ничего. Мне было все равно. Я едва заметил, что татами был тоньше
вафельки. Я поклонился старушке, пожелав ей спокойной ночи.
Оясуми
насай. Я свернулся калачиком на циновке и тут же вырубился.
Спустя несколько часов я проснулся от того, что комната была залита
ярким светом. Я подполз к окну. По всей видимости, я оказался в каком-то
промышленном районе на городской окраине. Заполненный портовыми
доками и заводами, этот район,
должно быть, оказался основной мишенью
для бомбардировщиков «Б-29». Куда бы я ни взглянул, везде видел полное
опустошение. Здания, покрытые трещинами или полностью разрушенные.
Квартал за кварталом просто сровняло с землей. Они исчезли.
К счастью, у моего отца были знакомые в Токио, включая группу
американцев, работавших в информационном агентстве «Юнайтед пресс
интернэшнл». Я отправился к ним на такси, и ребята по-семейному
приняли меня. Угостили кофе и сдобным кольцом с орехами, а когда я
рассказал им,
где провел ночь, расхохотались. Они же забронировали мне
место в чистом, приличном отеле, а затем составили мне список
нескольких пристойных мест, где можно питаться.
Что ты, ради всего святого, делаешь в Токио? Я объяснил, что
совершаю кругосветку. А затем упомянул о своей Безумной идее. «Ух
ты», — отреагировали они, немного выкатив на меня глаза, и назвали двух
отставных военных, выпускавших ежемесячный
журнал под названием
«
Импортер». «Переговори с парнями из «
Импортера», — сказали они, —
прежде чем сделаешь что-нибудь опрометчивое».
Я пообещал, что переговорю. Но прежде мне не терпелось посмотреть
город.
С путеводителем и камерой «Минольта» в руках я разыскал несколько
переживших войну достопримечательностей — старинные храмы и
святилища. Я провел долгие часы, сидя на скамейках в садах, обнесенных
заборами, и читая о господствующих в Японии религиях — буддизме и
синтоизме. Я дивился концепциям
кэнсё, или сатори, —
просветление,
которое наступает как вспышка, как ослепляющий взрыв. Вроде лампы на
моей «Минольте». Мне это нравилось. Я хотел этого.
Но прежде мне понадобилось бы полностью изменить мой подход. У
меня было линейное мышление, а, согласно дзен, линейное мышление —
не что иное, как заблуждение, одно из многих, делающих нас несчастными.
Реальность нелинейна, утверждает дзен. Нет будущего, нет прошлого. Всё
— настоящее.
В каждой религии, кажется, самость —
это препятствие, враг. А в
учении дзен прямо говорится, что самость не существует. Самость —
мираж, горячечная галлюцинация, и наша упрямая вера в ее реальность не
только впустую расходует жизнь, но и укорачивает ее. Самость — это
наглая ложь, которой мы ежедневно сами себя обманываем, а для счастья
требуется, чтобы можно было видеть сквозь ложь, развенчивая ее. Для того
чтобы
изучать себя, говорил дзен-мастер XIII века Догэн, значит
забыть
себя. Голос внутри себя, голоса вне вас — все это одно и то же. Нет
никаких разделительных линий.
Особенно в соперничестве. Победа,
говорит дзен, приходит, когда мы
забываем себя и противника, являющихся не чем иным, как двумя
половинками одного целого. В книге
«Дзен и искусство стрельбы из лука»
все это изложено с кристальной четкостью.
Совершенство в искусстве
Достарыңызбен бөлісу: