Предисловие составителя
жүктеу/скачать 4 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Э. Зорин: «Богатырское поле», «Огненное порубежье», «Большое Гнездо» (тетралогия).
После смерти Андрея переяславского (1142 г.) опять начались междоусобия: Всеволод заставил Вячеслава Ярославича перебраться из Турова в Переяславль: "Ты сидишь в Киевской волости, а она мне следует: ступай в Переяславль, отчину свою". Вячеслав не имел никакого предлога не идти в Переяславль и пошел; а в Typoвe посадил Всеволод сына своего Святослава. Это обстоятельство оскорбило родных братьев Всеволода: Игорю Олеговичу хотелось Переяславля, и он пошел на Вячеслава и начал опустошать Переяславскую область. За Вячеслава стояли и сам Всеволод, и Изяслав Мстиславич, и Ростислав смоленский; но Всеволоду опасным представлялся союз Игоря с Давыдовичами черниговскими; чтобы не допустить этого союза, он дал Игорю Городец, Юрьев и Рогачев, но и Давыдовичей должен был наделить новыми волостями. «Тогда Всеволод вызвал из монастыря брата своего двоюродного, Святошу (Святослава - Николая Давыдовича, постригшегося в 1106 году), и послал к братьям, велев сказать им: "Братья мои! Возьмите у меня с любовию, что вам даю, - Городец, Рогачев, Брест, Дрогичин, Клецк, не воюйте больше с Мстиславичами". На этот раз, потерявши смелость от неудач под Переяславлем, они исполнили волю старшего брата, и когда он позвал их к себе в Киев, то все явились на зов. Но Всеволоду, который сохранил свое приобретение только вследствие разъединения, вражды между остальными князьями, не нравился союз между братьями; чтоб рассорить их, он сказал Давыдовичам: "Отступите от моих братьев, я вас наделю"; те прельстились обещанием, нарушили клятву и перешли от Игоря и Святослава на сторону Всеволода. Всеволод обрадовался их разлучению и так распорядился волостями: Давыдовичам дал Брест, Дрогичин, Вщиж и Ормину, а родным братьям дал: Игорю - Городец Остерский и Рогачев, а Святославу - Клецк и Чарторыйск. Ольговичи помирились поневоле на двух городах и подняли снова жалобы, когда Вячеслав по согласию с Всеволодом поменялся с племянником своим Изяславом: отдал ему Переяславль, а сам взял опять прежнюю свою волость Туров, откуда Всеволод вывел своего сына во Владимир; понятно, что Вячеславу не нравилось в Переяславле, где его уже не раз осаждали Черниговские, тогда как храбрый Изяслав мог отбиться от какого угодно врага» (Соловьёв). Уладив домашние дела, Всеволод послал князей: сына Святослава, брата Игоря, Изяслава черниговского и Владимирка галицкого в Польшу, в помощь зятю своему, Владиславу, ссорившемуся с младшими братьями своими (1143 г.), а потом обратил оружие на Владимирка галицкого, приставшего к Изяславу Мстиславичу. Два раза он входил в Галицкую землю (1144—45) и доводил Владимирка до отчаянного положения, но изворотливый галицкий князь откупался и входил в сношения с братом Всеволода Игорем, которому обещал содействие при занятии, после смерти Всеволода, киевского стола, если тот поможет примириться с братом. Из последнего похода Всеволод возвратился больным, объявил Игоря своим преемником и заставил киевлян и черниговских Давыдовичей присягнуть ему. Не присягнул только Изяслав Мстиславич. 1 августа 1146 года в Вышгороде умер Всеволод Ольгович, князь умный, деятельный, где дело шло об его личных выгодах, умевший пользоваться обстоятельствами, но не разбиравший средств при достижении цели. У Всеволода было три сына: Владимир, Святослав и Ярослав. Дочь его Звенислава (или Велеслава) была замужем за Болеславом, старшим сыном польского короля Владислава II. Две другие дочери: Анна и Сбыслава. Академик Рыбаков считает Всеволода-Кирилла прообразом не слишком привлекательного былиного героя Чурилы Пленковича и приводит его характеристику, данную одним из авторов XII в. (в пересказе Татищева). «Сей князь... много наложниц имел и более в веселиях, нежели в расправах упражнялся. Через сие киевлянам от него тягость была великая и как умер, то едва кто по нем кроме баб любимых заплакал». Рыбаков видит во Всеволоде «друга половцев, врага Киева, разорителя сел и городов, любителя женщин и хитроумного политика, ссорившего между собой родных братьев» (Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. 1963). \Былины\. ВСЕВОЛОД III ЮРЬЕВИЧ БОЛЬШОЕ ГНЕЗДО [ДИМИТРИЙ] (1154-13.IV.1212) – младший сын Юрия Долгорукого [в честь его рождения Юрий назвал основанный им город Дмитровым], брат Андрея Боголюбского, отец Ярослава Всеволодовича, дед Александра Невского. Великий князь (9 колено) владимиро-суздальский. Всеволод оставил необычное предсмертное распоряжение, приведшее к смуте между его сыновьями после его смерти: рассердившись на старшего сына Константина, он перенёс старшинство на второго сына Юрия. В 1162 г., изгнанный из Суздальской земли вместе со старшими братьями Андреем Боголюбским, он с матерью из рода Комнинов (мачехой Андрея) уехал в Константинополь. В 1169 он вновь на родине, участвует в громадной рати брата Андрея, взявшей приступом Киев 8 марта. Всеволод остался при дяде Глебе, которого Андрей посадил в Киеве. Глеб вскоре умер (1171 г.) и Киев занял Владимир дорогобужский. Но Андрей отдал его Роману Ростиславичу смоленскому, а потом брату своему Михалку торческому; последний сам не пошел в разоренный город, а послал туда брата Всеволода. Оскорбленные Ростиславичи ночью вошли в Киев и захватили В. (1173 г.). Вскоре Михалко выменял брата на Владимира Ярославича галицкого (1174 г.) и вместе с ним ходил, при войсках Андрея, на Киев, для изгнания из него Рюрика Ростиславича. В 1174 г. Андрей был убит, и Суздальская земля избрала в преемники ему старших племянников его Ярополка и Мстислава Ростиславичей, которые пригласили с собой и дядей своих, Михалка и Всеволода. Вскоре начались междоусобия, вызванная противостоянием старого центра Северо-Восточной Руси Ростова и нового, быстро развиващегося Владимира. Поначалу Ростов взял верх и Михалке пришлось уйти из Владимира, где он княжил. Но владимирцы вновь призвали Михалку, который стал князем владимирским, а с 1176 г. и суздальским. В 1177 г. Михалко умер, и владимирцы призвали к себе Всеволода, а ростовцы — Мстислава, и опять началась междоусобица. Мстислав Ростиславич с ростовским войском отправился походом на Владимир, чтобы подчинить его Ростову и своей княжеской власти. Но владимирцы уже целовали крест брату Михаила Всеволоду Юрьевичу, который двинулся навстречу Мстиславу. Из Суздаля Всеволод сделал попытку к примирению с Мстиславом. Он предлагал оставаться каждому в том городе, который его избрал, Суздаль же пусть сам выбирает князем, кого захочет. Получив отказ, Всеволод у Юрьева соединился с переяславцами. Между тем Мстислав уже шел на Всеволода вдоль по р. Липице. Битва произошла у Юрьева, между Липицей и Гзой {В этой первой Липицкой битве Владимир взял верх над Ростовом, реванш Ростова последовал во второй Липицкой битве в 1216 г.}. Всеволод совершенно разбил Мстислава, который с большим уроном бежал в Ростов. Таким оразом Всеволод в 1177 г. он становится князем Владимиро-Суздальского княжества. В 80-х старые распри Владимира с Киевом утихают. Всеволод выдает своих дочерей за черниговского княжича Ростислава Ярославича и за белгородского князя Ростислава Рюриковича.По рязанским делам он пришел в столкновение со Святославом Всеволодовичем черниговским, некогда радушно приютившим его. Святослав вторгся в Суздальскую область, но должен был удалиться в Новгород. В 1182 г. князья примирились, и Всеволод обратился на богатую, торговую Болгарию. К этим временам относится фраза из обращения к Всеволоду в «Слове»: «Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти — удалыми сыны Глебовы». Как отмечает Б. А. Рыбаков, «сыны Глебовы» — это сыновья рязанского князя Глеба Ростиславича, посланные Всеволодом «в 1183 г. в сердцевину Волжской Болгарии по Волге, где в сражении на реке „живые шереширы“ разбили болгар. В том же 1183 году митрополит Никифор поставил епископом в Ростов грека Николая, но Всеволод III не принял его и послал сказать митрополиту: "Не избрали его люди земли нашей, но если ты его поставил, то и держи его где хочешь, а мне поставь Луку, смиренного духом и кроткого игумена св. Спаса на Берестове". Митрополит сперва отказался поставить Луку, но после принужден был уступить воле Всеволода и киевского князя Святослава и посвятил его в епископы Суздальской земли, а своего Николая, грека, послал в Полоцк. В 1184 Всеволод совершил победоносный поход на болгар: обратившиеся в бегство болг. воины попрыгали в лодки, стоявшие у волжского берега, и «ту абие опровергоша учаны [ладьи] и тако истопоша боле тысячи их» [Лавр. лет.]. Эта победа, вероятно, и дала основание автору «Слова» для панегирич. похвалы: «Великый княже Всеволоде! Не мыслію ти прелетети издалеча, отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти». Уточняя смысл этого образа, Д. С. Лихачев пишет: «Это несколько сильнее, чем „испить Волги“ или „испить Дону“, но, несомненно, принадлежит к тому же гнезду символов, связанных с рекой-страной [как и желание Игоря «испити шеломомь Дону»]. Слова эти означают: „ты можешь победить до конца страны по Волге ... и страны по Дону“ [то есть половцев]. Одновременно слова эти дают представление и о количестве войска Всеволода. Его так много, что, если бы каждый воин испил из реки шеломом, то вычерпали бы ее. Воинов так много, что весла гребцов „раскропили“ бы Волгу». Потеря любимого племянника, Изяслава Глебовича, остановила удачно начавшийся поход и парализовала энергию Всеволода; заключив с болгарами мир, он возвратился во Владимир. Через три года он опять посылал на болгар войско, и воеводы его возвратились с добычей и пленниками. Половцы охотно служили Всеволоду Юрьевичу за деньги, но в то же время часто беспокоили своими набегами южные владения его, особенно рязанские украйны. В том же самом 1185 г., когда писалось „Слово о полку Игореве“, удалые Глебовичи уже вышли из повиновения и, „восприимши буй помысл“, начали усобицу, во время которой досталось и великокняжеским войскам, но об этом певец „Слова“ летом 1185 г. не мог еще знать — ведь от Рязани до Киева было почти два месяца пути». Дмитриевский собор (см. илл.) — в городе Владимире-на-Клязме, один из замечательнейших памятников владимирско-суздальской ветви древнерусского зодчества, как по своей красоте, так и по относительно хорошей сохранности. Он сооружен в 1197 г. вел. кн. Всеволодом III в ознаменование рождения у него сына, Димитрия (будущего князя Стародубского, славянское имя - Владимир), и посвящен св. Димитрию Солунскому. Новопостроенная церковь была придворной и соединялась с великокняжескими палатами переходом, ведущим на ее хоры (остатки которого были уничтожены при реставрации собора в 1834-1835 гг.). Строителями собора были приезжие из северной Италии греческие мастера, под руководством которых работали местные, владимирские каменщики, славившиеся в ту пору своим искусством. И те, и другие, видимо, приложили все старание к тому, чтобы угодить вел. князю, желавшему придать своему домовому храму возможное изящество. Дмитриевский собор очень невелик по размеру; подобно другим владимирским и суздальским церквям XII ст. (Успенскому собору в Суздале, Покрову-на-Нерли, Богородице-Рождественской церкви в Боголюбове и пр.), он представляет чисто византийский тип храма, с продолговатым четырехугольником в плане, тремя полукруглыми апсидами с восточной стороны и одной главой над своей срединой; но многие детали его внешности сильно отзываются западным (романским) влиянием. Каждый из трех фасадов собора (западный, северный и южный) разделен на три части посредством длинных и тонких колонок, выступающих из стены, на половине высоты стен идет по фасадам карниз, состоящий из колонок, подпираемых небольшими кронштейнами и поддерживающих арочки с несколько приподнятым центром. Между колонками карниза помещены рельефные, тесанные из камня изображения святых в сидячей позе и орнаменты, представляющие разных зверей и птиц на изгибающихся и вьющихся ветвях. Фигуры эти, равно как и украшающие кронштейны, имеют много сходства с заставками и виньетками византийских и древнерусских рукописей; однако между ними есть и такие, которые отмечены, очевидно, романским характером. Точно такой же карниз проходит на апсидах, под крышей, с той разницей, что здесь, через каждые две короткие колонки, подпертые кронштейнами, одна, длинная, спускается вниз, до самой земли. На переднем и боковых фасадах, в каждом из трех компартиментов, на которые они разделены, находится по длинному и узкому окну с округленным верхом, а все поле компартиментов усеяно рельефными фигурами, подобными помещенным между колонками карниза. В средней части каждого фасада внизу проделана дверь, имеющая форму арки и обрамленная колонками и покоящимися на них рельефно украшенными дугами, совершенно в роде романских порталов. Верх стены фасада образуют три арки, одетые непосредственно крышей, которая, вообще, изгибается сообразно кривизне прикрываемых ею сводов здания. Высокий барабан главы убран арочками на тонких и длинных колонках и снабжен такими же окнами, простенки между которыми заняты рельефным орнаментом того же характера, как скульптурные украшения и в прочих местах, но превосходящим эти последние в отношении рисунка и исполнения. Крыша купола принадлежит позднейшему времени, хотя ее форма и встречается на рисунках XII в.; ее нельзя назвать византийской, но она все-таки ближе подходит к полусферической форме византийских глав, чем к маковкам в виде луковиц, усвоенным впоследствии русским церковным зодчеством. Гармоничность пропорций собора, вместе с обилием и своеобразностью его внешних украшений, составляет, главным образом, его красоту; что же касается его внутренности, то она вообще походит на внутренность новгородских и афинских церквей и не представляет ничего особенно любопытного, за исключением древней настенной живописи под хорами над входом с западной стороны. Здесь был изображен "Страшный суд", от которого уцелели довольно значительные фрагменты. В особенности мило и наивно представлены Богоматерь, сидящая на престоле между двумя коленопреклоненными ангелами, а также три ветхозаветных патриарха: Авраам, держащий на своем лоне бедного Лазаря, и по бокам от него Исаак и Иаков, окруженные душами праведников (см. илл.). После татарского нашествия Дмитровский собор неоднократно подвергался опустошениям и пожарам, был потом обезображен разными пристройками и, наконец, по повелению императора Николая I, в 1835 г., восстановлен в своем первоначальном виде. B 1198 г. Всеволод проник в глубину степей и заставил половцев от реки Дона бежать к Черному морю. В 1206 г. сына его, Ярослава, Всеволод Чермный, князь черниговский, выгнал из южного Переяславля. Великий князь выступил в поход; в Москве к нему присоединился старший сын его, Константин, с новгородцами, а потом муромские и рязанские князья. Все думали, что пойдут на юг, но обманулись: Всеволоду донесли, что рязанские князья изменяют, дружат с черниговскими. Великий князь, позвав их на пир, приказал схватить их и в цепях отправил во Владимир; Пронск и Рязань были взяты; последняя выдала ему остальных своих князей, с их семействами. Всеволод поставил здесь сначала своих наместников и тиунов, а потом — сына Ярослава. Но против последнего рязанцы возмутились, и Всеволод опять подошел к Рязани с войском. Приказав жителям выйти из города, он сжег Рязань, а рязанцев расселил по Суздальской земле; той же участи подвергся Белгород (1208). Два рязанских князя, Изяслав Владимирович и Михаил Всеволодович, избегшие плена, мстили Всеволоду опустошением окрестностей Москвы, но сын Всеволода, Юрий, разбил их наголову; те укрепились на берегах реки Пры (или Тепры), но Всеволод вытеснил их и отсюда; затем, при посредстве митрополита Матвея, нарочно приезжавшего во Владимир, Всеволод примирился с Ольговичами черниговскими и скрепил этот мир брачным союзом сына своего Юрия с дочерью Всеволода Чермного (1210). Детей он имел только от первого брака с Марией Шварновной, княжной чешской, которую некоторые известия называют ясыней (родом из кавказких ясов или из города Ясс - ?), а именно: четырех дочерей (Верхуслава, Анастасия, Всеслава и Пелагея) и восьмерых сыновей: Константина, Бориса († в 1188 г.), Юрия, Ярослава, Глеба, Владимира, Ивана и Святослава. Известно ещё об одной его жене - дочери Василька Брячиславича (по Татищеву — Любовь, по другим — Анна), на которой он женился в 1209 г. Сложности вызвали у исследователей «Слова» попытки объяснить смысл обращенного к Всеволоду призыва: «Не мыслію ти прелетети издалеча, отня злата стола поблюсти?». А. А. Зимин прямо подчеркивал, что в обращении «обнаруживается полное смещение политических ориентации. Так, наименование князя Всеволода „великим“ (во владимирском летописании этот титул встречается лишь с 1185 г.) необъяснимо, если мы будем считать автора „Слова“ выходцем из южнорусских княжеств. И уже совсем странен призыв к Всеволоду „отня злата стола поблюсти“, т. е. фактически захватить Киев». Лихачев, комментируя это место, писал: «Сам Всеволод был князем в Суздале, а его отец Юрий Долгорукий был князем киевским. Но смысл этой фразы не в том, чтобы Всеволод явился на юге в Киеве беречь его военной силой. Такой призыв со стороны киевского князя Святослава был бы опасен для него самого на киевском столе. Предложение гораздо более нейтрально: „Не перелетишь ли ты мыслию (не помыслишь ли ты) поберечь киевский стол, киевское княжество“. Киевский Святослав призывает Всеволода подумать о Киеве». В другой работе Лихачев также подчеркивает: «В этом обращении к Всеволоду все неприемлемо для Святослава, и все обличает в авторе „Слова“ человека, занимающего свою независимую, а отнюдь не „придворную“ позицию: 1) титулование Всеволода „великим князем“, 2) признание киевского стола „отним“ столом Всеволода и 3) призыв прийти на юг. Каким образом это может совместиться с позицией автора как сторонника Ольговичей? Суть здесь, очевидно, в том, что новая политика Всеволода — отчуждения от южно-русских дел — казалась автору опаснее, чем его вмешательство в борьбу за киевский стол. Всеволод, в отличие от своего отца Юрия Долгорукого, стремился ... заменить гегемонию Киева гегемонией Владимира Залесского, отказался от притязаний на Киев, пытаясь из своего Владимира руководить делами Руси. Автору „Слова“ эта позиция Всеволода казалась не общерусской, — местной, замкнутой, а потому и опасной». Своеобразную трактовку образу Всеволода в «Слове» предложила Н.С. Демкова. «Контекст обращения Святослава в „золотом слове“ к владимирскому князю Всеволоду Большое Гнездо, — пишет она, — вызывает сомнение в том, что это похвала, гиперболизирующая мощь могучего владимирского князя, как обычно принято рассматривать этот пассаж. Представление о том благоденствии, которое ждет Южную Русь, если в Киев придет северный владыка (Будет «чага по ногате, а кощей — по резане», — фантастическая цена, раз в 300 уменьшающая стоимость невольников в XII в., носит насмешливый характер: оно не реально, ибо автор не допускает мысли ... что Всеволод обеспокоился о судьбах Киева. А. В. Соловьев отмечал иронический характер похвал в адрес Всеволода, в частности при описании послушных орудий его политики — „живых шереширов“ — рязанских князей. В этом же ряду иронических похвал следует рассматривать и гиперболизацию силы Всеволода... Нереальность возможностей Всеволода, оказывается, связана с народной смеховой культурой. Даниил Заточник напоминал своим читателям: „Ни моря уполовником вылияти, ни чашею бо моря расчерпати“». Любопытную трансформацию претерпел образ Всеволода в связи с событиями 80-х XII в. в Степенной книге (XVI в.). Как отметил Д. Н. Альшиц, там Всеволоду приписывается участие в борьбе с половцами. Рассказ об этом носит особое заглавие: «О добродетелях самодержьца ... и о победе на половцы и о зависти Ольговичев и о милости Всеволожи». В нем утверждается, что организатором похода на половцев в 1184 (по «Степенной книге» — 1186) был не Святослав Киевский, а Всеволод Юрьевич. Владимирский князь Всеволод Большое Гнездо (1176-1212) большую часть своего правления держал Новгород в сфере своего политического влияния и назначал туда князьями своих ставленников. Этому способствовала не только политическая сила Всеволода, но и экономическая зависимость северной Руси от ввоза зерна из Низовой земли (так новгородцы называли Владимиро-Суздальские земли). В конце жизни Всеволода Новгород вышел из-под его контроля. \Шкрабо\ «В 1212 году Всеволод стал изнемогать и хотел при жизни урядить сыновей, которых у него было шестеро - Константин, Юрий, Ярослав, Святослав, Владимир, Иван. Он послал за старшим Константином, княжившим в Ростове, желая дать ему после себя Владимир, а в Ростов послать второго сына Юрия. Но Константин не соглашался на такое распоряжение, ему непременно хотелось получить и Ростов, и Владимир: старшинство обоих городов, как видно, было еще спорное и тогда, и Константин боялся уступить тот или другой младшему брату; как видно, он опасался еще старинных притязаний ростовцев, которыми мог воспользоваться Юрий: "Батюшка! - велел он отвечать Всеволоду, - если ты хочешь меня сделать старшим, то дай мне старый начальный город Ростов и к нему Владимир или, если тебе так угодно, дай мне Владимир и к нему Ростов". Всеволод рассердился, созвал бояр и долго думал с ними, как быть; потом послал за епископом Иоанном и, по совету с ним, порешил отдать старшинство младшему сыну Юрию, мимо старшего, ослушника воли отцовской - явление важное! Мало того, что на севере отнято было старшинство у старого города и передано младшему, пригороду, отнято было отцом старшинство и у старшего сына в пользу младшего; нарушен был коренной обычай, и младшие князья на севере не приминут воспользоваться этим примером; любопытно, что бояре не решились присоветовать князю эту меру, решился присоветовать ее епископ. 14 апреля умер Всеволод на 64 году своей жизни, княжив в Суздальской земле 37 лет. Он был украшен всеми добрыми нравами, по отзыву северного летописца, который не упускает случая оправдывать вводимый Юрьевичами порядок и хвалить их за это: Всеволод. по его словам, злых казнил, а добромысленных миловал, потому что князь не даром меч носит в месть злодеям и в по хвалу добро творящим; одного имени его трепетали все страны, по всей земле пронеслась его слава, всех врагов (зломыслов) бог покорил под его руки. Имея всегда страх божий в сердце своем, он подавал требующим милостыню, судил суд истинный и нелицемерный, невзирая на сильных бояр своих, которые обижали меньших людей. Северная Русь лишилась своего Всеволода; умирая, он ввергнул меч между сыновьями своими и злая усобица между ними грозила разрушить дело Андрея и Всеволода, если только это дело было произведением одной их личности; Юго-Западная, старая, Русь высвобождалась от тяготевшего над нею влияния Северной, последняя связь между ними - старшинство и сила Юрьевичей - рушилась, и надолго теперь они разрознятся, будут жить особою жизнию до тех пор, пока на севере не явятся опять государи единовластные, собиратели Русской земли; тогда опять послышится слово, что нельзя Южной Руси быть без Северной, и последует окончательное соединение их. Но по смерти Всеволода казалось, что Южная Русь не только освободится от влияния Северной, но, в свою очередь, подчинит ее своему влиянию, ибо когда Северная Русь лишилась Всеволода и сыновья его губили свои силы в усобицах, у Руси Южной оставался Мстислав, которого доблести начали с этих пор обнаруживаться самым блистательным образом: ни в русской, ни в соседних странах не было князя храбрее его; куда ни явится, всюду принесет с собою победу; он не будет дожидаться, пока северный князь пришлет на юг многочисленные полки, чтобы отразить их, как отец его отразил полки Андреевы, он сам пойдет в глубь этого страшного сурового сжимающего севера и там поразит его князей, надеющихся на свое громадное ополчение, и вместе уничтожит завещание Всеволода; в Руси Днепровской он не даст Мономахова племени в обиду Ольговичам; наконец, вырвет Галич из рук иноплеменников. Казалось бы, какая блистательная судьба должна была ожидать Юго-Западную Русь при Мстиславе, какие важные, продолжительные следствия должна была оставить в ней его деятельность, если только судьба Юго-Западной Руси могла зависеть от одной личности Мстиславовой!» (Соловьёв). Э. Зорин: «Богатырское поле», «Огненное порубежье», «Большое Гнездо» (тетралогия). жүктеу/скачать 4 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|