Рассел Хоуп Роббинс

«Когда пытка оказала воздействие на Спенса, Карстерсу было предложено дать ту же самую клятву. После его отказа, они вставили его пальцы в тиски и затянули их, как при чрезвычайной пытке, так сильно, что не смогли отвернуть, пока не привели сделавшего их кузнеца, который и отвернул их своими инструментами».

«И затем пришел — О, Боже милостивый! — палач и наложил мне тиски, связав обе руки вместе, так что кровь хлынула из-под ногтей и отовсюду, так что в течение 4 недель я не владел своими руками, как ты можешь понять по моему почерку». — Из письма к дочери Иоганна Юниуса (1628). Образец тисков и зажимов для костей, использовавшихся в то время.
Томасиус, Кристиан (1655-1728)
Впервые привлек к себе внимание благодаря защите смешанных браков. Сын профес сора из Лейпцига, изучал право; читал первые лекции в Лейпциге, рано заявив о своем нонконформизме. Когда лютеранский герцог Саксонии захотел жениться на дочери кальвиниста Фридриха III, курфюрста Бранден бургского, впоследствии первого короля прусского, саксонские университеты Лейпцига и Виттенберга выступили против их союза. Т., поддержавший герцога, потерял свою должность и должен был бежать в кальвинистски настроенный Бранденбург, где получил место в малоизвестной Riiterschule в Галле. Но его лучшие студенты из Лейпцига последовали за ним, к ним присоединились и остальные. Вскоре Фридрих III создал в Галле университет и назначил Т. его ректором. Новая организация подверглась насмешкам со стороны старых академий и была прозвана Hoelle (Адом). Здесь Т. развивает либеральные традиции протестантского адвоката Пуфендорфа и католического адвоката Гроциуса (их книги были внесены в «Индекс» запрещенных книг), основанные на естественном праве и христианской морали, установившие истинные основы международного права и договоров между странами. Т. особо выделял исторические методы исследования, считая, что явления можно изучать только в их историческом развитии.

В своих исследованиях Т. рассматривал основные проблемы своего времени. Одной из них была вера в колдовство. В сентябре 1694г. он принял участие в предпринятом юридическим факультетом университета Галле пересмотре 150 судебных производств, последовавших за ведьминским судом над Барбарой Лабаренцин. Т. голосовал за использование легкой пытки для получения признания, однако большинство решило, что обвиняемую следует оправдать с предупреждением. Т. изучил доводы своих оппонентов и пришел к выводу, что ошибался; дальнейшие исследования привели к тому, что он перестал верить во все предрассудки о Дьяволе. Под давлением теологов он изменил свою позицию, признав существование ведьм, но все равно отрицал возможность договора с Дьяволом. Такой компромисс никого не удовлетворил. Однако Т. продолжал распространять свойственный ему скептицизм через диссертации своих учеников, например, Иоганна Райхе (1701) и Иоганна Пауля Ипсена (1712). Т. также выступал против пыток (хотя и приветствовал их применение на отдельных судах) и религиозной нетерпимости. «Обязанность правителей, — писал он, — не в спасении душ, а в сохранении мира». Несмотря на подобные колебания, Т., как отмечал Эндрю Уайт, был «величайшим и самым храбрым из немцев от Лютера до Лессинга». Ли замечает, что, принимая во внимание «веру в абсолютную истинность Священного Писания и характер имперских законов по данному вопросу, удивительно не то, что люди, воспитанные в почтении к подобным авторитетам, верили в колдовство, а то, что любой образованный человек мог оказаться достаточно смелым, чтобы расшатывать традиционные предрассудки».

Труд Т. «De Crimine Magiae» был напечатан в 1701г. по-латыни, в 1703г. вышел немецкий перевод, часто переиздававшийся. Т., в частности, опровергал Теофилуса Шпитцеля (1687) и известного юриста-протестанта Карпцова (пользовавшегося влиянием с 1635г.). В многочисленных отступлениях Т. проявляет необычайную проницательность. Например, он замечает, что теория договора помогает осудить даже благочестивого человека, который оказывает сопротивление тирании, но не может быть сожжен за ересь: ложные свидетели принесут присягу в том, что он является колдуном и тем самым отправят его на костер. Поскольку никакого

договора не существует, все ведьмы сжигается за несуществующее преступление, а их признания являются следствием пытки. Под пыткой любой мог признаться в том, что от него требовали судьи.

Охота на ведьм в Трире связывается с тремя именами: Фладе, Бинсфельда и Ло-оса. Гонения на ведьм начались при князь-епископе Иоганне фон Шененбурге (1581-1599), при содействии губернатора Иоганна Цандта, нотариуса Питера Ормсдорфа и викарного епископа Бинсфельда. Светский суд в Трире, руководимый Дитрихом Фладе, не отличался таким энтузиазмом в преследованиях, как суд церковный, и осудил всего нескольких ведьм. Наконец Цандт, раздосадованный нерешительностью Фладе в добывании показаний о сообщниках, обвинил его в колдовстве и после процесса, продолжавшегося 2 года, добился его осуждения. Сомневавшихся, по-видимому, было много, как заявлял Бинсфельд, написавший в 1589г. «Tracta-tus», чтобы направить колеблющихся. Спустя всего 3 года после казни Фладе, известный католический теолог Корнелиус Лоос пытался опубликовать свое изложение порядка ведения судов над ведьмами, но папский нунций уничтожил книгу, и отца .Лооса выслали в Брюссель. За его беды, в основном, несет ответственность Бинсфельд, обновивший свой трактат, чтобы опровергнуть этого нового оппонента.

Согласно Джорджу Л. Барру, «одной из наиболее замечательных реликвий времен преследования ведьм» является реестр ведьм из бенедиктинского аббатства св. Максимина, находившегося как раз за городскими стенами и обладавшего юрисдикцией над 10 деревнями. В нем содержатся подробные отчеты о судах с 1587 по 1594гг., о 306 обвиняемых в колдовстве, чье разоблачение вовлекло еще около 1500 человек (записи содержат 6000 имен).

Бинсфельд приписывал быстрое распространение колдовской истерии невежественным священослужителям и скептически настроенным судьям. Однако главной причиной все же были плохие урожаи и постоянная нищета [см. Фладе, Дитрих]. Канониктрирского собора Иоганн Лиден в «History of Treves» оставил яркое описание размаха судов. Его комментарии по поводу того, что охота на ведьм была «большим бизнесом» и «корыстным предприятием», звучат особенно разоблачающе:

«Все настолько поверили, что продолжающийся в течение многих лет неурожай вызван ведьмами [strigibus et malefkis] no наущению Дьявола, что вся страна поднялась, чтобы уничтожить ведьм. Это движение было поддержано многими церковными деятелями, которые искали богатство в пепле сожженных ведьм. Итак, от суда до суда, по городам и деревням всей епархии, стремительно передвигались специальные обвинители, инквизиторы, нотариусы, судьи, присяжные заседатели, констебли, тащившие на пытки и суд существа обоих полов и сжигавшие их в огромных количествах. Мало кто из обвиненных избегал наказания. Даже проживавшие в Трире администраторы не избежали этой участи. Так, были сожжены судья [Фладе],-два бургомистра, несколько советников и помощников судей. В этой катастрофе погибли каноники различных коллегиальных церквей, приходские священники, сельские дьяконы. Безумие [insania] людской злобы и судов, алчущих крови и добычи, распространилось так широко, что едва ли остался кто-либо, не затронутый подозрением в этом преступлении.

Тем временем нотариусы, переписчики и содержатели постоялых дворов богатели. Палач, разодетый в золото и серебро, ездил на породистой лошади как придворный вельможа, его жена соперничала богатством нарядов с дворянками. Дети осужденных и наказываемых высылались, их имущество конфисковывалось, пахари и виноградари терпели банкротство, вследствие чего снижалось производство продуктов. Едва ли суровая чума или самый безжалостный захватчик смогли бы подвергнуть такому разрушительному воздействию территорию Трира, как данная ин-

квизиция и преследования, не знавшие границ. Было много оснований для сомнений, все ли обвиняемые были виновны. Подобные преследования продолжались несколько лет, и некоторые из судебных руководителей связали свои имена с множеством костров, на которых человеческие существа предавались огню.

Наконец, хотя пламя все еще требовало все новых жертв, население впало в нищету, были введены законы и усилены ограничения стоимости расследований и доходов инквизиторов, и, неожиданно, как будто их боевой пыл вдруг иссяк, жажда преследований сошла на нет».

Титульный лист памфлета того времени о Джоан Петерсон, уопингской ведьме, повешенной 12 апреля 1652г. в Лондоне.

Член совета Кромвеля сэр Джон Денвере неожиданно появила в суде, чтобы принудить остальных магистратов вынести обвинительный вердикт. Процесс был повернут в нужную сторону, и Джоан Петерсон повесили в Тайберне 12 апреля 1652г.

Брошюра, описывающая этот процесс, сообщает также о некоей Пруденс Ли, сожженной в Смитфилде двумя днями раньше за убийство собственного мужа. Это преступление приравнивалось к государственной измене и было единственным, за которое полагалась такая казнь; никогда в Англии не сжигали женщин просто за колдовство.

«Затем палач поставил ее в бочку со смолой, привязал к столбу и обложил соломой и вязанками хвороста... Палач поджег солому, и женщина закричала «Господи Иисусе, помилуй мою душу!». И прежде чем огонь разгорелся, она еще ужасно кричала, пять или шесть раз».
Уорбойские ведьмы
Печально известный суд, напоминавши» заговор против трех невинных людей, был наиболее широко обсуждавшимся процессом по делу о колдовстве изо всех, состоявшихся в Англии до 1600г. Во многих отношениях он предопределил успех на Бродвее пьес «Детский час» и «Дурное семя», а также повести Генри Джеймса «Поворот винта». Суд над семьей Уорбоев фактически был историей того, как несколько маленьких чудовищ в облике девочек послали на смерть старых и бедных людей. Доверие, которое власть имущие оказали детским выдумкам, сделало эти события особенно отвратительными. Поскольку дети, выступавшие с обвинениями, принадлежали к богатой и влиятельной семье, их подростковые галлюцинации стали одной из причин происшедшего. «От начала до конца, — писал Нотштейн, — это были выпады сильных против слабых... все объединились против этой бедной, но уважаемой семьи». Роберт Трокмортон был известным сквайе-ром из Уорбоя (графство Хантингтон). Его дочь страдала сильной истерией и, без сомнения, эпилептическими припадками:

«Примерно десятого ноября года 1589, мистрисс Джейн, одна из дочерей упомянутого мастера Трокмортона, которой было примерно десять лет, страдала неожиданными припадками слабости и телесного недомогания со следующими внешними проявлениями. Иногда она очень громко и сильно чихала в течение получаса и тотчас же впадала как бы в глубокий транс и обморок, лежа так тихо, как только было можно. Вскоре она покрывалась потом и так раздувала живот, что никто не мог ни повернуть, ни удержать ее. Иногда одна нога у нее тряслась, притом что другие части тела не двигалась, будто ею овладел паралич; иногда тряслась другая нога. Иногда у нее тряслась одна рука, потом другая, и затем вскоре после этого — голова, как будто она была поражена прогрессирующим параличом».

Во время одного из этих припадков пришла выразить свое почтение семье Алиса Семуэл, их 66-летняя соседка, но Джейн проявила не столь уж необычную во все времена неприязнь богатого подростка к старой и бедной женщине: «Посмотрите, вот сидит старая ведьма...

Разве вы не видите (сказал ребенок), она похожа на ведьму, как никто другой. Снимите с нее эту черную обтрепанную шапку, чтобы я могла разглядеть ее получше». Однако родители девочки мудро проигнорировали эту выходку и обратились к известным врачам Филиппу Барроу и профессору Батлеру из Кембриджского университета, находившегося всего в 20 милях. В течение двух месяцев 4 сестры Джейн начали проявлять похожие симптомы, а вскоре за ними последовали семеро слуг. Перед нами явный пример сознательного или бессознательного подражания (они также утверждали, что Семуэл была ведьмой), с целью получить хотя бы толику внимания, уделяемого Джейн, без сомнения психически и телесно больной.

Осознавая ограниченность своих возможностей по лечению Джейн, д-р Барроус, дрУ семьи Торкмортонов, сказал им, что «имея некоторое представление о зле, причиняемом ведьмами, он полагает, что к [их] ребенку было применено какое-то колдовство или чародейство». Родители долгое время не соглашались с этим заключением, но в конце концов приняли его, поскольку другие их дочери вели себя подобным образом, и насильственно устроили очную ставку матушки Семуэл с детьми. Девочки тотчас начали вести себя как безумные, падали на землю, «странно скрючиваясь» и расцарапывая руку миссис Семуэл [см. Царапанье]. Естественно, что миссис Семуэл отрицала все обвинения, относя их к детским «проказам». Однако Трокмортоны настаивали на принуждении ее к признанию (видя состояние своих детей), и девочки продолжали обвинять ее. Сначала дети падали в припадок только в ее присутствии, но позже они изменили свое поведение, притворяясь пораженными и в ее отсутствие. Таким образом, миссис Семуэл была вынуждена жить у Трокмортонов, но отказывалась принимать от них пищу.

Дети находили удовольствие в травле миссис Семуэл:

«Много раз, когда она сидела у огня, разговаривая с детьми, у тех начинались припадки, и они говорили ей: «Посмотрите сюда, матушка Семуэл, неужели вы не видите того, кто сидит здесь с нами»? Она отвечала, что никого не видит». «Почему же? — удивлялись они. — Странно, что вы его не видите. Посмотрите, как оно скачет, прыгает и играет тут и там», — и они указывали на него пальцами, показывая, как оно скачет.

В сентябре 1590г. самая влиятельная женщина округи, леди Кромвель, жена сэра Генри, нанесла визит вежливости Трокмортонам и, увидев старуху, жившую у них, назвала ее ведьмой, сняла с нее чепец и отрезла прядь волос, которую велела сжечь. Миссис Семуэл поняла, что ее пытаются оговорить, и сказала: «Мадам, почему вы обращаетесь со мной подобным образом? Я не причиняла вам никакого вреда». После такого ответа, выраженного в эмоциональной форме, леди Кромвель начала страдать от плохих снов, и от этого или чего-то другого, ее здоровье настолько ухудшилось, что она Умерла через 15 месяцев (в июле 1592г.).

Психические расстройства у детей продолжались до Рождества 1592г., когда, чтобы Успокоить их родителей, матушка Семуэл приказала детям, чтобы они прекратили свои припадки. Они подчинились. Это не только Доказало Торкмортонам, что миссис Семуэл была ведьмой, но и стало причиной подрыва ее веры в собственную невиновность. Ей так часто говорили, что она ведьма, что она почти Поверила в это: «О, сэр, я была причиной всех этих несчастий с вашими детьми... Добрый хозяин, простите меня». По наущению местного священника Доррингтона она публично призналась. Однако на следующий день после небольшого отдыха, восстановившего силы, она отреклась от своего заявления.

Затем Семуэл была передана полиции, чтобы предстать перед Уильямом Викхемом, епископом Линкольна, где, основательно напуганная, она развила свое первое признание и назвала имена своих домашних духов: трех серых цыплят по кличке Смелый, Охотник и Белый. Ее привез обратно в Хатчинсон и, в ожидании выездной сессии суда присяжных, поместили в тюрьму вместе с ее дочерью Агнесс и мужем Джоном Семуэлом, которого к этому времени дети Трокмортона обвинили вместе с ней.

Но пятеро детей не только продолжали припадки, но и выступили с новыми измышлениями, заявив, что Алиса Семуэл вызвала смерть леди Кромвель (более года назад). Всех троих подвергли пытке в Хантингтоне 5 апреля. 1593г. в связи с убийством с помощью колдовства леди Кромвель. При поддержке детей (как доказательства вины семьи Семуэлов) эта история была представлена как свидетельство: девочки продемонстрировали свое выздоровление при словах Алисы или Агнесс: «Будучи ведьмой, вызвавшей смерть леди Кромвель, я призываю тебя, дух, выйти из нее и оставить ее здоровой». Если формулировка менялись на «Не будучи ведьмой», эти бесстыжие дети продолжали притворяться, равно как и в том случае, когда этот экзорсизм произносил кто угодно, кроме трех Семуэлов. Кроме того, еще одним доказательством явилась болезнь и падеж скота, о которых сообщили двое или трое деревенских жителей. Тот факт, что никто не обвинял матушку Семуэл все предыдущие года когда она якобы занималась колдовством, не был принят во внимание.

При столь неопровержимых доказательствах присяжным потребовалось только пять часов, чтобы признать всех троих виновными по пункту «околдовывание до смерти леди Кромвель». Матушка Семуэл «призналась" и добавила, что дьявол «плотски познал ее" Агнесс Семуэл принуждали к заявлению о ложной беременности, но ее презрение к подобному обману даже сегодня заслуживает нашего уважения и восхищения: «Нет, я не сделаю этого: никогда не будут говорить, что я была и ведьмой, и проституткой».

Обвинение и повешение можно объяснить только тем, что к концу XVI в. вера в колдовство уже прочно воцарилась в умах англичан. Вера в ведьм, конечно, не была новинкой, но к 1600г. ее стали отделять от чародейства — malefida или порчи, которая могла быть причинена любому невинному человеку и которую вначале усиленно обсуждали в книгах и памфлетах. Если предубеждение против идеи или человека являлось достаточно сильным, тогда любые показания извращались таким образом, что становились основанием для расправы с обвинителем. Так, сэр Томас Браун, выдающийся врач и автор известной «.Religio Medici», в 1662г. выступавший на аналогичном суде в Сент-Эдмундсберри с экспертизой свидетельских показаний, утверждал, что Дьявол может действовать «на естественной основе», Более того, он «считал, что эти обморочные припадки имеют естественное происхождение и являются ничем иным, как так называемым "родимчиком» (истерией), но, — и здесь наступает полное отсутствие здравого смысла, — они чрезмерно усилены благодаря коварству Дьявола, объединившегося в злодеяниях с теми, кого мы называем ведьмами, и по чьей просьбе он творит свои мерзости» («Суд над ведьмами на выездной сессии присяжных, состоявшейся в Сент-Эдмундсберри», 1682г.).

Лишь немногие разобрались в обмане. «Осведомленные люди сообщали из графства, что эта матушка Семуэл... была наивной старой женщиной и что хитрыми речами ее могли убедить признаться во всем, что от нее хотели». Спустя шесть лет Харснетт, будущий архиепископ Йоркский, в книге «Discovery of the Fraudulent Practices of John Darrell» (1599), критикуя мнимого экзорси-ста, пользовавшегося этим методом и в конце концов осужденного, приоткрыл истину, назвав трактат 1593г., посвященный делу в Уорбое, «очень нелепой книгой».

Значение суда над уорбойскими ведьмами велико. События развивались почти 4 года и вовлекли выпускников Кембриджа и многие высокопоставленные семьи — Трокмортоны и Кромвели имели обширные связи в обществе. Сэр Генри Кромвель, дед Оливера Кромвеля, был богатейшим членом Палаты общин Англии. Распространялось и подтверждалось народное суеверие о дурном глазе, «имевшее глубокое и продолжительное влияние на класс, который создавал законы». Кеттридж осмеливается высказать предположение, что личная вовлеченность некоторых законодателей в судебное разбирательство могла стать дополнительным стимулом к утверждению билля 1604г. против колдовства, предусматривавшего смертную казнь для всех, кто был обвинен и осужден за это преступление.

Суд оправдал незаконное изъятие скудного добра Семуэлов сэром лордом Кромвелем (как владельцем поместья), чтобы субсидировать ежегодную проповедь «против отвратительных действий, греха и преступления колдовства» в Хантингтоне — подобный обычай сохранился до 1812г., хотя в это время в проповедях предупреждали против веры в ведьм. Все это подробно отражено в памфлете, напечатанном по инициативе судьи, пославшего Семуэлов на виселицу, — «The Most Strange and Admirable iscouery of the Three Witches of Warboys» (Лондон. 1593г.), сохранившемся только в одном экземпляре, хранящемся в Британском музее, с напечатанной на обороте балладой. Памфлет написан с использованием записей, сделанных Трокмортонами во время припадков, с таким мастерством и тщательностью, что на него постоянно ссылались в последующих диспутах по поводу существования ведьм.

Признания Джоан Уиллифорд, Джоан Ке-риден и Джейн Холт, казненных в Фаверше-ме (Кент) 29 сентября 1645г., отражают типичные преступления, рассматривавшиеся на судах над ведьмами. В Европе вынужденные признания ведьм, сделанные публично перед их казнью, помогали формированию общественного мнения. Памфлеты с теми же самыми признаниями выполняли аналогичную функцию в Англии XVIIb. Стенографические судебные отчеты никогда широко не распространялись, и поэтому колдовство было в основном известно по сообщениям в небольших дешевых книжках.

Приведенное ниже «признание» Джоан Уиллифорд, полученное 24 сентября 1645г., оказалось достаточным для того, чтобы отправить ее на смерть. Следует отметить вовлечение ею новых жертв, поскольку именно данным способом могли быть удовлетворены интересы охотников за ведьмами.

Она призналась в том, что около семи лет назад дьявол появился перед ней в облике маленькой собачки и склонил ее отречься от Христа и обратиться к нему. [Она] с неохотой приняла предложение. Она также призналась, что хотела отомстить Томасу Летерленду и Мери Вуд-раф, вышедшей за него замуж. Она добавила еще, что Дьявол обещал ей, что она не будет нуждаться ни в чем, и что у нее иногда бывали деньги, которые ей приносили — она не знает откуда — иногда один шиллинг, иногда восемь пенсов, но не более. Она называла своего дьявола именем Банни. Далее она рассказала, что ее слуга Банни выбросил Томаса Летерленда из окна, и он упал в выгребную яму. Она рассказала, что прошло почти двадцать лет с тех пор, как она отдала душу дьяволу. Далее она рассказала, что выдавила немного своей крови дьяволу, чтобы тот составил I Договор между ними. Дьявол обещал служить ей примерно двадцать лет, и этот срок почти истек. Далее она рассказала, что Джейн Холт, Элизабет Харрис, Джоан Эрголл были ее подругами. Она поведала, что дьявол сказал ей, будто Элизабет Харрис шесть или семь лет назад прокляла лодку некоего Джона Вуфкотта, и ее проклятие сбылось. Она призналась, что дьявол обещал ей, что она не утонет, если ее бросят в воду. Дальше она рассказала, что матушка Эргол прокляла мистера Мей-джера, а также Джона Меннингтона, и сказала, что не видать ему удачи. Так и случилось. Она также рассказала, что, с тех пор, как она находится в тюрьме, дьявол сосал ее дважды, приходя к ней в форме мыши.