- сравнить модели национальной интеграции, принятые в ряде западных государств, с моделью национальной интеграции, выработанной в Канаде

- сравнить модели национальной интеграции, принятые в ряде западных государств, с моделью национальной интеграции, выработанной в Канаде;

• 
  охарактеризовать современное состояние политики мультикультурализма в Канаде на примере публичных дебатов в провинции Онтарио по поводу введения ограниченных норм шариата в практику арбитражных судов по разрешению семейных споров.
  

6. Признание культурного многообразия в канадском случае означает институционализацию культурных идентичностей в публичном пространстве.

7. Реализация права на публичную артикуляцию культурных идентичностей привела к формированию «видимых меньшинств» в Канаде, культурные отличия которых проявляются преимущественно в этно-стилевой атрибутике, но не препятствуют их успешной интеграции в принимающее общество. Самыми многочисленными «видимыми меньшинствами» в Канаде являются выходцы из Индостана и Китая.

8. С формированием в последние десятилетия достаточно многочисленных этнокультурных групп, состоящих из выходцев из мусульманских стран, в канадской модели национальной интеграции обостряются противоречия между либеральными принципами устройства публичного пространства и провозглашенным в Конституции принципом мультикультурализма.

Работа прошла апробацию на факультете гендерных исследований в университете Йорка (Торонто, Канада). В марте 2007 г. Международный совет по изучению Канады (Оттава) выделил автору стипендию для проведения научной работы в Центре феминистских исследований (университет Йорка, Торонто). Исследование было проведено в период с сентября 2007 г. по январь 2008 г. Автор выступила с основными положениями исследования на семинаре «Searching for the Islamic Feminist: Religious Arbitration in Ontario» (Центр феминистских исследований, университет Йорка, 26 ноября 2007 г.).

В 2008 г. автор выступила с секционным докладом «Кризис канадского мультикультурализма в условиях возрастающего культурного многообразия» на конференции «Векторы развития современной России: наука и общество» (Московская высшая школа социальных и экономических наук, 18-19 апреля 2008). В декабре 2009 г. автор выступила с докладом «Политика мультикультурализма в Канаде» на семинаре, организованном Центром изучения проблем гражданства и идентичности (ИФ РАН, Москва).
Теоретическая и практическая значимость исследования.
Ряд теоретических положений и выводов диссертации вносят вклад в исследование практик национальной интеграции и феномена мультикультурализма..

Основные положения диссертации и реферируемая в ней литература могут быть использованы при разработке учебных курсов и спецкурсов по мультикультурализму.

Одной из причин современных проблем интеграции в западных странах является борьба иммигрантов за признание их культурных прав в публичном пространстве принимающего общества. Различия в политической культуре между иммиграционными государствами Северной Америки и «национальными» западноевропейскими государствами, построенными на представлениях об этнокультурном ядре нации, определяют различный уровень институционализации культурных прав иммигрантов и, соответственно, специфику интеграционных проблем.

До 1960-х гг. этнокультурное многообразие в странах Западной Европы в основном являлось результатом присутствия исторических меньшинств и беженцев из соседних европейских стран. Массовую иммиграцию из стран третьего мира западноевропейские общества испытали только после окончания Второй мировой войны. В результате в Западной Европе сложились этнокультурные меньшинства иммигрантского происхождения. В настоящее время большинство стран Западной Европы фактически являются иммиграционными. То обстоятельство, что в самоописаниях западноевропейских стран до сих пор господствуют идеи о культурном ядре, обусловило идеологическую неподготовленность принимающих обществ к последующим требованиям со стороны иммигрантов на признание их культурных отличий в публичном пространстве.

Различные политики в отношении этнокультурного разнообразия, возникающего в результате иммиграции, обусловливаются различиями в официальных доктринах между «классическими национальными» и «иммиграционными» государствами. Во Франции традиции республиканизма на практике оборачиваются жесткими требованиями к культурной ассимиляции иммигрантов. Вхождение в политическое сообщество предполагает лояльность иммигрантов французской культуре. В Германии до 2000 г. стать членом немецкой нации возможно было только по этническому признаку, и до сих пор процедуры натурализации затруднены. Имперские политические традиции в Великобритании привели к тому, что именно после распада Британской империи стала проводиться политика формирования современных представлений о «британскости» как культурной категории (patrials). Терпимое отношение к выходцам из стран третьего мира допускается при условии, если они не разрушают традиции «британского стиля жизни». В США установка на иммиграцию как на фактор развития проходила параллельно с идеологией «плавильного котла». На практике это вылилось в сосуществование в публичном пространстве ассоциаций по конфессиональным признакам, в рамках которых и обнаруживалось «культурное многообразие». Массовый приток выходцев из Мексики и других стран Латинской Америки приводит к некоторой сегрегации этнокультурных групп на уровне повседневного взаимодействия, распространению испанского языка в школах как основного языка обучения в ряде штатов и ставит новые вызовы перед правительством США.

Специфика модели национальной интеграции в Канаде заключается в том, что это государство формировалось в условиях вынужденного противоречивого сосуществования двух сообществ, каждое из которых воспринимало себя в качестве государствообразующего сообщества. Дуализм канадской политической культуры обусловил устойчивую установку элит в этой стране сначала на бикультурализм, а впоследствии на культурный плюрализм как на возможность сохранения политической целостности. Невозможность ассимилировать франкоязычное население вкупе с осознанием франко-канадскими элитами непродуктивности отделения привели к бикультурализации канадской публичной культуры. Кроме того, иммиграция стала основополагающим фактором в формировании канадской нации, хотя до окончания Второй мировой войны иммиграционная политика Канады не отличалась последовательностью и строилась на расистских принципах, так как в страну в первую очередь принимались выходцы из англосаксонских стран, континентальной и Восточной Европы. Либерализация канадской иммиграционной политики в 1960-х гг., массовый приток иммигрантов из стран третьего мира и растущее недовольство потомков иммигрантов из стран континентальной (украинцев и немцев) официальной бикультурной политикой в условиях растущего этнокультурного многообразия обусловили переход от идеологии бикультурализма к мультикультурализму в 1970-х гг.

Таким образом, иммиграция из стран третьего мира в Канаду во второй половине 20 века наложилась на уже существующую бикультурную парадигму. В условиях возрастающего этнокультурного многообразия логика бикультурализма трансформировалась в мультикультурализм. На практике это означает, что отношение федерального правительства к культурным требованиям франко-канадцев было взято за отправную точку для формирования политики интеграции этнокультурных меньшинств иммигрантского происхождения.

С принятием в 1982 г. Хартии прав и свобод (являющейся, по существу, Конституцией канадского государства), произошла институциализация культурных прав меньшинств. В иммигрантских обществах, к которым принадлежит и Канада, не работает основной принцип национализма, являющийся основой традиционной модели национальной интеграции, а именно – совпадение культурных и политических границ. Канадское государство возникло в результате колонизации части североамериканского континента представителями двух этнокультурных сообществ (британского и французского). Дуализм публичного пространства в Канаде сначала привел к формированию бикультурализма, а затем мультикультурализма как инструмента национальной интеграции. При этом мультикультурализм стал развиваться в либерально-процедурной форме, что означает сохранение примата индивидуальных прав и признание права на культурное самоопределение лиц, причисляемых к меньшинствам. Такая политика позволяют снижать уровень культурной сегрегации в обществе.

Пример Великобритании показывает, что мультикультурализм с коммунитаристских позиций предполагает представление меньшинств в качестве гомогенных сообществ и носителей статичных культурных практик. Признание культурных различий, понимаемых в качестве статичных, в полиэтничных обществах неизбежно приводит к росту «реакционного мультикультурализма» «брокеров от этничности» и увеличению количества геттоизированных сообществ. В частности, культурная сегрегация и невозможность реализации множества политических интересов приводит к политизации культурных идентичностей среди британских мусульман и радикализации их поведения.

В отличие от Великобритании, в Канаде политика мультикультурализма не запрещает, но и не поощряет институциализацию культурных идентичностей. Мультикультурализм здесь работает как интерпретативный принцип организации общежития, признающий вероятность переформатирования культурных идентичностей иммигрантов различного этнического происхождения и возможности отстаивания их культурно-политических требований через судебные инстанции. Иначе говоря, для того, чтобы выдвигать требования, связанные с культурной идентичностью, иммигранты не обязаны становиться членами диаспорных институтов. В то же время за ними признается и возможность выдвигать групповые требования и, соответственно, их интеграция в общество в качестве групп. Однако, как показывает опыт Великобритании, такая практика ведут к усилению влияния «брокеров от этничности» и к закреплению ригидных статусных иерархий в иммигрантской среде.

Сравнивая политическую культуру Канады и США, автор отмечает два основных отличия между двумя странами. Во-первых, для канадского публичного пространства не характерна «расиализация», свойственная американскому публичному пространству. Это объясняется различиями в политических историях двух стран, в частности, отсутствием в Канаде опыта рабства афро-американцев и истребления индейцев. Во-вторых, в Канаде никогда не была популярной идеология “плавильного котла”, которая долгое время являлась практически официальной в США.
Во второй главе «Мультикультурализм как модель национальной интеграции в Канаде» рассматривается история формирования политики канадского мультикультурализма как инструмента национальной интеграции. Канада является показательным примером необходимости проведения политики культурного плюрализма. Иммиграционный характер канадского государства привел к переходу от политики бикультурализма, т.е. признания культурных прав франко-канадцев, к мультикультурализму, создавшему правовые возможности для признания в публичном пространстве групповых прав многих этнокультурных групп при сохранении примата индивидуальных прав. Признание культурных прав исторических этнокультурных меньшинств было распространено и на иммигрантские группы. Мультикультурализм стал моделью национальной интеграции в Канаде в условиях необходимости социального и политического объединения сообществ разного уровня - сообществ с территориальными идентичностями (франко-канадцы, индейцы) и групп иммигрантов. Основным инструментом национальной интеграции в Канаде стала Хартия прав и свобод. Мультикультурализм приобрел характер интерпретативного принципа, означающего динамичное изменение принципов включения/исключения культурных прав в публичное пространство при условии необходимой низовой активности граждан.
В первом параграфе «Теория и практика мультикультурализма» дается краткое описание двух версий теории мультикультурализма: коммунитаристской и либерально-процедурной, а также показывается различие между государственной политикой мультикультурализма и реакционным мультикультурализмом брокеров от этничности. Для понимания проблем, с которыми сталкивается Канада, а именно – каким образом возможно удовлетворить культурные притязания меньшинств в пределах единого политического пространства, автор рассматривает теорию Ч. Тэйлора, обосновывающую необходимость проведения «политики признания» в западных либерально-демократических государствах, и концепцию «конституционного патриотизма», разработанную Ю. Хабермасом. Эти две теории оказали и продолжают оказывать влияние на идеологию мультикультурализма в Канаде.

В интерпретации Ч. Тэйлора, политическая культура Канады есть не что иное, как постоянная выработка и совершенствование механизмов удовлетворения притязаний этнических сообществ на культурно-правовую автономию в условиях либерально-демократической политической культуры. Эти механизмы имеют отношение к господствующим представлениям о социальной и культурной справедливости, которые изменяются в условиях возрастающего этнокультурного многообразия общества¹⁴. Основная идея либеральной концепции индивидуальной свободы выбора состоит в том, что индивиды обладают правом пересматривать свои жизненные цели и изменять свои мировоззренческие установки в изменяющихся социальных условиях. Данное утверждение особенно справедливо для иммиграционных обществ, для которых характерны процессы культурной гибридизации и беспрецедентная скорость культурных трансформаций.

В иммиграционных странах не было жесткой сословной иерархии, типичной для европейских обществ. Соответственно, культурные коды менее ригидные, социальные лифты более подвижны, культурные идентичности быстрее индивидуализируются, системы смыслов и значений чаще подвергаются критическому переосмыслению. Основная посылка теории Ч. Тэйлора заключается в идее, что культурная идентичность (на коллективном или индивидуальном уровне) формируется в условиях признания обществом культурных категорий, которые то или иное этнокультурное сообщество считает конститутивными в структуре собственной идентичности.¹⁵ Непризнание или стереотипизация культурных категорий является, по мнению Ч. Тэйлора, угнетением.

Теория конституционного патриотизма, предложенная Ю. Хабермасом, оказывает значительное влияние на переосмысление идеологии и практики мультикультурализма в Канаде.¹⁶ Демократическая легитимация политических требований осуществляется в публичном пространстве при участии всех агентов, заинтересованных в проблеме. Ю. Хабермас подчеркнул значимость для обеспечения прав и свобод граждан дискурсивного принципа публичного пространства: для достижения реальной автономии личности, адресаты потенциальных законодательных актов должны участвовать в процессе законотворчества и выступать в роли авторов будущих законов. Необходимость в принятии культурных прав должна детально обсуждаться на уровне гражданского общества. Политическое действие, например, принятие закона может «считаться легитимным только в том случае, если все адресаты одобрили нововведение после активного участия в публичных дебатах и предоставления рациональной аргументации в защиту собственной позиции».¹⁷ Конституционный патриотизм применительно к обществу Канады можно трактовать в качестве лояльности, которая не навязывается, а формируется у иммигрантов. В Конституции страны заложен принцип мультикультурализма как интерпретативный принцип организации политического общежития в условиях возрастающего этнокультурного многообразия, расширяющий возможности публичного выражения культурных интересов иммигрантов и способствующий осознанию ими собственной ценности в качестве гражданина и индивида.

Следует различать государственную политику мультикультурализма, имеющую отношение к управлению этнокультурными сообществами, и «реакционный мультикультурализм», идеологию которого используют лидеры меньшинств в борьбе за признание за собой особых культурных прав. Мультикультурализм стал национальной доктриной и основным смысловым полем, в пределах которого формируется национальная идентичность канадских граждан. В Канаде принято специальное законодательство по регулированию политики мультикультурализма и учреждены специальные ведомства. Мультикультурализм становится идеологическим локомотивом общества, определяющим развитие публичной культуры.

В случае «реакционного мультикультурализма», ключевым является понятие «сообщества», фигурирующего во многих стратегиях, используемых лидерами меньшинств, которых политологи называют «брокерами от культуры». «Реакционный мультикультурализм» выстраивается на установках коммунитаризма, теоретики которого исходят из допущения, что индивидуальная и коллективная идентичность определяется культурой, историей и традициями того общества, в котором они выросли и были воспитаны».¹⁸ Коммунитаристы выдвигают на первый план проблему сообщества, традиционных институтов, представления о культурном инварианте и контекстуальное понимание социальной справедливости. Неудивительно, что в борьбе этнокультурных сообществ за групповые права особая роль в политической риторике «брокеров от этничности» отводится женщинам как «носительницам культурных традиций».¹⁹

На практике политические интересы брокеров от этничности, которые используют мультикультуралистскую риторику для приобретения и накопления политического капитала, нередко расходятся с интересами представителей той предполагаемой группы, интересы которой они якобы представляют. Призывая к групповой солидарности на основании культурных категорий, брокеры от этничности тем самым создают у целевой аудитории коллективные представления о себе, т. е. формируют конструкт, являющийся объектом их деятельности. Иначе говоря, деятельность брокеров от этничности предполагает реификацию группы, и в случае успеха проекта «реакционного мультикультурализма» политический конструкт реализуется на практике, что влечет за собой культурную сегрегацию.
Во втором параграфе «Возникновение и развитие мультикультурализма в Канаде» рассматривается становление мультикультурализма как модели национальной интеграции в Канаде. Вначале автор показывает изначальный дуализм политического дискурса в Канаде, обусловленный напряженными отношениями между франкоязычными и англоязычными жителями и проблемой квебекского сепаратизма, обострившейся в середине 20 в. Франко-канадцы были первыми колонизаторами территории Канады, но после завоевания британцами они стали «внутренними другими» и до принятия Акта о создании Квебека в 1774 г. были объектами ассимиляторской политики. ²⁰ Акт о создании Квебека заложил основы дуализма канадского публичного пространства и политической культуры. В Квебеке были восстановлены привилегии галликанской церкви, утвержден гражданский кодекс Наполеона и феодальная система землевладения. Акт о создании Квебека стал первой попыткой интегрировать ту часть населения Канады, которую невозможно было ассимилировать, и создало прецедент, приведший впоследствии к формированию политики мультикультурализма.

В начале 20 в. сформировалась идеология франко-канадского национализма, самым ярким представителем которого был Генри Бурасса.²¹ Политические претензии франко-канадцев состояли в следующем. Во-первых, Канада была образована как союз двух равных наций, но англо-канадцы нарушили этот контракт из-за имперских амбиций и невежества. Поэтому нарушенный контракт должен быть восстановлен. Во-вторых, политика формального билингвизма не соответствует ожиданиям франкоязычного населения Канады; французскому языку необходимо придать статус единственного государственного на территории Квебека. В-третьих, следует создавать маленькие франкоязычные анклавы по всей стране.

В середине 20 в. самоидентификация франко-канадцев изменилась. Это явление легко пролеживается в изменении имен, использовавших для обозначения этой группы: «канадцы» – «французы» – «франко-канадцы» – «квебекцы». Лояльность франко-канадцев обрела территорию (Квебек), а сами они как группа получили отличительное название, что усилило интенсивность национального чувства. Однако причины квебекского национализма не сводятся исключительно к языковым требованиям франко-канадцев и изменению их самоидентификации. Осознанию необходимости политической автономии способствовали социальные и экономические факторы. Промышленное развитие в 1950- 1960-х гг. привел к росту материальных амбиций населения. Произошла некоторая секуляризация публичного пространства: стало меньше католических школ, процессы демократизации начались в сфере сексуального поведения и самовыражения. Традиционные самоописания франко-канадцев перестали соответствовать актуальным материальным и интеллектуальным ожиданиям. Таким образом, желание модернизировать свое общество и изменить образ жизни также способствовали росту национализма. Политические претензии проявились, в частности, в недовольстве характером иммиграционной политики в Канаду, в результате чего Квебек обходили стороной, в требованиях большего самоуправления, в том числе и в экономической сфере. Кроме того, квебекский национальный сепаратизм показывает, что разобщенность англо-канадцев и франко-канадцев основывается на приверженности этих культурных общностей разным мифам. Первый связан с верностью англо-канадцев британским культурным и политическим традициям и верноподданностью британской Короне. Франко-канадский национальный миф основывается на коллективной памяти о Конкисте. В 1960-х гг. этот миф стал идеологией квебекского сепаратизма. По мнению приверженцев этой идеологии, Квебек можно считать «классическим» национальным государством, т. к. 80% населения является культурно гомогенным, т. е. наблюдается совпадение политических и культурных границ, а Партия Квебека, ведущая политическая сила в провинции, выстраивает политические программы на ожиданиях, что в обозримом будущем Квебек получит политический суверенитет.

Далее автор рассматривает влияние иммигрантов из стран континентальной Европы, в первую очередь Германии и Украины, на процесс преобразования бикультурализма в мультикультурализм. Наделение франко-канадцев широкой культурной автономией в 1960х гг. в условиях, когда их «ареал расселения» охватывал не только Квебек, но также центральные и западные провинции (в частности, многочисленные общины франко-канадцев проживают в Манитобе), вызвало протесты иммигрантов иного этнического происхождения в западных провинциях страны и вынудило федеральное правительство признать многосоставной характер канадского общества.

Канадцы украинского и немецкого происхождения высказали недовольство приписыванием культуре франко-канадцев более высокого «символического значения». Дополнительным основанием для этого недовольства послужило то обстоятельство, что иные культурные сообщества превосходят по своей численности франко-канадскую общину в западных провинциях, а именно, в провинциях Манитоба, Альберта и Саскачеван. Наиболее энергично эту идею отстаивали потомки иммигрантов из Украины. В 1960-х гг. один из активистов сообщества канадских украинцев Поль Юзик (Paul Yuzyk), обратил внимание на интересы «третьей категории канадских иммигрантов», состоящей из иммигрантов не-французского происхождения и не являющихся представителями индейского населения.

По мнению представителей «третьей категории канадских иммигрантов», тот факт, что Канада признает главой государства английскую королеву, обеспечил англо-канадцам господствующее положение в публичном пространстве страны. Однако принципы социального включения в условиях иммиграционного характера общества предполагают постоянное переосмысление и реконструкцию публичной сферы. Именно в данном контексте следует рассматривать предпринятые правительством в качестве реакции на политические требования «третьей категории иммигрантов» законодательные меры, которые привели к возможности институциализации культурных прав всех этнокультурных меньшинств в Канаде.

Затем автор переходит к рассмотрению изменений в политической культуре, произошедших в Канаде в связи с принятием Хартии прав и свобод в 1982 г. Формирование политики мультикультурализма совпало с внедрением некоторых либерально-республиканских норм в политическую культуру Канады. В частности, принципы мультикультурализма как национальной доктрины прописаны в Хартии прав и свобод, которая является частью Основного закона страны. В Хартии закрепляется примат индивидуальных прав над групповыми привилегиями при сохранении возможностей требования отдельных прав для этнокультурных меньшинств. С принятием Хартии политическая культура в Канаде приняла более легалистский характер, что повлекло за собой повышение значимости правовых процедур для решения споров, связанных с практикой мультикультурализма. Для того, чтобы добиться институциализации определенной культурной нормы, представители этнокультурных меньшинств проводят свои требования через судебные инстанции. Иначе говоря, культурные права не приписываются - они обретаются этнокультурными меньшинствами в результате процедурных мероприятий.

В течение 1970-1980-х гг. в Канаде произошла радикальная либерализация публичного пространства. Это стало следствием предшествующей либерализации иммиграционной политики. В условиях растущего этнокультурного многообразия возобладал демократически-инклюзивный принцип функционирования публичной сферы. Официальная доктрина, сформулированная правительством П. Трюдо и закрепленная в Хартии прав и свобод, признавала вклад всех этнокультурных меньшинств в развитие общей канадской культуры. При этом индивидуальным правам представителей этнокультурных меньшинств придавался приоритет в сравнении с групповыми правами.

В этот период в стране была предпринята попытка соединить либерально-универсалистские принципы с идеологией мультикультурализма. С одной стороны, за меньшинствами признается право воспроизводить культурные нормы страны происхождения (или некие гибридные нормы, которые могут сформироваться в условиях проживания в иммиграционной стране). С другой стороны, концепция индивидуальных прав однозначно занимают господствующее положение в правовой культуре Канады.

Хартия оказала структурное влияние на канадскую политическую культуру и на политические институты. Она усилила полномочия судебных инстанций по сравнению с другими институтами. Дискурсивные и институциональные последствия принятия Хартии также отразились на характере канадского мультикультурализма. Она стала важнейшим инструментом национальной интеграции и фактором изменения публичного пространства в Канаде, оказав влияние на процессы политической мобилизации и ведения публичных дебатов. Организации гражданского общества стали активнее участвовать в политической жизни страны, легитимируя свои претензии ссылками на соответствующие положения Хартии.²²

Мультикультурализм в Канаде работает как интерпретативный принцип организации политического сообщества. Это означает наличие правовых возможностей для выдвижения этнокультурными меньшинствами, в том числе и иммигрантского происхождения, культурных требований, а также признание изменений культурных идентичностей иммигрантов различного этнического происхождения и формирование ими групп для отстаивания своих требований через судебные инстанции. В основу интерпретации мультикультурализма в Канаде положена процедура. При этом у лиц, относимых к меньшинствам, сохраняется право на добровольное самопричисление к данной категории. Таким образом, в Канаде предпринята попытка реализовать мультикультурализм в либерально-процедурной перспективе.

Интерпретативный характер канадского мультикультурализма означает, что эта политика не является статичной, не предполагает единого и заданного подхода, но заключает в себе возможности непрерывного публичного обсуждения и признания вклада многих этнокультурных групп в историю, а также в настоящее и будущее страны. Иначе говоря, мультикультурализм как модель национальной интеграции в таком молодом иммиграционном государстве как Канада означает постоянную трансформацию принципов признания и включения в публичное пространство. Изменение принципов признания связано с формированием новых меньшинств в условиях возрастающего этнокультурного многообразия. В 1960-х гг. канадские украинцы выдвинули специфические требования и добились официального признания значимости своего культурного вклада в развитие общей канадской культуры. Требования канадских украинцев не только не вызвали кризиса политики национальной интеграции в Канаде, но способствовали ее усовершенствованию, а именно – переходу от бикультурализма к мультикультурализму в рамках билингвизма.

Специфика национальной интеграции в Канаде заключается также в том, что создание канадской федерации, асимметричной по своему характеру, не предполагало однородного правового пространства в пределах единого национального сообщества. Наличие отдельной правовой системы в Квебеке создало ситуацию правового плюрализма в рамках единой политии. В свою очередь, Хартия как основной инструмент национальной интеграции в рамках политики мультикультурализма допускает культурную множественность. В частности, в правовой сфере культурная множественность проявлялась в практике негосударственного судопроизводства, допускающего применение любых, не противоречащих Конституции страны, норм, в том числе и религиозных. Тем не менее, правовой плюрализм в Канаде существовал в рамках либеральной политической культуры, когда этнокультурные меньшинства все-таки не претендовали на применение религиозных норм в публичной сфере. Если религиозные нормы и применялись ( а именно, при решении внутрисемейных проблем), то эта практика оставалась внутри приватной сферы С образованием достаточно многочисленной группы иммигрантов-мусульман применение религиозных норм в негосударственном судопроизводстве стала использоваться брокерами от культуры для коллективной мобилизации, т.е. в политических целях.
В третьем параграфе «Видимые меньшинства» и успешный опыт интеграции выходцев из стран Азии», автор обращается к вопросу к включении в канадское общество выходцев из Китая и Юго-Восточной Азии. Присутствие в публичном пространстве Канады этно-стилевой атрибутики, резко отличающейся от стилевых характеристик «большинства», стали причиной формирования в канадском обществе представлений о «видимых» меньшинствах (visible minorities). Категория «видимое меньшинство» прочно вошла в политических лексикон и политическую практику канадского мультикультурализма. Опыт интеграции выходцев из Индостана можно назвать очень успешным. Во-первых, их опыт иммиграции длителен, многие из них являются канадскими гражданами во втором и третьем поколениях. Во-вторых, они не проявляют религиозную идентичность в публичном пространстве. Их культурные требования ограничиваются признанием этно-стилевых отличий в некоторых сферах общественной жизни. В-третьих, эта категория населения активно подвергается процессам культурной гибридизации.

Вторым по численности и наиболее быстро увеличивающимся «видимым меньшинством» в Канаде являются китайцы. Они составляют 3.9% от общей численности населения.²³ Если в 1996 г. китайцы составляли 6% от общей численности иммигрантов, то в 2004 г. – уже 15%. В Ванкувере выходцы из Китая составляют 17% населения. “В результате китайский язык в 1996 г. стал третьим по числу используемых в повседневной жизни языков Канады”.²⁴ Несмотря на некоторые сегрегационистские тенденции, можно утверждать об успешном опыте интеграции выходцев из Китая в канадское общество. Во-первых, для канадских китайцев, пусть и в меньшей степени, также характерны процессы культурной гибридизации. Публичные проявления китайской этнической идентичности, например, в рамках языковых школ, являются в действительности выражением их прав как канадских граждан. Во-вторых, об успешности интеграции китайцев в канадское общество свидетельствует то обстоятельство, что с середины 1980-х гг. большинство китайцев в Канаде уже не проживает в китайских кварталах.²⁵ В-третьих, далеко не все китайцы в Канаде используют неформальные связи для социально-экономической интеграции. Подавляющее большинство использует преимущества независимой иммиграции и въезжают в Канаду в качестве квалифицированных работников или предпринимателей. В-четвертых, проблемы, с которыми сталкиваются китайцы в Канаде, типичны и для выходцев из других стран и регионов. Основные проблемы заключаются в межпоколенческих конфликтах между иммигрантами первого и второго поколений, а также между менее образованными и более образованными.²⁶