Мазер, Коттон (1662-1728)

Одаренный сын известного человека, Инкриза Мазера, также священника. Поступил в Гарвард в 12 лет, а в 25 стал служить в Северной церкви Бостона, самой большой в Новой Англии, пока его отец представлял колонию в Англии. Когда губернатор попросил у бостонского духовенства совета в деле салемских ведьм, М. сформулировал «Ответ...», вдохновлявший преследования. Такая позиция М. не удивительна, поскольку она уже оставила след в «Memorable Providences Relating to Witchcrafts and Possessions» (1639), где он заявил, что «существует как Бог, так и дьявол и колдовство». Читатель этой книги, как надеялся М., научится таким образом «со страхом и содроганием трудиться ради своего спасения».

М. расследовал многие случаи чародейства и использовал свое влияние, чтобы изобличить и наказать любого подозреваемого в договоре с дьяволом. Когда наблюдавшие за казнью преподобного Барроуса захотели освободить его, М., по словам судьи Сьюэлла, убедил толпу в его виновности. Написанный по заказу губернатора с целью узаконить суды над ведьмами, труд М. «Wonders of the Inuinsible World» (1693) является «описанием страданий, принесенных в страну колдовством» [например, Салем], в свое время действительно усилил заблуждения людей и подхлестнул истерию.

В оправдание концепции колдовства М., слеует заметить, что он колебался по поводу «призрачных показаний» и требовал дополнительных доказательств. Он отмечает в своем «Diary» («Дневнике») по поводу Салема:

«Согласно предопределению свыше, дьяволы необычным образом телесно овладели многими жителями Салема и прилежащих мест, и их дома наполнились ужасными криками людей, которых мучили злые духи. В основе этого удивительного происшествия лежит исключительно колдовство, и многих людей обвинили, арестовали и преследовали на основании видений потерпевших. С моей стороны, я боялся начать действовать и осуждать кого бы то ни было как соучастника демона на основании такого зыбкого показания, как видение призрака. Естественно, я всегда выступал против подобных свидетельств как публично, так и частным образом». Однако, изучив материалы суда над преподобным Барроу сом, он нашел суд справедливым: «Если бы я был одним из судей, я не мог бы не оправдать его».

В 1696г., всего 4 года спустя после судов над салемскими ведьмами, председательствовавший там судья Самуэль Сьюэлл признал свое собственное участие ошибкой и употребил все свое влияние против М., который вдохновил его вынести обвинительный приговор. Еще больше репутацию М. подорвало появление «Мок wonders of the Invisible World» (1696г., опубл. в Лондоне в 1700г.) Роберта Калефа, несмотря на то, что его отец, Инкриз Мазер, как президент Гарварда, настоял на публичном сожжении этой «порочной книги» [см. Дети Гудвина], Медленный рост религиозной терпимости и скептицизм по отношению к колдовству — все складывалось против М.; несколько раз он был обойден президентством в Гарварде. Наконец, в 1721г., ожесточенный либеральными течениями в Гарваде, М. убедил лондонского купца Элию Йейла подыскать кальвинистский колледж, соответствующий его взглядам. Хотя в последние годы М. и разражался новыми сочинениями, его преследовали личные неудачи. Он по-прежнему сохранял свое положение как противник колдовства, хотя его теория не признавалась и была предана забвению уже в 1723г. В своем дневнике от 1724г. он жалуется, что «некоторые, с целью оскорбить меня, называют своих негров именем Коттона Мазера, с тем, чтобы они могли, с оттенком правды, приписывать совершенные преступления одному из носителей имени, которым небеса наградили меня».

Выдержки из «Ответа нескольких священников Его превосходительству и Высокому совету касательно колдовства в Сале-ме» (1692):

V. Когда первый допрос выявляет обстоятельства, связанные лишь с подозрением в колдовстве, мы хотели бы, чтобы они были учтены в минимальной степени, без шума и публичности, поскольку они слишком поспешно разоблачают допрашиваемых и поэтому не могут стать основанием для суда, иначе законность его может быть оспорена перед лицом Господа.

VI. Показания, по которым может быть установлена виновность в колдовстве, должны быть более значительными, нежели показания одержимых о призраке, якобы вызвавшем их болезнь. Кроме того, не подлежит сомнению, что демон может, с соизволения Господа, появляться в образе как виновной, так и невиновной личности. В равной степени мы не можем считать бесспорным доказательством вины повреждение, якобы нанесенное пострадавшему взглядом или прикосновением обвиняемого, ибо оно может быть ложным вследствие дьявольского обмана.

VIII. Тем не менее нам не остается ничего, кроме как покорнейше рекомендовать правительству немедленно и сурово преследовать тех, кто стал невыносим, в соответствии с законами Господа и всей английской нации, принятыми для выявления колдовства.

То, что М. просто отражает предрассудки и ограниченность своего времени, является объяснением, но не оправданием, и, как духовный лидер, он должен быть помещен гораздо ниже тех, кто (подобно Роберту Калефу), используя лучшие аргументы, выступал против заблуждения колдовства.
Мара
Так назывался воображаемый демон, садившийся по ночам на грудь и вызывающий ощущение удушья. Часто М. соотносится с самим ночным сном. Термин «М.» — восходит к Ветхому Завету (староангл. таге — демон, в отл. от mere — кобыла), встречается также во французском языке для обозначения ночного кошмара: caucher — сдавливать (обнимать). Очень часто используется наравне с инкубом — как в «Англосаксонских глоссах» (ок. 700), так и у Бэкона (1626): «Инкуб, которого мы называем мара». М., как и инкуб, известны под научным термином ephialtes (греч. — перепрыгивать) и под немецким alp или тага.

Изображение М. во всех описаниях одно и то же, как, например, в работе Р.Макниша «The Philosophy of Sleep» (1830):

«Чудовищная старая карга, сидящая на его груди — безмолвная, неподвижная и злобная, воплощение самого дьявола, чей невыносимый вес стесняет дыхание, и чье удушливое, мертвенное и бесчувственное дыхание заставляет окаменеть от ужаса и делает его состояние невыносимым».

В то время как реальность М. принималась традиционными демонологами, король Яков I в «Demonology» (1597) отрицал ее: «Является ли М., которая досаждает спящим людям, разновидностью этих духов? Нет, это не что иное как

«естественная болезнь, которой медики дали имя инкубус, иначе incubando, потому что это густая флегма, скапливающаяся в груди и на сердце, когда мы спим, сковывающая жизненные силы и саму душу, что заставляет нас думать, что некая неестественная ноша или дух лежит на нас и удерживает в лежачем положении».

М. также нападает на лошадей, и сэр Томас Браун (1646) рассказывает, что в конюшнях вешали камень, предохраняющий от заболевания [см. Кошмары; Сонный оберег].

Мария Шотландская: Закон 1563 года

В тот же год, когда в Англии был принят закон королевы Елизаветы против колдовства, аналогичный закон был принят и в Шотландии, при королеве Марии. Его формулировки были очень расплывчатыми, и колдовство отождествлялось в нем с чародейством (добрым или злым) или предсказанием судьбы, и любой занимавшийся им, подлежал наказанию наравне с еретическими ведьмами.

Поскольку Ее величеству королеве и представителям всех трех графств в настоящем парламенте стало известно об отвратительных и опасных предрассудках, которые распространились среди подданных нашего королевства посредством колдовства, чародейства и некромантии.

И поскольку вера в них противна Господу, и во избежание распространения этих предрассудков впредь,

Ее королевское величество и три вышеназванных графства настоящим повелевают:

Никто в упомянутом графстве, независимо от состояния или звания не имеет права заниматься любым колдовством, чародейством или некромантией.

Заниматься каким-либо искусством или умением, оскверняющим наших подданных.

Никто не должен обращаться за помощью, советом или консультацией к вышеназванным колдунам, чародеям или некромантам.

Смертная казни должна быть уделом вышеназванных осквернителей, равно как и тех, кто занимается вышеуказанным или ищет у них помощи.

Их должны приговаривать к казни суды, шерифы, председатель суда пэров, бейлифы, лорды, имеющие королевское достоинство и привилегии, их представители и обычные судьи, которым дано право казнить.

Настоящий закон ратифицирован и введен в действие в 1649г., а отменен в 1736г.
Мегги-Айлендский суд
Последний суд над ведьмами в Ирландии, состоявшийся в 1710-1711 гг. Случай на острове Мегги (находящемся около Каррик-фергуса) необычен благодаря связи ведьм с полтергейстом. «Беспокойный дух» стал провозвестником предполагаемой одержимости демонами, которая, в свою очередь, явилась основанием для суда. Действующими лицами этого пролога были: вдова пресвитерианского священника, проживавшая вместе со своим сыном Джеймсом Халтриджем и его женой, молодая служанка, ребенок (косвенно участвовавший в деле) и уличный мальчишка (возможно, вымышленный персонаж). Один из последних и был виновником проделок — бросал камни и дерн в окна, крал книги и стаскивал с кровати постельное белье (или укладывал белье таким образом, как будто под ним кто-то лежит). Было замечено, что ничего странного не происходило, когда все были в спальнях. «Буйство духов» разворачивалось двумя волнами: первая прекратилась, когда вернулся м-р Халтридж с собакой, спугнув на некоторое время полтергейст. Затем, в феврале 1711г. беспорядки начались вновь с еще большей силой. Однажды ночью вдова Халтридж, вынесшая основную тяжесть этих беспокойств, почувствовала колющую боль в спине. Через несколько дней она умерла.

За ее кончиной последовало обвинение в колдовстве. 18-летняя девушка, Мери Дунбар, «очень смышленая юная особа», была нанята, чтобы помогать мисс Халтридж во время траура. Очевидно, юную девушку вдохновили слухи о том, что вдова умерла с помощью колдовства; у служанки начались припадки, и она видела призраки разных женщин, мучившие ее. К концу марта она назвала ведьмами семь местных жительниц, все они были арестованы. Мери «опознала» и восьмую подозреваемую: «Как только она вошла в комнату, упомянутая Мери впала в такой сильный болезненный припадок, что трое мужчины едва смогли удержать ее. Она кричала: «Ради Христа, уберите дьявола из комнаты». Когда ее спросили, она ответила, ...что увидела «ту женщину, которая мучила ее». Но, очевидно, что у судей было достаточно заключенных, и эта женщина не была арестована.

Суд состоялся в Каррикфергусе 31 марта 1711г. и продолжался с шести утра до двух пополудни. Главное свидетельство против обви- ненных ведьм включало различные описания припадков Мери. Д-р Тинсдалл, викарий Белфаста, оставил свидетельство очевидца:

«В суде было представлено большое количество предметов, и под присягой подтверждено, что она срыгнула их из своего горла. Я держал их все в руках и обнаружил, что там было большое количество перьев, ваты, пряжи, булавок и две огромные пуговицы от верхней одежды, их было столько, что они наполнили мою ладонь. Они свидетельствовали перед судом, что видели, как эти предметы выходили из ее рта, и приняли их в свои руки, когда она их срыгнула».

У заключенных не было адвоката, но многие из них были известны, как «работящие, трудолюбивые, набожные люди, часто молившиеся вместе со своими семьями, как публично, так и дома, большинство из них могли правильно произнести молитву Господню, которую, как говорят, они выучили в тюрьме, поскольку были пресвитерианцами». Мнения судей разделились. Судья Энтони Эптон

«полностью придерживался мнения, что суд не может признать их виновными на основании единственного показания пораженной о являвшихся к ней призраках. ...Если бы обвиняемые были на самом деле ведьмами и находились в сговоре с Дьяволом, едва ли можно было предположить, что они будут столь ревностно посещать богослужения».

Но судья Джеймс Маккартни признал обвиняемых виновными, присяжные заседатели согласились с ним, и женщины были приговорены к годичному заключению с четырехкратным покаянием у позорного столба.
Мейфарт, Иоганн Матеус
«Послушайте, вы, алчно жаждущие денег судьи и алчущие крови преследователи: все призраки Дьявола являются ложью! Самое время теперь, чтобы правители назначили лучших судей и доверили веру более умеренным священникам, и тогда Дьявол с его лживыми иллюзиями будет посрамлен».

Написавший приведенные выше строки, М. был протестантским двойником XVII в. католика Шпее, у которого он позаимствовал некоторые из своих аргументов. Будучи свидетелем сотен судов над ведьмами и сожжений ведьм, М. подверг едкой критике всю процедуру судопроизводства. Он говорил, что отдал бы тысячу талеров, чтобы не слышать о пытках. Он видел выворачиваемые ступни, глаза, вырываемые из глазниц, и заключенного, сжигаемого расплавленной серой и поливаемого маслом. Он видел палачей, вставляющих пылающие катыши серы в половые органы женщин, когда те висели на страппадо. Он наблюдал их упоение ужасом, пока их жертвы не сознавались или не умирали (задушенные Дьяволом, как объясняли судьи). «Christliche Erinnerung» (1635) М. и «Cautio Criminalis» (1631) Шпее, живые и непосредственные свидетельства очевидцев, являются замечательным введением в теорию и практику колдовства.

Обращаясь к священникам, администраторам и судьям, Тюрингии и Франконии, М., лютеранский профессор теологии в Эрфурте, рисует картину ненависти, подозрительности и террора, порожденных в Германии колдовской истерией. Однажды начавшись, преследование распространялось из дома в дом, из деревни в деревню, из города в город. Не только бедные были обесчещены, но многие землевладельческие и купеческие семьи были разорены, потому что, как только выносились обвинения, судьи стремились лишь доказать виновность и отнять собственность. Подобно Шпее, М. обнародует дилеммы, используемые судьями для доказательства вины любого обвиняемого. Если репутация были плохой, он объявлялся виновным, если хорошей — то же самое, поскольку ведьмы всегда пытались казаться добродетельными. Если при аресте подозреваемые были испуганы, они явно были колдунами, боявшимися заслуженного наказания; если спокойны — виновными в той же степени, поскольку ведьмы всегда притворялись невиновными.

Обвиняемые должны были назвать других ведьм. Одна жертва, после трех дней пыток, лицом к лицу столкнулась с женой бюргера, имевшей безупречную репутацию. Она взмолилась:

«Я никогда не видела тебя на шабаше, но, чтобы покончить с пыткой, я должна обвинить кого-нибудь. Ты пришла мне на ум, поскольку, когда меня вели в тюрьму, ты встретила меня и сказала, что никогда не поверишь в то, что услышишь обо мне. Но, если меня снова будут пытать, я снова обвиню тебя».

Вследствие этого судьи продолжили пытку, чтобы заставить ее повторить свои обвинения, и жена бюргера подверглась преследованиям. Многие бы отказались от своих обвинений, если бы не боялись повторения пытки. «О, Господи, — кричали они, — она бесконечна».

С горечью М. описывает профессионального охотника за ведьмами, откровенничающего со своей женой:

«Лиза, благодари Господа, за то, что ты принадлежишь мне, поскольку выше, чем я взобрался, взобраться уже невозможно. Я обладаю всей полнотой власти над богатыми и бедными, над молодыми и старыми, над мужчиной и женщиной, мальчиком и девочкой, слугой и служанкой, горожанином и крестьянином, рыцарем и дворянином, врачом и лиценциатом, мастером и бакалавром. Я знаю все их хитрости, и ты должна благодарить Господа за это».

В 1635г. протесты, подобные М. были возможны; они предвосхищали окончание колдовской истерии. Если бы они не звучали, то те, кто наживался на обнаружении ведьм, торжествовали бы гораздо дольше. Например, в Германии суды над ведьмами продолжались в течение всего XVIIIe.

Молитор, Ульрих

Был одним из первых авторов, писавших о колдовстве. Хотя М. и отличался умеренностью взглядов, на практике он враждебно относился к чародеям, «подозреваемым в ереси». Он не находил ничего предосудительного в сожжении у столба мужчины, обвиненного в околдовывании соседа и эпизодической езде на волке.

Доктор права Падуанского и профессор Констанцского университетов. В последнем была впервые напечатана его книга «De Lamiis et Philomels Mulieribus» [«О чародейках и предсказательницах»] (1489), диалог, написанный, чтобы рассеять сомнения людей, подобных эрцгерцогу Сигизмунду Австрийскому и «самым известным врачам». Сигизмунд узнал о колдовстве от доминиканских инквизиторов Шпренгера и Инститориса, приехавших в Тироль, чтобы искоренить колдовство. Понятие о колдовской ереси вовсе не было распространено повсеместно. Поэтому Сигизмунд (в диалоге) отрицал ценность признания, полученного под пыткой, «поскольку страх наказания побуждает людей сказать то, что противоречит природе вещей».

Колдун, едущий на шабаш, одна из шести иллюстраций из книги Ульриха Молитора о ведьмах «De Lamiis» (1489).

Если бы колдуны могли вызывать бури, можно было бы распустить армию и завести вместо нее нескольких ведьм. Все эти признания о сношениях с дьяволом вырастают потому, что «болтливость женщин питается многими глупостями, в которые они безоговорочно верят».

По поводу посещения шабаша М. заявляет:

«Неверно, что ведьмы идут тысячи фарлонгов в тишине ночи, чтобы собраться на шабаш. Они оказываются во власти снов или сильных видений... которыми дьявол поражает их сознание. Так, обманутые ложными явлениями, они, проснувшись, верят, что подобные вещи действительно произошли с ними».

Но иллюзия была столь же греховна, как и реальный полет на шабаш, поскольку они отрекались от Господа и, следовательно, являлись еретиками.

Его значение и место среди книг своего времени было обусловлено несколькими причинами: во-первых, схоластической известностью авторов, доминиканцев Якова Шпренгера (1436-1495) декана Кельнского университета и приора Генриха Крамера (латинизированное Инститорис) (ок. 1430-1505); во-вторых, папской буллой 1484г., которую Крамер получил от папы Иннокентия VIII, чтобы подавить оппозицию, выступавшую против охот на ведьм; и, в-третьих, детальной разработкой процедуры судопроизводства над ведьмами, «чтобы как духовные, так и гражданские судьи располагали готовыми приемами пыток, ведения суда и вынесения приговора». Большинство аргументов было заимствовано из трудов доминиканского приора Нидера — «Formicarium» (1435) и «Praeceptorium».

«М. в.» состоит из трех частей. В первой обсуждается необходимость глубокого осознания должностными лицами гнусности колдовства, включающего отречение от католической веры, преданность и поклонение Дьяволу, подношение ему некрещеных детей и плотские сношения с инкубом или суккубом [см. Договор с Дьяволом]. Неверие в колдовство (с позволения канона Episcopi) являлось ересью. В Библии говорится, что ведьмы существуют, а следовательно «любой кто не верит в установления священного писания является еретиком». Формула отречения (приведенная в части ИГ) для тех, кого серьезно подозревали в ереси (но против кого не было свидетельства под присягой), звучала так: «Я клятвенно отрицаю ту ересь, или, вернее говоря, неверие, которое неверно и лживо утверждает, что на земле не существует ведьм». По данному обвинению законом допускались показания любых свидетелей, поскольку колдовство рассматривалось как высшая форма измены христианскому долгу. Вследствие этого показания о колдовстве разрешалось давать свидетелям, обычно не допускавшимся в суд: преступникам, отлученным от церкви, уличенным в лжесвидетельстве, причем их имена могли оставаться в секрете.

Во второй части устанавливаются три типа злодейств, совершаемых ведьмами и противодействие каждому из них. Здесь же Шпренгер и Крамер подтверждают все истории о деяниях ведьм, договор с Дьяволом, сексуальные отношения с дьяволами, перемещения, превращения, лигатуру, порчу урожая и скота — фактически, самый широкий круг чародейств.

Третья часть (видимо, написанная Крамером, имевшим больший практический опыт) содержала формальные правила для возбуждения судебного иска против ведьмы, обеспечения ее осуждения и вынесения приговора. Здесь же разграничивается юрисдикция инквизиторских, епископских и светских судов, причем два последних суда побуждаются к более активному преследованию ведьм. Причина заключается в том, что ведьмы, которые юридически не могут преследоваться инквизицией как еретики, должны передаваться двум другим судам. В третьей части заканчивается обсуждение приемов допроса свидетелей, а также ареста, заключения и пыток ведьм, и таких практических вопросов как преодоление молчания ведьм — технически ведьму нельзя было осудить без ее собственного признания. Там же устанавливается, что обвиняемый (и его защитники, если таковые имеются) не должны знать имени обвинителя.

Аргументы, содержащиеся в почти четверти миллиона слов, представляют собой фантастическое принесение логики и здравого смысла в жертву заранее сложившейся богословской концепции. Например, слову «женщина» (femina) приписывается происхождение от fe [вера] и minus [малый], а «дьявол» (diabolus) — от dia [два] и bolus [смерть], т.е. «убивающий душу и тело». Даже в первой части игнорируются разумные аруг-менты. Так, объявляются еретиками те, кто «верят в существование демонов, кроме как в воображении масс, которые и приписывают свои собственные лжеучения дьяволу. Разные облики, рисующиеся уму, возникают как плод сильного воображения, Человеку лишь кажется, что он видит бесов или ведьм». Затем авторы «М. в.» продолжают: «Все это противоречит истинной вере, утверждающей, что ангелы, низринутые с неба, превратились в бесов, что поэтому они, обладая большей силой, чем мы, могут также и достигнуть большего, чем можем сделать мы». Хотя Чарлз Уильяме называет этот силлогизм «почти первоклассным», Ли характеризует интеллектуальный уровень книги следующим образом: «Ее жалкий стиль своим однообразием напоминающий бесцельную, сбивающую с толку бесконечную ходьбу с места на место, представляет собой блуждание мысли, неспособной к концентрации и готовой следовать за любой навязчивой идеей».

Как апологеты демонологии, так и независимые мыслители подчеркивают, что было бы нелогично и неверно осуждать представления XVIe. с точки зрения современных критериев.

Конечно, в этом они правы, но, тем не менее, гуманистический, научный и разумный подход уже в то время был присущ мыслящим людям, по праву и долгу совести осуждавшим демонологов и мракобесов, отбросивших развитие цивилизации на несколько сотен лет назад. Крамер начинал свою деятельность в Тироле, где возбудил к себе сильную враждебность со стороны местного населения. Чтобы обосновать охоту за ведьмами, он уговорил одну распутницу спрятаться в печи, притворившись, что там поселился дьявол. Ее голос обвинил многих людей, которых Крамер жестоко пытал. В конце концов епископу Бриксенскому удалось изгнать Крамера, но он уже получил награду за свои труды от эрцгерцога Сигизмунда (которому Молитор посвятил свой труд в 1489г.) Совместный труд двух друзей-инквизиторов одобрен официальным письмом богословского факультета Кельнского университета от 1487г., и это тоже освещает его с весьма неожиданной стороны. Дело в том, что это одобрение обманчиво, поскольку (как заметил Хансен), его подписали лишь четыре профессора из всего университета, и их поддержка ограничивается заявлением, что части I и II не противоречат католическому вероучению, и что часть III заслуживает доверия благодаря приведенным в ней свидетельствам. Еще четыре профессора вместе с университетским педелем дополнительно одобрили положение против священников, неосторожно отрицающих колдовство. Тем не менее, их заявление не появлялось в кельнских изданиях до 1494г., пока не умер педель, после чего оно было подшито и в более ранние издания, предназначенные для продажи вне Кельна.

В результате все пришли к выводу, что письмо — подделка, прибавляющая престиж книге. Коллеги Шпренгера по университету не отслужили заупокойную мессу после его смерти 6 декабря 1495г. Это упущение могло быть вызвано тем, что он завещал свое имущество за пределы Кельна, но, с другой стороны, могло быть обусловлено и его академической непорядочностью. Авторы «М. в.» стремились любыми средствами добиться обязательного сожжения ведьм. Особенно примечательно то, что протестанты, повсюду противостоявшие инквизиции, считали «М. в.» авторитетом и законом во всем, что касалось ведьм.