Предисловие составителя
жүктеу/скачать 4 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Об особенностях данного жития в частности, а также об особенностях житийного жанра вообще см. статью Ефрем .
- Приведём «объективности для» точку зрения академика Рыбакова
- Литература. Житие Авраамия Смоленского. АВРААМИЙ (XII-XIII вв.) – преподобный, печерский. Память 21 августа.
- Житие Агапита, написанное упомянутым Поликарпом, помещено в Патерике (под 1 июня, слово 27).
- Положение осложняется тем, что национальные германские и венгерские хроники не подтверждат упомянутых утверждений англосаксонских авторов. Как, впрочем, и русские летописи.
- Киевская теория
- Другие версии о происхождении Агаты связаны с именами болгарского царя Гавриила Радомира, епископа Бруно Аугсбургского и венгерского короля Стефана I.
Поскольку архиерейская кафедра в Ростове существовала с конца Х в., то деятельность Авраамия вполне может быть отнесена к этому времени {к княжению в Ростове даже не Бориса, а ещё Ярослава Мудрого, как бы и мне втайне хотелось вслед за увлекающимся и увлекаюшим автором «Истории Русской церкви»}. Но тогда… Тогда он не мог быть основателем монастыря имени себя. Жаль, конечно, но похоже, что деятельность Авраамия следует относить ко временам Владимира Мономаха {сам Мономах в принадлежащем ему с 1076 г. Ростове не княжил, но посылал туда своих сыновей, см. статью Изяслав Владимирович}. Новейший «Православный календарь» устанавливает дату кончины Авраамия 1073-1077 гг., а день памяти 29 октября. Не в пример восторженному митрополиту Макарию, современные историки церкви к житию Авраамия Ростовского, написанному через два столетия после жизни святого «простым и малообразованным сочинителем», относятся более чем сдержаппо. Совсем другое отношение наблюдается к житию, о котором пойдёт речь в следующей статье. \Монастыри\, \Б-Е\. АВРААМИЙ СМОЛЕНСКИЙ (XII-XIII вв.) — православный святой с типичной для этого типа людей биографией. В отличии от жития Авраамия Ростовского, которое автор составлял много позже деяний преподобного и «понаслышке», житие Авраамия Смоленского составлено в середине XIII в. его учеником Ефремом, знавшим святого непосредственно и близко. «Авраамий родился в Смоленске от богатых и благочестивых родителей {в житии называется имя его матери – Мария – и сообщается любопытный факт: он был тринадцатым ребёнком в семье, до него рождались только девочки}; был воспитан в страхе Божием и научении книжном. Когда он пришел в возраст, родители предлагали ему вступить в брак, но юноша не согласился, чувствуя в себе влечение к иноческой жизни. По смерти родителей, вскоре последовавшей, он раздал все их имущество церквам, монастырям и нищим, облекся в рубище и ходил, как нищий и юродивый, моля Бога указать ему путь ко спасению. Путь этот был указан: Авраамий поступил в монастырь Пресвятой Богородицы, находившийся в пяти верстах от Смоленска, на месте, которое называлось Селище, и там постригся. Здесь, проходя разные монастырские послушания и украшаясь всеми иноческими добродетелями, Авраамий с любовию предавался чтению отеческих писаний, особенно святого Иоанна Златоустого и Ефрема Сирина, также житий святых: Антония Великого, Евфимия, Саввы, Феодосия Палестинских, Антония и Феодосия Печерских и других. Видя добродетели Авраамия, игумен убедил его принять священнический сан, а зная его мудрость и опытность в духовных писаниях, дозволил ему принимать к себе притекающих и преподавать им наставления. Это было во дни смоленского князя Мстислава (1197-1214) {Романовича, того самого, который, став впоследствии великим князем киевским, погиб на Калке в 1223 г.}. Но вскоре настали для праведника искушения, преимущественно от своей же братии. Некоторые, завидуя его славе и тому, что его высокое учение и красноречие привлекали к нему многих, как иноков, так и мирян из города, начали измышлять на преподобного разные клеветы и причинять ему разные огорчения, которые он переносил с величайшею кротостию в продолжение 5 лет, не переставая трудиться в назидании приходивших к нему силою своего слова. Наконец и сам игумен исполнился завистию к Авраамию, запретил ему учить и даже удалил из монастыря. Тогда праведник перешел в город и поселился в бедном и малолюдном монастыре святого Креста. Здесь еще более начали стекаться к Авраамию; монастырская церковь всегда была полна богомольцев, жаждавших слышать его поучения; многие приносили ему пожертвования, которые он употреблял на украшение монастыря и церкви и разделял братии и нищим. Зависть и здесь не оставила преподобного в покое: на Авраамия восстало почти все городское духовенство, огорчаясь тем, что он привлекал к себе так много духовных чад. Мало-помалу начали распускать слухи, будто он еретик, читает голубиные книги, живет нечисто, прикрываясь внешнею святостию {в житии приведены слова самого Авраамия: «Я терпел испытание пять лет, поносили меня, бесчестили как злодея»}, и наконец произвели такое волнение в народе, что все жители города обратились к своему епископу Игнатию и просили подвергнуть суду Авраамия. Епископ послал за ним своих слуг, и, в то время как слуги с бесчестием влекли праведника по улицам города, один благочестивый инок по имени Лука Прусин, совершавший девятый час молитвы в монастыре святого архангела Михаила, слышал с неба глас, что Авраамий страждет невинно. На суде епископа, совершавшемся в присутствии самого князя действительно оказалось, что все обвинения, какие взводились на Авраамия, были клеветою. Но, чтобы успокоить мятущийся народ, Игнатий повелел Авраамию удалиться в Богородицкий монастырь, где он был пострижен, и запретил ему священнослужение. Чрез несколько дней один смоленский священник по имени Лазарь, бывший впоследствии преемником Игнатия на епископской кафедре, пришел к этому иерарху и сказал, что город будет строго наказан за несправедливое гонение на человека Божия. Страшная засуха, наступившая в стране Смоленской, оправдала это предсказание. Напрасно совершались молебствия о дожде и крестный ход вокруг города: дождя не было. Тогда епископ, призвав к себе Авраамия, разрешил ему священнодействие, испросил у него прощение себе и всем гражданам и просил его помолиться о ниспослании дождя. Угодник Божий, смиренно исповедав свое недостоинство, не отказался, однако ж, исполнить архипастырское повеление. И прежде, нежели он достигнул своей обители, воссылая на пути теплые молитвы к Богу, сильный дождь напоил жаждущую землю. Все увидели в этом силу молитвы праведника, все сознавали его невинность и спешили просить у него прощения {в житии упоминается ещё о том, что некоторых игуменов и попов, участвовавших в гонениях на Авраамия, постигла в то время внезапная смерть}. А епископ Игнатий, построив близ города новый монастырь в честь Положения Ризы Пресвятой Богородицы {позже ─ Спасо-Аврамиев-Богородицкий-Училищный, мужской, 2-го класса монастырь}, поручил настоятельство в нем Авраамию {послав за ним некоего протопопа Григория} и удостоил его своей дружбы. По-прежнему начали стекаться к нему бояре и простолюдины, богатые и убогие, чтобы пользоваться его наставлениями. Много было желавших поступить в его обитель, но преподобный принимал с великою разборчивостию и после предварительных испытаний, так что у него считалось только семнадцать человек братии. Авраамий пережил друга своего и благодетеля епископа Игнатия и после пятидесяти лет иноческой жизни мирно почил о Господе» (Макарий). Ну что ж, из жития мы можем сделать вывод, что Авраамий был начитан и силён в богословии {автор жития упоминает также о его мастерстве иконописца}, его проповеди и поучения пользовались успехом, но в среде смоленского духовенства он принят не был. Судя по всему, Авраамий был всесторонне одарённым человеком, но жизнь вёл весьма праведную и аскетичную. Можно даже предположить, что, хотя наиболее требовательным он был по отношению к себе, но и к порокам окружающих относился непримиримо {не зря иконы, им писанные, изображали Страшный Суд}. Я думаю, что гонения на Авраамия со стороны смоленского духовенства имеют следующую психологическую подоплеку. Возвышение человека вследствие удачи зависть, конечно, тоже вызывает, но, в некотором роде, снисходительную. Интеллектуальное же и, в особенности, нравственное превосходство часто порождает зависть злобную. С доверием следует, очевидно, отнестись и к историчности упоминаемых в житии людей. Менее убедительно происхождение святого из состоятельной семьи и отказ его от наследства: слишком традиционно и тенденциозно – однако и это должно признать достоверным. К сожалению, данным минимумом исчепываются все факты из жизни Авраамия, сообщаемые нам учеником проповедника. Однако, образ жизни святого и даже его внешний облик в житии обрисованы. «И жил блаженный, воздерживаясь от многого питья, особенно же ненавидел пьянство, и любил он скромную одежду, пренебрегая очень дорогой одеждой и будучи всегда смиренным. А на трапезы и на пиры он никогда не ходил из-за многих ссор, которые бывают там между выбирающими себе места, и из-за многих других бед, которые бывают из-за неумеренного пьянства, поэтому он избегал пиры. Лицо же блаженного и тело были сильно изнурены, так что его кости и суставы можно было сосчитать как мощи, и лицо его было бледно из-за великого труда, и воздержания, и бодрствования, и из-за многих проповедей, которыми он изнурял себя, из-за пения и чтения, и молитв, возносимых к богу. И когда он с благочестием и с вниманием приближался к божественному жертвеннику для божественного приношения святых даров, которое завещано господом на вечери апостолам, а апостолами Нового завета передано нам во оставление грехов, тогда он не разрешал разговаривать в церкви, особенно на литургии, наставляя и поучая, повелевая тогда ум вместе с душой неколебимо, как подобает, с прилежанием целиком обращать к богу. Когда он облачался в одежды священника, был он образ и подобие Василия Великого: имел такую же черную бороду, только что голова у него была плешива. Но не осудите, братья, мою грубость, ведь не лгу я, не хитрю, не мудрствую, но говорю это для тех многих, что не видели и не слышали его». Об особенностях данного жития в частности, а также об особенностях житийного жанра вообще см. статью Ефрем. В соборе монастыря во имя Положения риз Пресвятой Богородицы, основанного в XII столетии епископом Игнатием, почивают мощи первого настоятеля монастыря, Авраамия, память которого 21 августа. Приведём «объективности для» точку зрения академика Рыбакова: «К началу XIII века относится интереснейшее событие в Смоленске, приоткрывающее частично завесу над внутренней социально-идеологической жизнью русских средневековых городов: игумены и попы устроили всенародный суд над неким попом Авраамием. Одни хотели его заточить, другие -- "к стене ту пригвоздить и зажещи", а третьи -- утопить. Игумены и попы, "яко волы рыкающие", хотели, "аще бо мощно, жива его пожрети". Чем же так разъярил Авраамий смоленских церковников? Оказывается, находясь в одном из окраинных монастырей Смоленска, Авраамий читал населению книги и "протолковывал" их всем -- "малым и великим, рабам же и свободным и рукодельным". В Смоленске везде говорили, что "он уже весь град к собе обратил есть". Его обвиняли в чтении "глубинных книг", из которых одна упомянута в его житии. Это так называемая "Златая цепь", сборник изречений и слов, направленных иногда против "плохих пастухов" -- попов и монахов. В таких сборниках появлялись антиклерикальные идеи, близкие учению западноевропейских вальденсов, преследовавшихся католической церковью. В сходных условиях на Руси возникли сходные идеи. Открытая проповедь таких опасных для церкви идей, проповедь, обращенная к рабам и рукодельным, вызвала ненависть духовенства. Князь спас Авраамия от казни, но еретику-проповеднику церковь придавала такое значение, что по всем дорогам, ведущим в Смоленск, были поставлены воины (очевидно, владычные, епископские), преграждавшие путь сторонникам Авраамия; они действовали так решительно, что некоторые люди, шедшие к Авраамию, "разграблены быша"». Невооружённым глазом видно, что Б. А. Рыбаков выпятил категорию подневольных по своему общественному положению слушателей Авраамия, что и позволило ему провести аналогию с учением западноевропейских вальденсов. Между тем, проповеди Авраамия были, вероятно, обращены против конкретных пороков и конкретных лиц, равно неизвестны нам его призывы к осуждению официальной церкви {а это составляет суть ереси вальденсов}. Что же касается «Златой цепи», то сборник этот, известный в разнообразных редакциях, менявшихся на протяжении многих лет, не осуждался цековью, да и не мог осуждаться: содержание его, в основном, составляли отрывки из сочинений «отцов церкви». Литература. Житие Авраамия Смоленского. АВРААМИЙ (XII-XIII вв.) – преподобный, печерский. Память 21 августа. Агапит ЦЕЛИТЕЛЬ († 1095) — преподобный, инок Киево-Печерского монастыря, «безмездный лечец и исцелитель» XI в. Приобрёл большую известность излечением больных, признанных неизлечимыми. Методика Агапита состояла в том, что курс лечения помимо традиционной молитвы за здравие больного включал приём зелья, которое исцелитель не только давал больному, но и принимал сам. Посредством этого совместного употребления «вареного былия» {травяного отвара} устанавливалась, очевидно, крепкая связь между больным, жаждущим исцеления, и лекарем, принявшим от Бога дар этого исцеления. Суть лечения «по Агапиту» иллюстрирует случай заочного излечения им Владимира Мономаха {бывшего тогда ещё черниговским князем}, которого постигла тяжёлая болезнь. Когда князь послал за Агапитом, тот не согласился выйти из монастыря, из которого никогда не выходил со дня своего пострижения, но послал князю часть вареного зелья, которое давал всякому больному, и князь выздоровел. Врачуя больных как между братиею, так и приходивших из города, Агапит ни от кого ничего не брал за труды, не принял и присланного злата от Владимира Мономаха. Потому и прослыл врачом «безмездным». Преподобный Агапит был родом киевлянин, постригся при великом Антонии Печерском и, как говорит черноризец Поликарп, "последствоваше житию его ангельскому, самовидец быв исправлением его", следовательно, по всей вероятности, подвизался сначала в пещере близ Антония. Но затем Агапит постоянно находился среди братии. Когда кто-либо заболевал, Агапит оставлял свою келью, шёл к больному и прислуживал ему. Естественно, что весть об Агапите распространилась по всему городу, и многие больные из города приходили к нему и исцелялись. Имевший большую практику и враждовавший с Агапитом врач-армянин строил против него козни, но безуспешно. «Был же, во времена этого блаженного, человек некий, армянин родом и верою, столь искусный во врачевании, как еще никто не бывал прежде него: только увидит он больного, сразу узнает и объявит ему смерть, назначив день и час, и не было случая, чтобы не исполнилось слово его,— и такого уже он не лечил. Один из таких больных, первый у князя Всеволода, принесен был в Печерский монастырь: армянин привел его в отчаяние, предсказав ему через восемь дней смерть. Блаженный же Агапит дал ему еды, которой сам питался, и тот выздоровел. И промчалась о нем слава по всей земле той. Армянин же, уязвленный стрелой зависти, стал укорять блаженного и некоего осужденного на смерть послал в монастырь, повелев дать ему смертного зелья, чтобы тот, принявши яд перед Агапитом, пал мертвым. Блаженный же, видя, как тот умирает, дал ему монастырской пищи, и он стал здоров молитвою его, и так избавил от смерти осужденного на смерть. После этого ополчился на него иноверный тот армянин и наустил на святого Агапита единоверцев своих, чтобы они дали ему выпить смертного зелья, хотя его тем зельем уморить. Блаженный же испил без вреда и никакого зла не претерпел, ибо ведает господь, как благочестивых от смерти избавлять…» (Патерик). Армянин не мог распознать даваемые Агапитом зелья, но, видевши многие исцеления, уверовал и после смерти Агапита {заболевшему Агапиту армянин, кстати, предсказал смерть через три дня, но тот прожил три месяца} принял христианство и даже постриг в Печерском монастыре. Последний факт несколько странен: ведь Армения приняла хриистианство значительно ранее Руси. Возможно, имеется в виду, что врач «кавказской национальности» всё же был христианином, но монофизитом, а перешёл в православие. Но наиболее вероятно ─ судя по высказанному Агапитом возмущению ─ армянин был мусульманином {напомню, что ещё в VII в. Армения была завоёвана арабами}. Житие Агапита, написанное упомянутым Поликарпом, помещено в Патерике (под 1 июня, слово 27). Агата (Агафья, англ. Agatha) Киевская (XI в.) — супруга Эдуарда Изгнанника, наследника английского престола, и мать Эдгара Этелинга, Маргариты Святой (см. энц. «Крест»), королевы Шотландии, и Кристины. Происхождение Агаты — одна из неразрешённых загадок истории средних веков (медиевистики) и генеалогии. Ничего не известно о молодых годах Агаты. Она появляется в средневековых хрониках как жена Эдуарда Изгнанника, сына Эдмунда Железнобокого, последнего англосаксонского короля перед датским завоеванием Англии начала XI века. Эдуард проживал в изгнании при дворе короля Венгрии. Известно, что где-то в 1038-1043 гг. Эдуард, находясь в Киеве, женился на Агате. В 1057 г. Эдуард вместе со своей семьёй вернулся в Англию, однако скончался спустя несколько недель после прибытия. В 1066 г., после битвы при Гатсингсе, сын Агаты Эдгар Этелинг был провозглашён королём Англии. Однако утвердиться на престоле ему не удалось: Англия была захвачена нормандцами и королём стал Вильгельм Завоеватель. После нормандского завоевания, в 1067 г., Агата вместе с детьми бежала в Шотландию, где нашла убежище при дворе короля Малькольма III. Вскоре старшая дочь Агаты Маргарита вышла замуж за шотландского короля. О судьбе самой Агаты после этого ничего не известно. Нет также сведений о годе её смерти. Сохранившиеся средневековые источники крайне противоречивы в отношении происхождения жены Эдуарда Изгнанника. Англосаксонская хроника, а также Флоренс Вустерский в своих работах «Chronicon ex chronicis» и «Regalis prosapia Anglorum», Симеон Даремский и Элред Ривоский сообщают, что Агата была родственницей «императора Генриха». Рьеволкс, а за ним и шотландская Мелроузская хроника называет её дочерью императора Генриха. Матвей Парижский, однако, считал Агату сестрой императора. Жеффрей Гаймар в своей «Истории англов» заявляет, что она была дочерью короля и королевы Венгрии, хотя и датирует этот брак временем, когда Эдуард ещё находился в Киеве. Ордерик Виталий в «Истории церкви» более конкретен, называя отцом Агаты короля Шаламона, который, в реальности, жил несколько позднее. Вильям Мальмсберийский в «De Gestis Regis Anglorum» утверждает, что жена Эдуарда была сестрой королевы Венгрии. Об этом сообщает также Альберик де Труа-Фонтен. Наконец, Роджер Ховеденский и автор «Законов Эдуарда Исповедника» сообщают, что когда Эдуард проживал при дворе киевского «короля Малесклода», он женился на знатной женщине. Более того, автор «Законов Эдуарда Исповедника» добавляет, что мать Святой Маргариты происходила из русского королевского рода. Положение осложняется тем, что национальные германские и венгерские хроники не подтверждат упомянутых утверждений англосаксонских авторов. Как, впрочем, и русские летописи. Известный специалист по генеалогии, Сабольч де Важай в 1962 г., основываясь на более точном переводе латыни Флоренса Вустерского и предположении, что император, упоминаемый в Англосаксонской хронике, является Генрихом III, высказал и широко обнародовал предположение, что Агата была дочерью Людольфа, маркграфа Западной Фризии, старшего брата по матери {Гизеле Швабской} императора Генриха III. Эта теория господствовала в исторической науке на протяжении тридцати лет, пока в 1989 г. Рене Жетте не предложил другую гипотезу происхождения Агаты. Киевская теория Рене Жетте указал, что Вильям Мальмсберийский и ряд более поздних хронистов уверенно сообщают, что сестра Агаты была королевой Венгрии. Из биографии Эдуарда Изгнанника известно, что он поддерживал венгерского короля Андрея I Арпада, и сопровождал его в его поездке из Киева в Венгрию в 1046 г., после чего долгое время пребывал при дворе Андрея I. Женой венгерского короля была Анастасия, дочь киевского князя Ярослава Мудрого и шведской принцессы Ингигерды. Таким образом, по логике Жетте, Агата оказывается дочерью Ярослава. Это предположение хорошо согласуется с утверждениями Жеффрея Гаймара и Роджера Ховеденского о том, что Эдуард, проживая в Киеве, взял в жёны девушку из местного знатного рода, а также о том, что тестем Эдуарда был «русский король». Гипотеза Жетте подтверждается ономастическими аргументами. Греческое имя Агата впервые появилось у представителей Македонской династии императоров Византии. Позднее оно нашло достаточно широкое распространение среди княгинь династии Рюриковичей в написании Агафья {см. нижеследующие статьи}. Более того, когда отец Ярослава Мудрого, Владимир I, женился на византийской принцессе Анне, он взял себе христианское имя правящего императора Василия II, а некоторые из членов его семьи получили имена других представителей византийского императорского дома. Агата, возможно, была одной из них. Критики этого предположения, однако, указывают, что имя Агата могло проникнуть в Германию ранее, благодаря византийским бракам императоров Людовика Слепого и Оттона II. Согласно другой теории, Агата могла быть не дочерью, а сестрой Ярослава Мудрого. Последняя жена Владимира I, отца Ярослава, была, вероятно, немецкой принцессой, что согласуется со свидетельствами хронистов о германских корнях жены Эдуарда Изгнанника. Более того, примерно в то же время, когда Эдуард женился на Агате, зафиксирован брак польского князя Казимира I и другой дочери Владимира I, Добронеги. Согласно данной теории, связь Агаты с венгерским королевским домом также наличествует, поскольку другая дочь Владимира была женой венгерского принца Ласло Смелого, дяди короля Андрея I. Имена детей и внуков Агаты — Маргарита, Кристина, Давид и Александр — неизвестные современной ей Британии, также могут свидетельствовать о византийско-русском происхождении жены Эдуарда Изгнанника. Так, Давид было именем, данным при крещении первому русскому святому и младшему брату Ярослава Мудрого Глебу. Это имя также употребляется в известной речи епископа Илариона Киевского, сравнившего Владимира I с библейским Давидом, а Ярослава с Соломоном Мудрым. Детей венгерского короля Андрея I также звали Давид и Шаламон. Александр, безусловно, восходит к имени Александра Македонского, деяния и биография которого были очень популярны в Киеве XI века. Наконец, имена Маргарита и Кристина имеют, вероятно, шведское происхождение, а жена Ярослава Мудрого была именно шведской принцессой. Слабой стороной киевской теории происхождения Агаты является тот факт, что в этом случае Эдгар Этелинг и Маргарита Святая являлись бы по материнской линии двоюродными братом и сестрой французского короля Филиппа I. Такие близкие родственные связи не могли быть не замечены современниками, однако ни в одном из средневековых источников не содержится никакого упоминания об этом. Молчание хронистов о родстве французского короля и шотландской королевы свидетельствует против предположения о великокняжеском происхождении Агаты. Другие версии о происхождении Агаты связаны с именами болгарского царя Гавриила Радомира, епископа Бруно Аугсбургского и венгерского короля Стефана I. АГАФЬЯ ВЛАДИМИРОВНА — дочь Владимира Мономаха, которая в 1116 г. вышла замуж за Всеволода (Всеволодка) Давыдовича. Результатом этого брака явилось то, что Всеволодко в дальнейшем поддерживал сына Мономахова Мстислава Великого, своего шурина {вспомним, что сам Мономах и отец Всеволодка, знаменитый смутьян Давыд Игоревич, враждовали}. Другие результаты этого брака: Борис, Глеб, Мстислав. АГАФЬЯ ВСЕВОЛОДОВНА (около 1195— 7 февраля 1238) — супруга князя Владимирского Юрия Всеволодовича, погибшего в битве с татарами на Сити. Дочь Всеволода Святославича Чермного, князя черниговского (одно время великого князя киевского), от брака с Марией, дочерью Казимира II, короля польского. Вышла за князя Юрия ещё при жизни его отца 10 апреля 1211 года; имела с ним трёх (по другим сказаниям — четырёх) сыновей и двух дочерей; погибла с младшею из дочерей Феодорой при взятии татарами Владимира-на-Клязьме 8 февраля 1238 года, по разным версиям — заживо сгорели в Успенском соборе или замучены в ставке Батыя (последняя версия описана в романе Василия Яна «Батый»). Память в Православной церкви 4 (17) февраля. жүктеу/скачать 4 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|