Посвящается
жүктеу/скачать 6.05 Mb.
|
| Глава IV
Кому в наши дни придет в голову размышлять по поводу страхования жизни при помощи банковских сбережений? А ведь борьба в законодательном собрании против этой идеи, выдвинутой Л.Брандисом из Массачусетса, продолжалась в течение пяти месяцев и сопровождалась ожесточеннейшими схватками, которые когда-либо происходили на Бикон-Хилл, причем один из важных доводов заключался в том, что люди не захотят добровольно добиваться страхования и что они вообще не захотят иметь с ним дело, если не будет упразднена дорогостоящая система ходатай-ствования перед агентами. Обсуждение вопроса принесло Бран-дису общенациональное признание и помогло ему в конце концов попасть в Верховный суд. Признание осталось, а сама проблема в скором времени сошла на нет. Урок, однако, не был усвоен, как не усвоен он в полной мере и сегодня — реформы никогда не возымеют такого потрясающего эффекта, как надеются их сторонники, а результаты вряд ли будут такими губительными, как опасаются их противники. Компенсация рабочим была идеей, воспалявшей умы целого поколения радикалов, но промышленники встретили ее в штыки на том основании, что она будто бы должна освободить рабочих от «персональной ответственности» за их действия. А кто сегодня станет отрицать, что меры по технике безопасности в промышленности законно входят в стоимость производственных операций? Подобные реформы всегда являются выражением пересмотра — ясно обозначенного или подразумеваемого — определенных подходов в американской «социальной философии». Такой тип «ревизионизма» неизбежен по мере изменения людей и общества в целом, по мере трансформации преобладающих ценностей. Система частного предпринимательства стала основным институтом западного общества не за счет воздействия какой-то принудительной силы, а потому, что ее ценности — эконо-мизация и рост выпуска материальных благ — совпадали с основными потребительскими ценностями общества. Со всеми ее очевидными недостатками такая система «работала». В наши дни, однако, сами эти ценности подвергаются сомнению, однако вовсе не с тех позиций, с которых их подвергали сомнению социалисты и радикалы поколение назад, доказывавшие, что блага были достигнуты за счет эксплуатации рабочих. Подвер- Субординация корпорации 403
гается сомнению сама идея производства большего объема потребительских товаров, доминирующая над другими формулами общественной жизни. Я возвращаюсь к ранее сформулированному утверждению, что, в отличие от государственного устройства, никто, собравшись коллективно, не «проголосовал» за нашу рыночную экономику. Но сегодня такое голосование началось. Мне кажется ясным, что сейчас Америка движется от общества, основанного на частнопредпринимательской рыночной системе, в направлении, где наиболее важные экономические решения будут приниматься на политическом уровне, в условиях сознательного определения целей и приоритетов. Опасности, сопряженные с таким сдвигом, хорошо известны тем, кто знаком с либеральной традицией. В прошлом существовало «молчаливое согласие», не требовавшее четкого формулирования социальной философии. В этом состояло преимущество, ибо формулы часто вызывают испытание насилием, так как смутные расхождения становятся четко определенными. Теперь, однако, очевиден процесс перехода от рыночного к нерыночному, политическому, типу принятия решений. Рынок рассеивает ответственность; между тем политический центр виден, вопрос о том, кто выигрывает, а кто проигрывает, ясен, и вследствие этого правительство становится ареной боев. Но не стоит поддаваться гипнозу подобных гипотетических опасностей. Ни один социальный или экономический уклад не бессмертен, и потребительски ориентированное общество свободного предпринимательства не удовлетворяет более граждан, как это было раньше. Оно должно измениться ради выживания того, что мы называем свободным (liberal) обществом. Будет ли такая перемена «прогрессивной» — щекотливый метафизический вопрос, на который у меня нет ответа. В основании существующего общества лежат индивидуализм и рыночная рациональность, и громадное многообразие целей, которые ставят перед собой отдельные лица, может быть максимизировано путем свободного обмена. Сегодня мы движемся в направлении коммунальной этики в условиях, когда сама сущность нового сообщества четко не определена. В некотором смысле движение от управления с точки зрения политической экономии к управлению с точки зрения политической философии — а именно в 404 Глава IV
этом состоит значение перемен — является поворотом к некапиталистическим моделям социального мышления. И таковой представляет собой продолжительную тенденцию, развертывающуюся в западном обществе18. I ГЛАВА V
** 18 Этот очерк посвящен деятельности корпорации в американских условиях, но в Советском Союзе в отношениях бюрократизированного государственного предприятия и общества в целом имеют место многие подобные проблемы. В рамках советской плановой системы каждое предприятие ответственно за выполнение производственных и финансовых показателей, установленных из центра. Когда предприятие «перевыполняет» план, ему позволяют оставить часть прибылей для фондов социального развития, которые используются для строи- тельства жилья для рабочих, расширения сети клубов и на другие подобные цели. Таким образом поощряется «экономизация», поскольку предприятия не покрывают социальных издержек, возникающих в ходе их деятельности. Крупные советские бумажные комбинаты на берегу озера Байкал, например, опасно загрязняют озеро, однако упорно сопротивляются включению в свои расходные статьи дополнительных пунктов, связанных с таким загрязнением. Поскольку Советский Союз однозначно привержен идее экономического роста и экономи-зированной модели в том смысле, как я ее показал, можно утверждать, что советская система представляет собой государственный капитализм, при котором главной целью общества является максимизация производства на каждом предприятии. Но в любом комплексном обществе ни одно предприятие не мо жет осуществлять свою деятельность, преследуя лишь одну цель, и протесты уже слышны; государство вынуждено столкнуться с проблемой распределения социальных издержек. По поводу дискуссий по этим проблемам, проводящимся в Советском Союзе, см.: Goldman M. The Spoils of Progress: Environmental Pollution in the Soviet Union. Cambridge (Ma.), 1972. Общественный выбор и общественное планирование: адекватность имеющихся теорий и методов Однажды Уильям Джеймс заметил, что «интеллектуальная жизнь человека почти полностью заключается в замещении системы понятий, в рамках которой происходит обретение первичного опыта, системой теорий и представлений»1. Концептуальная схема представляет собой ряд взаимосогласованных условий, группирующих различные свойства и качества предметов или впечатлений, возводя их на более высокий уровень абстракции, чтобы связать их или отличить от других предметов или впечатлений. В определенной мере наши интеллектуальные или политические проблемы проистекают из того, что мы пользуемся представлениями и парадигмами, которые сформировались как результат обобщения ранее накопленного опыта. В экономической науке имеется «теория фирмы», однако современная корпорация — не просто фирма в увеличенном виде, и у нас нет теоретической модели, позволяющей предсказать ее поведение. Мы все еще рассматриваем человека как источник общественного выбора (ив таких вопросах, как планирование количества детей или приобретение товаров, он действительно может считаться таковым), но в решении большинства вопросов, воздействующих на распределение ресурсов или меняющих социальный облик страны, подобной единицей является группа людей или правительство, и у нас нет адекватной теории общественных благ и социального выбора. Все мы знаем, что масштаб явлений способен полностью изменить облик общества, но все же, обсуждая наши правительственные структуры, пользуемся языком, а зачастую и представлениями двухсотлетней давности. Поэтому одним из первостепенных вопросов является соответствие наших представлений задачам текущего момента. Гово- 1 См.: James W. Some Problems of Philosophy. N.Y., 1916. P. 51. 408
Глава V ря о происходящих в США изменениях, я намерен выдвинуть некоторые положения, ставящие под сомнения прежние формулировки, и предложить ряд новых, возможно, более подходящих для понимания некоторых сложных проблем жизни американцев. Эти вопросы, отчасти риторические, отчасти двусмысленные (каковыми являются все истинные вопросы), преподносятся здесь в виде «замечаний». Для читателя такая форма часто бывает сложной. Он ожидает плавного изложения (идеально — с некоторой элегантностью выражений), постепенно приходящего i< определенному заключению. Любопытно, что это типично «американское» требование. Предполагается, что каждая проблема имеет решение, к которому можно идти прямым путем. Отклонение раздражает. Оно предполагает двойственность и сложность, что в американском диалекте понимается как уклончивость и колебание. Американская жизнь основана на опыте, а не на чувственности, и это одна из сторон «национального стиля». ОБЩЕСТВЕННЫЙ ВЫБОР И СОЦИАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ: НЕОБХОДИМОСТЬ НОВОГО ИСЧИСЛЕНИЯ2 Понятие «большое общество» имеет долгую историю формирования и восходит, пожалуй, к А.Смиту. В «Исследовании о природе и причинах богатства народов» он писал: «Согласно системе естественной свободы, государю надлежит выполнять только три обязанности, правда, три обязанности весьма важного значения, но ясные и понятные для обычного разумения: во-первых, обязанность ограждать общество от насилий и вторжения других независимых обществ; во-вторых, обязанность ограждать, по мере возможности, каждого члена общества от несправедливости и угнетения со стороны других его членов; и, в-третьих, обязанность создавать и содержать определенные учреждения, создание и содержание которых не может быть в интересах отдель-
409
ных лиц или групп, потому что прибыль от них не сможет никогда возместить издержки отдельному лицу или небольшой группе, хотя и сможет зачастую с излишком возместить их большому обществу»3. Понятие «большое общество» в контексте того, каковы же, по мнению А.Смита, законные функции правительства, а по существу — рамки его компетенции, — производит ошеломляющее впечатление в свете проблем сегодняшнего дня. Именно А.Смит был одним из тех людей (другим был Дж.Аокк), которые «запрограммировали» Соединенные Штаты Америки. Я использую этот термин, звучащий здесь весьма нелепо, вполне намеренно. Как А.Смит, так и Дж.Аокк на основе некоторых конкретных философских предпосылок заложили условия для функционирования общества, которому было предназначено возникнуть в США. Основным тезисом для А.Смита было, несомненно, то, что каждый индивидуум, стремясь к определенным целям, помогает и обществу в целом. Он утверждал: «Поскольку каждый отдельный человек старается по возможности... употреблять свой капитал на поддержку отечественной промышленности и так направлять эту промышленность, чтобы продукт ее обладал наибольшей стоимостью, постольку он обязательно содействует тому, чтобы годовой доход общества был максимально велик. Разумеется, обычно он и не имеет в виду содействие общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей... Направляя промышленность таким образом, чтобы ее продукт обладал максимальной стоимостью, он преследует лишь собственную
410
Глава V Общественный выбор и общественное планирование 411
выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения. При этом общество не всегда страдает оттого, что данная цель не входила в его намерения. Преследуя свои интересы, он часто более действенным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится служить им»4. Если говорить коротко и на современном жаргоне, то установленные А.Смитом условия, при которых общество может быть свободным и продуктивным, предполагают индивидуализм, рациональность, совершенную информацию и рациональный выбор; благом общества выступает совокупность индивидуальных полезностей. В данном случае А.Смит выдвинул абсолютно новое в истории гражданского общества положение: при свободном обмене обе стороны, участвующие в сделке, могут оказаться в выигрыше. В прежние времена считалось, что богатство приобретается главным образом путем эксплуатации: завоеваний, принуждения, обложения данью и т.п. Таким образом, экономическая жизнь была игрой с нулевой суммой (zero-sum game), а выигрыш одной стороны был возможен только за счет другой. В заданных же А.Смитом условиях экономическая жизнь могла стать игрой с ненулевой суммой (non-zero-sum game)5. Мы подошли к проблеме, поднятой в двух приведенных цитатах из А.Смита: экономические блага существуют не в одном, а в двух видах — как индивидуальные и общественные. Индивидуальные блага делимы, и каждый человек или семья покупают определенные предметы или услуги на основе свободного потребительского выбора. Общественные блага неделимы на объекты индивидуального владения, а представляют собой часть общественных служб (например, национальная оборона, просвещение, украшение окружающего ландшафта, контроль за на-
_ г,путях, с помощью которых технология стала основным средством обеспечения * социального равенства, может служить книга Жана Фурастье (см.: Fourastie J. The Causes of Wealth. Glencoe (111.), 1960). воднениями и т.д.). Эти блага и услуги не продаются отдельным потребителям и не приспосабливаются к индивидуальным вкусам. Их характер и объем должен устанавливаться единым решением, применимым в равной степени ко всем людям. Таким образом, общественные блата являются объектом скорее социального или политического, нежели индивидуального, спроса6. Примечательно то, что в «большом обществе» все больше благ неизбежно будет покупаться коллективно. Не говоря об обороне, планирование городов и рационализация транспортной системы, проблемы космоса и расширение зон отдыха, ликвидация загрязнения окружающей среды и очистка рек, решение проблем образования и медицинской помощи — все эти задачи не могут быть решены отдельными индивидами, но их решение «сторицей воздастся большому обществу». В настоящее время люди обладают шкалой ценностей, позволяющей им соотносить полезности и издержки и на этой основе осознанно совершать покупки. И все же, как я указывал в предыдущей главе, не существует механизма, который в терминах издержек и выгод дал бы нам возможность рассмотреть различные комбинации частного потребления и общественного приобретения благ. Все это насущные политические проблемы. Но тут возникает и теоретическая загвоздка, ибо в недавние годы экономисты и математики могли представить «рациональное обоснование» модели индивидуальных предпочтений, но не функциональной модели благосостояния группы. Вернемся к тому, что может быть названо «Адамом Смитом № 1». В знаменитом начале «Исследо-нания о природе и причинах богатства народов» он отмечает, что только человеческой природе свойственна склонность к обмену и торговле. Когда животное хочет обратить на себя внимание, оно старается снискать расположение. Человек делает то же самое, но в большинстве случаев он предпочитает совершить сделку. («...Тщетно человек будет ожидать помощи от своих ближ- 6 Изложение одного из первых обсуждений этой проблемы можно найти в гатье Говарда Боуэна: Bowen H. The Interpretation of Voting in the Allocation >f Economic Resources // Quarterly Journal of Economics. Vol. LVIII. November l!)43. P. 27-48. 412
Глава V них, надеясь только на их расположение. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет доказать, что в их собственных интересах сделать для него то, чего он от них требует...») Человек предлагает другому рационально исчисленную выгоду. Но как она рассчитывается? Какова ценность предмета или услуги для субъекта и на основании чего он сравнивает один предмет с другим? Чтобы можно было сделать рациональный выбор, должна существовать мера ценностей, способная служить соизме-рителем альтернативных вариантов. Грубым и всегда имеющимся наготове мерилом служат деньги. Однако по мере увеличения их количества ценность денег снижается. Десять долларов для миллионера стоят неизмеримо меньше, чем для бедняка. (Такая же сложность возникает и в применении теории равенства при вынесении наказания. Два человека могут быть оштрафованы за превышение скорости на 100 долларов. Но для богача эта сумма имеет несравнимо меньшее значение, чем для рабочего, платящего тот же штраф. В таком случае заключается ли равенство в одинаковом наказании или в равной возможности понести наказание?) И.Бентам предложил понятие «полезности» как элемента модели рационального выбора, в которой люди в определенном порядке ранжируют собственные предпочтения. Но это не обеспечивает в полной мере сравнения полезностей (то есть того, насколько человеку один предмет требуется больше, чем другой) и не помогает определению оптимального сочетания потребностей разных людей в тех или иных благах. Полезность, как и стоимость, приходится рассматривать как метафизическое понятие, и только цена может служить показателем обмена и соизмеримости. Опубликование в 1944 году работы Дж. фон Неймана и О.Мор-генштерна «Теория игр и экономическое поведение», рассмотревших условия выбора и принятие решений в сочетании с риском, реабилитировало понятие полезности. Человеку не известны в полной мере все последствия предполагаемого выбора, но известны альтернативы; поэтому некоторая неопределенность оказывается встроенной в систему выбора, где возможность выигрыша соизмеряется с возможностью проигрыша. (Простейшая игра: в условиях риска вы в случае успеха можете выиграть «кадиллак», в случае проигрыша — велосипед; если вы решаете не играть — получаете «фольксваген». Если шансы определены как Общественный выбор и- общественное планирование 413 50 на 50, станете ли вы рисковать или примете утешительный приз? А если шанс будет составлять 40 на 60, 30 на 70, 20 на 80, 10 на 90? В какой момент вы воздержитесь от риска?) В этих условиях возникает возможность сопоставить количественные величины ценностей и полезности (наподобие температурной шкалы, а не только ранжированного ряда), что позволяет измерить индивидуальные предпочтения7. Кроме того, используя различные способы линейного программирования, можно выработать «оптимальные» решения при определении сочетания ресурсов, максимизации полезности и т.п. Но, переходя от индивидуальных решений к групповым, мы сталкиваемся с проблемой, состоящей, если процитировать Д.Луса и Г.Райффу, «в возможно лучшем сочетании несогласующихся предпочтений членов общества для определения компромиссного предпочтения общества в целом» и, по-видимому, оказываемся в тупике. В ходе первой значимой попытки сформулировать данную проблему К.Эрроу в изданной в 1951 году работе «Общественный выбор и индивидуальные ценности» показал, что пять требований, предъявляемых к обеспечению социального благосостояния, несовместимы (иными словами, не существует функции благосостояния, удовлетворяющей всем этим требованиям)8. Даже принцип права большинства, удовлетворяющий трем, а возможно, и четырем условиям, не выходит за рамки сформулированного Ж.-А. де Кондорсе логического противоречия парадокса циклического большинства. Парадоксально то, что ныне, когда действительно стало возможным создать рациональную модель задуманного А.Смитом и И.Бентамом мира, главные условия социальной рациональности все менее управляют «игроками» в коммунальном обществе. Доказательством может служить элементарная теорема. Предположив, что имеются три избирателя — А, В и С, преимущества
414
Глава V которых по вопросам х, у, z распределяются следующим образом, мы получаем:
Ясно, что большинство (избиратели А и В) отдают предпочтение х перед у; в то же время большинство (избиратели А и С) отдают предпочтение у перед z; на основании принципа транзитивности (если человек предпочитает х, а не у, и у, а не z, то мы считаем, что он предпочтет х, а не z) следует утверждать, что х получит преимущество и перед z и, таким образом, станет выбором большинства. Но фактически избиратели В и С оказали предпочтение z перед х. Таким образом, из этих трех положений нельзя вывести простое большинство9. Предпринимались многочисленные попытки как для того, чтобы усовершенствовать первоначальные условия, считавшиеся К.Эрроу необходимыми для построения формулы группового благосостояния, так и для разрешения парадокса голосования (с помощью концепций оказания взаимных услуг, сделок или создания того, что Э.Даунс назвал «пассионарным большинством»). Однако до сих пор, насколько я могу судить по специальной ли- 9 Наиболее исчерпывающая попытка разрешения этой проблемы получила отражение в работе: Black D. The Theory of Committees and Elections. Cambridge, 1958. Кроме того, этот вопрос рассматривается также в книге Дж.Бьюкенена и Г.Таллока (Buchanan ]., Tullock G. The Calculus of Consent. Ann Arbor (Mi.), 1962 [см.: русский перевод: Бъюкенен Дж., Таллок Г. Расчет согласия. Логические основания конституционной демократии // Нобелевские лауреаты по экономике. Т. 1. М., 1997. С. 31 — 206]). Несколько ранее данная проблема обсуждалась в книгах: Dahl R.A., Lindblom Ch.E. Politics, Economics and Welfare. N.Y., 1953, и Downs A. An Economic Theory of Democracy. N.Y., 1957. Материалы симпозиума, посвященного «теореме невозможности» Эрроу, представлены в сборнике: Hook S. (Ed.) Human Values and Economic Policy. N.Y., 1967. Общественный выбор и общественное планирование 415
тературе, удовлетворительного решения этого вопроса не предвидится10. Проблема выработки единого социального установления из разных вариантов общественного выбора, соответствующего индивидуальным стремлениям, — проблема чисто научная, в самом лучшем смысле слова. В «реальном» мире проблемы социальных приоритетов, максимального увеличения общественных полезно-стей, развития коммунальных предприятий и выведения их на политическую арену регулируются «политическими критериями», иными словами, их решение зависит от веса и давления различных заинтересованных групп, балансирующих между национальными потребностями и общественными интересами. Но именно в этом вопросе могут появиться теоретические сложности. Одной из проблем большого общества, которое стремится осознать свои цели, является взаимодействие, если не столкновение, между «рациональностью» и «политикой». Многие современные теоретические исследования посвящены поиску рациональных моделей человека, где оптимизация, максимация и минимализа-ция определяли бы нормы его поведения. Однако создать «групповую теорию» экономического выбора мы, по-видимому, не в состоянии. На этом этапе перехода к коммунальному обществу теоретический тупик в осмыслении проблемы социального благосостояния представляет собой определенную опасность. Я выдвинул проблему — отсутствие механизма, управляющего социальным выбором, — и немедленно возвел ее на уровень абстракции, бессмысленной для людей практических11. Для тео-
416
Глава V ретиков это очень важно, ибо такие логические головоломки вразумляют тех, кто полагает, что общая воля возникнет по необходимости из самого хода демократических обсуждений, а также рационалистов (какими мы все можем оказаться), считающих, будто общественный интерес проявляется в простой сумме индивидуальных предпочтений. Практичные люди могут воспрянуть духом, поскольку теоретически подкрепляется интуитивная идея, согласно которой расхождения между людьми, как и многие другие разногласия, лучше всего улаживаются при помощи переговоров. Как отмечал Р.Даль, «многие граждане часто тревожатся по поводу их парадоксов; но при этом лишь немногие американцы, внимательно наблюдающие за политическим процессом, способны время от времени подавлять в себе разочарование и раздражение по поводу системы, которая внешне кажется беспорядочной и хаотичной. Да, эта система явно децентрализована. ный вариант параграфа без дальнейшего голосования. В связи с тем, что Палата голосует только дважды по трем вопросам, непереходность остается незамеченной, и избранный вариант может стать законом, будучи одобрен лишь меньшинством. У.Райкер в заключение пишет, что подобные ситуации на практике могут возникать чаще чем в 10 процентов случаев, что должно поставить некоторых деловых людей в затруднительное положение. Это не значит, что «голосование большинством» невозможно. Если обратиться к первоначальному примеру циклического большинства, то очевидно, что отсутствие транзитивности предпочтений выявляется только при третьем голосовании. Таким образом, чтобы обнаружить ее, следует провести круговое голосование, сравнивания каждое предложение с любым другим, но, как отмечает У.Райкер, ни в одном законодательном собрании подобная процедура не применяется к списку из более чем трех поправок. Если же отсутствие транзитивности выявляется, тогда, как показал Д.Блэк, может быть применено «исчерпывающее голосование», когда голосуются каждый кандидат против каждого или любое решение против любого иного, чтобы в каждом случае можно было добиться решения большинства. Сравнивая предпочтения графически, как показали К.Эрроу и Д.Блэк, можно получить одномерные изображения каждого из голосующих; и когда все они объединяются в графическую модель, выполненную в определенной системе координат, может быть четко указан выбор большинства — если при этом число голосующих оказывается нечетным, решающим становится голос председательствующего. Но практическим людям понятно, что в случае возникновения подобной неопределенности сил и предпочтений начинается процесс взаимных уступок и торга, и тогда, как отмечали Дж.Бьюкенен и Г.Таллок, такая процедура как раз и может быть отнесена к разряду избирательных парадоксов. Все это оставляет открытым, следует отметить еще раз, теоретический вопрос о рациональном
417
Решения принимаются путем нескончаемых переговоров; пожалуй, ни в одной другой стране мира переговоры не занимают такого важного места в политическом процессе... [И все же], несмотря на все ее недостатки, она обеспечивает высокую вероятность того, что на определенной стадии процесса принятия решений любая политически активная и законно организованная группа может заставить себя выслушать. А это в политике немаловажно»12. Вероятно, так и должно быть. Но если мы будем строить наши решения на легитимности групповых интересов — а именно таков был первоначальный тезис А.Ф.Бентли, — некоторые, пусть и менее утонченные, теоретические вопросы все же возникнут13. определении функции социального благосостояния. Голосование большинством предпочтительнее потому, что оно удовлетворяет трем, а возможно, и четырем из пяти условий, выдвинутых К.Эрроу в качестве необходимых для легализации решения, и, таким образом, оказывается самым разумным из «компромиссов». Однако в некоторых случаях в опасении «тирании большинства» может возникнуть желание применить более сложные пути, такие, например, как предложенные Д.Блэком и К.Эрроу. И наконец, может возникнуть ситуация, когда любое решение — по крайней мере из предложенных — не может полностью удовлетворить логическим условиям достижения истинного общественного выбора. Более подробно этот вопрос рассмотрен в: Riker W.H. The Theory of Political Coalitions. New Haven (Ct.), 1962. 12 Dahl R.A. A Preface to Democratic Theory. Chicago, 1956. P. 150. 13 В заключение этого раздела мне все же хотелось бы вернуться к уточнению теоретической проблемы, ибо даже такой прагматик, как я, вынужден признать необходимость некоей рациональной системы (пусть даже только в качестве критерия) того, каким мог бы быть социальный выбор. Пожалуй, сегодня с помощью математических моделей и высокоскоростных компьютеров можно создать единый для страны экономический план, который при помощи матриц «ввода-ныхода» показал бы оптимальное распределение ресурсов с учетом реальных экономических издержек производства каждого из товаров. Однако административные трудности претворения в жизнь такого плана на деле могут оказаться столь иелики, что для приведения экономики в действие придется прибегнуть к помощи рынка или какой-то квазидоговорной системы. И все же ценность такого теоретического построения заключается в том, что оно может быть принято за некий критерий, с помощью которого можно было бы создать «неявные оценки» или «неявные цены» внутри системы и дать нам возможность вмешиваться на тех направлениях, где становятся заметными отклонения. Аналогичным обра-:юм, для создания оптимальной функции общественного благосостояния может потребоваться и теоретическая модель социального выбора. 420
Глава V Несмотря на совершенство этой модели для описания действительности XIX столетия17, она удивительно устарела применительно к политике второй половины XX века, ибо в ней не учитываются три важнейшие особенности, три основополагающих элемента современной государственной политики: влияние внешней политики, ориентация общества на будущее и возрастание роли «технического» принятия решений. Внешняя политика не формируется как непосредственная реакция на требования и стремления влиятельных кругов внутри страны (хотя, если решения приняты, некоторые изменения на основании таких требований могут быть внесены; например, строить военные самолеты на юго-западе страны или на северо-западе). Внешняя политика проводится в соответствии с идеологическими и экономическими интересами великой державы и выступает реакцией на возможную угрозу со стороны других великих держав или идеологических сил. Но ее следствием в условиях «холодной войны» является мобилизация всего общества, укрепление чувства национального единства, централизация принятия решений и сосредоточение огромных ресурсов в руках правительства. Приверженность экономическому росту и новые масштабы социальных перемен — их стремительно проявляющиеся шоковые эффекты, постоянная необходимость предвидеть социальные изменения и в определенной степени направлять их — обостряют внимание к планированию, к более точному определению национальных приоритетов и к оценке альтернативных вариантов развития, которые могут открыться перед уверенно развивающейся страной (следует заметить, что ежегодный трехпроцентный рост означает удвоение валового национального продукта за двадцать четыре года). «Процесс нововведений, — пишут Р.А.Даль и Ч.Э.Линдблом, — является и научным, и политическим. Недостаточно открыть новые социальные технологии, надо применить их. Изобретение и открытие суть только начало про- 17 Следует отметить, что «групповая политическая теория» оспаривалась с теоретической точки зрения М.Олсоном, который, применяя к природе общего выбора «экономический анализ», утверждает, что интерес группы не является наиболее адекватным отражением интересов ее членов. См.: Olson M., Jr. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge (Ma.), 1965. Общественный выбор и общественное планирование 421 цесса, следующим шагом которого и становится нововведение — задача политики. Тот факт, что весь этот процесс в целом проходит сегодня необычайно быстро, представляет собой, пожалуй, величайшую политическую революцию нашего времени»18. Сочетание этих двух элементов повышает роль технического аспекта принятия решений. Разработка разумного курса, будь то во внешней политике, обороне или экономике, выдвигает на первый план людей, обладающих знаниями, необходимыми для предвидения стоящих на пути сложностей, и способных детально разработать политическую линию, характер ее воплощения в жизнь и просчитать последствия того или иного альтернативного выбора. Революции в военной технологии (открытие ядерной энергии, замена управляемых человеком самолетов реактивными снарядами) были инициированы учеными. Развитие системного анализа, метода соизмерения затрат и результатов, революционировавших как стратегический процесс, так и управленческую структуру Пентагона, было предложено математиками и экономистами19. Руководство национальной экономикой, с его пристальным вниманием к правительственным расходам, требует людей, искушенных в этой области, а решение таких важных политических проблем, как сокращение или рост налогов, направления их использования, поиск оптимального соотношения заработной платы и цен, во все большей степени требует соответствующих технологий20. Однако самым важным политическим следствием всего этого следует считать (почти во всех политических системах) переход реальной власти от законодательных и совещательных органов к исполнительным и возрождение того, что Бертран де Жувенель 18 Olson М., Jr. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. P. 8. 19 См.: Hitch Ch.J., McKean R.N. The Economics of Defense in the Nuclear Age. Cambridge (Ma.), 1960; Quade E.S. (Ed.) Analysis for Military Decisions: The Rand Lectures on Systems Analysis. Chicago, 1964. 20 Как искренне утверждал один бывший бюрократ, «развитие на протяжении длительного периода социальной политики и ее методов менее влияет на конфликты между политическими партиями и социальными или экономическими лоббистами, нежели способствуют объективным процессам исследований и дискуссий в рамках групп профессионалов» (Price D.K. Government and Science. N.Y., 1962). Это написано спустя немногим более десяти лет после работы В.Кея и, пожалуй, отражает отличие подходов социальных аналитиков довоенного и послевоенного периодов. 422
Глава V Общественный выбор и общественное планирование 423
элегантно назвал «принципатом». Да и как может быть иначе, если в силу самого характера современной жизни внешняя политика перестала быть «дипломатией» и превратилась в нескончаемый круговорот стратегических маневров, где жизненно важные решения должны приниматься незамедлительно, и если новые модели социальных изменений делают необходимость планирования политики даже более насущной, чем принятие законов, что требует инициативы именно со стороны исполнительных органов? В Соединенных Штатах в течение последних 25 лет мы стали свидетелями трансформации института президентства в исполнительную администрацию президента с возникновением новых институтов, таких, как Управление бюджета, Комитет экономических советников, Совет национальной безопасности, и некоторых других, непосредственно входящих в президентскую администрацию. В конечном счете это означает не столько укрепление личной власти и престижа президента (что тоже важно), сколько закрепление важнейших контрольных и руководящих функций за исполнительной ветвью власти, осуществляемых, например, Управлением бюджета и Комитетом экономических советников, что усиливает, сдвиг в структуре власти. Хотя эти значительные изменения — новая роль руководителя (или харизматического лидера), противоречия между технократической рациональностью вкупе с политическим торгом и ориентацией на будущее — уже неоднократно описывались, политическая теория еще не инкорпорировала их в свою концептуальную структуру. Несмотря на то, что модель заинтересованной группы имеет все меньшее значение для осмысления превращения Америки в мобилизованное государство, даже последние, усложненные варианты этой модели — выполненные с применением теории систем или концепции затрат и результатов — повторяют прежние ошибки, ориентируясь на [статическое] равновесие в большей мере, чем на [динамический] баланс сил21. Вместо того чтобы изображать правительство как своего рода посредника, регулирующего программы конфликтующих групп и помогающего им принять
определенные решения, было бы правильнее рассматривать президентскую власть как систему, способную действовать с большей степенью свободы и даже решать, каким заинтересованным кругам отдать предпочтение, а самой исполнительной власти оставить политический торг — основываясь на технократических решениях — с различными общественными группами22. За вопросом об адекватной эмпирической модели стоит и более сложная проблема создания нормативной теории, которая — учитывая неизбежные элементы централизованного принятия решений, расширение возможностей общественного выбора и необходимость разумного планирования (не «приказывающего» обществу, а облегчающего проведение желаемых изменений) — может предложить разумные критерии, созвучные ценностям свободного общества. При создании такой теории придется учитывать и другие элементы переосмысления реальности. Такие переоценки, по-новому группирующие уже известные факты, позволят обнаружить новые проблемы, которые могут возникнуть в коммунальном обществе. ЧИСЛЕННОСТЬ, ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ, ПЛОТНОСТЬ Массовое общество характеризуется не просто масштабами, не большими числами, а концентрацией и плотностью населения. Страны, обладающие обширной территорией, могли иметь значительное население, однако, будучи рассеянным по огромным пространствам, оно составляло общество скорее как некую сегментированную, нежели интегральную, социальную организацию. И только когда такая разобщенность нарушается, а контакты и взаимодействие между людьми активизируются — в прошлом благодаря крупным городским агломерациям, а ныне и с помощью средств коммуникации, — возникают признаки массового общест-
424
Глава V ва23. Таковыми (в социальной структуре) являются отделение семьи от профессиональной системы, нарастание специализации, дифференциация функций, умножение сообществ и иерархий, формализация правил, распространение универсализма и (в культуре) секуляризация верований, перенесение акцента на индивидуальный опыт, поиск новшеств и откровений, синкретизм идей и форм24. Короче говоря, массовое общество отражает то, что я однажды в другом контексте назвал «сокращением расстояний». В то время как предшествовавшие изменения порождались новыми формами транспорта и коммуникаций, которые установили разные виды непосредственных контактов между людьми, «сокращение расстояний» — это не только сокращение времени и пространства в перелетах через континенты или прямом общении с любой частью земного шара с помощью радио и телевидения, но это и сокращение социальных, эстетических и психологических дистанций в отношении ощущаемого человеком времени25. Соединенные Штаты, при всех исторических особенностях, различными путями обрели эти черты массового общества. Регионализм, как форма культурной разобщенности, в основном ликвидирован, хотя кое-какие политические влияния сохраняются. Семейные предприятия (фермы, мелкие торговые фирмы, небольшие ремесленные мастерские) не играют существенной роли в экономике. Мобильность людей, как социальная, так и пространственная, исторически беспрецедентна26. Последствия роста численности населения, его плотности и взаимосвязей огромны. Принимая методы коммуникации в качестве единственной переменной величины, я попытаюсь проиллюстрировать это на примере двух проблем.
•чы. т Непрерывное движение людей на рынке труда в течение определенного года и представляет собой индекс такой мобильности. Так, в 1964 году число Общественный выбор и общественное планирование 425
Утрата изолирующего пространства. Если взглянуть на американскую историю, поражает множество фактов насилия, в особенности связанного с трудовыми конфликтами, в течение 65-летнего периода (начиная с забастовок на железных дорогах в 1877 году и кончая вступлением в войну в 1941-м). Обратившись к любому из показателей — как часто привлекались войска, сколько было восстаний, убитых, фактов саботажа, потерянных рабочих дней, какие суммы денег потрачены корпорациями в борьбе с профсоюзами, — мы получим впечатление, что Америка пережила насилия больше, чем любая европейская страна. И все же Соединенные Штаты избежали политических потрясений, которые раздирали европейское общество, и даже достигли существенного урегулирования противоречий (было закреплено представительство рабочих в Управлении военной промышленности, а затем в законодательство были внесены разработанные Управлением по вопросам труда во время войны статьи, гарантирующие права профсоюзов). Можно назвать множество факторов, определивших эти отличия американского общества от европейского, но, несомненно, важную роль, особенно перед первой мировой войной, играл фактор «изолирующего пространства». Одной из отличительных осо- лиц, составлявших совокупную рабочую силу общества, составило 74 миллиона человек, из них 70 миллионов было занято, а 3,9 миллиона состояли на учете как безработные. Но за этими средними цифрами скрывается следующее: 87 миллионов человек участвовало в рабочем процессе в течение определенного времени на протяжении года; 85 миллионов людей имели постоянную работу; 43 миллиона так или иначе включались в производственный процесс; 42 миллиона периодически или окончательно выбывали из состава рабочей силы; 14,1 миллиона человек в течение какой-то части года находились без работы. (Статистика приводится согласно данным: Bureau of Labor Statistics for the National Commission on Technology, Automation and Economic Progress.) Между 1955 и 1960 годами несколько более половины населения (около 80 миллионов человек) сменили место жительства, из них около 47 миллионов переехали в другие дома в переделах одного округа, остальные — в другие округа или штаты. Только в 1969 году около 36 миллионов человек сменили место жительства, причем около трети из них переехали в другие округа (см.: Statistical Abstract of the United States 1971. Washington (D.C.), 1971. P. 34). Новейшее обстоятельное исследование социальной мобильности, основанное на интергенерационных сдвигах занятости, показывает, что мобильность, ранее присущая высшим слоям общества, становится уделом служащих, технических работников и специалистов (см.: Blau P., Duncan O.D. The American Occupational Structure. N.Y., 1967). 426
жүктеу/скачать 6.05 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
| ||||||||||||||||||||