Столкновение противника с пограничниками

Столкновение противника с пограничниками

«В 4.05 22 июня 1-й танковый полк начал наступление в составе боевой группы Крюгера (Krüger) из исходного района около *Жилуттен. В авангарде – ударное подразделение Кнопфа (Knopff) (37-й саперный батальон и 6 рота 1-го танкового полка). Получасом позже пройдена старая литовская граница. Группа Крюгера, обходя [с запада] Таураге, пробилась севернее. Первые укрепления прорваны без значительного сопротивления неприятеля. Противотанковые заграждения севернее *Цириники переехали без труда»⁹⁰.

Советские источники описывают события так: «С 5 часов 25 минут пехота и танки противника перешли в наступление… пехота   на *Шаки, Виштынец и Калварию. Танки,   нанося основной удар на направлении Кретинга, *Картена и более мощный – на участке Таураге, Юрбург⁹¹.

Передовые отряды немцев начали окружать пограничные заставы, занимать рубежи предполья советских войск. Впереди на мотоциклах, бронемашинах и бронетранспортерах с прицепленными к ним пушками двигались разведывательные подразделения, поддерживая постоянную радиосвязь с главными силами. Советские пограничники смело вступили в бой с намного превосходящим их по силе противником, но, имея на вооружении только стрелковое оружие, не имели возможности оказать длительное сопротивление.

Бой одной из застав описывает Ионин: «… на двухсоткилометровом участке границы перед врагом выросли десятки малых крепостей, взять которые с ходу гитлеровцам не удастся. Отстоящие одна от другой на десяток и более километров, заставы принимали удары врага, и тактически они представляли собой боевое охранение передовых частей Красной Армии.

«Стоять насмерть!»   таков был девиз воинов границы…

Первая застава… стояла против Таураге, возле шоссейной дороги, пересекающей границу. Около пяти часов утра на шоссе появились вражеские танки^XXVIII. Они неслись с большой скоростью и стреляли на ходу.

Застава, занявшая круговую оборону, до поры до времени ничем не выдавала себя. Начальник заставы понимал, что ни пулеметный, ни, тем более, винтовочный огонь танкам не помеха.

Вслед за танками двинулась колонна автомашин с пехотой. Надеясь, видимо, на бронированное прикрытие, она шла, как на параде, без мер боевого охранения.

Когда фашисты въехали в зону, доступную для минометного и ружейно-пулеметного огня, начальник заставы подал команду: «Минометам, по вражеской пехоте   огонь!»

Шесть ротных минометов, поступивших на заставу перед самой войной, дали первый залп. Мины легли в голове колонны. Одна машина задымила. Последующими залпами были накрыты еще две. Боевой строй колонны нарушился, водители, пытаясь обойти горящие машины, срывались в кюветы и застревали.

Внезапность огневого налета внесла замешательство в ряды фашистских автоматчиков; они беспорядочно прыгали с машин и попадали под прицельный огонь ручных и станковых пулеметов пограничников. По снайперски били хорошо обученные стрелки. Многие из вражеских солдат и офицеров, едва лишь ступив на нашу землю, больше уже никогда не смогли подняться.

На помощь гитлеровцы вызвали группу танков. Машины двигались подковой, обтекая участок обороны пограничников… На пути танков вырастают столбы дыма – это пограничники отбиваются гранатами. Но опасные для пехоты гранатные осколки как горох отскакивают от брони танков…

Город горел. Со стороны железнодорожной станции послышалась ружейно-автоматная стрельба. Вскоре стало известно, что туда прорвалась группа немецких мотоциклистов. Их задерживают пограничники контрольно-пропускного пункта…

Из тыла стали слышны выстрелы дальнобоек: над головами зашуршали наши снаряды. Замешательство, вызванное оглушающей внезапностью нападения, постепенно проходило…

Пример бесстрашия показывал военком Иванов, имевший большой боевой опыт… Отправив с машиной уездного комитета партии документы партийного учета в тыл, он уехал на участок первой комендатуры, где уже погибли и комендант и военком…

Перед началом боевых действий на заставы был передан приказ командующего стрелковым корпусом: «Заставам отразить действия разведывательно-поисковых групп врага, после чего отойти на линию боевого охранения частей Красной Армии».

Задача соответствовала силам и средствам застав. Коррективы в нее внесли сами пограничники – большая часть их стояла на своих рубежах до последнего»⁹².

В бои вступает Красная Армия

На участке фронта, защищаемом 11-й армией, упорные бои шли за Кибартай и Вирбалис⁹⁴. Командующий фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, которого начало войны застало в пути из Алитуса в штаб в Паневежисе, похоже, не представлял себе силы врага. В 6.10 он доложил наркому обороны, что «Отдал приказ контратаками выбросить противника и пленить»⁹⁵.

Донесения командованию группы армий «Север» от немецких частей, атакующих нашу 8-ю армию, к 6 утра были обширнее и точнее:

291-я пехотная дивизия вела местные бои в Кретинге,

61-я пехотная дивизия захватила мост через реку Миния около города Гаргждай,

11-я пехотная дивизия заняла Жемайчю-Науместис.

1-я пехотная дивизия ударила в стык советских 90-й и 125-й пехотных дивизий и стремительно двигалась вперед. Ее дневной целью была возвышенность около Варседжяя.

21-я пехотная дивизия на фронте шириной 8 км наступала на Таураге, но встретила серьезное сопротивление.

1-я танковая дивизия (боевая группа Вестхофена) находилась непосредственно западнее Таураге.

6-я танковая дивизии в 4 км от Таураге,

290-я пехотная дивизия в 12 км северо-западнее Юрбурга переправлялась через реку Митува,

8-я танковая дивизия овладела Юрбургом

291-я пехотная дивизия находилась в 12 км севернее Вешвиле⁹⁶.

Вот некоторые эпизоды боев нашей 125-й дивизии:

«Около семи часов утра над городом появились «юнкерсы». Взрывы бомб сотрясали землю. В воздух взлетали бревна от скатов блиндажей, дома превращались в груды развалин, полыхали пожары. По шоссе в направлении Шяуляй бежали люди, двигались повозки, от границы отступали стройбатовцы^XXIX. «Мессеры» на бреющем полете поливали их пулеметным огнем.

После артподготовки и бомбежки поднялись в атаку гитлеровские пехотинцы. Они шли, засучив рукава, с воплями, беспорядочно стреляя. Фашисты рассчитывали на то, что боевые позиции Красной Армии подавлены. Но они жестоко просчитались. Советские воины, подпустив врага вплотную, открыли огонь. Противник был прижат к земле, атака захлебнулась. Фашисты, неся большие потери, отступили.

После безуспешной атаки пехотинцев на опушке леса появились фашистские танки. Командир дивизии направил начальнику штаба армии шифрованную телеграмму: «В районе Лауксаргяй сосредоточено много танков и мотопехоты. Прошу срочно выслать бомбардировщики». Но самолеты не появились»⁹⁷.

В формуляре 125-й стрелковой дивизии записано, что ее основные силы вступили в бой в 7.40 – 8.00.

«Гитлеровцы снова перешли в наступление. На этот раз впереди двигались танки, за ними броневики, мотоциклисты, пехотинцы. Стальная лавина неумолимо надвигалась на Таураге. Дивизионный инженер майор Б. Т. Вертоградов приказал начальнику инженерной службы старшему лейтенанту Шилову с отрядом саперов взорвать заминированный мост через реку Юра, но заряд не сработал.

  Осколком перебит провод. За мной! К мосту! – скомандовал Шилов саперам.

Отважный лейтенант и почти все саперы погибли, так и не достигнув цели.

Положение стало критическим.

Вражеские танки въехали на мост. Спасти положение бросился сам майор Вертоградов. Когда он на машине сквозь град пуль и осколков прорвался к мосту, четыре танка были уже на стороне города.

Взрыв потряс берега Юры. Мужественный дивизионный инженер преградил путь врагу. Танки он задержал, но сам не вернулся. Товарищи нашли его тяжело контуженного, в луже крови. с оторванной левой рукой.

459-й гаубичный полк полковника Родиона Васильевича Олейникова открыл огонь по прорвавшимся вражеским танкам. Завязался яростный бой»⁹⁸

«Отражая атаки немецких танков, артиллеристы 459 артиллерийского полка выкатывали орудия на открытые позиции и били по танкам прямой наводкой. Батарея лейтенанта Яценко в первые часы боя подбила 7 вражеских танков… Когда орудийный расчет, находясь в полуокружении, был выведен из строя, командир орудия младший сержант Трофимов спрятал в укрытие своих раненых товарищей и один продолжал вести огонь по врагу прямой наводкой…

Командир 657-го стрелкового полка майор Георгиевский и политрук Яковлев находились с 4-й и 5-й стрелковыми ротами в предполье оборонительной полосы. В ходе боя эти роты были окружены, но мужественно пробились из окружения.

Командир 466-го стрелкового полка Соколов, раненный в первые же часы боя, остался в строю и продолжал руководить отражением непрерывных атак врага до конца дня. Когда был ранен и выбыл из строя один из командиров батальона этого полка, начальник артиллерии дивизии майор Сенкевич заменил раненого командира батальона и руководил боем до тех пор, пока артиллерия дивизии не переменила огневые позиции...»⁹⁹.



Рисунок 7. Боевые действия войск Северо-Западного фронта с 22 по 30 июня 1941 года¹⁰⁰.

В трудных условиях части 125-й стрелковой дивизии мужественно отбивали атаки вражеских танков, поддерживаемых авиацией и артиллерией.

Хуже было на левом фланге дивизии, где немцам не нужно было форсировать Юру. Здесь, на стыке с почти не прикрытым войсками участком 48-й стрелковой дивизии, наступали части 6-й танковой дивизии немцев в составе боевых групп Зекендорфа (Seckendorff) и Рауса (Raus). Танковый батальон немцев проскочил лесными дорогами и в 7.30 занял Гауре¹⁰¹. По словам Рауса «Мост через реку Шяшувис в Кангайлае попал в наши руки, и мы быстро разбили изолированное сопротивление на открытой местности вокруг *Мяшкай»¹⁰².

Иринархов сообщает: «Введя в бой танковые части, противник прорвал оборону дивизии. Бои сразу приобрели очаговый характер. Борьба шла за каждую пядь земли. Создать единый фронт обороны П. П. Богайчуку не удалось. Части сражались разрозненно, не имея связи ни со штабом дивизии, ни между собой.

Но даже в этих тяжелейших условиях советские воины проявляли образцы стойкости и героизма… Враг начал обходить фланги стойко удерживающих свои позиции частей дивизии»¹⁰³.

Р. Штовес: «Боевая группа Вестхофен (Westhoven), имея в авангарде 2-й батальон майора Рихтера (Richter) из 1-го стрелкового полка, прорвала 22.6.1941 несколько сильно укрепленных советских позиций, прежде всего, несмотря на мощный обстрел, захватила участок Юры на южной окраине Таураге»¹⁰⁴.

«Двигавшейся на бронетранспортерах группе 1-го батальона 1-го стрелкового полка удалось под командой старшего лейтенанта Крига (Krieg) к 11.00 в отважной рукопашной схватке овладеть несколькими неповрежденными переходами и мостами… Это имело большое значение для дальнейшего успеха операции. Таураге был взят в очень тяжелой борьбе с ожесточенно и упорно сопротивляющимся противником, превратившим почти каждый дом в маленькую крепость. Борьба разгоралась снова и снова также в тылу атакующих. Приходилось повторно создавать ударные группы из стрелков и танков, чтобы побороть особо упорные гнезда сопротивления. Заметного успеха достигла при этом отважная 6-я рота 1-го стрелкового полка. Ее командир, старший лейтенант Ритц (Ritz), был тяжело ранен при захвате шоссейного моста через Юру»¹⁰⁵

Вот один из эпизодов этого сопротивления:

«Взвод младшего лейтенанта Хазина из 4-й роты 657-го полка был вынужден отступить. Его бойцы укрепились в одном из домов. Окружив дом, фашисты потребовали, чтобы они сдались.

  Подготовить гранаты! – скомандовал командир взвода. Немцы подожгли дом, ожидая, что воины попытаются спастись бегством. Но оттуда в гущу врагов полетели гранаты. Воины взвода Хазина погибли в огне, но не сдались в плен»¹⁰⁶.

О событиях в городе ярко пишет Ионин: «В начале девятого, когда передовые вражеские войска, под прикрытием танков, подошли к реке Юра, штаб части переместился на запасной командный пункт. Мост через реку был взорван нашими саперами. Это вынудило фашистов задержаться, чтобы навести переправу.

Некоторое время с группой писарей я оставался в здании штаба. Нам было приказано тщательно осмотреть помещение, собрать оставшиеся бумаги и сжечь их. К девяти часам задание было выполнено: облитый керосином ящик с бумагами догорал. Можно было отходить на запасной командный пункт… Наша артиллерия бьет откуда-то из-за города по скоплению немцев на берегу Юры. Сильная ружейно-пулеметная стрельба слышится на северо-западной и южной окраинах взятого в клещи города. В одиночку и группами бредут по дорогам военные строители…

Минут десять спустя, вместе с бойцами, ожидавшими нас возле штаба, мы торопливо шагали меж горящих домов на запасной КП. Остовы сожженных автомашин, огромные воронки, груды дымящихся домашних вещей, обрывки проводов, трупы – вот что осталось от города… Миновав разрушенные окраинные домишки, мы вышли в лес. И здесь, калеча деревья, бесновался огонь. На одной из полянок нас остановил окрик из кустов:

  Эй, пограничники, сюда! Помогайте,   попросил старшина-артиллерист, когда мы подошли на его голос. – Потери большие, снаряды подносить некому.

Война застала артиллеристов на марше. Батарея была вынуждена занять случайные позиции и вести бой, не имея укрытий для расчетов. Одно орудие из четырех было уже подбито, остальные, имея в расчетах по два-три человека, продолжали посылать снаряд за снарядом.

В течение получаса наша группа заменяла подносчиков снарядов. Затем фашистам удалось засечь батарею. Началась артиллерийская дуэль. В воздухе появился самолет-корректировщик врага.

Нужно было срочно менять позиции. Кинулись за лошадьми. Но разыскали всего лишь одну, остальные были убиты. Попробовали выкатить пушки на руках – ничего не получилось; колеса вязли в болотистой почве. В довершение всего кончился запас снарядов.

  Спасибо, друзья,   сказал нам старшина артиллерист. – Идите. Фашисты совсем близко. В случае чего замки придется вынуть»¹⁰⁷.

Западнее шоссе, примыкая правым флангом к 1-й танковой дивизии, наступала немецкая 21-я пехотная дивизия, нанося основной удар 24-м полком на Жигайчай и 45-м на *Пришмантай. 3-й пехотный полк дивизии следовал за 24-м полком как резервный. Дивизия должна была прорвать находящиеся примерно в 8 км от границы полевые укрепления при ручье *Эжяруона, пройти через густой лесной массив болота Плиноя, захватить участок Юры и далее овладеть возвышенностью севернее и северо-западнее Упины. Полки дивизии без особых трудностей, в перестрелке лишь с пограничниками, достигли через несколько часов дороги Аукштупяй – Жигайчяй. Укрепления при Эжяруоне оказались не занятыми красноармейцами, и немцы двинулись дальше¹⁰⁸.

В 8 часов штаб советского 12-го механизированного корпуса получил «приказание о ведении разведки 23-й танковой дивизией на м. *Плунгяны и готовности к выступлению 23-й и 28-й танковых дивизий»¹⁰⁹.

В 8.15 в штаб СЗФ поступила директива № 2 Генерального штаба: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу… наземным войскам границу не переходить»^XXX. В ее развитие командующий фронтом Ф. И. Кузнецов в 9.45 направил в войска следующую директиву:

«Противник занял танковыми и мотоциклетными частями Кретинга. В Таураге ворвались его танки и мотопехота. Видимо, противник пытается окружить части 8-й армии.

ПРИКАЗЫВАЮ:

12-му механизированному корпусу, ликвидировав 23-й танковой дивизией танки и мотоциклетные части противника в Кретинга, главные силы корпуса развернуть на фронте Тельшяй, *Повентис для удара по флангу и в тыл противнику, прорывающемуся на Таураге.

3-му механизированному корпусу, оставив 5-ю танковую дивизию в распоряжении командующего 11-й армией, 2-й танковой дивизией и 84-й моторизованной дивизией в ночь на 23.6.41 г. выйти, заранее разведав пути движения, в район *Россиены для удара во взаимодействии с 12-м механизированным корпусом и 9-й артиллерийской бригадой противотанковой обороны по противнику… Командующему 8-й армией объединить действия 3-го и 12-го механизированных корпусов»¹¹⁰.

Этот важнейший для судьбы жеймельцев приказ устанавливал задачи армии на 23 июня.

К середине дня, нанеся большой урон врагу, но и понеся большие потери, 125-я стрелковая дивизия под угрозой полного окружения оставила Таураге

Страна узнает о войне

…к 9 часам до полка пехоты заняли Картена»¹¹¹.

Летчик-истребитель В.И. Клименко, арестованный за вылет без приказа с Шяуляйского аэродрома навстречу врагу, продолжает: «Когда в 12 часов выступил Молотов, мы из арестованных превратились в героев. А переживали страшно. Потери были большие, много самолетов сгорело, ангары сгорели. Из полка только мы вдвоем дали хоть какой-то отпор, не дожидаясь приказа»¹¹².

Упомянутая бомбардировка Шяуляя – первое, что запомнил о войне Израиль Якушок: «Когда началась война, я был у брата в Шяуляе. В четырех километрах от города в районе Зокняй был аэродром. 22 июня 1941 года его бомбили. Мы очень напугались. Я спросил брата:

  Ты идешь сегодня на работу?

  Нет, магазин закрыт, бомбят. Что делать?

  Иди в магазин, забирай все деньги, и поедем в Жеймялис.

  Что ты, государственные деньги заберем?! Нет!

Один велосипед у нас был. Бузя (Бениамин) Эрлих, он в Шяуляе жил, дал нам свой велосипед. И мы поехали. Дорога   56 километров, два-три часа езды, и мы в Жеймялисе».

Загорский Ф.: «Началась война, и я в Шяуляй уже не поехал. В Жеймялисе у многих было радио, и о начале войны мы узнали еще до речи Молотова. Конечно, в местечке уже никто не работал. Все собрались на Базарной площади кучками и рассуждали, рассуждали».

Якушок И.: «Литовцы принесли на площадь куски железа от сброшенной немцами где-то бомбы. Начали евреям показывать, как бы угрожая:

  Видите! Видите!»

Впрочем, долго ждать не пришлось. Исследователь коллаборационизма в Прибалтике М.Ю. Крысин пишет: «Новые националистические отряды начали формироваться в Литве в тот же день, когда стало известно о нападении Германии на Советский Союз. От 35 000 до 36 000 человек действовали под контролем Фронта литовских активистов, который посылал в Литву своих эмиссаров из Берлина. Еще от 90 000 до 100 000 вооруженных литовских националистов действовали в разрозненных отрядах, которые не контролировались ФЛА)…»¹¹⁴

Автор книги о Жеймялисе Альгимантас Мишкинис сообщает, что в Литве 22 июня 1941 года «после перехода границы Советского Союза германской армией началось антисоветское восстание. Особенно активны восставшие были в Шяуляйском уезде. Об их деятельности в Жеймялисе и окрестностях данных нет, хотя в соседней Линкуве в первый день восстания действовал созданный еще ранее отряд стрелков и гимназистов. Во время стычек с частями Красной Армии там погибло 10 партизан»¹¹⁵.

По данным историка Арунаса Бубниса организаторами этого литовского партизанского отряда были «лейтенант И. Якубайтис и капитан Ионас Тинтярис. Они же взяли на себя командование отрядом, который насчитывал около 50 вооруженных членов»¹¹⁶. По его же данным «В Жеймялисе, подобно тому, как это происходило в других местах Литвы, был организован и приступил к действиям отряд партизан, большинство бойцов которого составили бывшие шаулисты^XXXI. Руководство отрядом взяли на себя капитан И. Ясюнас и подполковник Б. Пулкаунинкас»¹¹⁷.

Мы не располагаем, однако, сведениями о действиях этого отрада за первые пять дней войны.

В Литве многие знали немецкий язык и слушали германское радио.

На маленьком хуторе Памушнинкай, расположенном рядом с рекой Муша, в 4 км от местечка Линкува жила большая семья Абы Кагана и его жены Фриды, урожденной Плейн. Их сын Лео Каган, переживший Катастрофу, ответил на вопросы автора^XXXII. Его воспоминания как очевидца событий представляют большую ценность и также приводятся ниже. Вот что Лео сказал о первом дне войны.

«У нас на хуторе был маленький радиоприемник. Дел особенных в воскресенье не было   накормить животных – вот и все. И вот я услышал, что немцы перешли границу и атаковали Таураге. В этот же день у литовцев должны были быть "гегужине" (танцы). И вдруг мы узнаем, что они отменены. Почему? Война. Но все так спокойно! Невероятно. Отец говорит: "Немцы нам ничего не сделают. У меня хутор. Может быть, евреям-коммунистам и будет плохо. Но не нам. Мы в безопасности"»¹¹⁸.

Жившая в Каунасе доктор Буйвидайте-Куторгене записала в дневнике: «22 июня 1941 года… Сегодня с 4 утра аэропланы не дают спать. Моя жилица, сестра милосердия, прибежала ко мне в одной рубашке, страшно испуганная, и сказала: «Война». Мне это показалось таким диким, что я посмеялась над ней и послала ее спать. Она послушалась. В 6 часов я пошла в парикмахерскую. Улицы были тихи и пустынны. Я с усмешкой подумала, как люди легко поддаются панике. Кое-как, от ворот к воротам, я украдкой добралась до дома. Я все еще не верю. По радио услышала речь Гитлера о вторжении. Обвиняет большевиков в нарушении договора. Большевики-де с англичанами поддерживают сербов и так далее.

Сейчас говорит Молотов.

Теперь я только поверила»¹¹⁹.

В. М. Молотов выступил по радио в 12 часов дня. Он сказал:

«Сегодня в 4 часа… без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие… ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.

Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины…

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»¹²⁰.

Молотову верили, и жеймяльские евреи немного успокоились. Ведь никто в местечке достоверно не знал, что происходит на фронте на самом деле^XXXIII. Да и кто из простых людей, прослушав речь Молотова, мог себе тогда представить, что немецкое вторжение будет столь глубоким и длительным? Кто мог подумать, что Гитлер намерен уничтожить все еврейское население?¹²¹. Кто из них знал, что еще во время вторжения немцев в Польшу при СС были созданы эйнзатцгруппы – специальные подразделения для ликвидации противников режима и евреев¹²², что 17 июня 1941 г. Гейдрих отдал устное распоряжение о привлечении местного населения к акциям по истреблению евреев?¹²³

Загорский Ф.: По радио сказали, что немцы вошли на день, два-три, а потом их отбросят обратно.

Между тем, за 8 часов, прошедших с начала войны до речи Молотова, обстановка на Северо-Западном фронте значительно осложнилась, о чем выступавший не сказал ни слова.

Что же произошло за это время?

Бои на участке 8-й армии

В полосе 90-й стрелковой дивизии противник наносил основной удар по ее левофланговому 173-му стрелковому полку. Около 8 часов начались кровопролитные бои в предполье, и к 11 часам на ряде участков противнику удалось продвинуться к главной полосе обороны дивизии. Бои здесь в первые часы носили очаговый характер, борьба шла за каждый выгодный рубеж, за каждый дорожный перекресток. «В тылу противника продолжали вести бой в окружении 4-я стрелковая рота и полковая школа 173-го стрелкового полка.

Курсанты школы подпускали пехоту противника на близкое расстояние, а затем поражали сильным огнем всех видов стрелкового оружия. Они удерживали свой рубеж в течение 5 часов и истребили около двух батальонов фашистов. По заявлению пленного солдата 44-го пехотного полка, после первых двух атак от его роты уцелело лишь 6 человек… Умело организовал систему огня командир 1-го стрелкового батальона капитан Кошель: при первой же атаке противник потерял до двух рот»¹²⁵.

По немецким источникам, уже к полудню их правофланговый 22-й пехотный полк 1-й пехотной дивизии форсировал Юру¹²⁶.

На правом фланге 90-й стрелковой дивизии, обороняемом 286-м стрелковым полком, в полосе наступления немецкой 21-й пехотной дивизии от участка Жигайчай – Аукштупяй к Юре, дивизии вначале, по воспоминаниям немецких солдат, препятствовала лишь природа. Гельмут Дамерау пишет: «Многочасовое непрерывное продвижение через открытые поля при становящемся все ощутимее солнцепеке привело нас к дурной славы болоту Плиноя. Здесь царила удушливая, как в инкубаторе, жара, вызывавшая у нескольких солдат потерю сознания и тепловой удар. С большим трудом пробираемся через эти джунгли; тяжелые орудия не поспевает за нами. Хотя карты для этого сумасшедшего сада даже приблизительно не совпадают с ним, наш 3-й батальон 24 пехотного полка, единственный, достиг в соответствии с приказом к полудню местности перед Юрой, которую русские посыпали отдельными снарядами»¹²⁷.

Остальные батальоны 24-го полка и продвигавшийся правее 45-й полк этой дивизии также застряли среди болот. «Однако, 3-й батальон 24-го пехотного полка, несмотря на определенные сомнения, и без тяжелого оружия, начал наступление через, как казалось, не слишком защищаемый участок реки. В действительности там находились устроенные советами, частично даже бетонированные укрепления, хотя ни в коей мере не законченные. Однако долина реки уже сама представляла значительное препятствие, которое было легко оборонять. Атака батальона потерпела неудачу при болезненных потерях. Среди павших находились командир батальона и старшина 9-й роты» ¹²⁸.

С нашей стороны эпизоды, предположительно^XXXIV, этого боя описывает старшина А. В. Казарьян, в то время командир пулеметного взвода, состоящего из курсантов школы 286 полка 90-й стрелковой дивизии:

« …пулеметный взвод должен был не допустить форсирования противником реки на фронте в один километр, причем на участке, где враг мог перейти водную преграду вброд… Местность на противоположной стороне реки была равнинной и просматривалась в глубину до десятка километров.

Около пяти часов утра на горизонте появились танки и автомашины с пехотой противника. Не доходя пятисот – шестисот метров до реки, гитлеровские солдаты развернулись в боевой порядок. С наблюдательного пункта хорошо были видны действия врага.

Немецкая пехота подходила к реке неорганизованно… Мы подпустили немцев на минимальное расстояние… Я дал команду открыть огонь по растянувшейся цепи фашистов, и он явился общим сигналом. К нам присоединились также и полковые средства – пулеметы, артиллерия и минометы. Бой продолжался около двух часов. Попытки немцев форсировать реку не имели успеха. Ни один из фашистов не добрался до нашего берега. Противоположный берег реки был усеян вражескими трупами. Наши потери были незначительны^XXXV

В первом бою отличился расчет курсанта Степанченко. Он занял огневую позицию на левом фланге и вел огонь непосредственно вдоль реки. Это сыграло решающую роль в схватке. Степанченко в упор расстрелял до тридцати фашистов… в этот день фашисты не возобновляли атак на нашем участке»¹²⁹.

Поддержку обороняющимся оказал 51-й корпусной артиллерийский полк, ставший на огневые позиции в районе Скаудвиле¹³⁰.

Альмайер-Бек констатирует: «Из-за упорного сопротивления противника при Таураге предполагаемый бросок авангарда дивизии для форсирования Юры южнее Паграмантиса замедлился»¹³¹.

Значительно успешнее действовала 1-я пехотная дивизия. Рихтер пишет, что «наступление невзирая на жару и плохие дороги шло с энтузиазмом и неожиданно быстро. При слабом сопротивлении противника участки Балеза (Baleza) и Юра были быстро преодолены. Только в области *Камщай (Kamsciai) и западнее Дидкемис противник пытался защищаться, но жестким ударом 22-го пехотного полка был отброшен… Соседние дивизии вначале еще отставали»¹³².

Командование 21-й пехотной дивизии, получив сведения об успехе соседнего 22-го пехотного полка 1-й пехотной дивизии, направило туда для перехода на северный берег Юры свой резерв   3-й пехотный полк вместе с быстро сформированной артиллерийской группой, чтобы осуществить вниз по реке фланговый удар по противнику перед фронтом 24-го пехотного полка¹³³.

Бои 1-й танковой дивизии западнее шоссе описывает и Р. Штовес: «на Юре части маршала Ворошилова оказали ожесточенное сопротивление артиллерией и противотанковыми орудиями. Вплоть до полудня танки и стрелки 3-й роты 113-го стрелкового полка преодолевали при *Дапкишкяй (Dapkiskiai) частично заминированные броды на восточный берег Юры. Оттуда части 1-го батальона майора Грампе (Grampe) из 1-го танкового полка вместе с 3-й ротой бронетранспортеров Фейга (Feig) 113-го стрелкового полка пробились к шоссе Таураге – Скаудвиле»¹³⁴.

Для обороняющихся наиболее тяжелая обстановка сложилась на участке, который должна была прикрыть 48-я стрелковая дивизия, так как на передовой находились лишь три ее батальона, не успевшие дооборудовать боевых позиций. По воспоминаниям Манштейна, использовавшего здесь для наступления 8-ю танковую и 290-ю пехотную дивизии, немецкие «войска непосредственно на границе натолкнулись на слабое сопротивление, по-видимому, вражеского боевого охранения»¹³⁵.

Тем временем, 48-я дивизия, не получившая сообщения о начале войны^XXXVI, «направлялась походным порядком к государственной границе в районе *Немокшты, куда должна была прибыть к исходу 23 июня. Пехота и артиллерия в походных колоннах, строго соблюдая установленные для марша дистанции, с песнями двигалась по указанному маршруту.»¹³⁶.

Возле поселка Ваджгирис «внезапно над колоннами дивизии появилась немецко-фашистская авиация и обрушила на людей, обозы и артиллерийскую технику град авиационных бомб. У дивизии не было никаких средств противовоздушной обороны, а личный состав не имел при себе боеприпасов, поскольку соединение ориентировалось на обстановку мирного времени. Бомбовый удар авиации противника нанес дивизии значительные потери. Командование 48-й дивизии решило ускорить движение, чтобы под прикрытием лесов возможно быстрее прибыть в район назначения»¹³⁷.

Части 56 танкового корпуса свернули на Арёгалу. Манштейн писал, что немецкие войска «остановились вскоре перед укрепленным районом, который был преодолен только после того, как в полдень 8 тд прорвала вражеские позиции… Общее впечатление от противника было такое, что он во фронтовой полосе не был захвачен врасплох нашим наступлением, но что советское командование не рассчитывало – или еще не рассчитывало   на него и поэтому не сумело быстро подтянуть вперед имевшиеся в его распоряжении крупные силы…

Если корпус хотел выполнить поставленную ему задачу овладеть неразрушенными мостами через Двину у Двинска (Даугавпилс), то после прорыва пограничных позиций… в первый день наступления корпус должен был продвинуться на 80 км в глубину, чтобы овладеть мостом через Дубиссу около *Айроголы… »¹³⁸

Прорыв противника на участке 11-й армии

В 9.35 генерал-полковник Ф. И. Кузнецов обратился к наркому обороны с донесением, из которого видна критическая обстановка, сложившаяся на стыке Северо-Западного и Западного фронтов:

«Крупные силы танков и моторизованных частей прорываются на *Друскеники. 128-я стрелковая дивизия большею частью окружена, точных сведений о ее состоянии нет.

Ввиду того, что в *Ораны стоит 184-я стрелковая дивизия, которая еще не укомплектована нашим составом полностью и является абсолютно ненадежной, 179-я стрелковая дивизия – в *Сьвенцяны также не укомплектована и ненадежна, так же оцениваю 181-ю [стрелковую дивизию] – *Гулбенэ, 183-я [стрелковая дивизия] на марше в лагерь Рига, поэтому на своем левом крыле и стыке с Павловым создать группировку для ликвидации прорыва не могу. Прошу помочь»¹⁴⁰.

По воспоминаниям Г. Гота «Для 3-ей танковой группы явилось большой неожиданностью то, что все три моста через Неман, овладение которыми входило в задачу группы, были захвачены неповрежденными. Пленный русский офицер-сапер рассказал. что он имел приказ взорвать мосты в Алитусе в 13:00… Уже к полудню танки ворвались в Алитус и захватили мосты неповрежденными»¹⁴².

Маршал П. А Ротмистров, в то время начальник штаба 3-го механизированного корпуса, так описывает события на этом участке фронта:

« …вражеские дивизии первого эшелона 3-й танковой группы, используя захваченные в районе Алитуса и *Меркиса мосты, переправились через Неман.

Пытаясь задержать продвижение противника на Немане, командование 11-й армии бросило в бой 5-ю танковую дивизию. Командир дивизии полковник Ф. Ф. Федоров успел выдвинуть к мосту у Алитуса только артиллерию 5-го мотострелкового полка, отдельный зенитно-артиллерийский дивизион и 2-й батальон 9-го танкового полка. Артиллеристы и танкисты, подпустив танки врага на 200 300 метров, открыли огонь прямой наводкой. За 30 40 минут боя они подбили 16 вражеских машин и на время задержали танковую колонну 39-го моторизованного корпуса^XXXVII фашистов.

Однако после захвата второго моста через Неман, южнее Алитуса, противник развил стремительное наступление на север и вскоре зажал на восточном берегу Немана главные силы 5-й танковой дивизии с двух сторон. В неравном, крайне ожесточенном бою наше соединение потерпело поражение, потеряв 90 боевых машин, хотя наши воины уничтожили до 170^XXXVIII танков, бронеавтомобилей и бронетранспортеров противника»¹⁴³.

«Капитаны» покидают корабль первыми

Буйвидайте-Куторгене записала в дневнике: «уже с 10 ч. утра в первый день войны русские стали вывозить свои семьи и учреждения»¹⁴⁴.

Историк С. Чуев, отмечая панику, которая царила среди коммунистической верхушки Литвы, приводит свидетельство очевидца: «Вместо того, чтобы отступать организованно и в порядке вместе с действующей армией, эти руководители Литвы поспешили удрать на машинах первыми, а за ними потянулись милицейские органы, тем самым были развязаны руки контрреволюционным бандам в Литве и пятой колонне в целом во главе со сброшенными парашютными десантами. К тому же Каунас и вся Литва вообще в течение нескольких дней находилась без гражданских властей»¹⁴⁵.

Александр Славинас пишет: «После первых выстрелов на границе, Каунас покинули все руководители советской Литвы, аппарат ЦК КП Литвы, все работники НКВД и НКГБ Литвы. Для их эвакуации 22 июня в 12 часов утра на вокзал в Каунасе было подано несколько эшелонов с товарными вагонами»¹⁴⁶.

«Когда в 12 часов дня правительственный и партийный аппарат покинул город, за ним последовали на автобусах и грузовых автомашинах работники наркоматов госбезопасности и внутренних дел. Город практически оказался без власти. Правда, действовали еще отделения милиции и части вооруженной охраны мостов, состоящие из лиц непризывного возраста»¹⁴⁷.

По воспоминаниям наркома пищевой промышленности Литовской ССР Э. Билявичуса, находившегося 22 июня в Каунасе: «В Совнарком приходили горькие вести: гитлеровцы заняли Вилкавишкис, Мариямполе, Алитус, Кретингу и другие пограничные города. Надо эвакуировать семьи для того, чтобы оставшиеся ответственные работники могли спокойно продолжать работать. Так ли?

Часа в два повез семью: двух бабушек, двух детей, жену. Прибыв на вокзал, спохватились, что не взяли с собой даже чайник. Я быстро помчался на машине привезти им пару бутылок лимонада, кружки, чайник, но, когда вернулся, поезд уже ушел. Так и не попрощался.

Мне позвонили из Совнаркома – надо уезжать. Я бросился в ЦК, там почти никого уже нет. На площади – одинокая военная танкетка. Остановил машину у военного музея…

  Поедем на Укмерге,  решил я,  на Вильнюс опасно…

Мы быстро выехали из города по Укмергскому шоссе. Догнали еще несколько машин с партийными и советскими работниками. Не успели отъехать пару десятков километров, как попали под бомбежку – первую и… самую страшную. Машины остановились, люди рассыпались по лесу, залегли в канавы по обеим сторонам шоссе. Углубившись в лес, мы вышли на большую поляну, где пылали наши самолеты.

К вечеру добрались до Утены»¹⁴⁸.

Эти часы хорошо запомнились и Председателю Президиума Верховного Совета Литовской ССР, члену бюро ЦК Компартии Литвы Ю. И. Палецкису:

«Поскольку идет подготовка к эвакуации семей, предлагаю моим также собираться. Едва успеваем кое-что уложить, как приходит указание быстро везти семьи на вокзал. Едем. На вокзале толпы людей рвутся к поездам. С большим трудом удается посадить жену и троих детей в битком набитый вагон. Плетеную корзину с одеждой оставляем, семья уезжает только с ручной кладью. Поезд трогается, прощаемся, надеясь, что ненадолго…

Опять телефонный звонок. Вновь спешный вызов в Центральный Комитет… Оказывается речь идет о… спешной эвакуации Центрального Комитета и правительства из Каунаса. Командующий армией генерал-лейтенант Морозов уже третий раз предупреждает о необходимости спешно выехать, ибо он не отвечает за последствия. Положение угрожающее: фашистские войска наступают от Алитуса в направлении Вильнюса, и Каунас может быть отрезан. Пробую высказывать сомнения… предлагая… попытаться еще связаться с Москвой, согласовать вопрос об отъезде. Однако комиссар госбезопасности П. А. Гладков с картой в руках настаивает на немедленном отъезде. Он уверяет, что самое безопасное направление Укмерге Утена Зарасай Даугавпилс, ибо другие пути могут быть отрезаны. Решено отправляться немедленно. Предполагается уехать только на одну ночь и, если позволит ситуация, к утру вернуться обратно.

Забегаю домой, захожу в кабинет, оглядываюсь, что взять из письменных материалов. Входит заведующая Приемной Президиума Александра Булотене и с волнением спрашивает, каково положение.

  Готовлюсь временно уехать,  отвечаю,  но прошу не поднимать паники, не распространять слухов об этом. Завтра собираемся вернуться обратно.

Спешу к машине, едем в ЦК. У здания ЦК нет ни одного автомобиля. Вся правительственная колонна уже уехала из Каунаса. Нагоняем ее примерно в десяти километрах от города… Но вскоре начинаются воздушные налеты, где-то падают бомбы, виднеются горящие деревенские дома. Услышав приближение самолетов, мы выскакиваем из машин и ложимся на обочины, в канавы. Иногда пролетающие немецкие самолеты поливают шоссе из пулемета.

Перед отъездом из дома я успел предупредить секретаря Президиума С. Пупейкиса, он вскоре присоединился к нам, и наши обе машины держались вместе.

Приехав в ближайший город Укмерге, наскоро совещаемся и решаем ехать дальше, в Утену. Вот уже последний пункт Литвы – Зарасай, у самой латвийской границы. Останавливаемся в лесу за городом»¹⁴⁹.

Таким образом к середине дня все высшее партийное и советское руководство республики тайно бежало из Каунаса, бросив народ на произвол судьбы. При этом руководителей огорчило не их позорное бегство, а что забыли захватить чайники, кружки или корзину с одеждой.

Вторая половина дня

На Лиепайском направлении в 17 часов^XXXIX фашистская моторизованная колонна, численностью до полка, заняла Скуодас¹⁵⁰. 3-й батальон 204-й полка 10-й стрелковой дивизии под командованием старшего лейтенанта Варшавского в течение дня трижды поднимался в контратаку и удерживал свои позиции до получения приказа на отход, но к этому времени уже был окружен и нуждался в помощи извне¹⁵¹.

Командующий 8-й армией П. П. Собенников, получив приведенную выше директиву командующего фронтом Ф. И. Кузнецова, отдал в 14.00 боевой приказ № 01 на контрудар в направлении Таураге. В нем констатировалось, что противник, нанося главный удар из Тильзита на Шяуляй, пытается окружить части 8-й армии, и определялись ее задачи на 23.06.41 г.:

«12-му механизированному корпусу во взаимодействии с 3-м механизированным и стрелковыми корпусами в 4.00 23.6.41 г. нанести удар в направлениях:

а) силами 23-й танковой дивизии – на Плунге, *Кулей немедленно^XL;

б) [главными] силами всего корпуса – в направлении Таураге с задачей полного уничтожения противника. Удар нанести с фронта Варняй, Ужвентис…

3-му механизированному корпусу… 2-й танковой и 84-й моторизованной дивизиями выйти к утру 23.6.41 г. в район Россиены дли удара по противнику во взаимодействии с 12-м механизированным корпусом и 9-й артиллерийской бригадой противотанковой обороны.

К исходу 22.6.41 г. обеспечить за собой переправы через р. Дубисса»¹⁵².

На время атаки 23-я танковая дивизия была подчинена 10-му стрелковому корпусу¹⁵³

Приказ поступил в 23 дивизию с часовым запозданием. Ее части, двигаясь из района дислокации (Тиркшляй Седа) в направлении Плунге, натолкнулись вечером на противника и вступили в бой. В это время 3-й батальон 204 полка, понеся небольшие потери, в районе Куляй вырвался из окружения.

На участке 90-й стрелковой дивизии к 18 часам часть сил 173-го полка вместе со штабом дивизии оказались в окружении. В ожесточенном бою погибли командир дивизии полковник М. И. Голубев, несколько офицеров штаба и красноармейцев охраны. Часть воинов 173-го и 286 стрелковых полков с помощью подоспевших резервов 19-го стрелкового полка сумели вырваться из окружения и отойти к населенному пункту Шилале. Здесь дивизия несколько часов весла упорный бой. Шилале дважды переходил из рук в руки¹⁵⁴.

На Шяуляйском направлении, захватив Таураге, 1-я танковая дивизия устремилась вдоль шоссе на Скаудвиле.

Продолжим цитировать Ионина о действиях пограничников¹⁵⁵:

«Часам к двум дня нам удалось, наконец, разыскать запасной КП части. Он находился километрах в десяти от Таураге, близ дороги на Скаудвиле. Сдав под охрану деньги, идем к военкому Иванову. Он подробно расспрашивает о положении в городе, после чего отправляет нас к повару…

Настроение людей на командном пункте было скверное. Потери были большие. Многих беспокоила судьба матерей, жен, детей, оставшихся, по-видимому, где-то в городе….

Около 16 часов из штаба [125-й] дивизии Красной Армии приехал на мотоцикле связной. Он передал подполковнику Головкину устный приказ организовать на дорогах заградительные пункты с целью ликвидировать мелкие группы противника, задержать неорганизованно отступающие подразделения и военнослужащих-одиночек, решительно пресечь панику.

Задача оказалась нелегкой. По дорогам двигались толпы беженцев, сновали автомашины, передвигались обозы. Часто создавались пробки, мешавшие движению боевых частей. Этим незамедлительно пользовалась гитлеровская авиация, бомбившая без разбора и беженцев, и военных.

Последние часы первых суток войны писаря, связисты, хозяйственники – все, кто остался в живых, наводили порядок на дорогах^XLI. Поздно вечером был отдан приказ об отходе на новые позиции»^XLII.

Р. Штовес подробно описывает действия боевых групп 1 танковой дивизии на Шяуляйском направлении:

«После того как ударная группа 1-й роты 37-го саперного батальона обнаружила и уничтожила на восточном берегу Юры широко развернутые полевые позиции, боевая группа Крюгера продолжила после полудня наступление в направлении Скаудвиле. Около 19.30 голова колонны в составе 1-го батальона майора Экингера (Eckinger) 113 стрелкового полка и 2-го батальона капитана Гроткарста (Grothkarst) 1-го танкового полка натолкнулись южнее Бингдинки (Bingdinki) на более сильного противника. Вместе они сломили его сопротивление. Наступающая ночь остановила продвижение группы Крюгера в двух километрах северо-западнее Бингдинки. Здесь окопались…

Взорванный шоссейный мост через Юру был во второй половине дня исправлен саперами. Колесный транспорт подтянулся, наступление продолжено. Когда солнце опустилось…, воинам дивизии не был объявлен привал. К 21.00 передовые части группы Вестхофена находились около *Лапурвиса (10 км северо-восточнее Таураге) на шоссе на Шяуляй. Необходимо было, несмотря на истощение сил, наступать на пятки медленно слабеющему противнику. Об этом заботились боеспособные ударные группы. Они вынуждены были снова и снова преодолевать вражеское сопротивление. Значительную роль в успехе дня для группы Вестхофена играл выдвинутый далеко вперед и всегда готовый стрелять 1-й батальон майора Борна (Dr. Born) из 73 артиллерийского полка. В полночь в Батакяй   цели первого дня наступления, группа Вестхофена остановилась на отдых»¹⁵⁶.

Форсирование Юры 1-й пехотной дивизией немцев и продвижение их танков по шоссе оголило фланги 466-го стрелкового полка 125-й пехотной дивизии, что вынудило полк отступить от Юры.

Рассказывает Хлебников о событиях на участке 636-го артиллерийского полка 9-й противотанковой артиллерийской бригады: «Уже за полдень из боевого охранения поступило донесение: «К району обороны 2-го дивизиона движется большая колонна пехоты. Через четверть часа   новое донесение: «Пехота – наша». Прокудин выслал навстречу офицера связи. Выяснилось, что это отходящие от границы два полка 125-й стрелковой дивизии. Связь со своим командованием они потеряли.

Прокудин доложил об этом по телефону командиру бригады полковнику Полянскому и попросил разрешения поставить отходившие части в оборону, поскольку 636-й полк не имел пехотного прикрытия. Полковник Полянский в свою очередь связался с командиром стрелкового корпуса, в состав которого входила 125-я стрелковая дивизия. Спустя десять минут Прокудин получил разрешение, вызвал командиров полков и сообщил им, что по приказу комкора они переходят в его подчинение.

Было уже темно, когда стрелковые подразделения заняли указанные им участки и начали окапываться»¹⁵⁷.

Альмайер-Бек, описывает форсирование Юры 21-й пехотной дивизией: «Саперный взвод 45-го пехотного полка, обследуя около 17 часов участок реки, не обнаружил противника. Только за Паграмантисом полк, после беглой подготовки двумя батальонами полосы для наступления, столкнулся с вероятно уже отступающим противником, которого смог оттеснить до его артиллерийских позиций. Затем наступление приостановилось из-за наступившей темноты и, не в последнюю очередь, из-за стрелявших прямой наводкой неприятельских орудий.

Перед фронтом 24-го пехотного полка противник также вышел из боя, и здесь 3-й пехотный полк, не дожидаясь артиллерийской подготовки, до наступления темноты образовал при *Дидкемис плацдарм шириной около 2 км»¹⁵⁸.

Ввиду отставания 11-й и 21-й немецких пехотных дивизий приказ о выдвижении 1-й пехотной дивизии до Варседжяя был отменен. Дивизия остановилась на ночь на линии примерно в 4 км севернее Юры¹⁵⁹.

С советской стороны эти сведения конкретизирует «Оперсводка № 02 к 10.00 23.6.41», представленная Генеральному штабу:

«б) на фронте 90-й стрелковой дивизии с 18 часов нажим противника усилился. В результате непрекращающихся атак противник силой не менее пехотного полка вышел на северный берет р. Юра у Дидкиемис и к 21 часу передовыми частями достиг *Геделишкяй.

Командир корпуса разрешил, опираясь на леса, оттянуть части 90-й стрелковой дивизии и прочно закрепиться на рубеже Паюрис, р. *Бемила, *Юцайчай и далее на юг вдоль р. Акмене на Паграмантис…

в) 11-й стрелковый корпус: 125-я стрелковая дивизия – 749-й стрелковый полк удерживает *Рудукшикяй, Репедлубе, лес севернее Лапсурвас; 657-й стрелковый полк, потеряв почти полностью 3-й батальон, удерживает район Лапсурвас, Юднерты, *Бальчишки; 466-й^XLIII стрелковый полк, потеряв до 40 процентов своего состава, приводится в порядок в районе Скаудвиле, после чего будет выведен в оборонительный участок Ломяй, *Поеглоне. Приданный дивизии 1-й батальон 286-го стрелкового полка занимает оборонительный район в лесу севернее Батакяй.

Штаб 125-й стрелковой дивизии – в лесу южнее Скаудвиле.

На фронте дивизии к 22 часам ружейно-пулеметная перестрелка. По донесению начальника штаба армии, танки противника в 23.30 22.6.41 г. прорвали фронт 125-й стрелковой дивизии на Келме, Скаудвиле…»¹⁶⁰.

Последнее сообщение, впрочем, не было точным, так как Скаудвиле танки боевой группы Крюгера захватили лишь через несколько часов, то есть уже 23-го июня, а в Кельме спустя сутки вошел 45-й пехотный полк 21-й пехотной дивизии, а не танки (см. ниже).

Командир 125-й дивизии докладывал в штаб корпуса: «Первоначальный успех противника на фронте дивизии (противник продвинулся за день на 12 км) объясняется его численным превосходством и тем, что дивизия вела бой на 40-километровом фронте. У нас не было танков, не хватало средств противотанковой обороны и транспорта для подвоза боеприпасов. Было мало ручных гранат»¹⁶¹.

На соседнем с шоссе участке фронта наша 48-я стрелковая дивизия во второй половине дня в районе Эржвилкаса «была внезапно атакована моторизованной пехотой и танками противника, прорывавшимися с направления Таураге. Частям пришлось вступить в бой с ходу, не имея достаточного количества патронов даже для личного оружия. Атаку танков стали отражать ручными гранатами. За несколько часов боя было подбито до 20 немецких танков. Но и наша дивизия понесла большие потери. Она потеряла почти весь состав полковых школ, несколько командиров батальонов и командиров рот, многих командиров взводов. К исходу дня под давлением противника отошла к Расейняй»¹⁶².

Сказанное о 48-й дивизии дополняет та же оперативная сводка № 02: «48-я стрелковая дивизия – о двух батальонах 328-го стрелкового полка сведений нет. Отдельные люди и обозы задерживаются *Колнун, Россиены. В 19 часов подошедшие батальоны 268-го стрелкового полка, батальон 328-го стрелкового полка, 10-й артиллерийский полк, 14-й гаубичный артиллерийский полк занимают оборону на рубеже *Миняны, Россиены. 2-й стрелковый батальон 268-го стрелкового полка под давлением двух батальонов пехоты и батальона танков отходит в подготовленный батальонный район *Либешкяй. 301-й стрелковый полк предположительно отходит в район Рейстрай южнее ст. Эржвилки. Командиром 48-й стрелковой дивизии организована разведка вдоль дороги Россиены – *Скирстымони.

Штаб 48-й стрелковой дивизии – в лесу юго-восточнее Видукле»¹⁶³.

Вспоминает генерал Раус: «Боевая группа фон Зекендорфа, атакуя через деревню Шилини, относительно быстро очистила дорогу к Кангайлай, хотя в лесах к востоку от этого города две роты русских оказали сопротивление, которое было более упорным, чем то, с каким мы сталкивались в прошлом. Только к 16.00 наша пехота, после тяжелой борьбы в лесах, смогла преодолеть остатки этого сопротивления… Ожидание контратак русских со стороны северного берега Шяшувис не оправдалось, и мои передовые части уже к вечеру достигли Эржвилкаса. К ночи наши силы оказались сильно рассредоточенными вдоль дороги Шилини – Мяшкай – Гауре – Эржвилкас»¹⁶⁴.

Вольфганг Пауль, историк 6-й немецкой танковой дивизии, подводит следующие итоги первого дня боев: «После краткого, но трудного приграничного сражения, которое не вполне соответствовало немецким представлениям о противнике (пограничные части защищались ожесточенно, частично пропустив авангард наступающих, сдерживали затем главные силы), дивизия, в условиях 36-ти градусов по Цельсию в тени, создала плацдарм по Шяшувис. Первый клин образовала боевая группа Зекендорфа (114-й стрелковый полк и 6-й мотоциклетный батальон)   боевая группа Рауса (4-й стрелковый полк) оставалась в дивизионном резерве – уже к вечеру 22 июня достигла Эржвилкаса. Таким образом, был преодолена болотистая местность. 114-й стрелковый батальон потерял за день новой кампании 25 человек убитыми (3 офицера) и столько же ранеными»¹⁶⁵.

22 июня в районе Радвилишкис, Шедува продолжала выгружаться из эшелонов 11-я стрелковая дивизия 65^XLIV стрелкового корпуса¹⁶⁶.

На Укмергском направлении стремительно продвигался Манштейн. Он пишет: «В первый день наступления корпус должен был продвинуться на 80 км в глубину, чтобы овладеть мостом через Дубису около Айроголы… Какой бы напряженной ни была поставленная мною задача, 8 тд (командир   генерал Бранденбергер), в которой я в этот день больше всего был, выполнила ее. После прорыва пограничных позиций, преодолевая сопротивление врага глубоко в тылу, к вечеру 22 июня ее передовой отряд захватил переправу у Айроголы»¹⁶⁷.

О движении 2-й танковой дивизии рассказывает Д. И. Осадчий: «Около 16 часов командир 3-го танкового полка майор И. П. Рагочий вызвал командиров батальонов и рот и поставил нам боевую задачу. Из его устного приказа я уяснил, что враг перешел государственную границу и двигается в направлении Расейняй. Полку предстоит совершить марш в предвидении встречного боя. Командир полка указал маршрут движения и вероятные рубежи развертывания. Все это мы записали в блокноты. Топографических карт никто из нас не имел…

Район дислокации полка располагался примерно в 120 км от государственной границы. В 17 ч. 30 мин 22 июня колонна прошла исходный пункт и направилась на запад. В голове колонны двигался 1-й танковый батальон, вооруженный тяжелыми танками КВ. Остальные подразделения имели лишь учебно-боевые машины устаревших марок – БТ и Т-26.

Подошли к Ионаве, когда уже смеркалось… Навстречу по шоссе из Каунаса сплошным потоком текли беженцы: ехали на автомашинах, повозках, везли узлы на тачках, шли пешком, неся за спиной немудреный скарб. Оказавшийся впереди 4-й танковый батальон был остановлен их встречным движением. Наш полк получил распоряжение изменить маршрут: перейти мост через реку Нярис, а затем следовать в направлении Ионава – Расейняй – государственная граница. Двигались извилистыми проселочными дорогами»¹⁶⁸.

На Каунасском и Вильнюсском направлениях сложилась исключительно тяжелая обстановка. По воспоминаниям П. М. Курочкина: «Передовые части 4-ой танковой группы к вечеру прорвались к реке Дубиссе в 35 км от Каунаса, а дивизии 1-го эшелона 3-й танковой группы переправились через Неман в 60 км южнее Каунаса в районе Алитуса и *Мерчи.

В результате ударов противника войска 11-й армии оказались рассеченными на части и были вынуждены с большими потерями поспешно отходить на Каунас и Вильнюс. Фланги нашей 8-й армии и 3-й армии Западного фронта стали открытыми. На Каунасском и Вильнюсском направлениях не оказалось сил, способных противостоять огромной силе танковых и моторизованных немецко-фашистских войск»¹⁶⁹.

Фактически «Вечером в тыл 5-й дивизии был сброшен вражеский десант, захвативший аэродром Ораны. Это вызвало панику в тыловых подразделениях, которые начали в беспорядке отступать в сторону Вильнюса, что нарушило обеспечение дивизии боеприпасами и горючим… 5-я танковая дивизия полковника Ф.Ф. Федорова, зажатая с двух сторон частями 7-ой и 20-й танковых дивизий вермахта, понеся большие потери из-за нехватки боеприпасов и горючего, стала отходить^XLV на Молодечно»¹⁷⁰.

Славинас добавляет: «В Каунасе, из которого ушли части Красной армии, не было ни одного соединения РККА, перед которым была бы поставлена задача, охранять какие бы то ни было объекты, за исключением мостов через Неман и туннеля у железнодорожного вокзала. Оставшиеся в городе литовские милиционеры пытались 22 июня не допустить вооруженных людей на радиостанцию^XLVI, которая очень скоро была захвачена агентами 2-го отдела абвера»¹⁷¹.

Новая директива Генерального штаба

« …Сталин нервничал. За весь день выпил лишь стакан чая. Ему казалось – военные медлят, проявляют нерешительность, не поняли смысла директивы, направленной утром в приграничные округа. Неясная обстановка действовала на него угнетающе. Ждать больше он не хотел… К исходу дня по требованию Сталина генерал Н. Ф. Ватутин^XLVII подготовил еще одну директиву, известную в истории, как директива № 3…»¹⁷².

В ее констатирующей части о Северо-Западном фронте сообщалось, что «Противник, нанося главные удары из Сувалкского выступа на *Олита… вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шяуляй… в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.

На остальных участках госграницы с Германией… атаки противника отбиты с большими для него потерями»¹⁷³

Армиям Северо-Западного фронта было приказано «нанести мощный контрудар из района Каунас во фланг и тыл сувалкской группировке противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки»¹⁷⁴

Директива была отправлена в войска в 21.15.

Военные историки оценивают ее крайне негативно. По мнению В.Г. Краснова авторы директивы «исходили скорее не из анализа реальной ситуации на фронте и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы»¹⁷⁵.

Б. Шапталов: «…директива № 3 настаивала на разгроме в двухдневный срок основных сил агрессора и переносе военных действий на территорию противника. Столь абсурдное требование в условиях неотмобилизованности советских войск можно объяснить только шоковым состоянием верхов в этот день… Нет нужды доказывать, что преступно планировать столь крупномасштабные операции, не имея ни устойчивой связи с фронтами, ни сведений о противнике… Руководство страны и Вооруженных Сил явно оказалось не на высоте, не сумев в экстремальной ситуации найти верное решение»¹⁷⁶.

А. Михайлов: « …из всего возможного спектра решений высшим советским руководством в начале войны было выбрано самое неудачное - плохо обученные войска со слабо подготовленными штабами были брошены практически в самую невыгодную для них форму боевых действий   в гигантское встречное сражение, в котором в итоге одержали верх далеко не превосходящие численно, а лучше управляемые и обученные германские войска…»¹⁷⁷.

В 22.20 командующий фронтом Ф. И. Кузнецов доложил наркому обороны обстановку, сложившуюся к 22.00¹⁷⁸. Считая, что главный удар наносится немцами в направлении шоссе Тильзит – Шяуляй, Кузнецов сообщил, что «поражение противника на этом направлении [в] ближайшее время… решает судьбу операций фронта». При этом он не только отстаивал более реалистичное направление контрудара, отличное от указанного в директиве № 3 Сувалкского направления, но и доложил: «Подготовку удара по тильзитской группе противника провожу: по принятому решению». Для многих жеймяльцев, решившихся бежать в Россию, это решение Кузнецова, на три дня задержавшее вступление фашистов в местечко, стало судьбоносным.

В своем донесении Кузнецов сообщил, что не имеет сил закрыть разрыв с Западным фронтом «ввиду того, что бывшие пять территориальных дивизий мало боеспособны и самое главное – ненадежны (опасаюсь измены)». Командующий просил помочь ему закрыть этот разрыв и усилить фронт военно-воздушными силами, так как он потерял до 100 самолетов.

Хаупт констатирует: «Литовцы кричали нам свое приветствие "Sweiks gyos", протягивали цветы. Перед домами – столы с молоком, кофе яйца, хлеб с маслом и пирожные; предлагали перекусить. И солдат угощался, тут же учился начаткам местного языка, благодарил: "Sweiks gyos, Marijana!"

Военная кампания, как поначалу думалось многим немецким солдатам, снова будет "прогулкой среди цветов". Русский солдат вскоре показал им нечто другое»¹⁷⁹.

Израиль Якушок едет в Шяуляй

Если Генеральный штаб не представлял реального положения дел на фронте, разве могли о нем знать жеймельцы?

Моше и Израиля Якушков заботило брошенное в Шяуляе добро.

Якушок И.: «Вечером брат говорит:

  Костюмы оставили, все оставили в Шяуляе, что будем делать?

Я говорю:

  Я поеду на велосипеде в Шяуляй, заберу все костюмы и привезу домой.

  Нет, нечего ехать.

  Как дали евреям! Всех надо убивать евреев! Что они с нами делали. Они с русскими идут.

  Что ты выходишь?

  Мне здесь надо, в деревне.

Вышел за 32 км от Жеймялиса».