Глава 23 Превратим камни в школы

Самолет, совершавший короткий перелет из Исламабада в Кабул, пролетел над границей Афганистана. Король сидел возле иллюминатора. Он смотрел на страну, из которой был изгнан тридцать лет назад. Мортенсон сразу узнал его — изображение бывшего монарха было на старых афганских банкнотах, которые Грег видел на базарах. В свои восемьдесят девять лет Захир Шах⁷⁸ выглядел гораздо старше, чем на официальных портретах.

Шах отвернулся от окна и встретился взглядом с Мортенсоном, сидевшим через проход.

«Ассалам алейкум, сэр», — поздоровался Грег.

«Здравствуйте, сэр, — ответил Шах. За время жизни в Риме он познакомился с разными культурами и без труда определил, откуда прибыл этот крупный светловолосый мужчина в жилете с множеством карманов. — Американец?»

«Да, сэр», — ответил Мортенсон.

Захир Шах вздохнул. Это был вздох старика, за долгие годы лишившегося всяких надежд. «Вы — журналист?» — спросил он.

«Нет, — ответил Мортенсон. — Я строю школы для девочек».

«А чем вы занимаетесь в моей стране, могу я спросить?»

«Весной начал строить пять или шесть школ, иншалла. Я везу деньги на продолжение строительства».

«В Кабуле?»

«Нет, — покачал головой Мортенсон. — В Бадахшане⁷⁹ и в Ваханском коридоре⁸⁰».

Шах недоуменно поднял брови. Он пересел к Грегу, и американец немного подвинулся. «Вы кого-нибудь знаете в этом регионе?» — спросил король.

«Это долгая история, — сказал Мортенсон. — Но несколько лет назад киргизы через Иршадский перевал спустились в долину Чарпурсон, где я работал. Они просили меня построить школы в их деревнях. Я пообещал приехать… обсудить эти планы. Но до сих пор мне это не удавалось».

«Американец в Вахане, — задумчиво произнес Шах. — Мне говорили, что для меня где-то там построили охотничий домик, но я никогда в нем не был. Туда слишком сложно добираться. В Афганистане теперь мало американцев. Год назад этот самолет был бы забит журналистами и сотрудниками благотворительных организаций. Но теперь они все в Ираке. Америка опять забыла про нас».

Годом раньше Шах прилетел в Кабул из долгого изгнания. В аэропорту его приветствовали восторженные толпы. Возвращение короля стало символом того, что жизнь входит в нормальное русло, символом прекращения насилия, которое властвовало в этом регионе во времена правления воинственных вождей и талибов. Захир Шах правил страной с 1933 по 1973 годы, затем был свергнут своим двоюродным братом Мохаммад Дауд Ханом. Годы, в которые Шах находился у власти, стали самым продолжительным мирным периодом в современной истории Афганистана. При нем была принята конституция 1964 года. Она превратила Афганистан в демократическое государство. Были окончательно освобождены афганские женщины. Король основал первый современный университет и пригласил в страну иностранных ученых и специалистов. Для многих афганцев возвращение короля было символом жизни, которую они надеялись обрести вновь.

Но к осени 2003 года эти надежды рухнули. Американские войска, все еще находившиеся в стране, были значительно сокращены (военные или охотились за бен Ладеном и его сторонниками, или охраняли новое правительство Хамид Карзая) — в результате уровень насилия в стране стал постоянно расти. Ходили слухи о том, что талибы снова собирают силы.

«Боюсь, что мы предали моджахеддинов, — говорит Мортенсон. — В страну поступило меньше трети денег, обещанных нами в качестве помощи. С помощью Мэри Боно я нашел конгрессмена, который отвечал за помощь Афганистану. Я рассказал ему об Узре Фейсад и учителях, которые не получают зарплату, и спросил, почему деньги не поступают в страну. „Все очень сложно, — сказал он. — В Афганистане нет центрального банка, и мы просто не можем переводить деньги“.

Но меня подобное объяснение не устроило, — продолжает Мортенсон. — Спецагенты США без проблем чемоданами возили деньги лидерам Северного альянса, воевавшим против талибов. Почему же нельзя сделать то же самое, чтобы построить дороги, водопровод, школы? Если обещания не исполняются и деньги в страну не поступают, народ понимает, что американскому правительству нет дела до Афганистана».

Захир Шах положил свою руку с огромным лазуритовым перстнем на безымянном пальце на руку Грега. «Я рад, что здесь остался хотя бы один американец, — сказал он. — На севере вам нужно встретиться с Садхар Ханом. Он моджахеддин, но заботится о своем народе».

«Я слышал о нем», — кивнул Мортенсон.

Захир Шах вытащил из кармана делового костюма, поверх которого было накинуто традиционное цветное одеяние, визитку и попросил одного из телохранителей принести его саквояж. Затем король прижал большой палец к чернильной подушечке и оставил на обороте визитки отпечаток. «Если вы покажете это Хану, он вам поможет, — сказал Шах. — Аллах с вами. Благословляю».

Заложив крутой вираж, самолет приземлился в кабульском аэропорту. Столица все еще была небезопасным местом, как и год назад. Пилоты делали все, чтобы не оказаться мишенью для «стингеров», которых в руках афганских талибов осталось великое множество.

ПИЛОТЫ ДЕЛАЛИ ВСЕ, ЧТОБЫ НЕ ОКАЗАТЬСЯ МИШЕНЬЮ ДЛЯ «СТИНГЕРОВ», КОТОРЫХ В РУКАХ АФГАНСКИХ ТАЛИБОВ ОСТАЛОСЬ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО.

Уличное движение в Кабуле показалось Мортенсону еще более пугающим, чем раньше. Абдулла невозмутимо крутил руль своей «тойоты», и им удалось избежать четырех столкновений, которые казались абсолютно неизбежными. Наконец Мортенсон оказался в гостинице «Мир».

«Кабул явно контролировался правительством, которое поддерживала Америка, — вспоминает Мортенсон. — Но власть ограничивалась пределами города. Да и в городе они не могли наладить даже дорожное движение. Водители просто не обращали внимания ни на дорожные знаки, ни на полицейских. Все ездили так, как им было угодно».

Мортенсон хотел поехать в Файзабад, самый большой город в Бадахшане. Оттуда можно было совершать вылазки с целью поиска мест для строительства деревенских школ. Добраться же до Файзабада можно было только на машине. Двое суток предстояло ехать по весьма небезопасным дорогам, но другого выбора не было. В свой третий приезд в Афганистан Грег был преисполнен решимости исполнить обещание, данное когда-то киргизам. Пока он был в Пакистане, они обследовали весь Ваханский коридор и проделали долгий путь в Зуудхан, чтобы сообщить о результатах Фейсалу Байгу. Выяснилось, что в этом регионе проживает пять тысяч двести детей, которым негде учиться. И все они, иншалла, ждут, когда Мортенсон начнет строить для них школы.

Генерал Башир предлагал переправить Грега прямо в Файзабад на маленьком самолете «сессна», который когда-то доставлял американским солдатам мороженое, минеральную воду, протеиновые батончики и другие припасы. Но американский штаб, располагавшийся в Катаре и контролировавший воздушное пространство Афганистана, отклонил просьбу генерала. Ему запретили отправлять самолет — пусть даже и с гуманитарной миссией.

Мортенсон бродил по темному гостиничному номеру, ругая себя за то, что забыл зарядить ноутбук и аккумуляторы видеокамеры в Исламабаде. Ситуация с электричеством в афганской столице была нестабильной. Очень возможно, что ни одной действующей розетки ему не попадется до самого Бадахшана.

Грег намеревался выехать на север утром. Путешествовать он собирался только в светлое время. Послал Абдуллу найти ему подходящий автомобиль и водителя, которого не напугала бы долгая дорога, изрытая воронками и простреливаемая со всех сторон.

К обеду Абдулла не вернулся. Мортенсон решил поесть, но потом улегся на узкую постель, положил на ухо жесткую подушку, которая пахла помадой для волос, и заснул.

В полночь проснулся от стука в дверь. Ему показалось, что возле гостиницы взрываются мины.

Абдулла принес вести хорошие и плохие. Ему удалось нанять русский джип и найти молодого таджика, который готов был и вести машину, и быть переводчиком. Хаш не мог ехать на север — вряд ли бы там с распростертыми объятиями встретили бывшего талиба. Мортенсона вызвался сопровождать Абдулла. Единственной проблемой, по его словам, был туннель Саланг — единственный путь на север. Туннель собирались закрыть в шесть утра.

«А когда его откроют?» — спросил Грег, протирая глаза.

Абдулла пожал плечами. Понять выражение его обожженного лица было невозможно. Но по сгорбленным плечам таксиста Мортенсон понял, что лучше было и не спрашивать. «Через двенадцать часов… А может, через двое суток, — сказал Абдулла. — Кто знает…»

Мортенсон начал быстро собираться в дорогу.

Город казался обманчиво мирным. Мортенсон увидел разбомбленное здание бывшего Министерства обороны и поразился, как оно еще стоит. Поселившиеся в нем бродяги разожгли костры, чтобы приготовить пищу. Пробоины в стенах и ряды разбитых окон напоминали пустые глазницы, в которых мерцал красноватый отсвет костров. Здание имело нереальный, зловещий вид.

Мортенсону вспомнилась «армия ноутбуков», деловито «маневрирующая» в коридорах Пентагона, сверкающие мраморные полы и безупречно начищенные ботинки Дональда Рамсфелда…

Туннель Саланг находился всего в ста километрах севернее Кабула, но потрепанный джип преодолевал это расстояние так медленно, словно карабкался по крутым дорогам Гиндукуша. Грег был напряжен — засада могла поджидать в любом месте. И все-таки он ухитрился на какое-то время провалиться в сон.

Двухкилометровый туннель Саланг был построен советскими военными в 60-е годы для обеспечения торговли Афганистана со среднеазиатскими республиками СССР. Его пробили в горном хребте, отделяющем северные районы Афганистана от центральной равнины Шомали. Во время войны с талибами Масуд приказал взорвать туннель. После этого добраться до оплота Северного альянса в долине Панджшер можно было только по сложнейшим горным тропам. В результате малочисленные и плохо вооруженные моджахеддины Масуда смогли успешно противостоять армии талибов, имевшей в своем распоряжении танки и японские грузовики. Новое афганское правительство пригласило для расчистки туннеля турецких строителей. Они не только освободили дорогу от бетонных обломков, но и укрепили стены подземного коридора.

ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ С ТАЛИБАМИ МАСУД ПРИКАЗАЛ ВЗОРВАТЬ ТУННЕЛЬ САЛАНГ. ПОСЛЕ ЭТОГО ДОБРАТЬСЯ ДО ОПЛОТА СЕВЕРНОГО АЛЬЯНСА МОЖНО БЫЛО ТОЛЬКО ПО СЛОЖНЕЙШИМ ГОРНЫМ ТРОПАМ.

Мортенсон проснулся оттого, что машина стояла. Он протер глаза: вокруг была непроглядная тьма. У капота джипа раздались голоса. Грег зажег спичку и увидел перепуганного водителя-таджика, а рядом с ним обескураженного Абдуллу.

«Когда отказал радиатор, — вспоминает Мортенсон, — мы находились в середине туннеля, прямо на повороте. Водители других машин, идущих за нами, не могли нас видеть. Для поломки мы выбрали самое плохое место».

Грег вытащил рюкзак и стал рыться в нем в поисках фонарика. Только потом вспомнил, что в спешке оставил его в Кабуле вместе с ноутбуком и фотоаппаратом. Вышел из машины и вместе с Абдуллой склонился над открытым капотом. По туннелю гулял холодный ветер, и спички гасли, стоило только их зажечь. Мортенсон увидел, что лопнул резиновый шланг радиатора.

Он понял, что починить машину своими силами быстро не удастся. И вдруг увидел, что по туннелю со страшным гудением прямо на них несется русский «КамАЗ». Грузовик шел по центру дороги. Мортенсон уже приготовился к столкновению, но в последнюю секунду водитель «КамАЗа» вывернул на соседнюю полосу. Грузовик пронесся в нескольких сантиметрах от джипа, оторвав лишь боковое зеркало.

«Я боялся даже думать о том, что произойдет, если мы будем беспомощно стоять на месте, а из-за поворота выскочит следующая тяжелая машина, — вспоминает Мортенсон. — Поэтому, когда я услышал сзади шум мотора, выскочил на дорогу и замахал руками. К счастью, грузовик остановился. Это было для нас спасением».

Мортенсон и Кайс устроились в кузове грузовика, где уже сидели пятеро афганцев, а Абдулла сел за руль джипа. Грузовик стал вытягивать джип из туннеля. «Это были суровые парни, — вспоминает Мортенсон, — контрабандисты. Но к нам они отнеслись по-дружески. Они везли в Мазаришариф десятки новых холодильников. Грузовик был перегружен, мы еле двигались, но меня это вполне устраивало».

Кайс с опаской поглядывал на своих спутников. На ухо Грегу он тихо прошептал на английском: «Это плохие люди!»

«Я велел Кайсу помолчать, — рассказывает Мортенсон, — а сам припомнил опыт, накопленный в Пакистане. Контрабандисты были пуштунами, а Кайс — таджиком, поэтому он неизбежно должен был относиться к ним с подозрением. Я же решил довериться им и немного поболтать. Через несколько минут все расслабились. Даже Кайс понял, что это хорошие ребята, когда они предложили нам огромную ветку винограда».

Машины ползли к выходу из туннеля, а Грег жадно поедал сочный виноград. Только сейчас он понял, что с утра прошлого дня у него не было во рту ни крошки.

Когда по другую сторону перевала дорога в туннеле пошла под уклон, Мортенсон поблагодарил контрабандистов за спасение и чудесный виноград. Они с Кайсом забрались в джип к Абдулле. Таксист сумел зажечь фары, хотя двигатель так и не работал. Грег вытянулся на заднем сиденье. Сил у него практически не осталось. Абдулла снял машину с тормоза и умело повел джип, покатившийся вниз по склону, к дневному свету.

Для талибов долина Панджшер, расположенная на востоке за высокими горами, превратилась в территорию страданий и смерти — здесь боевики движения Талибан становились легкой мишенью для армии Масуда. Но Грегу открывшаяся впереди долина Панджшер показалась настоящей Шангри-Ла. Острые заснеженные вершины были окрашены розовым светом восходящего солнца.

ДЛЯ ТАЛИБОВ ДОЛИНА ПАНДЖШЕР ПРЕВРАТИЛАСЬ В ТЕРРИТОРИЮ СТРАДАНИЙ И СМЕРТИ.

«Я был так счастлив, что мы выбрались из туннеля и видим дневной свет, что крепко обнял Абдуллу, — вспоминает Мортенсон. — Он чуть не вывалился из джипа».

Абдулла остановил машину на обочине дороги и вылез из кабины, чтобы попытаться починить поломку. Он оказался ветераном не только военных действий, но и авторемонта в походных условиях. От запасной шины он отрезал кусок резины, обмотал ею поврежденный участок шланга и закрепил скотчем, который Грег обнаружил в пакете с таблетками от кашля в своем рюкзаке.

Залив в радиатор драгоценную минеральную воду из бутылок, они двинулись дальше на север. Стоял священный месяц рамадан, и Абдулла ехал очень быстро, стараясь добраться до ближайшей чайной до того, как начнется официальный дневной пост. Но когда они доехали до первой деревни Поликамри, где некогда находился советский гарнизон, все закусочные и рестораны оказались уже закрыты. Мортенсон вытащил мешок с арахисом, припасенный специально на этот случай. Кайс и Абдулла набросились на орехи.

После завтрака Абдулла отправился на поиски бензина. Вернувшись, загнал джип во двор глинобитной хижины и остановился возле ржавой бочки. К ним подошел согбенный старик, опиравшийся на палку. На то, чтобы дрожащими руками открутить крышку бочки, у него ушло две минуты. Он начал качать бензин ручным насосом, но Абдулла, увидев, что задача старику не по силам, предложил свои услуги.

Пока Абдулла заполнял бак джипа, Грег заговорил со стариком. Тот изъяснялся на дари (этот язык, родственный фарси, очень распространен в Северном Афганистане), а Кайс переводил. «Раньше я жил в Шомали, — рассказал старик, представившийся Мохаммедом. (Огромная равнина Шомали севернее Кабула некогда была житницей всего Афганистана.) — Наш край был настоящим раем. Кабульцы строили возле моей деревни загородные дома и приезжали на выходные. Рядом находился дворец короля Захир Шаха, да будет благословенно имя его! В саду я выращивал фруктовые деревья, виноград и арбузы!»

При упоминании о давно забытом винограде и арбузах Мохаммед сглотнул: его беззубый рот наполнился слюной.

«Когда пришли талибы, оставаться там стало опасно, — продолжал он. — Мы с семьей ушли на север. Прошлой весной я вернулся, чтобы посмотреть, сохранился ли мой дом. Но не смог его найти. В той деревне я родился и прожил семьдесят лет, но теперь не мог ее узнать. Все дома были разрушены. Все деревья вырублены. Талибы сожгли не только постройки, но и все деревья и кустарники. Я узнал собственный сад только по обгоревшему абрикосовому дереву, которое имело необычный ствол, напоминающий человеческую руку».

Чувствовалось, что воспоминания даются старику нелегко.

«Я могу понять, когда на войне стреляют в людей и бомбят дома. Такое случается — и будет случаться всегда, — вздохнул Мохаммед. — Но зачем, зачем талибы убили нашу землю?»

Этот вопрос был адресован не Грегу. Но у кого было найти на него ответ?

«Я МОГУ ПОНЯТЬ, КОГДА НА ВОЙНЕ СТРЕЛЯЮТ В ЛЮДЕЙ И БОМБЯТ ДОМА. ТАКОЕ СЛУЧАЕТСЯ — И БУДЕТ СЛУЧАТЬСЯ ВСЕГДА, — ВЗДОХНУЛ МОХАММЕД. — НО ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ ТАЛИБЫ УБИЛИ НАШУ ЗЕМЛЮ?»

Чем дальше Мортенсон продвигался на север, тем яснее он видел картину разрушений и убийств. В Афганистане убивали всех — не только солдат, но и мирных жителей. Они проехали мимо обгоревшего советского танка «Т-51». Его башня была сворочена какой-то чудовищной силой. Деревенские дети облепили танк со всех сторон. Боевая машина превратилась в игровую площадку.

Они проехали мимо кладбища, где надгробиями служили обломки тяжелых советских вертолетов. Мортенсон подумал, что пилотам не повезло оказаться рядом с территорией Масуда после того, как ЦРУ снабдило моджахеддинов «стингерами» и научило пользоваться ими.

Помимо ржавых и обгоревших боевых машин, Грег повсюду видел лицо Ахмад Шах Масуда — светского святого Северного Афганистана. Масуд смотрел на них с плакатов, доказывая, что его жертва была не напрасной и что есть нечто и после жизни.

До заката они проехали города Ханабад и Кундуз и были на подъезде к Талокану, где собирались остановиться поужинать. В рамадан есть можно было только после вечерней молитвы. Мортенсон, который через неделю должен был выступать перед группой жителей Денвера, собиравшихся сделать пожертвования в фонд ИЦА, торопил Абдуллу. Он не знал, что делать: ехать после ужина в Файзабад или дождаться дня, когда дорога будет более безопасной. Вопрос решился сам собой. Впереди раздались автоматные очереди, и Абдулла резко нажал на тормоза.

ВПЕРЕДИ РАЗДАЛИСЬ АВТОМАТНЫЕ ОЧЕРЕДИ, И АБДУЛЛА РЕЗКО НАЖАЛ НА ТОРМОЗА.

Он включил заднюю передачу и нажал на газ, стараясь увести машину подальше от огненных штрихов трассирующих пуль, пронизывающих темноту афганской ночи. Но автоматные очереди раздались и позади, и Абдулле пришлось снова жать на тормоз. «Быстрее!» — скомандовал он, вытаскивая Кайса и Мортенсона из джипа и падая в грязную канаву на обочине. Пакистанец прижал головы своих спутников к земле, а сам начал молиться, прося Аллаха о защите.

«Мы попали в место разборок между торговцами опиумом, — вспоминает Мортенсон. — Как раз настало время перевозки товара. В эти месяцы банды постоянно воюют между собой за право контролировать дороги, по которым доставляют урожай. Они палили над нашими головами из автоматов. „Калашниковы“ издают очень характерный звук, я сразу его узнал. Кайс впал в панику. А Абдулла разозлился. Он был настоящим пуштуном. Он лежал рядом со мной в грязи и ругал себя за то, что подверг меня, своего гостя, такой опасности!»

Мортенсон лежал на холодной земле и старался придумать, как бы выбраться из-под огня. Но сделать ничего было нельзя. К перестрелке присоединились новые бойцы, и интенсивность огня усилилась. Стало почти светло от трассирующих пуль.

«Я перестал думать о спасении и начал вспоминать детей, — говорит Мортенсон. — Пытался представить, как Тара будет объяснять им, почему я погиб; гадал, поймут ли они, что я хотел сделать; поймут ли, что я не хотел их покидать, а просто пытался помочь другим детям, таким же, как они. Решил, что Тара сумеет им все объяснить. И сразу же успокоился».

На дороге появился грузовик, ехавший в направлении Талокана. Его фары осветили обочины дороги, где затаились торговцы опиумом. Перестрелка затихла: бандиты знали местные деревенские машины и не трогали их. Абдулла выскочил из канавы и замахал руками. Старенький грузовик кренился набок под грузом свежих козьих шкур, которые нужно было доставить в дубильню. Он еще не успел остановиться, а Мортенсон уже почувствовал отвратительный запах гниющего мяса.

Абдулла подбежал к кабине. По обе стороны дороги начали раздаваться отдельные автоматные очереди. Абдулла окликнул Кайса — ему потребовался переводчик. Таджик дрожащим голосом попросил водителя подвезти иностранца до Файзабада. Абдулла позвал Грега и указал ему на кузов. Мортенсон, еще служа в армии, уяснил, что в подобных ситуациях нужно бегать быстро, пригнувшись. Он изо всех сил старался не стать мишенью для стрелков. Забрался в кузов, и Абдулла закидал его влажными козьими шкурами.

«А что будет с тобой и Кайсом?»

«Аллах позаботится о нас, — ответил Абдулла. — Эти шайтаны стреляют друг в друга, а не в нас. Подождем, а потом на джипе вернемся в Кабул». Мортенсон надеялся, что его друг прав. Абдулла хлопнул ладонью по крылу машины, и грузовик двинулся вперед.

Грег, придавленный вонючими козьими шкурами, зажал нос. Он почувствовал, что грузовик прибавил скорость, и стал смотреть назад. Далеко позади гремели выстрелы, следы от трассирующих пуль рассекали темноту ночи…

Грузовик проехал через Талокан и направился к Файзабаду, поэтому снова пришлось обойтись без ужина. Впрочем, вонь козьих шкур аппетита не возбуждала. И все же ночью инстинкт взял свое. Грег вспомнил про арахис и только тут понял, что оставил сумку в джипе. Он вскочил и начал ощупывать карманы своего жилета. С облегчением обнаружил, что паспорт и пачка долларов при нем. А вот визитная карточка короля осталась в забытой сумке. Вздохнул — делать было нечего: придется общаться с Садхар Ханом без верительных грамот. Мортенсон снова замотал голову клетчатым платком и уставился в звездное небо.

«Я был один, — вспоминает он. — Был покрыт грязью и козлиной кровью. Я потерял свою сумку. Я не говорил на местном языке. Несколько дней ничего не ел, но почему-то у меня было прекрасное настроение. Я чувствовал себя как много лет назад, когда на грузовике, груженном стройматериалами, ехал по ущелью Инда строить школу в Корфе. Как и тогда, не знал, что ждет впереди. Планы на ближайшие несколько дней были расплывчатыми. Я не знал, удастся ли добиться успеха. Но мне это нравилось!»

Торговцы шкурами доставили Грега в файзабадскую гостиницу «Улайя». В разгар сезона перевозки опиума все номера была заняты. Сонный портье выдал одеяло и предложил устроиться в вестибюле, где уже спали человек тридцать. Воды в отеле не было, а Мортенсону страшно хотелось смыть с себя козлиную вонь. Он вышел на улицу. Возле отеля стояла цистерна с водой. Грег открутил кран и обдал себя струей ледяной воды.