Предисловие к русскому изданию

Отмените налоги, поддержите свободную торговлю, и тогда наши рабочие во всех сферах производства будут низведены, как в Европе, до уровня крепостных и нищих

Авраам Линкольн, шестнадцатый президент Соединенных Штатов Америки (1860-1865)

В Дирборне, штат Мичиган, наиболее квалифицированные инженеры компании Ford Motors, второго по объему производства изготовителя автомобилей в мире, работают перед многочисленными экранами компьютеров. Они без труда демонстрируют симбиоз человека и машины. Разработчик шасси делает пометки электронным пером на чертежном поле своего рабочего стола. Быстрое касание здесь, линия там, и он видит на своем мониторе очертания новой модели "форда", которая, вероятно, вскоре будет привлекать внимание покупателей в выставочных залах по всему миру. Вдруг из неприметного громкоговорителя рядом с монитором раздается бесцветный анонимный голос: "Мне нравится, но что, если мы сделаем это вот так?". И эскиз автомобиля на экране меняется, словно по мановению некоей призрачной руки, становясь чуть закругленнее сверху и еще элегантнее по бокам.

Невидимый помощник сидит в Кёльне, в европейской штаб-квартире Ford. Одновременно или посменно сотрудники германского отделения работают со своими коллегами из Дирборна над одними и теми же проектами. Они соединяют воедино европейские, американские и японские идеи и визуальные образы. Повсюду установлены компьютеры Silicon Graphics: пять лабораторий на разных континентах образуют единое глобальное автомобильное конструкторское бюро, в котором все виртуальные испытания столкновением и аэродинамические расчеты для каждой модели должны проводиться совместно.

Проектирование с помощью видео- и компьютерной связи через океаны и часовые пояса часть самой радикальной реорганизации из всех, когда-либо проводившихся в корпорации Ford. С начала 1995 года региональные отделения больше не разрабатывают собственных моделей, и готовые проекты одного отделения больше не переделываются другим и не дорабатываются третьим. Вместо этого шеф Ford Алекс Троттмен приказал слить прежние региональные корпорации в две более крупные единицы, одна из которых должна была обслуживать рынок в Европе и Соединенных Штатах, а другая - в Азии и Латинской Америке. Внедрение новейшей компьютерной технологии, еще недавно казавшееся долгим и хлопотным занятием, теперь распахивает ворота перед всемирно интегрированной корпоративной машиной. При проектировании, закупках и сбыте Ford стремится избежать любого дублирования в работе путем перевода работы подразделений, включая наиболее отдаленные провинциальные филиалы, в режим он-лайн. Результатом являются "глобальные машины" - свидетельство того, что Ford опять устанавливает мировой стандарт наиболее эффективного производства автомобилей. Эти нововведения сокращают затраты на миллиарды долларов и, вероятно, делают ненужными несколько тысяч высококвалифицированных и высокооплачиваемых менеджеров, инженеров и продавцов. При создании последней продаваемой во всем мире модели, "мондео", конструкторам фирмы для завершения проекта потребовалось два месяца и двадцать международных рабочих совещаний. Что же касается новейшей модели, "тауруса", то понадобилось всего лишь пятнадцать рабочих дней и три контрольных заседания, прежде чем правление дало "зеленый свет" на запуск в производство, - скачок эффективности более чем на 100 процентов [I].

"Революция на "Форде"" (определение "Экономист") произошла не под давлением финансового кризиса; в 1994 году, например, корпорация заработала прибыль в 6 миллиардов долларов. Троттмен и его руководящие кадры просто используют возможности самой современной сетевой технологии, и все остальные последуют за ними, и не только в автомобилестроении.

Сектор за сектором, профессия за профессией, мир труда действительно революционизируется, и вряд ли кто-нибудь останется от этого в стороне. Политики и экономисты тщетно ищут замену рабочим местам "синих воротничков", ликвидируемым на верфях Vulkan, в авиационных ангарах Dasa или на сборочных линиях Volkswagen. Боязнь избыточности давно поселилась в офисах "белых воротничков" и распространяется на секторы экономики, прежде бывшие наиболее защищенными. Занятие на всю жизнь уступает место случайной работе, и люди, еще вчера полагавшие, что карьера им гарантирована, обнаруживают, что их квалификация превратилась вдруг в бесполезные знания.

Так, трудные времена ожидают почти миллион служащих банков и страховых компаний Германии. Коль скоро бизнес в мире финансов вступил в конкуренцию открытых границ, их персоналу предстоит будущее, полное невзгод, прежде выпадавших на долю только работников текстильной промышленности. Его первыми ласточками стали банкоматы и автоматизированные устройства, печатающие выписки со счетов. Сейчас американские и японские банки, страховые компании и инвестиционные фонды борются за вкладчиков и заемщиков на европейском и особенно германском рынках. Например, American Express с 1995 года предлагает жиросчета с более высоким процентом, чем сберегательные, без указания срока снятия денег. Клиенты могут круглосуточно делать любые распоряжения по телефону или через персональный компьютер, за несколько минут конвертировать сбережения в более доходные инвестиции и даже заказывать доставку наличных на дом. Fidelity Investments, крупнейший в мире фонд с головным офисом в Бостоне, штат Массачусетс, продает ценные бумаги по телефону по всему Европейскому Союзу из своего филиала в Люксембурге. Эта рыночная стратегия переворачивает традиционные структуры банковской индустрии с ног на голову. Густые сети филиалов, близость которых к клиентам ранее была преимуществом, стали чрезмерной роскошью и обузой с точки зрения конкурентоспособности. Все крупные финансовые учреждения Германии наряду с дочерними компаниями, такими как Bank 24 или Advance Bank, за которыми стоят Deutsche Bank и Vereinsbank, переходят на телекоммуникационный бизнес. За подготовительным периодом в ближайшие годы последует резкое сокращение числа отделений.

Из этого следует, что банковский персонал с высшим образованием, специальной подготовкой и соразмерно высокими окладами будет востребован все в меньших и меньших количествах. Традиционный образ дружелюбного, высокооплачиваемого банковского служащего, живущего рядом, уже по большей части отошел в прошлое. К примеру, в VB-Dialog, филиале баварского Vereinsbank, коллективный тарифный договор, согласованный с профсоюзами, больше не применяется. Вместо обычных 23-30 марок в час сотрудники получают всего 16, немногим больше дворников. Крупный мюнхенский банк экономит на выплачиваемых новым сотрудникам отпускных и деньгах к Рождеству и требует, чтобы персонал был готов работать в любое время дня и ночи, включая выходные, без добавочной платы. В аналогичной ситуации оказались высококвалифицированные эксперты, обслуживающие богатых и корпоративных клиентов, и те, кто жонглирует миллионами марок в электронном пространстве мирового финансового рынка. Уже пять крупнейших германских финансовых домов куплены инвестиционными банками Лондона, где и заключают большинство сделок с ведущими клиентами. Шансы немцев получить работу в Kleinwort Benson (Dresdner Bank) или Morgan Grenfell (Deutsche Bank), даже если они хотят перейти из германского в британское отделение своего банка, невелики. Тамошние работодатели предпочитают полагаться на британскую рабочую силу.

Американские финансовые профессионалы из Вашингтона и Нью-Йорка высмеивают то, что им в банковской системе Европы кажется устаревшим, неэффективным и, главное, нерентабельным. "Швейцарские банкиры, - поясняет один ведущий управляющий фондом на Уолл-стрит, - выросли в другом мире. Эти люди упустят свой шанс, если у нас инвесторы будут получать 30 процентов годовых по сравнению с 2-3 процентами, предлагаемыми швейцарскими банками". Многие крупные американские спекулянты убеждены, что через несколько лет в их высокорискованные фонды потекут миллиарды от прежде осторожных немцев, швейцарцев и австрийцев. Один инсайдер описывает эту стратегию довольно выразительно: "Когда мы откроем высокодоходное отделение в Цюрихе на Банхофштрассе, швейцарские клиенты будут поначалу воротить нос и смотреть на нас с подозрением. Но когда их более смелый сосед прикатит на "порше", купленном после нескольких лет капиталовложений в наш филиал, положение быстро начнет меняться".

В результате наступят тяжелые времена. "Банки - это сталелитейная промышленность девяностых", - предрекает Ульрих Картельери, член совета директоров Deutsche Bank [2]. Исследователи рынка из консалтинговой фирмы Coopers & Lybrand пришли к выводу, что это не преувеличение. В своем исследовании планов 50 ведущих банков мира они прогнозируют, что половина всех тех, кто в настоящее время занят в финансовом бизнесе, в течение следующих десяти лет лишится работы. Применительно к германскому финансовому сектору это означает потерю полумиллиона хорошо оплачиваемых рабочих мест [З].

То, что еще только начинается в банках и страховых компаниях, уже поглотило сектор, который, как считалось, был на подъеме, - индустрию программного обеспечения. Несмотря на то, что свыше 30 000 молодых людей осенью 1996 года все еще изучали в немецких университетах компьютерные науки, представляется, что у большого числа подающих надежды экспертов по компьютерам будет мало шансов найти что-либо подходящее на рынке труда. Программисты калифорнийской Силиконовой долины уже узнали, как быстро могут обесцениться их знания. Десять лет назад главные плановики таких компаний, как Hewlett-Packard, Motorola и IBM, начали нанимать новых специалистов из Индии на пониженные ставки оплаты труда. Одно время они фрахтовали целые самолеты для доставки особо ценных временных работников. Они называли это "покупкой мозгов". Поначалу местные эксперты по программному обеспечению отказывались смириться с дешевой конкуренцией, и правительство их в этом поддерживало, выдавая визу только в исключительных случаях.

Но это мало помогло американским разработчикам программных продуктов. Многие фирмы, не мудрствуя лукаво, переместили свои основные мощности по обработке данных прямо в Индию. Ее правительство предоставило им за бесценок всю необходимую инфраструктуру - от просторных лабораторий с кондиционерами до спутниковой связи в десяти специально оборудованных зонах. За несколько лет "электронный город" Бангалор, административный центр с населением в несколько миллионов на плоскогорье Декан, добился всемирной славы. Siemens, Compaq, Texas Instruments, Toshiba, Microsoft и Lotus - словом, все глобальные игроки компьютерного сектора открыли там свои филиалы либо поручили проектные работы местным субподрядчикам. Всего в индустрии программного обеспечения этого субконтинента в настоящее время занято 120 000 выпускников университетов Мадраса, Ныо-Дели и Бомбея, которые в 1995 году принесли своим компаниям свыше 1,2 миллиарда долларов прибыли, две трети которых были выручены от экспорта их услуг [4]. В то же время бум увеличил в четыре раза число автомобилей на улицах Бангалора, сделав тамошний воздух непригодным для дыхания, а массовая бедность, которую этот бум отнюдь не ликвидировал, тяготит. В результате город опять приходит в упадок: кузнецы программного обеспечения перебираются в другие места, с недавних пор отдавая предпочтение Пуне.

Через десять лет после начала безобидной на первый взгляд перевозки работников из Индии в Калифорнию ситуация в очагах возникновения компьютерной индустрии в Соединенных Штатах, Западной Европе и Японии уже совсем не та, что прежде. В Германии одни только три гиганта - IBM, Digital Equipment и Siemens-Nixdorf - по ряду причин, одной из которых является создание ими своих отделений в Бангалоре, сократили с 1991 года более 10 000 рабочих мест. Тем же самым специальным предложением на другом конце планеты воспользовались многие другие компании, которым приходится обрабатывать огромные массивы данных. Swissair, British Airways и Lufthansa передали большую часть своих заказов индийским субподрядчикам, a Deutsche Bank поручил своему отделению в Бангалоре разработку и сопровождение* компьютерных систем для использования в его зарубежных филиалах. Помимо того, индусы разработали логистику для контейнерных причалов в Бремерхафене и налоговые программы для гамбургской компании Intercope, создающей собственную телекоммуникационную сеть. Мотивы этой экспансии в Индию всегда одни и те же: тамошние работники получили хорошее образование в англоязычных университетах и при этом обходятся лишь в часть того, что получают их северные коллеги. Ганнес Крюммер, представитель Swissair, выдал хлесткую формулу электронного похода на Индию: "Мы можем нанять трех индусов по цене одного швейцарца". Известно, что перенос только части бухгалтерских операций Swissair привел к ликвидации в Цюрихе 120 рабочих мест и обеспечил экономию в 8 миллионов франков в год [5].

И это только начало. С 1990 года рынок подвергается давлению со стороны примерно миллиона высококвалифицированных компьютерщиков из России и Восточной Европы. Одна фирма в Минске уже выполняет через спутник трудоемкие работы по сопровождению для IBM Deutschland. Германская компания Software AG пользуется услугами программистов из Риги, a Debis, дочерняя фирма Daimler-Benz, заказывает программы в Санкт-Петербурге. "То, что предлагается там, даже лучше, чем в Индии", - говорит глава Debis Карл-Хайнц Ахингер. Рене Иоттен, эксперт Siemens по Индии, согласен с ним: издержки в Бангалоре уже слишком высоки, и "мы подумываем о том, чтобы вскоре перебраться куда-нибудь в другое место".

Тем временем у старательных и непритязательных программистов на Востоке и Юге появляется еще более дешевый конкурент, бороться с которым они не в силах, - их коллега-компьютер. Знатоки компьютерной индустрии, такие, как Карл Шмитц из Общества технологических консультаций и разработки систем, считают низкооплачиваемую работу на компьютере "преходящим явлением". Готовые модули программного обеспечения и новые языки программирования скоро сделают почти всю деятельность такого рода ненужной; машины будущего позволят одному программисту работать за сотню нынешних. Безжалостный прогноз для профессии, которая до недавних пор считалась одной из самых передовых [6]. Если Шмитц прав, то от сегодняшних 200 000 рабочих мест в германской индустрии программного обеспечения останется всего 2000.

Пока еще у компьютерных экспертов есть основания надеяться, что спрос на них будет расти. Телефонные компании всего мира сосредоточивают усилия на создании высокопроизводительных сетей, информационные супермагистрали которых будут, в свою очередь, оптимизировать бизнес-процессы посредством мультимедийных приложений. Написание прикладных программ по-прежнему остается трудоемким занятием, и в 1995 году германские производители программных продуктов вновь увеличили штат своих сотрудников. Но надвигающийся Интернет-бум будет сопровождаться исчезновением множества других сервисных рабочих мест в киберпространстве. Архивариусы и библиотекари, сотрудники бюро путешествий, работники розничной торговли, персонал региональных газет и бюллетеней с объявлениями - все они станут ненужными. Когда у большинства семей будет персональный компьютер и модем, покупатели смогут в считанные минуты выбирать товары из всемирного ассортимента, даже не выходя из дома, большие секторы рынка труда просто перестанут существовать.

Миллионы, принесенные в жертву мировому рынку

Перемещение производства в более благоприятные зоны, упрощение его структуры, массовые увольнения - все это говорит о том, что высокопроизводительная и высокотехнологичная экономика оставляет обществу всеобщего благоденствия все меньше рабочих мест и делает его потребителей лишними людьми. Назревает экономическое и социальное потрясение неслыханных масштабов. Везде, где товары или услуги свободно продаются через границы, - в производстве автомобилей или компьютеров, химии или электронике, телекоммуникациях или почте, розничной торговле или финансах, - работников неотвратимо засасывает трясина обесценивания труда и рационализации. Всего за три года, с 1991 по 1994, число рабочих мест в западногерманской промышленности сократилось более чем на миллион [7]. И это при том, что в Германии дела обстоят сравнительно неплохо. В других странах ОЭСР, организации 23 богатых индустриальных государств и 5 их более бедных соседей, число хорошо оплачиваемых рабочих мест сокращается еще быстрее [8]. Сейчас, в 1996 году, в странах ОЭСР безуспешно ищут работу уже свыше 40 миллионов человек. Во всех наиболее экономически развитых странах мира - от Соединенных Штатов до Австралии, от Великобритании до Японии- массовое процветание быстро исчезает.

Ощущение, что времена изменились, возникает даже у тех, кто в силу своей профессии пишет об упадке, для кого плохие новости всегда "хорошие новости": журналисты и документалисты, исследователи и главные редакторы также подвергаются сильному давлению мира титтитейнмента. Все меньшее число занятых в масс-медиа выдает все больше материалов все более быстрыми темпами. Молодые журналисты больше не могут и мечтать о постоянной работе с щедрой оплатой накладных расходов во флагманах печатных СМИ и общественного телевидения. То, что прежде было стандартной практикой в "Шпигеле" или "Штерне", на WDR* или Баварском радио, ныне является прерогативой сотрудников с большим стажем и немногих молодых звезд, тогда как тем, кто только начинает свою карьеру, приходится довольствоваться ненадежными контрактами с фиксированной ставкой или жалкой построчной оплатой. Даже книгоиздатели и солидные производители фильмов и видеопродукции прибегают к дешевому труду. Процветающие издательства нанимают новичков крайне неохотно: неизвестно, что еще случится в секторе, и так уже изрядно пострадавшем от роста цен на бумагу и ослабления читательского интереса.

Не за горами колоссальная избыточность и в тех секторах, которые еще недавно обещали своим сотрудникам работу до ухода на пенсию независимо от превратностей мировой экономики. Угроза массового снижения занятости существует не только в банковском и страховом деле, но и в телекоммуникациях, на авиалиниях и в сфере общественных услуг. Если в каждой отрасли равняться на эффективность мирового лидера оценивать будущие потери рабочих мест в немецких или других европейских компаниях, исходя из этого критерия, то есть основания полагать, что по всей Европе скоро начнутся массовые увольнения. Германия и Европейский Союз представляют собой богатую добычу для голодных волков глобальной конкуренции.

Конца резкому сокращению рабочих мест не видно. Напротив, изучив обзоры, подготовленные Всемирным банком, ОЭСP и Глобальным институтом Маккинси (исследовательской группой лидера мирового рынка в сфере бизнес-консалтинга), а также многочисленные отчеты компаний и торгового сектора, авторы этой книги пришли к заключению, что в ближайшие годы еще 15 миллионам "белых" и "синих воротничков" стран Европейского Союза придется опасаться за свою работу на полную ставку. Это почти равняется числу безработных, зарегистрированных летом 1996 года.

В одной только Германии число уже находящихся под угрозой рабочих мест превышает 4 миллиона. Нынешний уровень безработицы, возможно, более чем удвоится, поднявшись в Германии от 9,7 до 21, а в Австрии от 7,3 до 18 процентов. Вероятно также, что ситуация будет несколько иной: считается, что многие ликвидированные постоянные рабочие места будут заменены местами с неполным рабочим днем, временной работой по вызову и различными формами низкооплачиваемого найма. Тем не менее доходы в этом новом мире труда, в котором миллионы временных работников будут переводиться с одной краткосрочной работы на другую, станут заметно ниже, чем при нынешней тарифной системе. Общество 20:80 приближается.

Последствия этого ощущают даже те, кто еще не боится потерять работу. Неуверенность и страх перед будущим охватывают все большее число людей, социальная структура распадается. Однако те, кто несет за это ответственность, в большинстве своем ее за собой не признают. Правительства и советы директоров компаний притворяются беспомощными и заявляют о своей невиновности. Избирателям, рабочим и служащим говорят, что немыслимые до недавних пор массовые увольнения- результат неизбежных "структурных преобразований". Так, например, Мартин Бангеманн, отвечающий в Комиссии Европейского Союза за экономику, полагает, что при сохранении заработков на высоком уровне у массового производства в Западной Европе нет будущего: "Китай и Вьетнам уже наготове как конкуренты, чьи расходы по зарплате низки настолько, что превзойти их в этом отношении вряд ли возможно" [9]. А газета менеджеров "Уолл-стрит джорнэл" отмечает, что "конкуренция в жестокой глобальной экономике создает глобальный рынок труда. Надежных рабочих мест больше нет" (10).

Те, кто выигрывает от экономики открытых границ, рады интерпретировать данный кризис как некий естественный процесс. "Конкуренция в глобальной деревне подобна приливу, избежать ее не может никто", - заявил в 1993 году тогдашний глава Daimler-Benz Эдвард Ройтер [II]. Спустя три года, ознаменовавшиеся ликвидацией в Германии миллиона рабочих мест, босс Siemens Генрих фон Пьерер повторяет это известие чуть ли не дословно: "Ветер конкуренции перешел в шторм, настоящий же ураган у нас еще впереди" (12). Однако экономическая интеграция через границы не соответствует ни законам природы, ни технологическому прогрессу, не допускающему никакой альтернативы. Скорее, это результат политики правительств, сознательно проводившейся в индустриальных странах Запада на протяжении десятилетий и проводимой там и по сей день.

Путь к глобальной экономике начался еще тогда, когда Европе приходилось преодолевать последствия второй мировой войны. В 1948 году Соединенные Штаты и Западная Европа заключили Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ), впервые установившее общий международный режим торговли между государствами-участниками. Пройдя в общей сложности через восемь раундов переговоров, зачастую длившихся по нескольку лет, члены ГАТТ постоянно снижали таможенные тарифы. Сегодня эти тарифы находятся на столь низком уровне, что вряд ли играют сколько-нибудь существенную роль в торговле-между развитыми странами. С тех пор как в Женеве в начале 1994 года была основана Всемирная торговая организация (ВТО), преемница ГАТТ, правительства торгуются уже не из-за таможенных ограничений, а из-за таких барьеров на пути торговли, как, например, государственные монополии или технические стандарты.

Последствия увеличивающейся свободы торговли поразительны. В течение четырех десятилетий мировая торговля товарами и услугами росла быстрее, чем производство, и с 1985 года темп ее роста превышает тот же показатель для общего объема продукции в два раза. В 1995 году уже пятая часть зарегистрированных в мире товаров и услуг продавалась поверх границ (13).

Долгое время граждане индустриально развитых стран могли быть уверены, что экономическая интеграция способствует росту их благосостояния. Но в конце 1970-х эпохальный сдвиг в экономической политике Западной Европы и Соединенных Штатов начал усиленно продвигать мировую экономику в новое измерение. Со времен войны большинство индустриальных стран следовало принципам, разработанным британским экономистом Джоном Мэйнардом Кейнсом в ответ на экономическую катастрофу межвоенного периода. В своей теории Кейнс отвел государству роль главного финансового инвестора национальных экономик, из чего следовало, что бюджет можно использовать как средство интервенции, чтобы устранять любую тенденцию к недостаточному использованию ресурсов и дефляции. Предполагалось, что при экономическом спаде государственное инвестирование должно подстегивать спрос и тем самым предотвращать кризис роста, а при подъеме должно обеспечиваться погашение возникшего в предшествующий период государственного долга за счет увеличения налоговых поступлений и предотвращение инфляционного бума. Многие правительства, помимо того, поддерживали те отрасли промышленности, которые, согласно ожиданиям, должны были обеспечить быстрый рост и спрос на рабочую силу. Но имевшие место в 1973 и 1979 годах потрясения в связи с резким изменением цен на нефть изрядно пошатнули эту доктрину. Во многих случаях правительства больше не могли удерживать дефицит и инфляцию под контролем. Поддерживать фиксированные курсы валют было невозможно.

После побед консерваторов на выборах в Великобритании и США в 1979 и 1980 годах соответственно политики стали руководствоваться совершенно другой экономической догмой - так называемым неолиберализмом, или монетаризмом, среди сторонников которого можно выделить советника Рейгана Мильтона Фридмена и наставника Тэтчер Фридриха-Августа фон Хайека. Согласно этим теоретикам, государство должно быть не более чем "ночным сторожем", который следит за порядком, и чем больше у частного бизнеса свободы в вопросах инвестиций и найма, тем выше темпы роста и всеобщее благосостояние. Отталкиваясь от этих принципов, преимущественно "неолиберальные" правительства Запада в 80-е годы начали своего рода борьбу за дело капитала. Они устранили механизмы контроля во многих областях и резко снизили возможность государственного вмешательства, прибегнув к торговым санкциям и иным средствам давления, чтобы заставить несговорчивые страны-партнеры следовать тем же курсом.

Стратегическим инструментом экономической политики Европы и Америки и краеугольным камнем их государственной идеологии стали дерегулирование, либерализация и приватизация. Правящие в Лондоне и Вашингтоне радикально настроенные приверженцы свободного рынка возвели закон спроса и предложения в наилучший из всех возможных принципов порядка. Дальнейшее освобождение торговли стало самоцелью, не подвергаемой сомнению. Распространение этого процесса на международный валютный обмен и перемещение капиталов стало наиболее радикальной атакой на экономические основы западных демократий, не встретившей сколько-нибудь достойного сопротивления.

Вскоре стало ясно, кому отныне придется взять на себя риски рынка. В Западной Европе и Соединенных Штатах компании всех типов и размеров столкнулись с конкуренцией со стороны стран с низким уровнем зарплаты, особенно в трудоемких секторах, где значительная часть рабочей силы не имела никакой или относительно низкую квалификацию. Производство мебели, текстиля, обуви, часов или игрушек могло в будущем оставаться рентабельным только при условии существенной автоматизации или перевода за границу. Одновременно когорта лидеров мирового рынка пополнилась новым индустриальным государством - Японией, агрессивно дешевая продукция которой тоже стала оказывать изрядное давление на их промышленность. Поначалу старый Запад отвечал на это защитными таможенными тарифами или навязывал торговым партнерам надуманные произвольные ограничения на импорт их продукции. Но сторонники свободной торговли всегда оказывались сильнее политически и идеологически. Они жаловались, что такой протекционизм стоит на пути техноло- гического прогресса, и было решено, что бальшая часть защитных мер должна быть ограничена по времени.

"Прочь от трудоемкого массового производства, вперед- к высокотехнологичному производству и обществу бытового обслуживания" - ожидалось, что данный рецепт залечит раны, нанесенные международной конкуренцией и автоматизацией. Этим надеждам не суждено было сбыться. Несмотря на устойчивый рост, все больше людей во всех странах ОЭСР, кроме Японии, уже не могли найти высокооплачиваемую работу.