Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

полагаем, что это прозвище придумал Джонсон. Во время одной из наших
самых  первых  совместных  поездок  на  отдых  он  пробормотал:  «Скольким
многомиллионным  компаниям  могли  бы  вы  крикнуть:  «Эй,  задолицые!»,
чтобы  вся  их  команда  управляющих  обернулась  на  вас?»  Его  слова
вызвали у нас смех. А затем это прозвище прижилось. Оно стало ключевым
элементом  нашего  жаргона.  Слово  «задолицые»  относилось  и  к  нашим
поездкам  на  отдых,  и  к  самим  участникам  таких  поездок,  оно  не  только
передавало  неформальную  атмосферу  во  время  такого  отдыха,  когда  ни
одна идея не была настолько священной и неприкосновенной, что над ней
нельзя было бы поиздеваться, и ни один человек не был настолько важен,
что  его  нельзя  было  бы  высмеять,  оно  воплощало  в  себе  дух,  миссию  и
этику нашей компании.
Первые  выездные  встречи  «задолицых»  проходили  в  различных
курортных  местах  Орегона.  Оттер  Крест.  Салишан.  В  конце  концов  мы
остановили  свое  предпочтение  на  Санривер,  идиллическом  месте  в
солнечной  центральной  части  штата  Орегон.  Как  правило,  Вуделл
и  Джонсон  прилетали  с  Восточного  побережья,  а  мы  выезжали  на
Санривер  в  пятницу,  в  конце  дня,  на  своих  машинах.  Мы  заказывали  на
себя  несколько  домиков,  оккупировали  конференц-зал  и  проводили  в  нем
два-три дня, до хрипоты крича друг на друга.
Я  и  сейчас  вижу  себя  сидящим  во  главе  стола,  крича  и  парируя
кричащих  на  меня,  —  со  смехом,  до  тех  пор,  пока  я  не  терял  голос.
Проблемы,  стоящие  перед  нами,  были  серьезными,  сложными,  они
казались  непреодолимыми,  что  усиливалось  тем,  что  нас  разделяли  три
тысячи  миль  в  то  время,  когда  сообщение  не  было  легким  или  быстрым
делом.  И  все  же  мы  постоянно  смеялись.  Иногда,  после  хохота,  который
вызывал  приступы,  сравнимые  с  действием  слабительного,  я  оглядывал
всех за столом и чувствовал, что меня обуревают эмоции.
Чувства товарищества, лояльности, благодарности. Даже любви. Точно,
любви.  Но  я  также  помню,  как  я  почувствовал  настоящее  потрясение  при
мысли, что этих людей, что были вокруг меня, собрал вместе я сам. И вот
эти  люди  были  отцами-основателями  многомиллионной  компании,
продающей  спортивную  обувь?  Парализованный  парень,  два  мужика,
страдающих  от  патологического  ожирения,  заядлый  курильщик,  не
выпускающий  сигарету  изо  рта?  Силы  придавала  мысль  о  том,  что  в  этой
группе тем, с кем у меня было больше всего общего, был… Джонсон. И все
же  неоспоримым  оставался  факт.  В  то  время  как  все  другие  смеялись,
буянили,  он  был  единственным,  кто  оставался  вменяемым,  тихо  сидя  за
столом и читая книгу.

Самый  громкий  голос  на  каждой  встрече  «задолицых»  всегда
принадлежал Хэйесу.
И самый сумасшедший. Как и объем его талии, его личность постоянно
расширялась,  приобретая  новые  фобии  и  увлечения.  Например,  к  тому
времени  у  Хэйеса  развилось  любопытное  пристрастие  к  тяжелой  технике.
Канавокопателям,  бульдозерам,  автогидроподъемникам,  кранам  —  они
очаровывали его. Они… заводили его, иначе не скажешь. Во время одной
из первых наших встреч «задолицых» на отдыхе мы выходили из местного
бара,  как  вдруг  Хэйес  углядел,  что  в  поле  за  домом  стоит  бульдозер.  К
своему  удивлению,  он  обнаружил  оставленные  в  машине  ключи,  поэтому
он  забрался  в  кабину  и  сгреб  всю  землю  вокруг  поля  и  на  автостоянке,
остановившись  только  тогда,  когда  он  чуть  было  не  повредил  несколько
автомобилей.  Чудом  их  не  задел.  Хэйес  на  бульдозере,  думал  я.  Это
должно было бы стать нашим логотипом, как и «свуш».
Я всегда говорил, что Вуделл старается, чтобы у него все работало как
часы, чтобы «поезда ходили по расписанию», но рельсы на пути укладывал
Хэйес. Именно Хэйес установил эзотерические системы учета, без которых
вся  работа  в  компании  застопорилась  бы.  Когда  мы  впервые  перешли  от
ручного  к  автоматизированному  бухучету,  Хэйес  приобрел  первые
примитивные машины, и, постоянно ремонтируя, модифицируя их или же
лупя  по  ним  своими  огромными  мясистыми  кулаками,  он  добивался  от
этого  железа  сверхъестественной  точности.  Когда  мы  впервые  начали
заниматься  бизнесом  за  пределами  Соединенных  Штатов,  иностранные
валюты  превратились  для  нас  в  дьявольски  сложную  проблему,  и  Хэйес
создал  гениальную  систему  хеджирования  валютных  рисков,  в  результате
чего разница становилась более надежной, более предсказуемой.
Несмотря на все наши шалости, несмотря на наши чудачества, несмотря
на  наши  физические  недостатки,  в  1976  году  я  пришел  к  выводу,  что  мы
были  сильной  командой.  (Годы  спустя  известный  профессор  Гарвардской
школы  бизнеса,  изучавший  компанию  «Найк»,  пришел  к  такому  же
заключению.  «Обычно,  —  сказал  он,  —  если  один  менеджер  в  компании
умеет  думать  тактически  и  стратегически,  у  такой  компании  хорошее
будущее.  Но,  честное  слово,  как  же  вам  повезло:  более  половины  всех
«задолицых» способны думать именно так!»)
Несомненно,  в  глазах  любого  стороннего  наблюдателя  мы  выглядели
как  жалкая,  пестрая  команда,  члены  которой  были  безнадежно
несогласованны между собой. Но на самом деле мы больше были похожи,
нежели отличались друг от друга, и это давало возможность согласовывать
наши  цели  и  наши  усилия.  В  основном  мы  были  орегонцами,  что  тоже

было  важно.  У  нас  было  врожденное  стремление  доказать,  на  что  мы
способны,  показать  миру,  что  мы  не  провинциалы  и  не  деревенщины.  И
почти  каждый  из  нас  был  беспощадным  ненавистником  самого  себя,  что
позволяло  держать  собственное  эго  под  контролем.  Среди  нас  не  было  и
следа  этой  глупости,  когда  кто-то  выставляет  себя  самым  умным  во  всей
округе.  Хэйес,  Штрассер,  Вуделл,  Джонсон,  каждый  из  них  мог  бы
оказаться  самым  умным  в  любом  окружении,  но  ни  один  из  них  так  не
думал ни о себе, ни о том, кто был рядом с ним. На наших встречах били
через край неуважение, пренебрежение и оскорбления.
О,  да  еще  какие  оскорбления.  Мы  обзывали  друг  друга  ужасными
именами. Мы обрушивали друг на друга словесные удары. Запуская новые
идеи,  сбивая  идеи  огнем  критики,  рассматривая  угрозы,  нависшие  над
компанией,  последнее,  что  мы  принимали  во  внимание,  —  это  чьи-то
чувства.  Включая  мои.  Особенно  мои.  Мои  «задолицые»  сотоварищи
постоянно обзывали меня Счетоводом Баки. Я никогда не требовал от них,
чтобы они перестали. Я был не настолько глуп. Если проявишь слабинку,
какую-нибудь чувствительность, ты погиб.
Я
СМОТРЕЛ
НА
СВОЮ
КОМАНДУ
И
ЧУВСТВОВАЛ
ТОВАРИЩЕСТВО И БЛАГОДАРНОСТЬ. ДАЖЕ ЛЮБОВЬ.
Помню  одну  нашу  встречу  «задолицых»,  когда  Штрассер  решил,  что
мы  недостаточно  «агрессивны»  в  нашем  подходе  к  бизнесу.  «И  слишком
много «счетоводов» в этой компании, — добавил он. — Поэтому: прежде
чем  начать  наше  собрание,  я  хотел  бы  предложить  кое-что  на
рассмотрение.
Я
подготовил

жүктеу/скачать 1.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: