улочкам, ужасаясь при виде безногих,
безруких нищих, стариков, стоящих
на коленях в грязи рядом с вопившими о милостыни сиротами. Старики
были немыми, но дети с воплями повторяли мольбу: «
Эй, богатый человек,
эй, богатый человек, эй, богатый человек». Они рыдали и шлепали
ладонями о землю. Даже после того, как я раздал им все деньги,
которые
были у меня в карманах, плач не переставал.
Я пришел на окраину города, забрался на вершину пика Виктория и
вглядывался вдаль, туда, где лежал Китай. В колледже я читал сборник
афоризмов Конфуция: «
Тот, кто передвигает горы, сначала убирает
маленькие камешки». И теперь я с особой силой ощутил, что у меня
никогда не появится возможности сдвинуть эту конкретную гору.
Никогда
не смогу я приблизиться к этой отгороженной стеной мистической земле, и
мысль эта заставила меня почувствовать себя неизъяснимо грустно. Это
было чувство незавершенности.
Я поехал на Филиппины, где творились такие же безумие и хаос. И где
бедность была в два раза страшнее. Я медленно, как в кошмарном сне, шел
по Маниле, сквозь бесконечные толпы народа и не поддающиеся
измерению заторы, продвигаясь к гостинице, в которой Макартур когда-то
занимал пентхаус. Я восхищался всеми великими полководцами, от
Александра Великого до Джорджа Паттона. Я
ненавидел войну, но любил
воинственный дух. Ненавидел меч, но любил самураев. И из всех великих
ратных людей в истории я считал наиболее убедительным Макартура. Эти
его солнцезащитные очки Ray-Bans, эта его курительная трубка из
кочерыжки кукурузного початка — уверенности ему было не занимать.
Блестящий тактик, мастер мотивации, да, кроме того, еще возглавил
Олимпийский комитет США. Как мне не любить его?
Конечно, он был глубоко порочен. Но он знал об этом. «
Вас помнят, —
заявил он пророчески, —
из-за правил, которые вы нарушаете».
Я хотел забронировать на ночь его бывший номер люкс. Но
позволить
себе такие расходы не мог.
Однажды придет день, поклялся я. Однажды я вернусь сюда.
Я отправился в Бангкок, где проплыл на длинной лодке с шестом через
мутные болота до рынка под открытым небом, который показался мне
тайской версией Иеронима Босха. Я ел птиц, фрукты и овощи, которых
ранее никогда не видел и никогда больше не увижу.
Мне пришлось
уворачиваться от рикш, скутеров, мотоповозок, прозванных
тук-тук, и
слонов, пока я добирался до Ват Пхра Кео и одной из самых священных
статуй в Азии — огромного шестисотлетнего Будды, вырезанного из
одного куска нефрита. Стоя перед ним и вглядываясь в его безмятежно
спокойное лицо, я спросил: «
Почему я здесь? В чем моя цель?»
ВАС
ПОМНЯТ ИЗ-ЗА ПРАВИЛ, КОТОРЫЕ ВЫ НАРУШАЕТЕ.
Я подождал.
Ничего.
Или же ответом мне было молчание.
Я поехал во Вьетнам, где улицы (Сайгона. —
Прим. пер.) ощетинились
штыками американских солдат и, казалось, гудели от страха. Каждый знал,
что приближается война и что она будет уродливой до невозможности и
совершенно другой. Это будет война по Льюису Кэрроллу, война, в ходе
которой американский офицер объявит: «
Мы должны были уничтожить
Достарыңызбен бөлісу: