Предисловие составителя



бет7/52
Дата20.07.2016
өлшемі4 Mb.
#211890
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   52

«Хроника Ливонии» Германа фон Вартберге, капеллана Тевтонского ордена {составленная значительно позднее интересующих нас событий}, из которой взяты приведённые выше годы деятельности ливонских магистров, ничем помочь в данном вопросе не может: автор её почему-то относит немецкое вторжение во владения Господина Великого Новгорода к более раннему времени.

Но сохранились и другие немецкие хроники, из которых наиболее содержательна «Старшая ливонская Рифмованная хроника», написанная в последнее десятилетие XIII в., все прочие {«Хроника Тевтонского ордена», «История Ливонии» Иогана Реннера и «Хроника Ливонии» Бальтазара Руссова} восходят к ней. Однако и в «Рифмованной хронике» руководитель похода на Русь по имени не назван, похоже, что автор и не знает этого имени. Хотя в начале хроники, при описании взятия немцами Изборска, он и упоминает о каком-то безымянном магистре, в дальнейшем даже и звание «магистр» опускается. Командование рыцарями рисуется безличными предложениями типа «было приказано». Кем приказано, неясно. Поскольку другие хронисты, как я уже говорил, брали за основу «Рифмованную хронику», то и они не проясняют ситуацию. Остаётся предполагать, что нападением на Изборск {1240} и Псков руководил «вечный зам» Дитрих Гронингемский. Он же, очевидно, и воздвиг немецкую крепость у русского погоста Копорье {1241}. Кстати, с именем этой, в дальнейшем русской, крепости связано название растения кипрей (иван-чай). Похоже, что ещё в глубокой древности копорцы приохотились заваривать листья этого растения, позднее копорский чай фигурировал в качестве подделки под более дорогой настоящий. Покончив с лирическим отступлением, вычислим, что в Ледовом побоище Александру должен был противостоять магистр Андрей Фельфенский или, в крайнем случае, тот же Дитрих Гронингемский. Однако неосведомлённость немецких хронистов, которые и сами гадают о личности предводителя {фон Вартберге называет Волквина, а «Хроники Тевтонского ордена» того же Балка — «бесценные» сведения для историй с привидениями}, молчаливо красноречива: захват Пскова вовсе не был проявлением какой-то плодотворной страгеческой идеи в дебюте предстоящего крестового похода на восток, а являлся, скорее всего, проявлением частной поддержки некоторых немецких деятелей {епископа Генриха, несомненно, а возможно, и Дитриха Гроннингемского} устремлений князя-изгнанника Ярослава Владимировича.

Причиной войны с Новгородом немецкие хронисты единодушно называют притеснения, которые изведал от русских дерптский епископ Герман, причём лишь Бальтазар Руссов мимоходом упоминает {в порядке объяснения притязаний новгородцев}, что Дерпт был ранее русским городом Юрьевым, захваченным рыцарями. Столь же единодушно причиной войны русские летописцы считают действия упомянутого епископа и его посягательства на исконные новгородские земли.

О взятии немцами Изборска и Пскова сообщает в своей хронике, составленной значительно позднее интересующих нас событий, капеллан ордена.

«Затем [он] приступом взял у русских замок Изборск [16 сентября 1240]. Русские, вернее псковичи, сожгли свой город и подчинились ему. А тот магистр оставил там двух братьев-рыцарей с небольшими силами для береженья замка и для того, чтобы увеличилось число обращаемых в католичество. Но новгородцы этих упомянутых оставленных братьев-рыцарей с их слугами внезапно изгнали [март 1242]» («Хроника Ливонии» Германа фон Вартберге). Что касается поджога псковитянами посада в 1240 г., то более авторитетная «Рифмованная хроника» умалчивает об этом, зато сообщает, что псковичи сожгли свой посад и укрылись в Кремле во время другого набега рыцарей на Псков в 1269 г., очевидно, Вартберге объединил эти события. Ничего более о событиях 1240-42 гг. Герман фон Вартберге не сообщает. Правление ливонского магистра Андрея Фельфенского он удостоил практически одной, не имеющей отношения к рассматриваемому вопросу, фразой: «В его время эзельцы отложились от веры и избили христианский народ вместе с бывшим на лицо духовенством, причем преосвященный Генрих, их епископ, едва избежал смерти». Похоже, мятеж эзельцев {жителей остова Саарема} обеспокоил немцев больше, чем поражение от Александра Невского на Чудском озере.

Русские летописи, из которых самой авторитетной является Новгородская первая летопись {в дальнейшем НПЛ}, дополняют сообщения немецких хроник о ливонской войне. О времени составления статей 1240-1242 гг. среди исследователей существует две точки зрения. По традиционному взгляду, они были написаны современником вскоре после описываемых событий. Недавно Б.М.Клосс показал, что статьи 1230-х – 1260-х гг. имеют стилистическое единство и созданы в 1260-х гг. Изложение событий на основании НПЛ соответствует нижеследующему.

«15 июля 1240 года Александр Ярославич разбил шведов на Неве. Почти через 2 месяца после этого, в 1-й половине сентября 1240 г. объединенная армии дерптского епископа Германа, Ордена и эстонских датчан вторглась на территорию Псковской земли. С ними шел отряд русского князя-изгнанника Ярослава Владимировича. Они захватили Изборск. Псковичи собрали войско, но были разбиты 16 сентября под Изборском и бежали, потеряв 600-800 убитых. Их военачальник Гаврила Гориславич погиб. Немцы заняли и сожгли посад Пскова, неделю безрезультатно осаждали сам город. При опустошении окрестностей они захватили семьи многих псковских аристократов, а затем отошли от города. Начались переговоры. Пронемецкая партия Твердилы Иванковича и наличие в руках у немцев заложников привели к капитуляции города. Проновгородская знать бежала в Новгород. Видимо, в это время епископ и ливонские братья-рыцари получили от Ярослава {естественно, Владимировича} грамоту о передаче им прав на Псков и его земли. В городе остался отряд кнехтов, возглавлемый двумя братьями-рыцарями с полномочиями фогтов. Они управляли Псковом вместе с группировкой Твердилы. Основные силы ливонцев ушли домой. Из Пскова был предпринят набег на пограничные новгородские села…

В эту же зиму {1240-41 гг.} войска Ордена захватили Водскую землю и основали крепость в погосте Копорье. При этом они привлекли на свою сторону какую-то часть вожан, недовольных Новгородом. Оттуда немецы (видимо, орденские) атаковали верховья бассейна Луги, захватили Тесов на р.Оредж. Они действовали в 30 верстах от Новгорода, грабили купцов, доходили до погоста Сабля. Последний обычно помещают в верховьях р. Луги, хотя географические названия с корнем "саб"/"сяб" встречаются также в средней части бассейна этой реки…

Затем последовал новый набег по Луге немцев, эстонцев и литовцев. Набеги по Луге привели к срыву там посевной кампании. В то же время немцы не пытались закрепиться здесь, но ограничивались опустошениями. Текст НПЛ допускает толкование, что литовцы пришли вместе с немцами. Не ясно, кем они были, союзниками или изгнанниками, укрывшимися в Ливонии. Последнее более вероятно, так как в источниках отмечается появление литовских изгнанников в Риге в 1240-1250-х гг… Если литовцы на Луге были изгнанниками, то их присутствие указывает на отправку эстонским немцам подкреплений с территории нынешней Латвии. Там обычно находились литовские изгнанники» (Д. Шкрабо).

При таких-то обстоятельствах новгородцы и послали к Ярославу просить князя. Ярослав прислал им сына Андрея. Но новгородцы рассудили, что только Александр может их выручить, и отправили с просьбой к нему владыку Спиридона.

После долгих переговоров Александр со своими дружинниками снова появился в Новгороде. На севере немцы так и не смогли реализовать свои радужные планы относительно Карелии и Ижоры. Летом или осенью 1241 г. Александр с армией из новгородцев, ладожан, карел и ижорцев захватил и разрушил немецкую крепость в Копорье. По летописи он, милостиво обращаясь с пленниками, перевешал, однако, изменивших Новгороду вожан и чудь {«Немци приведе в Новгородъ, а инехъ пусти по своеи воли; а Вожанъ и Чюдцю переветникы извеша» (НПЛ)}.

Ярослав прислал на помощь Александру войска, возглавляемые своим вторым сыном Андреем. Это была армия Владимиро-Суздальской (Низовой в новгородской терминологии) земли, а не просто дружина Андрея. Об этом говорит то, что военачальник Кербет был великокняжеским наместником в Дмитрове {в 1245 г., а может и ранее}. Войска Александра подошли к Пскову, в котором к тому времени царило недовольство немцами, и овладели им. Гарнизон был изгнан или, что более вероятно, пленен: в Новгород были отправлены в оковах два немецких наместника Пскова. К армии Александра присоединились псковские войска. Затем русские вторглись в Эстонию и начали ее опустошать, при этом сторожевой отряд Кербета и Домаша Твердиславича нарвался на превосходящие силы немцев и был разбит.

«И яко быша на земли, пусти полкъ всь в зажития; а Домашь Твердиславичьи Кербетъ быша в розгоне, и усретоша я Немци и Чюдь у моста и бишася ту; и убиша ту Домаша, брата посаднича, мужа честна, и инехъ с нимь избиша, а инехъ руками изъимаша, а инии к князю прибегоша в полкъ; князь же въспятися на озеро, Немци же и Чюдь поидоша по нихъ. Узревь же князь Олександръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьскомь озере, на Узмени, у Воронея камени; и наехаша на полкъ Немци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозе полкъ, и бысть сеча ту велика Немцемь и Чюди. Бог же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глеба, еюже ради новгородци кровь свою прольяша, техъ святыхъ великыми молитвами пособи бог князю Александру; а Немци ту падоша, а Чюдь даша плеща; и, гоняче, биша ихъ на 7-ми верстъ по льду до Суболичьского берега; и паде Чюди бещисла, а Немець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новгородъ. А бишася месяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, в суботу. Того же лета Немци прислаша с поклономь: "безъ княззя что есмы зашли Водь, Лугу, Пльсковъ, Лотыголу мечем, того ся всего отступаемъ; а что есмы изъимали мужии вашихъ, а теми ся розменимъ: мы ваши пустимъ, а вы наши пустите"; и таль пльсковскую {псковские заложники, о которых говорилось выше} пустиша и умиришася» (НПЛ).

Воеводу немцев в Ледовом побоище русские летописи называют Спиридоном. Он пал в битве вместе с неким безымянным епископом.

Мирные переговоры с немцами новгородцы вели "без князя" самостоятельно ─ Александра в это время не было в Новгороде.

После шведов и немцев Александр обратил оружие на литовцев и целым рядом побед показал им, что нельзя безнаказанно делать набеги на русские земли.

«Летом 1242 года, с получением первых известий о набегах литовцев, Александр с немногочисленным войском выступил навстречу врагам. Недостаточность сил он восполнял искусством и необыкновенною быстротою: за один поход ему удалось рассеять до семи неприятельских отрядов, причем много литовских князей было избито или взято в плен. Раздраженные опустошениями, новгородцы не щадили пленных: привязав их к хвостам своих лошадей, они гнали за собой нестройные толпы неприятелей. Поход Александра достиг цели, хотя и не надолго: с этого времени литовцы "начаша блюстися имени его".

В следующем, 1245 году, оправившись от понесенных поражений, литовцы вновь сделали набег на русские земли. Жестоко опустошив окрестности городов Торжка и Бежецка- они сбирались уже с захваченной добычей возвратиться на родину, но под стенами Торопца были настигнуты соединенными силами новоторжцев, тверичей и дмитровцев. Потерпев поражение в открытом поле, литовцы засели в Торопце. На утро следующего дня с неожиданной быстротой явился со своей дружиной и новгородцами грозный Александр. Появление его произвело великое одушевление и радость среди русских. Торопец в тот же день был взят. Литовцы в ужасе бросились бежать из города, надеясь на быстроту своих коней, но большею частью были иссечены русскими. Восемь князей их пало в битве. Вся добыча и пленные достались победителям. Довольные победой, новгородцы не захотели продолжать борьбы, но дальновидный князь их на этот раз решил иначе: с дикарями нельзя заключать мирных договоров - они нарушают их при первой возможности. Только страх перед силой, только тяжесть руки, наносящей сокрушительные удары, могут удерживать их от новых набегов. Как бы предвидя, что скоро нужды отечества надолго отвлекут внимание от западных врагов, Александр решился на этот раз дать литовцам урок, который остался бы у них в памяти. Поэтому, не желая терять времени на убеждения близоруких новгородцев, с одной своей дружиною, "со своим двором" Александр погнался за врагами, которые успели спастись бегством. Недолго пришлось ему отыскивать неприятелей. Бежав без оглядки после торопецкого погрома, литовцы остановились было передохнуть близ озера - Жизца, в той же Торопецкой области, как вдруг нагрянул на них страшный новгородский князь и истребил всех до последнего человека, до последнего князя. Но этим дело не кончилось. Александр Ярославич прибыл в Витебск, где в то время княжил тесть его Брячислав. Там у деда гостил его сын. После кратковременного отдыха в Витебске, взяв с собою сына, Александр выступил в поход и встретился с новыми полчищами неприятелей близ Усвята (местечко в Витебской губернии Суражского уезда, при озере того же имени) . Неожиданное нападение Александра привело неприятелей в смятение: несмотря на свою многочисленность, они бросились бежать. Но Александр, не давши им опомниться, спешил нанесть им решительное поражение» (Хитров).

Необходимое примечание: картина Ледового побоища значительно искажена советскими историками. В уже упоминавшейся брошюре Козаченко утверждается, что при подготовке к сражению Александром Невским «часть дружины была поставлена в засаду за возвышенностями берега» и в разгар боя засада ударила «с тыла..., закупорив окончательно щель, пробитую германской свиньей», т.е. решила окончательно исход битвы. Эта дружина, поставленная в засаде — чистейшей воды домысел автора, не основанный ни на каких данных источников (и явно придуманный по аналогии с действиями «засадного полка» во время Куликовской битвы). С легкой руки Козаченко эта фантастическая «засадная дружина», или «засадный полк», прочно вошла в военно-историческую литературу, в том числе — в учебные пособия, по которым изучалось Ледовое побоище в военно-учебных заведениях; см. выпущенные Воениздатом сочинения: Е. А. Разин. История военного искусства с древнейших времен до первой империалистической войны 1914—1918 гг. М., 1940; История военного искусства. Сборник материалов. Вып. 1. Военное искусство рабовладельческого и феодального общества. М., 1951; С. В. Липицкий. Ледовое побоище. М., 1964; Атлас офицера. М., 1947. Домысел о «засадной дружине», кроме военных историков, был подхвачен и некоторыми «гражданскими» историками (например, в числе прочих ─ Н. И. Сутт. Александр Невский. Ярославль, 1940) и даже вошёл в БСЭ, изд. 2-е, статья «Ледовое побоище» (т. 24, стр. 435 и схема на той же стр.).

К сожалению, и такой авторитетный историк, как В. Т. Пашуто, в серьезной и основательной книге «Александр Невский и борьба русского народа за независимость в XIII в.» (М., 1951.) тоже отдал дань домыслу А. И. Козаченко о «засадной дружине»; в тексте книги этого домысла нет, но на схеме построения войск засадная дружина изображена на «положенном» месте.

Другим широко распространённым вымыслом является так ярко изображённое в фильме «Александр Невский» массовое утопление немцев.

И ещё: значение победы Александра Невского в русской истории преувеличено: недаром в Ипатьевской летописи под 1242-м годом значится запись « В лето се не бысть ничтоже».

Однако и появившиеся в начале XXI века публикации с сенсационным развенчанием заслуг Александра Невского следует в основной их массе считать тенденциозными и искажающими действительность.

Наиболее объективно, на мой взгляд, итоги ливонской войны подводит Д. Шкрабо в своей книге:

«Об условиях мира кратко пишут только новгородские летописи. Немцы отказались от территориальных претензий к Северной Руси. Отказ немцев от Латгалии интерпретируется как признание русских прав на сбор дани с Восточной Латгалии. Псков брал с этих земель дань еще в 1280-х годах… Полагают, что ливонский ландмейстер Дитрих фон Грюнинген использовал поражение для консолидации тевтонских братьев в Ливонии и сужению внешнеполитических задач. Бывших меченосцев мелкими группами разбросали по Ливонии или направили в Пруссию и Палестину. 1 октября 1243 года епископы Риги, Дерпта, Эзеля и заместитель ливонского ландмейстера заключили договор о взаимной защите и помощи. Основным направлением экспансии Ливонской провинции Тевтонсокого Ордена становится юго-запад. Завоевание земель куршей и земгалов на полвека становится государственной задачей Ливонской конфедерации. Столкновения датчан и дерптцев с Новгородом и Псковом временами возобновляются, но Орден вмешивается лишь в критических ситуациях, например, при атаке русских на Дерпт в 1262 году или во время войны 1268-1269 годов».

Касаясь дальнейшей западной политики Александра Невского, стоит упомянуть его отказ от принятия католичества, навязываемого ему папскими легатами, кардиналами Галдом и Гемонтом.

Как уже говорилось, мирный договор с немцами заключался новгородцами в отсутствие Александра, который в это время ездил во Владимир прощаться с отцом, отбывающим в Орду.

Интересно, что для Александра, как и для его отца, поездки в Орду имели одинаковую роковую окраску: Ярослав умер вдали от родины, а Александр ─ при возвращении на неё. Больной, он выехал из Орды и по дороге остановился в Нижнем Новгороде, через силу продолжал путь далее, но, приехав в Городец Волжский, окончательно слёг и, приняв схиму, скончался 14 ноября 1263 года, по словам летописца, "много потрудившись за землю Русскую, за Новгород и за Псков, за все великое княжение отдавая живот свой и за правоверную веру". Митрополит Кирилл возвестил народу во Владимире о смерти Александра словами: "Чада моя милая, разумейте, яко заиде солнце Русской земли" ("Зашло солнце земли русской"), и все воскликнули: "уже погибаем!".

Сыновья Александра: Василий Новгородский, Дмитрий Переяславский, Андрей Городецкий {двое последних стали в своё время великими князьями Владимирскими} и Даниил Московский.

Так как данная энциклопедия охватывает только деятелей домонгольской Руси, то взаимоотношения Александра Невского с татарами в этой статье не рассматриваются. Но нельзя не сказать, что именно эта его деятельность оценивается исследователями наиболее противоречиво.

«К числу собственно исторических относится исследование Арсения Насонова "Монголы и Русь" (1940), показавшее на основе анализа летописей, что мероприятия Александра трудно назвать смягчением монголо-татарского ига. В 1252 г. он разгромил антитатарский блок своих родных братьев и Даниила Галицкого с помощью "Неврюевой рати". Этот момент многие историки считали началом реального подчинения Руси татарам, а английский историк Феннел даже назвал князя предателем. Традицию Александра продолжали его потомки. В 1257 г. Невский ввел сбор дани в Новгороде, жестоко подавив сопротивление: "овому носа урезаша, а иному очи выимаша". Хотя Александра нельзя назвать и проводником полностью протататрской политики <…>

Литературную реконструкцию того времени создал Алексей Югов в романе "Ратоборцы" (1949). В полном соответствии с реалиями своего собственного времени он нарисовал Русь полностью окруженной врагами. Татары в "Ратоборцах" предстают исчадиями ада, напоминая своей силой, свирепостью, беспощадностью и бессмысленностью волну ядерного взрыва. Один из героев романа князь Даниил не случайно говорит дочери, что татары напоминают саранчу, после прохода их армии не остается ничего: все озера и реки выпиты, а леса и трава съедены конями, села и города сожжены, люди убиты. Западный мир лучше всего представлен мерзким англичанином-тамплиером, плетущим неустанные интриги. У Руси находятся лишь немногие благодетели, список которых живо характеризует обстановку, современную скорее Югову. На страницах романа появляются благородный грузинский князь, мудрый китайский канцлер (о том, что Елюй Чуцай был по национальности киданем, а не собственно китайцем, то ли не обратили внимания, то ли умолчали), искусный иудейский лекарь ("дело врачей" было еще впереди, а государство Израиль было уже создано). Умному, дальновидному князю приходится идти на жестокость в правлении, чтобы держать в узде мятущийся народ и неразумного брата Андрея, не понимающего стратегических целей» (Шлепов).

Русская историография признала за князем две заслуги: обеспечение безопасности северо-западных границ Руси и смягчение тягот монголо-татарского ига. Очевидно, заслуги эти преувеличены, но ведь не Александром же. Он честно сражался и отстаивал западные границы Руси, одерживая свои, несомненно, выдающиеся победы. Он не пытался организовать вооружённое сопротивление татарам, так как не видел силы, способной противостоять им в то время.

Жизнь и деятельность многих выдающихся русских князей (Олега Вещего, Святослава Великого, Владимира Равноапостольного, Ярослава Мудрого, Всеволода Ярославича, Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо, Мстислава Удатного, Даниила Галицкого и даже почти идеального Владимира Мономаха) получила противоречивую оценку современников и потомков, так что Александр Невский не является исключением. Не будем забывать, что даже возведённые в ранг святых князья были всё-таки людьми, поэтому можно сказать, что ничто человеческое им было не чуждо {поговорка из древнегреческой комедии Теренция}, в том числе и ошибки: человеку ведь свойственно ошибаться {а это поговорка народная}. Александру Невскому не повезло особенно в том, что на его время пал отсвет сталинской пропаганды, но его-то вины в этом нет.

Очень нетривиальный, крайне отрицательный взгляд на роль князя в истории России высказал Сологдин, когда Рубин сравнил его с Александром Невским.

«— А вот это мне совсем не лестно!

То есть как?

Александр Невский для меня — совсем не герой. И не святой. Так что это не похвала.

Рубин стих и недоумело переглянулся с Нержиным.

Чем это тебе не угодил Александр Невский? — спросил Глеб.

Тем, что он не допустил рыцарей в Азию, католичество — в Россию. Тем, что он был против Европы! — ещё тяжело дышал, ещё бушевал Сологдин.

Это что-то ново!.. Это что-то ново!.. — приступил Рубин с надеждой нанести удар.

А зачем России — католичество? — доведывался Нержин с выражением судьи.

За-тем!! — блеснул молнией Сологдин. — Затем, что все народы, имевшие несчастье быть православными, поплатились несколькими веками рабства! Затем, что православная церковь не могла противостоять государству! Безбожный народ был беззашитен! И получилась косопузая страна. Страна рабов!» (Александр Солженицын — «В круге первом»).



Но этот диалог ─ тоже ведь отсвет сталинских лет. {Хочу оговорить во избежание недоразумения: я отнюдь не утверждаю, что приведенная цитата отражает точку зрения на Александра Ярославича самого Александра Исаевича. Следует иметь в виду: если и есть в «Круге» автобиографичный персонаж, то это не Сологдин, а Нержин}.

Церковь причла Александра к лику святых. Мощи его, открытые в 1380 году, по повелению императора Петра Великого были перенесены в 1724 году из Владимира в С.-Петербург, в Александро-Невскую лавру, где почивают и ныне в Троицкой церкви в серебряной раке, пожертвованной императрицею Елизаветой Петровной.

P. S. Фильм, конечно, злодейский, но всё-таки гениальный: «А рыцарей на мыло менять будем!»

P. P. S. По одной из версий Александр считал, что татары для Руси не так опасны, как западные завоеватели, так как татары привыкли к степной жизни, и на Руси всё равно за них будут править местные князья. А вот немцам нужны и сами земли русские… Мысль, конечно, кажется основательной.

Однако один из самых авторитетных историков Новгорода, академик Янин, считает: ни немцы, ни даже татары Новгороду всерьёз никогда не угрожали.

P. P. P. S. К сожалению, К° осознаёт, что ему не удалось создать цельное и непротиворечивое повествование о жизни и деятельности Александра Невского. Дело всё в том, что этого князя чисто по-человечески я понять не могу: все его поступки по сути своей ─ деяния полководца либо политика, никаких чувств и черт личности, кроме неоправданной жестокости, не проявляющего. Все приписываемые ему монологи явно составлены позднее, хотя я готов согласиться, что его обращение к псковичам основано на каких-то ременисценциях из произнесённой тогда речи. Александр призывает жителей Пскова запомнить оказанную им помощь и всегда принимать с благодарностью потомков его рода ─ летописец навряд ли мог придумать такую явно эгоистичную речь. Похоже, современники тоже не очень-то понимали князя как человека ─ как «Солнце земли Русской», пожалуйста. До нас не дошло ни одной детали, ни одного высказывания, ни одного предания, которые позволили бы судить о его характере. Как не вспомнить на этом молчаливом фоне Владимирка Володаревича Галицкого {«Что, этот маленький крестик я целовал?»} или дядю Александра Юрия Всеволодовича {«… я своего коня из Тверцы поил, ещё и из Волхова напою»}, вся сущность которых раскрывалась в одной фразе, запомнившейся современникам. В конце концов лишь одно трогает меня в житии Александра ─ посмертное чудо с грамоткой, но ведь его можно трактовать по-разному: признание заслуг или прощение грехов…




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   52




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет