Пять дней до оккупации Жеймялиса: 22 26 июня 1941 года

Первые минуты войны

Командующий ПрибОВО Ф. И. Кузнецов в 6.10 докладывал наркому обороны: «В 4.00 22.6.41 г. немцы начали боевые действия. Военно-воздушные силы противника бомбардировали аэродромы *Виндава, Паневежис, Шяуляй, *Ковно. Обстреляли артиллерией Паланга, Таураге, Калвария»⁶⁹.

Директива № 2 от 22.6.41 г. 7.15 Тимошенко, Маленкова, Жукова также указывает на 4.00⁷⁰.

В истории немецкой 1-й танковой дивизии записано, что 21 июня в 13.30 поступил приказ: «Б[арбаросса]   22.6.1941. Начало наступления 3.05»^XXIV. Аналогичная запись имеется в истории немецкой 21-й пехотной дивизии: «Б-день – 22.6.1941. Время Х – 3.05»^XXV. В истории немецкой 1-й пехотной дивизии сказано, что она перешла границу 22 июня в 3.05. На левом фланге наступал 1-й пехотный полк, на правом – 22-й пехотный полк⁷¹.

В разведывательной сводке для Генерального штаба, подписанной П. Кленовым, начальником штаба Северо-Западного фронта, уточнялось: «После артиллерийской подготовки военно-воздушные силы противника нарушили государственную границу и, начиная с 4.15 22.6.41 г., производили налеты и бомбардировку ряда объектов на нашей территории»⁷².



Рисунок 5. Часть географической карты «Литовская ССР⁷³

Не пытаясь разобраться в этих временных разночтениях, приведем яркие воспоминания очевидцев о происходившем на Шяуляйском направлении у Таураге в первые минуты войны.

А. Ионин: «Без десяти четыре я вышел из штаба проверить часового. Светало. С луга, из-за реки Юры полз туман… Дружно, как и вечером, перекликались за околицей дергачи… Город мирно спал, как вчера, как и неделю назад…

Часовой ходил возле штаба в полной боевой готовности: с винтовкой в руках, с противогазом, со скаткой за спиной. В крепости, где размещались подразделения управления части и склады, гудели моторы автомашин…

Убедившись, что часовой несет службу исправно, я пошел в дежурку. Но едва успел переступить порог, как услышал какой-то гул, похожий на дальний раскат грома. Это было в четыре ноль-ноль. В ту же минуту город потонул в грохоте разрывов»⁷⁴.

Р. Штовес: «Тревожную зловещую тишину, царившую ночью 22 июня 1941 года, разорвал в 3.05 страшный удар.

550 стволов, в том числе орудий с железнодорожных платформ, курсирующих в зоне [41-го танкового] корпуса вдоль границы, в течение 40-минутной артподготовки обрушились стальным градом на оккупированную Советами балтийскую землю. Но еще до того, как в 3.45 огонь внезапно умолк, штурмовые группы саперов и стрелков уже ползли к границе. Прижимаясь вплотную к грунту, они отодвинули в сторону первые заграждения. Вскоре полетели ручные гранаты, загремели связанные и сосредоточенные заряды. Предрассветные сумерки снова наполнились вспышками от палящего оружия всех калибров»⁷⁵.

Гельмут Дамерау (Helmut Damerau), старший лейтенант 11-й роты 24-го пехотного полка 21-й пехотной дивизии: «3.05. Мы бежали через узкий проход в проволочном заграждении, неслись через открытый луг и с бьющимся сердцем достигли небольшой возвышенности, поросшей лесом. Не раздалось ни единого выстрела. Однако гром пушек со стороны Таураге не оставлял места для иллюзии, что это могут быть маневры»⁷⁶.

Первые вражеские снаряды взорвались в военном городке 466-го стрелкового полка. Один из них прямым попаданием угодил в здание штаба дивизии⁷⁷.

Ионин «От прямого попадания снаряда здание штаба тяжело вздрогнуло и быстро наполнилось едким дымом. Второй снаряд, угодивший в окно к связистам, разнес коммутатор… Черные столбы дыма вырывались из крепости, где хранились цистерны с бензином. Взвивались в небо с треском разноцветные ракеты: горел склад боеприпасов.

Значение своевременно отданного приказа – занять оборонительные рубежи   было поистине неоценимо, так как первые удары артиллерии и минометов противника были нацелены на казармы…

Охватывая новые районы города, бушевал вражеский артиллерийский огонь…

От дома к дому неуверенными бросками перебегали красноармейцы. Размахивая пистолетом, их вел молодой лейтенант… Они пробирались к мосту через реку Юру, где была подготовлена основная линия обороны.

Телефоны в дежурке молчали… Не работала и стационарная радиостанция, выведенная из строя близким разрывом снаряда. Действовала лишь рация, смонтированная на автомашине. В четыре часа десять минут она выбросила в эфир первую радиограмму военного времени: «На всем охраняемом участке немцы силами танков и мотопехоты нарушили границу. Заставы ведут бой. Головкин»… »⁷⁸.

В. Ф. Зотов, начальник инженерных войск СЗФ, находившийся в это время в гостинице в Таураге: «В 4 часа утра 22 июня мы были разбужены взрывами артснарядов. Я подскочил к окну и увидел, как от взрыва первых же снарядов загорелся дом, в котором размещался штаб 125-й стрелковой дивизии, находившийся как раз против гостиницы. Быстро одевшись, побежал в 93-е управление военного строительства, расположенное рядом с гостиницей, начальником которого был военный инженер 2-го ранга В. А. Квятковский. Враг вел огонь главным образом зажигательными снарядами, вследствие этого через 15   20 минут после начала артиллерийского обстрела весь город горел…

Связь со строительными участками управления с начала артобстрела была полностью нарушена, поэтому В. А. Квятковскому было приказано немедленно выехать на правый фланг фронта, где располагались строительные части управления, и отвести их в район Кельме. Я поехал на левый фланг рубежа строительства управления с той же целью…

Как выяснилось позже, все саперные и строительные части, имевшие оружие, были включены в полевые войска и вели бои на границе, а не имевшие оружия отходили в тыл»⁷⁹.

В расположении 466-го полка 125-й стрелковой дивизии земля смешалась с небом. Столбы песка вздымались на позициях артиллерии. Дивизионы и батареи ждали приказа вступить в бой. Командир полка Ш. Г. Гарипов, запросил у командира дивизии разрешение открыть ответный огонь, указав на большие потери, которые несет полк, но получил отказ.

Вражеская артиллерия около получаса безнаказанно громила наши позиции. Красноармейцам, находившимся на передовой, эти тридцать минут показались вечностью. Долгожданная команда артиллерии переднего края и гаубичным батареям была отдана только после разговора командира дивизии со штабом корпуса. Загремели наши орудия. Началась артиллерийская дуэль⁸⁰. К ней сразу подключился и 51-й корпусной артиллерийский полк, обрушивший ответную лавину огня на вражеские войска, сосредоточенные в районе Тильзита⁸¹.

Эрхард Раус: «После артиллерийской подготовки, которая началась в 3.05, самолет-разведчик «шторх» выяснил, что деревянная пулеметная вышка на окраине *Шилини, уничтожена, после чего 6-ая танковая дивизия пересекла советскую границу к югу от Таураге»⁸².

В 4.30 штаб 8-й армии разослал в части сигнал воздушной тревоги⁸³.

О последующем узнаем из разведывательной сводки штаба СЗФ: «Налеты авиации и бомбардировка производились на следующие объекты: 4.42 22.6.41 г. до 45 самолетов бомбардировали Шауляй. Над Шауляй происходил воздушный бой; в 4 часа 15 минут группа самолетов действовала над Виндава; в 4 часа 18 минут 5 самолетов обстреляли *Виштынец и эти же самолеты действовали на Калвария; в 4 часа 25 минут на *Юрбург сброшены бомбы; в 4 часа 20 минут до полка авиации бомбардировали Каунас, Калвария; в 4 часа 55 минут 5 самолетов бомбардировали аэродром Паневежис.

В этот же период времени были подвергнуты бомбардировке *Кейданы, Симно, Алитус»⁸⁴.

В Шяуляе был разрушен узел связи. То же произошло в Укмерге. Были частично повреждены узлы связи в Каунасе и Вильнюсе.

Первый вражеский налет на аэродром Шяуляя подробно описал его очевидец Виталий Иванович Клименко, в то время лейтенант первой эскадрильи на И-16 10-го истребительного авиационного полка: «Мы в это время жили в летнем лагере   в палатках возле аэродрома. Как раз шли учения ПрибОВО. Проснулся часов в пять… Слышу, гудят самолеты. На аэродроме дежурила третья эскадрилья, на И-15, прозванных гробами, поскольку на них постоянно были аварии. Вот, думаю, налет с Паневежиса, а эти его небось прозевали. Открываю полу палатки, смотрю, над нами «кресты» хлещут из пулеметов по палаткам. Я кричу: «Ребята, война!»   «Да, пошел ты, какая война!»   «Сами смотрите – налет!» Все выскочили – а уже в соседних палатках и убитые есть и раненые. Я натянул комбинезон, надел планшет и бегом к ангару. Технику говорю: «Давай, выкатывай самолет». А дежурные самолеты, что были выстроены в линеечку, уже горят. Запустил двигатель, сел в самолет, взлетел. Хожу вокруг аэродрома – я же не знаю, куда идти, что делать! Вдруг ко мне подстраивается еще один истребитель И-16. Покачал крыльями: «Внимание, за мной!». Я узнал Сашку Бокача, командира соседнего звена. И мы пошли на границу. Граница прорвана, смотрим, идут колонны, деревни горят. Сашка пикирует, смотрю, у него трасса пошла, он их штурмует. Я – за ним. Два захода сделали. Там промахнуться было невозможно – такие плотные были колонны. Они почему-то молчат, зенитки не стреляют. Я боюсь оторваться от ведущего – заблужусь же! Прилетели на аэродром, зарулили в капонир. Пришла машина с командного пункта: «Вы вылетали?»   «Мы вылетали». – «Давайте на командный пункт». Приезжаем на командный пункт. Командир полка говорит: «Арестовать. Посадить на гауптвахту. Отстранить от полетов. Кто вам разрешил штурмовать? Вы знаете, что это такое? Я тоже не знаю. Это может быть какая-то провокация, а вы стреляете. А может быть, это наши войска?». Я думаю: «Твою мать. Два кубика-то слетят, разжалуют на фиг!» …»⁸⁵

Что происходило в соседнем Грузджяе рассказал генерал-лейтенант В.П. Буланов, встретивший войну штурманом экипажа пикирующего бомбардировщика Ар-2 в 46-м БАП: «В 4.30 нас подняли по тревоге. – Как, что? Ничего не говорят. Около 5 часов дают первое задание: бомбить немцев, форсирующих реку Неман в районе Тильзита. Вылетает первая эскадрилья, вылетает вторая – по девять самолетов. Мы вылетаем третьей эскадрильей. Первая девятка отбомбилась… вторая отбомбилась… Мы уже подходили к Неману, и вдруг команда – вернуться… Возвращаемся с бомбовой нагрузкой. Поставили самолеты, пошли завтракать – и тут вдруг пролетает немецкий разведчик, а за ним появляются бомбардировщики «Хейнкель – 111». Тоже девяткой. Немцы начали бомбить самолетные стоянки, а как отбомбились, прошли на бреющем и по кромке леса, стали бить из пулеметов. Один раз сделали заход, прочесали, второй… Немцы отбомбились по цели, часть бомб сбросили в лес и ушли без потерь. Наконец все утихло. Начали мы к аэродрому собираться… Только стали подходить – тут начали наши же бомбы в самолетах взрываться… Мы обратно деру! Потери в оставшейся на аэродроме технике оказались значительные. Был и один погибший…»⁸⁶

В Каунасе в это время находился в командировке летчик Александр Ефимович Шваров: «Я в ночь с субботы на воскресенье 22 июня ночевал у друзей из 31-го ИАП. Слышим около 4 утра – стрельба зениток. До этого проходил слух, что будут учения. Мы так и решили сразу, что начались учения. Но с нашего дома был виден Каунасский аэродром. Рядом с аэродромом располагался мясной комбинат. И я вдруг увидел зарево и говорю: «Братцы, это не учения, смотрите, ангар горит.

Мы быстро оделись и побежали на аэродром. Никого из начальства нет. Ангар горит. Мы, кто прибежал, успели выкатить оттуда самолеты. Сели в самолеты, и командир звена Волчок приказал: «Вылетай за мной!». Мы стали вылетать парами. Навстречу нам шла группа самолетов Хе – 111 – грозные самолеты, с сильным бортовым вооружением. Мы подлетели к ним, стреляем, но вся беда была в том, что у МиГ-3 стояли пулеметы ВС калибром 12,7-мм, которые частенько заедали – пых, и дальше не стреляет. А по нам стреляли из пулеметов. После первого вылета в моем самолете насчитали около сорока пробоин, и 8 пуль застряло у меня в парашюте… А в «миге» же бензосистема, водяная система и маслосистема. Как же мне повезло, что ни один шланг не был пробит!»⁸⁷

Ситуацию в воздухе и на аэродромах подробно описывает Иринархов: «Поднятые по тревоге летчики сумели поднять в воздух какое-то количество самолетов. Но отсутствие связи с вышестоящим командованием и никем еще не отмененный грозный приказ «не отвечать на провокации» не позволили командирам авиационных соединений проявить инициативу и нанести ответный удар^XXVI. Молча, стиснув зубы, наблюдали летчики, как гибнут на земле их товарищи.

Выработав топливо, самолеты возвращались на свою базу и сразу же попадали под бомбы очередной волны немецких бомбардировщиков…^XXVII

И все же были люди, не побоявшиеся нарушить приказ Генштаба. Так поступил командир 9-го скоростного бомбардировочного полка майор М. И. Скитев. Уже в 4:50 25 бомбардировщиков под его командованием нанесли удар по скоплению вражеских войск в районе Тильзита. С этого первого боевого задания на базу вернулись 22 самолета (три были сбиты зенитчиками)»⁸⁸.

К 22 июня в Литве находилось значительное количество вражеских диверсантов, как заброшенных из Германии, так и завербованных в Литве «Фронтом литовских активистов» (ФЛА) и другими подпольными организациями. Они активизировались с первых минут войны, начав с разрушения линий связи. В результате проводная связь была нарушена почти по всем основным направлениям. Радиосвязь на первых порах в большинстве случаев не использовалась «из-за слабой подготовки штабных работников, которые не умели ее применять для управления войсками… Короткими сигналами по радио информацию передавать еще не умели, а для передачи, да еще шифрования громоздких радиограмм недоставало времени»⁸⁹.