Рассел Хоуп Роббинс

Если христианство исключало иудеев из системы колдовской ереси, то и сами иудеи, в свою очередь, не имели никакого отношения к этой ереси. Во-первых, хотя у евреев существовала развитая демонология, с призраками и злыми духами (существование которых никогда не оспаривалось), ни в религии, ни в фольклоре они не имели персонифицированного носителя зла, подобного христианскому Дьяволу, противнику Господа. Сатана являлся отвлеченным понятием. Следовательно, основной пункт колдовской ереси — договор с Дьяволом — был неприменим к евреям.

Во-вторых, несмотря на то, что евреи имели всемирную репутацию магов, подобная традиция сохранялась в рамках религии: ангелы, а не дьяволы, призываемые именем Господа, были ответственны за сверхестественные действия. Магия никогда не соперничала с правоверием. Талмудическая традиция, рассматривая различные виды чародейства, признавала могущество демонов наряду с могуществом ангелов и осуждала лишь симпатическую или «гомеопатическую» магию.

В-третьих, еврейская магия не носила недоброжелательного характера. Дьяволы использовались не для причинения вреда, а лишь для обнаружения спрятанных сокровищ или потерянной собственности. Еврейский тип мышления не допускал черную магию, поскольку вся магия была белой и поскольку волшебники выходили из числа наставников и не имели дурной репутации.

В-четвертых, иудейская религия осуждала доносчиков, которые, по мере развития охоты на ведьм, стали необходимыми для проведения судов.

Одновременно с полным отрицанием любой связи иудея с колдовской ересью иудаизм продолжал развивать собственные традиции Чародейства и магии, совершенно не подпадающие под христианскую концепцию колдовства. Таков, например, еврейский инкуб.

Согласно христианской доктрине, половые сношения (неважно, добровольные или принудительные) с дьяволом карались смертью как скотоложство, потому что дьявол не являлся человеком. Еврейское мышление не трактовало их столь серьезно (например, они не могли служить основанием для развода) просто потому, что они касались дьявола. Евреи изготавливали восковые подобия, но не с целью повредить или убить чьего-то врага (подобно христианам), а для того, чтобы возвратить украденное.

Иудейская теория и здесь отличалась от христианской: прокалывание фигурок не считалось ни симпатической, ни дьявольской магией, но основывалось на представлении об «ангелах-хранителях» (приписываемых каждому человеку или животному). Ангел обворованного мог перенести предполагаемую боль (от укалывания изображения булавками) на ангела вора, который, в свою очередь, мог причинить боль самому вору, вынудив его вернуть украденное. Наряду с другими предрассудками, евреи верили в дурной глаз, некромантию и другие виды гадания, сокровища, волшебную палочку (воспринятую из Германии), свидетельство усопшего, сокровища, зарытые в земле, лигатуру (также из Германии), магию трав и одержимость. Их амулеты были известны настолько широко, что в конце XlVв. епископ Зальцбурга попросил у евреев мезузу, чтобы поместить на ворота своего замка!

Изредка репутация магов приносила евреям неприятности. Так, например, в 15/Зг. один чеканщик из Берлина был подвергнут пытке до признания, что он убил курфюрста с помощью магических напитков. Он был убит с нечеловеческой жестокостью: его разорвали на части. Куски трупа были сожжены вместе с якобы принадлежавшей ему книгой по магии. В 1579г. подобным образом казнили 24 евреев во Франкфурте-на-Одере.

Различные виды демонического колдовства, встречавшиеся у евреев, пришли к ним из господствовавшей христианской культуры; например, названия ведьм: estrie, broza, таге (нем. или франц.) транслитерировались по-еврейски и применялись для обозначения дьяволов. Утверждение из книги «Sefer Hasidim», этического трактата ХШв., в полной мере можно отнести и к еврейскому «колдовству»: «Что делают иноверцы, то делают и евреи».

Сообщение декана и пастора

Сири рассказала им, что, когда ей было семь лет, бабушка взяла ее в свинарник, где натерла свинью какой-то мазью, которую она взяла из рога, после чего они обе поднялись в воздух и после короткой езды прибыли на место, которое ее бабушка называла Блаакул-лен. По пути они встретили трех мужчин, одетых в черное, которых бабушка назвала «дедушкиным ребятами». В Блаакуллене они оставили свинью вне здания, вошли внутрь и сели за стол рядом с дьяволом, которого ее бабушка называла «дедушкой». Им подали пудинг с кремом, маслом, сыр, хлеб, свежую и вяленую рыбу, пиво для питья. Там было семь столов и все места были заняты. После еды гости начали бросаться кусками хлеба.

Затем в полу открылся люк, и вспыхнуло голубое пламя, внутри которого были маленькие человечки, двигавшиеся по кругу и издававшие пронзительные звуки. Дьявол, одетый в черное и носивший шляпу, сидел за передним столом. Он пилил железные цепи, обмотанные вокруг его талии, но, как только цепь распиливалась, она вновь становилась целой. Дьявол долго беседовал с гостями, и после того, как он поговорил с бабушкой, они отправились домой. На прошлое рождество Сири снова отправилась со своей бабушкой в Блаакуллен. Они пировали, как и раньше, и в это время дьявол пометил ее мизинец. Процедура состояла в следующем: дьявол отрубил ножом кончик ее пальца, высосал немного крови и ею вписал имя девочки в большую книгу, а затем укусил ее за правое ухо. На ее пальце был виден шрам, и было замечено, что у нее не было чувствительности там, где дьявол порезал и укусил ее. После этого бабушка умерла после непродолжительной болезни. Когда она заболела, она дала девочке деревянную чашку с мазью, которую, как она сказала, ей дал дьявол и которую нужно было использована для поездки в Блаакулен с Анной Холстенстад и Горо Брайден в следующий канун троицы. После смерти бабушки девочка переехала к своему дяде. Вскоре после этого ее тетка нашла мазь и сожгла вместе с метлой, на которой она ездила. Сири призналась двум девочкам, которые все рассказали ее тетке. Тогда ее дядя отвел ее к декану. Три раза.«ребята дьявола» приходили по одному поговорить с ней. Первый просил ее не рассказывать ничего, двое других угрожали оторвать ей голову, потому что она раскрыла то, что знала. Она также сказала, что видела, как ее бабушка воткнула нож в стену, привязала к нему три ремешка, которые дал ей дьявол и доила любую корову в округе, какую хотела. В конце она сказала, что Анна Холстенштадт приходила к ней летом, и она приказала ей ничего никому не рассказывать под угрозой ухудшения ее здоровья.

Главные герои процесса напоминают персонажей прежних французских судов, где подверженные эпилепсии монахини обвиняли своих духовников в дьявольской аморальности: сестра Мадлен Демандоль де ла Палу против отца Луи ГоФриди в 1611г. (также в Провансе), сестра Жанна де Анж против отца Урбена Грандье в 1634г. в Лудене и сестра Мадлен Бове против отца Томаса Буля в 1647г. в Лувьере. Благодаря принятию в 1682г. известного эдикта Людовика XIV в этом деле не фигурировали фантастические подозрения о черных мессах. Отцу Жерару инкриминировалось околдовывание (или гипнотизирование) девушки с аморальными намерениями, хотя обвинение и включало чародейство, квиетизм [опасную ересь], духовное кровосмешение, вызывание выкидыша и склонение к лжесвидетельству. Или отец Жерар был виновен в аморальном поведении, — или же К. следовало обвинить в лжесвидетельстве. Вынесение вердикта по этому вопросу затруднялось из-за религиозной одержимости К. и постоянных интриг ее брата, убеждавшего общественность в святости своей сестры, а также из-за деятельности монахов, создававших атмосферу враждебности по отношению к иезуитам. Действительно ли отец Жерар развращал К. или нет, — в любом случае против него было достаточно аргументов: он посылал ей любовные письма и признавался в совершении некоторых действий, которые (даже, если он и не хитрил) предоставляли возможность для грязных домыслов.

Мари-Катрин К. родилась в Тулоне в 1709г., воспитывалась овдовевшей матерью в глубоко религиозном духе. Один из трех ее братьев, Этьен Тома К., стал якобитским (доминиканским монахом), а самый младший

— приходским священником. Подростком она проявляла себя как «ревностно верующая» и часто падала в обморок в церкви. В 18 лет, превратившись в восхитительную молодую девушку, К. присоединилась к свободно организованной группе женщин, которые, хотя и жили в своих собственных домах, посвятили себя молитвам и размышлениям. Духовным руководителем этих ревнительниц Третьего ордена святой Терезы был хорошо известный и высоко уважаемый иезуит отец Жерар, бывший школьный учитель, а с 1728г.

— ректор Королевской семинарии морских священников в Тулоне.

К. честолюбиво стремилась стать святой и, добиваясь привилегированного положения в глазах своего покровителя отца Жерара, рассказала ему, что Господь указал ей на него в видении. Это была явная девическая увлеченность человеком пятидесяти лет (Подобная привязанность могла стать достаточным доказательством чародейства!). Его присутствие, действительное или воображаемое, давало ей большое эмоциональное удовлетворение. Она свидетельствовала, что «чувствовала нечто вроде пальца, двигавшегося внутри нее, заставляя ее всю покрываться потом, и это происходило всякий раз, когда отец Жерар приходил в дом».

Прошел год или больше, и отец Жерар, вдохновитель духовных исканий девушки, пришел к выводу, что признаки святости у нее сомнительны. Весной 1730г., в отчаянии от того, что духовник отказался поддержать ее стремления, она вняла его совету и вступила в монастырь Сен-Клер д'Олиоль. Здесь она вела себя как одержимая, впадала в прострацию, конвульсии, эпилептическую истерию, галлюцинации и припадки безумия. В сентябре епископ Тулона отправил ее домой к матери и назначил ей нового духовника, 38-летнего отца Николаса из Сен-Жозефа, приора монастыря Босоногих кармелиток в Тулоне. Отец Николас попробовал провести экзорсизм, и К. поняла, что ее попытки стать святой провалились. Подстрекаемая своим братом, она заявила, что отец Жерар околдовал и совратил ее: ее «чудеса» отныне были уже не знаками святости, а кознями дьявола. Ее брат, отец Этьен К., также убедил двух сторонниц отца Жерара, некую 65-летнюю даму и 23-летнюю девицу ла Баратилль (скудоумную, но с богатым воображением) присоединиться к К. и обвинить иезуита в соблазнении. Со временем адвокаты К. представили еще четырех ее сторонниц и четырех монахинь, которые поклялись, что отец Жерар был близок с ними.

Отец Жерар обратился в связи с этими ложными обвинениями к своему епископу, в то время как друзья К. обратились к лейтенанту полиции в Тулоне. Епископ сказал, что он не обладает судебными полномочиями, и дело было передано гражданским властям. Скандал получил широкую известность, вследствие чего парламент Экса по приказу короля постановил начать слушанья 10 января 1/31г. По своему общественному резонансу этот процесс может сравниться только с делом Дрейфуса, происшедшем двумя столетиями спустя.

Чтобы заручиться общественной поддержкой перед судом по обвинению в околдовывании, К. и ее брат собирали громадные толпы на ночные экзорсизмы. К. появлялась «бесчувственная и неподвижная, ее шея распухла, и опухоль достигала ее губ». Этьен занимался изгнанием дьявола из своей сестры, «раздевшись до рубашки, с фиолетовой епитрахилью вокруг шеи, держа в одной руке святую воду, в другой — «Rituale» [требник], который отец Николас позаботился принести с собой». Прибывшие вскоре другие священники отрицали ее одержимость, и К. пришлось «выздороветь» прежде, чем ее смог осмотреть врач.

На следующую ночь до 4 утра К. «каталась по комнате и так визжала, что ее слышала половина улицы». Она заявила, что иезуиты пытались помешать ей нанять адвоката и дурно обращались с ней, пока она ожидала суда в монастыре (как и Мадлен Бавен).

В случае с К. отец Жерар оказался в сложной ситуации. Преисполненная решимости стать святой, она изучила жития таких известных мучениц как святая Тереза и святая Екатерина из Сиены и смоделировала свои действия по их образцу. В июне 1729г. она заявила об «интимной связи с Господом». В ноябре Господь сказал ей, что она должна страдать, позволив своей душе впасть в смертный грех. Она стала биться в конвульсиях и дергаться, теряла дар речи, пока в феврале 1/ЗОг., поняв, что отец Жерар по-прежнему к ней равнодушен, чудесным образом нашла спасение в молитвах по недавно умершей монахине! Тем временем ее брат Этьен подробно описывал в дневнике все трансы, стигмы и видения своей сестры (включая явление ей кровоточащего сердца и обнаженных мужчин и женщин), возможно, в расчете на ее будущую канонизацию.

Во время подобных аномальных проявлений отец Жерар, естественно, проводил с ней много времени. Он получил специальное разрешение от аббатиссы писать К. письма, не подвергавшиеся цензуре, и посещать ее наедине. С этого момента уже трудно отделить факты от вымысла, поскольку правдивые показания обеих сторон чередуются с ложными. Но обвинения против отца Жерара становились все безумнее, пока наконец не достигли своей цели. Временами они казались скопированными с «лувьерских ересей» 1647г. Хотя обвинители были явными неврастениками, все же вполне возможно, что в их обвинениях содержалась какая-то доля истины.

«Justification de demoiselle Catherine Cadi-ere» (1731), отдельные абзацы которого приводятся ниже по английскому изданию, было написано для того, чтобы «научить лиц одного со мной пола, чтобы они были настороже против проявлений жалости». Понимая, что она будет скомпрометирована, если признается, что уступила похотливым домогательствам отца Жерара, К. подчеркивала, что он околдовал ее. В английском «Деле мисс Мари-Катрин Кадье» (1732) объясняется, как это было:

«Наклонившись и приблизив свой рот к ее рту, он дышал на нее, что производило такое сильное впечатление на рассудок молодой леди, что она тотчас влюбилась в него и согласилась отдаться ему. Так он околдовал ум и влечения несчастной грешницы».

Подобная страстная влюбленность, ставшая основой для обвинения в чародействе, все же не привела к «потере девичьей чести». К. была таким образом в положении, способном вызвать сочувствие у суда, обратившись к нему: «Вы видите перед собой молоденькую девушку двадцати лет, погруженную в пучину зла, чье сердце осталось незапятнанным».

К. описала шаг за шагом, как отец Жерар соблазнял ее, заявляя, что все, что он делает, совершается по воле Божьей. Свидетели подтвердили, что 'видели, как священник обнимал и целовал К., и помещал ее руки под свою рясу. «Мое дорогое дитя, — повторял он постоянно, — я хочу привести тебя к совершенству; не мучайся оттого, что происходит с твоим телом, отгони сомнения, страхи и колебания. Таким образом твоя душа окрепнет, станет чище, просветится. Она станет полностью свободной».

«Один день я помню лучше, чем другие, — показала К., — поскольку, очнувшись от продолжительного обморока, я обнаружила себя распростертой на полу, а отец Жерар находился позади меня и, обнажив мои груди, шарил по ним руками». Когда К. спросила, что он делает, отец Жерар ответил ей, что такова была воля Господа, чтобы она испытала унижение, прежде чем перейти к блаженству. «Он сказал мне, что однажды Господь пожелает, чтобы он лег своим животом на мой живот».

В связи с другим случаем К. заявила:

«Отец Жерар обнаружил меня в кровати, и, заперев дверь, лег позади меня. Пододвинув меня к краю кровати, он положил одну руку под мои ягодицы, а другую спереди; затем он раздел меня и без всякого предупреждения поцеловал. Он часто обнажал меня, в то время как его руки изучали каждый укромный уголок моего тела. И поскольку я обыкновенно впадала в бессознательное состояние, я не могу ответить, что он делал, когда я была в таком состоянии. Я могу только припомнить, что, когда я пришла в себя, я обнаружила, что нахожусь в таком состоянии, что отец Жерар не пожелал даже посмотреть на меня».

Он посещал ее почти каждый день, иногда занимаясь с ней любовью в течение 2 или 3 часов.

С удивительным пониманием психологии пятидесятилетнего человека, К. описывает, как отец Жерар возбуждался от эротических садистских бичеваний:

«Иногда он наносил мне удары лозой и тотчас после этого целовал места, которые побил. Однажды, придя ко мне, чтобы наказать меня за то, что я отвергаю милость Господа, заперев дверь, приказал мне преклонить перед ним колена. Он держал в своей руке лозу и сказал мне, что, несмотря на то, что я заслуживаю, чтобы весь мир увидел то, что он делает со мной, он требует, чтобы я дала клятву никогда не рассказывать об этом. Я обещала, не зная, что он собирается делать. Очевидно приободренный моим обещанием, он сказал мне, что такова воля божья, чтобы я, отвергшая милость Господа, сняла свои одежды и предстала перед ним обнаженной. При этих словах я возмутилась, мой разум помутился, и я упала без чувств [еп defaillance] на пол. Он поднял меня. К моему удивлению, я была так ослеплена, что подчинилась ему беспрекословно и позволила ему сделать все, что он хотел. Он приказал мне прежде всего снять вуаль, затем шапочку, пояс и, наконец, платье; сорвав его, он раздел меня, оставив только рубашку. В этом неодетом положении я чувствовала, как он целует мои ягодицы. Я не уверена в том, что он делал дальше, но чувствовала нечто вроде уныния, какого не знала прежде. После этого он помог мне одеться. Не один раз он заставлял меня лежать на кровати, и в этом положении бичевал меня, затем целовал без всякого внешнего приличия, всегда утверждая, что это новый путь достижения высшей стадии блаженства».

На другой день упомянутый отец Жерар заставил ее снять и рубашку и, уложив ее на кровать, сказал ей, что ее следует наказать за грех, который она совершила, не чувствуя себя свободной от угрызений совести. При этом она чувствовала влагу [mouille] и щекотание [chatouille] в своих интимных местах. Он снова подверг бичеванию обе ее ягодицы [esses], а затем поцеловал их и нежно царапал ее, пока она не стала вся мокрая.

Во многих местах К. описывает позицию, которую она принимала во время этого ритуала: отец Жерар приказывал ей влезть на кровать и подложить подушечку под колени, чтобы приподнять их. В английском издании «Case of Mistress Mary Catherine Caediere» иронически добавлено: «Последующее трудно объяснить, но легко вообразить». Когда аббатисса запретила отцу Жерару посещать К., он нашел окно с вынутой решеткой, через которое мог целовать девушку и время от времени бичевать ее.

«Он дышал на меня каким-то особенным образом», — Из «Recuceil de pieces» (1731

Отец Жерар принял эти обвинения не без сопротивления. На некоторые из них он сразу дал прямой ответ. Он согласился, что, посещая К., по три часа держал ее дверь запертой, поскольку хотел скрыть ее ангелическую одержимость. Когда отец Этьен К. начал повсюду рассказывать о «чудесах», происходящих с его сестрой, отец Жерар убедил К. вступить в монастырь, чтобы ее святость не была разглашена раньше времени. Он не целовал ее, а наклонялся к ней, поскольку был глуховат. Когда она захотела пить, он принес ей кувшин воды, а она назвала эту воду в обвинении абортивным снадобьем. В его письмах говорилось об одной лишь Господней любви: «Не имей собственной воли и в равной степени не испытывай любви. Делай, что я говорю тебе, как хорошая [маленькая] девочка, которая не находит ничего необычного в просьбе своего отца».

Некоторое время спустя отец Жерар заподозрил, что К. — обманщица, и представил суду несколько контрдоводов, разоблачавших ее. Но К. уже договорилась с тремя девушками, пообещав заплатить им за дачу нужных показаний [Эти показания весьма курьезны: девушка якобы поймала отца Же-рара и Катрин «с поличным» и спросила у святого отца, какого цвета одежда необходима ему для следующего богослужения]. 7 мая 1730г. К. изобразила «преображение», или предсмертную агонию, в честь страстей Господних, при этом ее лицо было все в крови. Это «чудо» произошло 6 июня и 7 июля, вследствие чего отец Жерар пришел к выводу, что К. испачкала лицо собственной менструальной кровью. Ее адвокат возразил, что у нее было еще «преображение» 20 июля, а ни у одной женщины не бывает двух «беспокойств» в месяц. Регулярность менструаций также заставила усомниться в заявлении К., что отец Жерар якобы вызвал у нее выкидыш. Он представил в качестве следующего доказательства ее дневник, в котором отмечены регулярные периоды — 8 марта, 4 апреля, 8 мая, 11 июня, 4 июля, 8 августа и 9 сентября. «Следовательно, не было никаких задержек и никаких подозрений в беременности в период, названный девицей К. [середина лета], и, таким образом, ее заявление о вызывании выкидыша не представляется правдоподобным».

«Дочь моя, я хочу привести тебя к высшей стадии совершенства. Не страдай оттого, что может произойти с твоим телом»

К. призналась, что она постилась на протяжении нескольких дней, но по ночам прокрадывалась в монастырский сад, чтобы полакомиться персиками. Однажды она оказалась в ловушке, подстроенной разгневанными монахинями. Она выскользнула из этой ловушки, сказав, что Господь вызвал ее обжорство, чтобы унизить ее, и что, обрывая некоторые плоды, она заставляет дерево лучше плодоносить! Отец Жерар разоблачил другое «чудо», предъявив суду оригинал «Святого Креста», одного из «небесных видений» К., в свое время удивившего многих свидетелей. Адвокат Жерара назвал К. «хитроумной, ловкой девицей». Кроме того, он попытался дискредитировать сторону обвинения и представил суду проститутку, чтобы обвинить приора Николаса Кадье в аморальности.

Суд завершился путаницей обвинений. Выяснилось, что у К. были на теле гноящиеся нарывы, которые она объявила стигмами. Чтобы создать особый «знак благочестия», отец Жерар имел обыкновение отодвигать ее вуаль и сосать язву на ее шее. Это он делал каждый день в течение 3 месяцев. Он также признался в целовании язвы или стигмы около ее левой груди (кстати, мадемуазель Демандоль и Маделин Бавен, каждая, имели в подобном месте стигмы или язвы). В своем описании К. добавляла, что «именно ее он целовал с особенной чувственностью». Адвокат К. ухватился за это признание, чтобы высмеять отца Жерара. «Вот, действительно ангел чистоты, — заявлял он суду, — который учит нас искусству любования обнаженным телом девушки или женщины, которую он страстно любит и даже бичует ее, без каких-либо следов эротического возбуждения и без ущерба для его души. Какое чудо непорочности!» Адвокат отца Жерара ответил ему тем же: «Может ли кто-либо действительно поверить, что такие предметы 1.как] язвы могут быть подходящим топливом Для огня страсти?»

Парламент Экса принимал показания почти год и вынес свой вердикт 11 октября '731г. Мнения судей разделились: 12 придерживались точки зрения, что отец Жерар Должен быть сожжен, а 12 осудили на повешение К.

«Иногда он бил меня плетью и затем целовал место, куда ударил меня».

Решающий голос принадлежал президенту Лебре, который передал отца Жерара церковным властям за поведение, недостойное священнослужителя, и отправил К. к матери. Таким образом, он указал, что обвинения в колдовстве не были доказаны. Решение президента Лебре не было поддержано толпой, избившей отца Жерара и восторженно поднявшей на руках адвоката К. До конца своих дней К. мирно жила в своем доме, а отец Жерар, оправданный церковью, вернулся в свой родной Доль, где и умер в 1733г.