и незаконченным делам.
| 
