Предисловие 8 Часть первая Поворот 16

В этом докладе, хранящемся в архиве в Саламанке [ныне филиал Национального исторического ар­хива. — Ред.] наряду с великим мно­жеством документов, попавших в руки франкистов в конце войны, ге­нерал Рохо предстает перед нами как человек, лишенный иллюзий, но очень смелый. Одним словом, как человек, владеющий собой.

Бедствие, которое часто парали­зует людей, либо ввергая их в ме­ланхолию, либо отнимая веру в се­бя, его не сломило.

Тонким и нервным почерком он набросал на бумаге свои соображе­ния и выводы, чтобы без обиняков представить их на рассмотрение высшего политического и военного руководства: министра обороны, а через его посредство — главы прави­тельства и Высшего военного сове­та.

По сути своей этот доклад был своего рода предостережением.

В противовес тем, кто полагал, будто бы противник после сраже­ний на Севере даст себе передыш­ку, Рохо считал, что Франко поста­рается немедленно воспользовать­ся «своим теперешним преимуще­ством» и поставит перед собой «политические и стратегические за­дачи, способные обеспечить ре­шающий успех», то есть оконча­тельный разгром республиканско­го лагеря.

Будучи уверенным, что самое худшее еще впереди, Рохо пытает­ся определить эти возможные «за­дачи» «генералиссимуса».

Рохо полагает, что их могло быть две.

Первая: возобновить уже неод­нократно предпринимавшееся на­ступление на Мадрид.

Вторая: попытаться добиться ре­шающего успеха на восточном театре военных действий, то есть в Арагоне и в Северной Каталонии.

С поразительной интуицией Ро­хо даже в мелочах предугадал то, что произошло спустя шесть меся­цев, а именно: операцию, которую Франко предпринял весной на во­стоке республиканской зоны — в Арагоне и Каталонии, где военные усилия оставляли желать лучшего из-за скрытых трений, ожививших­ся после майских событий.

Рохо утверждал в принципе, что в этом случае вместо того, чтобы пытаться перерезать линии комму­никаций республиканской Испании с Францией в приграничной зоне, где пересеченный характер местно­сти представлял для наступления большие трудности, каудильо перебросит свои войска с Арагон­ского плато в сторону Средиземно­морского побережья «с целью рас­членить республиканскую зону на две части, одна из которых [Цен­трально-южная. — Ж. С.] лишилась бы всякой поддержки как с суши, так и с моря».

«Если это наступление достигнет цели, — писал он, — каталонская про­мышленность будет парализована [так как Каталония не сможет по­лучать из центральной зоны неко­торые виды необходимого ей про­мышленного сырья. — Ж. С.] и у этого пограничного района, вклю­чая Барселону, останутся связи только с Францией [ввиду итало-франкистской блокады на Среди­земном море. — Ж. С], а остальная часть оставшейся верной прави­тельству Испании, за рекой Эбро, окажется изолированной».

Как считал Рохо, подготовка та­кой операции потребует не менее «пятнадцати-двадцати дней»; за это время войска мятежников, выс­вободившиеся на Севере, отдохнут, будут перегруппированы, перебро­шены на новый участок и там развернуты.

Если начальник генерального штаба Народной армии разгадал, что следующее крупное сражение, по всей вероятности, развернется на Восточном фронте, то он не ис­ключал тем не менее и другой воз­можности: что Франко, вновь вер­нувшись к своей навязчивой идее, бросит, несмотря ни на что, войска против испанской столицы.

На основе этих соображений и был составлен так называемый «план Р», в котором Рохо, учиты­вая обе указанные возможности, намечает контрмеры.

С этой целью начиная с 29 октября

67

армиям, расположенным на раз­личных театрах военных действий, были даны соответствующие ин­струкции.

В то время как Рохо со свой­ственной ему методичностью раз­мышлял о мерах, способных пре­дупредить новое франкистское на­ступление, где бы оно ни подготав­ливалось (он даже подумывал о дерзкой операции против Теруэльского выступа), над республикан­ской зоной разразилась гроза.

Для оправдания этого переезда, вызвавшего тревогу общественно­го мнения, расценивавшего его как желание перебраться поближе к французской границе, пресса выдвигала различные доводы.

По мнению одних газет, речь шла о «давнем, ныне созревшем ре­шении». Одним словом, ничего особенного!

По мнению других, глубинной причиной, определившей это реше­ние правительства Негрина, было желание заставить Каталонию це­ликом включиться в военные уси­лия, которые оно собиралось пред­принять после потери промышлен­ного Севера.

Любопытная деталь: Генералидад Каталонии узнал об этом пере­езде лишь постфактум. Что само по себе свидетельствует о характе­ре отношений (весьма натянутых) между центральным правитель­ством и автономной Каталонией.

Хотя Негрин не дал по этому по­воду обстоятельных разъяснений совету министров, санкциониро­вавшему данную меру, все говорит о том, что он, как и многие другие члены правительства, видел ее смысл в необходимости, с одной стороны, компенсировать (хотя бы частично) падение промышленного потенциала республики, вызванное потерей горнорудных и металлур­гических районов Басконии и Асту­рии, взяв в свои руки каталонскую промышленность; а с другой сто­роны (и это главное) — следить за тем, чтобы каталонские национа­листы не попытались последовать дурному примеру баскских нацио­налистов, интриги которых приве­ли к сдаче Сантоньи.

В то время как Мануэль Асанья, пребывая по-прежнему во власти своих миражей, впал в уныние, пра­вительство Негрина повело упор­ную борьбу с пораженчеством, ко­торое, тут и там разъедая тыл, усматривало выход из положения в весьма проблематичном посредни­честве англичан.

В октябре был мобилизован еще один контингент призывников, благодаря чему число новобран­цев, начиная с майского призыва,

достигло 221 700 человек, что дол­жно было позволить с лихвой заме­нить (в количественном отноше­нии) три северные армии, целиком потерянные в ходе тяжелых летних боев, армией только что сформи­рованной.

Но ее надо было еще обучить.

Поступая таким образом, прави­тельство Негрина действовало так, как если бы «военное положение», пока официально в республикан­ской зоне не объявленное, стало реальностью.

Если правительство все еще воз­держивалось от объявления страны на военном положении, то не пото­му, что оно цеплялось за иллюзии, будто шедшая война оставалась «гражданской», с которой оно лег­ко справится, а потому, что оно опасалось, как бы провозглашение военного положения не позволило Франко добиться от ряда западных держав признания за ним «права воюющей стороны», которого он

68

домогался в течение долгого вре­мени.

Что же это были за проблемы?

Они вкратце изложены в секрет­ном документе, составленном 9 ноября 1937 года в Барселоне группой руководящих политических и военных деятелей, в частности ру­ководителем Генерального военно­го комиссариата, одним из наибо­лее видных лидеров ИСРП Хулио Альваресом дель Вайо, начальни­ком генерального штаба Народной армии Висенте Рохо, командую­щим военно-воздушными силами республики Игнасио Идальго де Сиснеросом. В нем говорилось, что из всех проблем, которые ставит продолжение войны, главнейшей является проблема «порядка и внутренней безопасности».

Говорилось об актах саботажа и шпионажа, о «нелояльности неко­торых чиновников, наличии в рес­публиканском тылу большого чис­ла людей, симпатизирующих мя­тежникам, которые порождают и распространяют пораженческие настроения... что является наиболее действенным средством морально­го разложения тыла, которое надо предотвратить любой ценой».

В документе отмечалось, что на ход войны оказывают влияние «трудности с продовольствием, в частности нехватка хлеба, цены на различные продукты питания, де­зорганизация труда и злоупотреб­ления со стороны администрации».



Голод в тылу после пятнадцати месяцев войны. Дети в очереди за продовольствием.

69

Авторы этого документа с гне­вом отмечают, что «рабочий, с честью выполняющий свой трудо­вой долг во имя победы, и боец, оставивший в тылу своих близких, не имеют ни малейшей гарантии, что самые настоятельные нужды их семей будут удовлетворены, в то время как для них очевидно, что самые богатые ни в чем не испыты­вают нужды».

Описывая положение бойцов, ав­торы жалуются, что многим из них в преддверии зимы не хватает «самого необходимого походного снаряжения».

Что же касается борьбы с укры­вающимися от отправки на фронт (а «таких лиц, относящихся к кон­тингенту призывников, подлежа­щих мобилизации, в тылу очень много»), то она рассматривалась как «необходимая и не терпящая отлагательства».

Наконец, авторы этого докумен­та протестуют против того, что, «несмотря на все предпринятые усилия, военная промышленность до сих пор не в состоянии обеспе­чить нормальных потребностей фронтов боевых действий».

Вследствие такого положения ве­щей и недостаточности поставок вооружения из-за границы «наша обороноспособность невелика... и в определенные моменты любое на­ступательное действие становится невозможным».

К этим недостаткам, квалифици­руемым как «серьезные», добавил­ся еще один — нехватка военных транспортных средств; их несо­ответствие потребностям было во­пиющим.

В доказательство были приве­дены следующие цифры: в то вре­мя как резервный парк должен был достигать 1500 грузовиков, в дей­ствительности их насчитывалось только 300.

Фактически не было ни одной сферы деятельности Народной ар­мии, которой не коснулся бы этот документ, отмечая существовав­шие там недостатки.

Так, в документе подчеркива­лась «недостаточная эффектив­ность» военных разведывательных данных, поступавших от пяти кон­курировавших разведывательных служб, и предлагалось покончить с этим путем их «централизации и подчинения верховному руковод­ству одного лица или органа, спо­собного обработать полученные данные, чтобы извлечь из них поль­зу».

В заключение основной упор был сделан на необходимости пере­стройки военных усилий (в плане промышленного производства и набора в армию), импорта «сырья, необходимого для работы промышленности на протяжении года», введения «интенсивного ра­бочего дня на военном производ­стве, мобилизации всего занятого на этом производстве персонала с обеспечением его соответствую­щим довольствием».

Меры, представленные на рас­смотрение правительства автора­ми этого обобщающего докумен­та, являют собой уникальную кар­тину тех изъянов, от которых стра­дал республиканский лагерь нака­нуне мощного наступления в направлении Теруэля, которое дол­жно было вскоре начаться.

Однако несмотря на эти недо­статки, очевидные, впрочем, любо­му мало-мальски проницательно­му наблюдателю, правительство Негрина и Высший военный совет решили начать это наступление 15 декабря 1937 года.

От этого наступления, как с пол­ным основанием подчеркивает из­вестный неофранкистский истори­ограф М. Банде, ожидали, что оно «поднимет моральный дух в революционной Испании и нанесет серьезный удар по моральному ду­ху не привыкшей к поражениям Ис­пании националистической».

Именно это и произошло.

В начале битвы за Теруэль «мо­ральному духу» националистичес­кой Испании был нанесен «серь­езный удар».

Наступление республиканцев оказалось настолько неожиданным для каудильо, что ему пришлось срочно отменить свой приказ от 28 ноября о начале в середине декабря крупного наступления на Мадрид, которое, по свидетельству Франко Сальгадо, автора книги «Часовой Запада», имело «политические и психологические цели и было рас­считано на широкий междуна­родный резонанс».

Эта операция, командование ко­торой было поручено генералам Ягуэ, Берти (новый командующий Корпуса добровольческих войск) и Вареле, должна была разверты­ваться в трех направлениях; пред­полагалось, что она будет новой редакцией гвадалахарской опера­ции. И ускорит окончание войны в результате захвата столицы.

Начавшееся 15 декабря 1937 года наступление республиканцев на Те­руэль застало Франко врасплох. Его стратегические планы были расстроены. И всякая надежда при­соединить в ближайшем будущем новую победу к той, которую он только что одержал на Севере, для него улетучилась.

Не говоря уже о том, что страте­гическая инициатива — имевшая в его глазах огромное значение — пе­решла к противнику, тем самым значительно подняв престиж На­родной армии и республики.

Сообщение о крупном успехе, ко­торым началась битва за Теруэль, позволило также республиканцам на время умерить тревогу, охватив­шую республиканский лагерь, — тре­вогу, отзвуки которой мы находим в газетах того времени.

70

Так, 7 декабря крупная барселон­ская газета «Вангуардиа» в редак­ционной статье писала:

В тот же день газета «Сосьялиста» дала крупный заголовок до­вольно панического характера: «Приготовимся к худшему».

Ощетинившийся высокими баш­нями, напоминающими минареты Альмохадов, образец стиля мудехар, расцветшего после рекон­кисты, Теруэль был одновременно столицей провинции и столицей хо­лода среди всех городов Пиреней­ского полуострова.

Три зимних месяца в году темпе­ратура опускается здесь в среднем ниже — 5°. А это не так уж мало для уроженцев других провинций.

К моменту наступления, начав­шегося в середине декабря 1937 го­да, Теруэль с прилегающим к нему районом представляли собой выс­туп, настолько глубоко вклинив­шийся в республиканскую Восточ­ную зону, что, как писал в своей книге «Теруэль» Эсекьель Эндерис, он напоминал «револьвер, наце­ленный в сердце провинции Ле­вант».

Франкисты возвели здесь укреп­ленный оборонительный рубеж протяженностью более 100 кило­метров с сужением шириной в 3 километра, что особенно услож­няло переброску подкреплений.



Битва за Теруэль (15 декабря 1937 года)

1 - Демаркационная линия фронта до начала сражения

2 - Линия максимального продвижения ре­спубликанских войск

3- Направление ударов республиканских войск

4 - Направление франкистских контратак

В известном смысле теруэльская операция в целом напоминала сра­жение под Брунете. Она состояла (см. карту) из нескольких атак по сходящимся направлениям, имев­ших своей целью окружить против­ника и заставить его сдаться.

Для этого 40 тысяч бойцов были распределены на трех направле­ниях удара: одно — на юго-восто­ке — должно было стать цент­ральным направлением, другое — на севере — правым флангом, третье — на юго-западе — левым флангом.

Боевой порядок предусматри­вал, что ударные силы будут вклю­чать:

XXII армейский корпус под ко­мандованием Ибарролы, в составе 11-й дивизии Листера и 25-й диви­зии Виванкоса;

XVIII корпус под командова­нием Эредии, в составе 34-й диви­зии Веги и 70-й дивизии Торраля;

XX корпус под командованием Менендеса, в составе 68-й дивизии Тригуэроса и 40-й дивизии, кото­рая должна была подойти к Теруэлю с юго-востока.

Две другие дивизии — 64-я под ко­мандованием Картона и 39-я под командованием Балибреа — долж­ны были участвовать в атаке на Теруэль с юго-запада и востока.

Что касается резерва (порядка 30 тысяч человек), то частично он был выделен из армии Леванта, воз­главляемой Сарабией.

Следует отметить, что верховное командование как самим наступле­нием, так и различными армейски­ми корпусами было доверено выс­шим кадровым офицерам, а имен­но Висенте Рохо, Ибарроле, Эре­дии, Менендесу и Сарабии.

Военачальники, вышедшие из солдат (такие, как Листер, Виванкос, Вега, Ньето, Тригуэрос), отве­чали за непосредственное осущест­вление операции в качестве коман­диров дивизий.

В данном случае мы имеем воз­можность проследить те пути, ко­торые прошли те и другие (а вместе с ними и Народная армия) начиная с лета 1936 года, когда кадровые офицеры, оставшиеся верными рес­публике, в большинстве случаев были на подозрении и даже удаля­лись со всех ответственных постов, а командиры народной милиции осваивали самые азы воинской на­уки на первых полях сражений вто­рой мировой войны.

Несмотря на унижения, которым подвергался в первые месяцы вой­ны корпус кадровых офицеров, большинство из них доказало на полях сражений свою верность но­вой республике. С середины 1937 года в верхах начали сознавать, что техническая подготовка кадровых офицеров, столь необходимая в из­менившей свой характер войне, мо­жет принести только пользу На­родной армии. И их продвижение по службе и восстановление в пра­вах были ускорены.

Это восстановление доверия ко многим генералам и офицерам, как к старшим, так и к младшим, кото­рому способствовали КПИ и ИСРП, часто вопреки сопротив­лению некоторых лидеров ФАИ-НКТ,

71

сделало из этих патриотиче­ски настроенных военных специа­листов особо ценных командиров армий, дивизий и т. д.

В числе непременных условий ус­пешного наступления на Теруэль два имели чрезвычайно важное значение. Это — строгая секрет­ность военных приготовлений и быстрое сосредоточение боевых средств.

Секретность обеспечивала эф­фект внезапности — залог успеха любой военной операции.

Что касается быстроты сосредо­точения боевых средств, то она должна была позволить опередить «генералиссимуса» Франко, ко­торый назначил день своего насту­пления на Мадрид на то же время: с 15 по 18 декабря.

Эффект внезапности был почти полным, а быстрое сосредоточение боевых средств, хотя и осущест­вленное с большим трудом, сразу же позволило республиканцам пе­рехватить стратегическую инициа­тиву.

Третье, не менее важное условие было связано с уроком, который штаб Народной армии извлек из сражений под Брунете и за Сара­госу.

В этих двух наступательных опе­рациях, как мы помним, манев­ренный корпус вместо того, чтобы оставлять позади себя локальные очаги сопротивления и сосредото­чить все силы на выполнении глав­ной задачи, упорно стремился по­давить очаги сопротивления и тем самым дал противнику возмож­ность получить подкрепления и изменить ход боевых действий.

Чтобы избежать вторичной под­мены главного второстепенным, Рохо отдал войскам, занятым осадой Теруэля, строгий приказ игнорировать на первых порах возможные очаги сопротивления.

Еще глубокой ночью 15 декабря 11-я дивизия под командованием Энрике Листера, представлявшая собой передовой отряд правого фланга республиканских войск, вы­ступила в направлении Сан-Бласа, чтобы соединиться там с частями 34-й дивизии, находившимися на левом фланге.

К сильным холодам (—10°), сви­репствовавшим во всем районе, до­бавился густой туман, осложняя продвижение людей и танков, впе­реди которых шли горные провод­ники. И все-таки те и другие при­шли в намеченный срок, за исключением одной бригады, прибывшей с небольшим опозданием.

Когда занялся бледный, поздний день, снегопады, ожидавшиеся во второй половине дня, уже покрыли снегом все поле боя.

Около девяти часов 11-я дивизия не только заняла Сан-Блас, но и су­мела взорвать железнодорожную линию северо-западнее Теруэля. С этого момента Теруэль уже не мог непосредственно получать подкре­пления в живой силе, боеприпасы и продовольствие.

Указанный маневр был проведен в рекордно короткие сроки и с ми­нимальными потерями (300 чело­век из 5 тысяч участвовавших в нем).

В результате была захвачена ши­рокая полоса местности глубиной до 10 километров и шириной до 20 километров, на которой были рас­положены четыре деревни и мно­жество укрепленных ферм.

Это оказалось возможным бла­годаря тому, что, согласно полу­ченному приказу, игнорировались возникавшие то тут, то там мелкие очаги сопротивления.

К вечеру 15 декабря, несмотря на все более обильный снегопад, фронт противника был прорван в трех местах и на трех направле­ниях; кроме того, двигавшиеся по сходящимся направлениям ко­лонны встретились и образовали севернее Теруэля новую внешнюю линию фронта.

16 декабря кольцо окружения сомкнулось.

17 декабря был ликвидирован Вильястарский выступ.

И началась в собственном смыс­ле слова осада города Теруэля, ку­да частично отступили попавшие в клещи республиканского наступле­ния войска мятежников, соединив­шись с гарнизоном под командова­нием полковника Доминго Рэя д'Аркура.

Последний имел под своим ко­мандованием 3171 пехотинца и сверх того тысячу артиллеристов, пулеметчиков, бойцов граждан­ской и штурмовой гвардии, солдат инженерных частей, связистов и не­сколько сот фалангистов, членов организации «Городское действие», до тех пор выполнявших полицей­ские функции.

18 декабря был взят пик Муэла-де-Теруэль высотой 1052 метра над уровнем моря и республиканцы до­стигли границ города, отныне осажденного.

20 декабря в итоге первой волны штурма республиканцы проникли в предместья Теруэля.

21 декабря пали последние очаги сопротивления, оставшиеся в тылу республиканцев внутри сомкнув­шегося кольца.

22 декабря жестокие бои разгоре­лись уже в самом городе и не зати­хали вплоть до 8 января.

В этот день сдался весь гарнизон во главе с полковником Доминго

72

Рэем д'Аркуром, у которого значи­тельно поубавилось спеси. А ведь всего лишь две недели назад, когда прибыл парламентер от республи­канского командования с белым флагом и пакетом для «командира мятежников», его высокомерно вы­проводили, причем полковник Рэй д'Аркур не только не соизволил вскрыть пакет, но даже самолично нацарапал на конверте следующую презрительную фразу:

Перелом в битве за Теруэль про­изошел к концу дня 22 декабря.

Действительно, начиная с 22 де­кабря две дивизии (получившие за­дание проникнуть в центр города), занимая улицу за улицей, здание за зданием, а нередко и этаж за эта­жом, овладели оборонительными позициями гарнизона.

Войска же, занявшие позиции на новой внешней линии фронта, от­били становившиеся все более частыми и мощными контратаки франкистских войск.

Отбили контратаки, предпри­нятые по личному приказу «генера­лиссимуса» Франко, 21 декабря срочно покинувшего свою ставку в Бургосе и прибывшего в Мединасели, где он созвал совещание с учас­тием генералов Саликета, Варелы, Ягуэ и Вигона, на котором было решено отменить запланированное наступление на Мадрид.

В своей книге «Вчера» франкист­ский генерал Мартинес де Кампос подробно рассказывает об этом дне, когда каудильо, «прибывший первым», в присутствии своих бли­жайших помощников подчеркнул «опасность проникновения против­ника севернее Теруэля» и свою ре­шимость положить этому конец. «Он ознакомил нас, — пишет Мар­тинес де Кампос, — с положением в городе [оказавшемся в окруже­нии — Ж. С], куда отступили части из окрестных гарнизонов... и сооб­щил об отсрочке наступления на Мадрид и переброске значитель­ной части войск, сосредоточенных для проведения мадридской опера­ции, в сектор Санта-Эулалия, к се­веру от Теруэля».

В этот момент, хотя впослед­ствии военное счастье и изменило республиканцам, им удалось избе­жать худшего.

Наступление на Мадрид не со­стоялось. И если Франко через год и три месяца вступит в столицу без единого выстрела, то это произой­дет по причине раскола в лагере республиканцев.

Тем не менее республиканцы до­казали свою жизнеспособность и вынудили Франко долгие месяцы сражаться не на Кастильском пла­то, а в других местах. Словом, от­казаться от своих первоначальных планов.

Пресса и радио Барселоны, Ва­ленсии и Мадрида наперебой вос­хищались героизмом бойцов, про­рвавших, несмотря на чудовищный холод, фронт противника и окру­живших гарнизон древнего города. И этим они всего-навсего воздава­ли им должное.

Но какой бы естественной ни ка­залась эта реакция, учитывая лет­ние неудачи, во всяком случае, до сих пор еще никогда не выплески­валась такая стихия эпитетов и пророчеств по радио и на страни­цах газет, пестревших броскими красными заголовками.

В один момент взятие Теруэля стало как для широкого обще­ственного мнения на территории, контролируемой республиканца­ми, так и для международной об­щественности событием не менее значительным, чем битва за Мад­рид.

И даже более значительным. По­скольку правительственные войска, как их тогда называли многие га­зеты, сумели не только оправиться после поражения на Севере, но и перейти в решительное наступле­ние.

И это наступление Франко не смог ни предвидеть, ни остановить.

Потому вполне естественно, что новый, 1938 год как на фронте, так и в тылу встречали с уверенностью в том, что он будет годом оконча­тельного возрождения республи­канской Испании. И ее победы.

А это немало значило в тот мо­мент, когда сторонники политики «умиротворения» и державы «оси» вновь рассчитывали на скорую по­беду Франко.

Не слишком вдаваясь в детали, что можно существенного сказать о различных аспектах этого сраже­ния, помимо того, что оно было первым мощным фронтальным ударом по мятежникам?

Следует остановиться на двух совпадающих по времени аспектах развития этого сражения.

Во-первых, штурм осажденного города.

Он начался 22 декабря и закон­чился, как мы уже говорили, 8 ян­варя 1938 года капитуляцией гар­низона Теруэля после редкостных по своей ожесточенности боев.

Суровые погодные условия прев­ратили эти три огненные, крова­вые недели в недели жестоких стра­даний для солдат обеих воюющих сторон, на которых обрушилась, застигнув их врасплох, волна холо­да, ведь большинство бойцов не имело зимнего обмундирования.

Во-вторых, тяжелые бои развер­нулись на новом участке, который выше был назван новой внешней ли­нией фронта.

В ходе этих боев франкисты, срочно перебросив с Мадридского фронта свежие части и военную технику и боеприпасы, попытались прийти на выручку осажденному гарнизону. Потерпев неудачу, они начали войну на истощение, что вынудило республиканцев напра­вить сюда из Центральной зоны V армейский корпус под командованием

73

Модесто, а также значи­тельное количество разного рода вооружения.

Окруженные франкистские вой­ска насчитывали около 4 тысяч солдат и офицеров. 21 декабря они заняли позиции вокруг массивных зданий, что позволило организо­вать эффективную систему обо­роны: оборудовать пулеметные точки и позиции, удобные для ме­тания гранат. Однако характер местности исключал, разумеется, применение артиллерийского огня.

Некоторые из этих зданий, как, например, казармы гражданской гвардии, монастырь св. Франциска, замок Бомбардера, башня Амбелес, электростанция и резиденция провинциальных властей, запирали подходы к старому городу.

С 22 декабря под напором республиканцев осажденные выну­ждены были оставить многие из этих зданий и отступить в старый город, где они укрепились в трех опорных пунктах. Речь идет о Се­минарии, казармах гражданской гвардии и монастыре св. Фран­циска, окруженных старинными строениями религиозного и свет­ского характера. Поскольку эти опорные пункты невозможно было взять при помощи легкого оружия, пришлось прибегнуть к минирова­нию и стрельбе прямой наводкой из артиллерийских орудий.

25 декабря утром, словно факел, запылала пехотная казарма, а зда­ние комендатуры, отель «Арагон» и казино подверглись артиллерий­скому обстрелу республиканцев; были введены в действие и танки.

В этот день каудильо направил генералу Давиле резкую по тону телеграмму с требованием прийти на помощь осажденному гарнизо­ну, дни которого отныне были соч­тены. Тон приказа был суровым: «Отсрочки и допустимые пределы превысили всякую меру».

26 декабря пала казарма граж­данской гвардии, загорелось зда­ние Испанского банка и был пред­принят штурм монастыря св. Тересы.

27 числа, когда была взорвана часть церкви Семинарии, ее защит­ники, укрывшись в развалинах, от­стреливались до самого вечера, в то время как свет от пламени, охва­тившего расположенный неподале­ку монастырь св. Тересы, озарял яростные ночные схватки.

28 декабря пал монастырь св. Клары. Осажденные оставили цер­ковь Семинарии, и особенно крово­пролитные бои с применением гра­нат развернулись под прикрытием нескольких расположенных вблизи зданий. Не раз осаждавшим, заняв первый и второй этажи этих до­мов, приходилось брать остальные штурмом.

Хотя положение осажденных стало к этому моменту не при­годным к обороне, командир гар­низона полковник Рэй д'Аркур пос­лал в ставку Франко телеграмму следующего содержания:

«Сражаемся среди развалин, но приложим последние усилия, что­бы спасти Теруэль».

На следующий день, 29 декабря, Рэй д'Аркур вновь подает сигнал тревоги: «Мы сопротивлялись, со­противляемся и будем сопротив­ляться до конца», в ответ на ко­торый генералы, пытавшиеся про­рвать новую внешнюю линию фрон­та республиканцев к северу от Теруэля, шлют ему послания вроде того, которое он получил от гене­рала Давиды:

«Мы вас спасем. Ваше освобож­дение — дело нескольких часов. Дер­житесь! Мы идем! Поднимайся, Испания!»

В этот момент Семинария уже превратилась в груду развалин, а в отеле «Арагон», неподалеку от комендатуры, где глава осажден­ных все еще отдавал приказания, вспыхнул сильный пожар.

Два дня спустя, 31 декабря, уже по зданию самой комендатуры бы­ло выпущено более тысячи снаря­дов.

В эти дни во франкистской газете «Нотисьеро де Сарагоса» Алонсо Беа писал:

«Казалось, развязка трагедии на­ступит с минуты на минуту... Ког­да после полудня канонада прекра­тилась, мы остолбенело смотрели друг на друга».

Эта внезапная тишина явилась предвестьем одного из тех присту­пов паники, которые на протяже­нии войны не раз возникали в лаге­ре республиканцев. Осаждавшие, которые уже почти одержали верх, узнав, что вражеские войска приближаются к Теруэлю, оставили все позиции, захваченные ими в городе.

В течение четырех часов в городе не было республиканских бойцов, а начавшийся сильный снегопад сде­лал рискованными всякие вспомо­гательные военные действия.

В ночь с 31 декабря 1937 года на 1 января 1938 года решался непос­редственный исход битвы, но про­тивник не сумел извлечь пользу из этого неожиданного изменения об­становки.

На рассвете те, кто бежал в пани­ке, возвратились на свои позиции и порядок был восстановлен благо­даря энергичным действиям офице­ров и политкомиссаров, спасших таким образом республиканские войска от катастрофы.

С этого момента судьба осаж­денных была в принципе решена.

Тем более что холода до минус двадцати градусов и вновь начав­шиеся сильные снегопады затормо­зили продвижение франкистских войск, которые в надежде повто­рить взятие Алькасара отправи­лись на помощь гарнизону Теруэля,

74

забывая в данном случае о том, какая глубокая пропасть отделяла лето 1936 года от зимы нового, 1938 года.

В обоих лагерях были тысячи и тысячи людей с «обмороженными руками и ногами».

Были моменты, когда холод практически парализовал действия моторизованных частей.

Грузовики и танки теряли управ­ление из-за гололеда на дорогах. Вода в радиаторах замерзала, и их разрывало, если моторы не работа­ли почти непрерывно.

Все это вызывало большие труд­ности не только для переброски войск и техники, но и для снабже­ния сражающихся продоволь­ствием.

Поэтому острая нехватка пищи и воды, замерзавшей в автоцистер­нах, в некоторые моменты стано­вилась предметом постоянных за­бот обеих действующих армий.

7 января полковник Доминго Рэй д'Аркур попросил руководителя Красного Креста в Теруэле войти в контакт с осаждающими и убедить их разрешить эвакуацию около 700 раненых и большого числа детей, женщин и больных стариков, ко­торых осажденные франкисты уво­дили с собой при каждом отходе.

Разрешение было тотчас получе­но.

Но это оказалось лишь началом.

Вечером 8 января политкомиссар XXII армейского корпуса Рамон Фарра Гассо прибыл в качестве парламентера к полковнику Рэю д'Аркуру и сообщил, что, если до полуночи его гарнизон не сдастся, его позиции будут взяты штурмом. Ответа не последовало.

Затем в тот же вечер Рэй д'Аркур попросил о встрече с командиром штурмовавших частей. Последний гарантировал жизнь как всем сдав­шимся солдатам, так и граждан­ским лицам.

Тогда мертвенно-бледный Рэй д'Аркур попросил разрешения пе­реговорить с командующим ар­мией Леванта полковником Сарабией и потребовал, чтобы в акте о капитуляции не упоминалось о сда­че комендатуры.

«Что касается гарантии сохране­ния жизни, то я в ней не нуждаюсь. Я прошу, чтобы меня расстреля­ли», — надменно добавил он.

После этого Рэй д'Аркур вернул­ся на свой командный пункт, где в присутствии двух республиканских офицеров подписал акт о сдаче гар­низона во главе с ним самим.

Следует отметить, что высшее франкистское командование долгое время смотрело на него как на предателя, хотя гарнизон сражался до последнего и ни в чем не нару­шил своего воинского долга.

Капитуляция теруэльского гар­низона и освобождение главного города провинции, хотя и стали крупным военно-политическим ко­зырем для республиканцев, сами по себе еще не являлись гарантией окончательного успеха. Сами об­стоятельства этого сражения, кото­рое Франко никак не предвидел, вынуждали последнего продол­жать его ввиду того значения, ко­торое оно приобрело.

Сдача гарнизона, окончательный отказ от наступления на Мадрид, который Народная армия навязала Франко, фактически представляли собой вызов.

Вызов, который он должен был принять, если не хотел потерять лица.

Одержать победу в этой битве стало для него столь же важным, как и для его противников.

Поэтому на следующий же день после кошмарного для Франко 8 января (события которого он никогда не простил полковнику Рэю д'Аркуру) были возобновлены контратаки на новую внешнюю ли­нию фронта, которые были начаты по его приказу 22 декабря.

Но для того, чтобы в свою оче­редь коренным образом изменить положение, сложившееся после по­беды республиканцев в Теруэле, «генералиссимус» должен был, од­нако, сосредоточить огромное ко­личество боевых средств.

Что бы ни произошло на втором этапе битвы за Теруэль, ее началь­ная фаза ознаменовалась успехом республиканцев.

В то время как правительства за­падноевропейских держав полага­ли, что Испанская республика уже, пожалуй, погибла или в лучшем случае переживает агонию, она су­мела вырвать стратегическую ини­циативу из рук Франко и его союз­ников — держав «оси».

Таким образом, республиканцы вышли победителями на первом этапе этого жестокого испытания.

Они вновь вдохнули надежду в тех, кто хотел сражаться.

Если некоторые англосаксонские историки рассматривают теруэльское сражение как один из факто­ров, определивших окончательное поражение республики в Испании, то мы, напротив, полагаем, что эта битва позволила пробить брешь в той атмосфере пессимизма и даже пораженческих настроений, кото­рую породили летние неудачи.

Она намного продлила сопротив­ление республиканских войск. Ведь никто не может сказать, что про­изошло бы, если бы Франко пред­принял в середине декабря наступ­ление на Мадрид, пустив в ход те мощные средства, которыми он располагал.

Таким образом, Теруэльское сра­жение стало новым и благоприят­ным поворотом в ходе войны.

И хотя вскоре республиканцы потерпели поражение в Арагоне, тем не менее мощное наступление франкистов на Валенсию и провин­цию Левант окончилось провалом.

75