Рассказе П. Вежинова «Однажды осенним днём на шоссе»

В свете спиритического Откровения все неясности ветхо- и новозаветных текстов, Священных Писаний всех религий устраняются и всё встаёт на свои места. Столь «странные» явления как чудеса, левитация, огненные языки, предсказания, предчувствия и многое другое обретают наконец своё ис­тинное значение.

Страстная проповедь Кардека, Дени и их французских, ан­глийских, американских и немецких коллег привлекают к Спиритизму внимание и симпатии в научном мире, в мире литераторов и людей Искусства.

Среди писателей, например, в этом смысле вы­сказались в своё время Виктор Гюго, Теофиль Готье, Александр Дюма (перечитайте в этой связи смерть Атоса в «Виконте де Бражелоне"), Р.Л.Стивенсон (бывший, кстати сказать, одно время секретарём Эдинбургского спиритического общества), Г.Р.Хаггард, А.Конан-Дойль − автор «Нового Откровения», «Жизненного Послания», двухтомной «Истории Спиритизма» и других работ, Александр Гепп, Шарль Ломон, Викторьен Сарду, Эрнест Бонмэр, Морис Лашатр, Огюст Вакри, изложивший свои взгляды на этот пред­мет в «Крохах истории», Эжен Ню − автор «Великих Тайн» и «Потусторонних вещей», и многие-многие дру­гие; у нас, в России − А.Н.Аксаков и, в известной мере, Владимир Соловьёв. Даже сам насмешливый и скептичный Шопенгауэр не счёл в своё время для себя возможным сомневаться в реальности этих явлений, ибо прекрасно знал, что они не такая уж редкость. Любопытно в этой связи отметить, что если сам Лев Толстой и потешался всячески над этой новой ветвью исследований, то зато вся его мистическая философия и нравственность, особенно в том виде, как оне поданы в его «Круге чтения», целиком совпадают с мистической философией Спиритизма и его нравственным учением.*

Немалое число больших и всемирно известных учёных выразили свою убеждённость в истинности Спиритизма и занимались исследованиями в этой области. Можно назвать имена Вильяма Крукса, Альфреда Уоллеса, Фредерика Мейерса, Оливера Лоджа, Камилла Фламмариона, Шарля Рише, Чезаре Ломброзо, Алексан­дра Бутлерова, Гюстава Лебона, Пьера и Мари Кюри. Все они, каждый в своё время, решили подвергнуть тща­тельному контролю и анализу спиритические феномены, получавшиеся при содействии знаменитых медиумов (Д.Д.Хоума, Э.Палладино и др.), с тем, чтобы удостове­риться в их реальности, вернее, нереальности, так как поначалу посчитали их вздорными фокусами, скорейшее разоблачение каковых отвечало интересам Науки и тогдашней философии. Но факты, как известно, вещь упрямая, и они переубедили скептиков, научная добросовестность которых заставила их публично признать свои первоначальные взгляды заблуждением. Должным образом засвидетельствовав реальность этих явлений, учёные занялись их классификацией. «Как бы ни отно­ситься к спиритизму, нельзя не признать несомненность этого факта», − так высказался по этому поводу В.Ф.Войно-Ясенецкий. Да что там говорить! Сам насмешливый и скептичный Шопенгауэр не счёл в своё время для себя возможным сомневаться в реальности этих явлений, ибо прекрасно знал, что они не такая уж редкость.

Конечно, ничем непоколебимые скептики отмахнутся и от этого, решив про себя: «Пусть их! видно, в голове у этих учёных мужей есть какой-то изъян!» Тем более, что, с другой стороны, их современники − такие, как Ч.Дарвин, Ф.Энгельс, Г.Спенсер − откровенно потешались над этой областью исследований. Но скептикам следует знать, что у этих последних пренебрежение данным вопросом достигло такой степени, что они даже не пожелали ознакомиться с предметом, заявив о своём априорном неприятии его, а сам Энгельс написал какую-то, просим нас извинить, смехотворную чепуху в своей статье «Естествознание в мире духов». Объективному свидетелю, таким образом, должно быть совершенно ясно, что они хватили через край, что, как бы ни были они велики, каждый в своей области, но в данном вопросе они выказали непростительную слабость, поскольку их подход в этом случае чрезвычайно догматичен и всего менее научен. И, соответственно, наоборот, те учёные и мыслители, которые не почли за труд изучить спиритические явления, которые, установив, что те действительно существуют, попытались вывести управляющие ими законы, пошли по истинно научному пути, пути знания и прогресса. Так логика может поколебать любой скептицизм.

Усилия и деятельность этих учёных дали рож­дение новой методе психологического исследования − метапсихике − и привели к созданию в Великобритании «Общества Психических Исследований». Параллельно такое же общество создаётся и в С.Ш.А. Знаменитые мно­готомные «Протоколы» этих обществ (так называемые «Proceedings") издавались в течение долгого ряда лет и приобрели всемирную известность.

И всё же увлечение чисто научным экспери­ментированием и анализом в отрыве от нравственно-философской концепции, определённой Кардеком и самими духами, дало в конце концов свои отрицательные плоды. Об опасности этого предупреждал уже Конан-Дойль, когда писал, что эти опыты, сами по себе, не имеют большого значения, что они важны лишь постольку, по­скольку поддерживают собой и придают объективную значимость огромному множеству знаний, призванных глубоко изменить наши старые религиозные взгляды и дать человеку уверенность в его будущем, знание о его индивидуальном, личном Бессмертии. Но этого в серьёз­ном масштабе как раз и не произошло, форма, как это часто бывает в человеческой истории, заслонила собою суть. Нравственное учение, философия Бессмертия, торжество Духа над Материей и над смертью постепенно были забыты. Остались лишь механические экспери­менты с механическими же, как полагали, неживыми силами, воздействующими на такую же мёртвую мате­рию. К началу этого века материализм восторжествовал как в мышлении людей, так и в их деятельности. В конце концов, как естественный итог этого разразилась первая мировая война, приведшая затем к роковому ок­тябрьскому перевороту в России. Значение этих двух со­бытий, и в особенности последнего, не получило ещё дол­жной оценки у историков, и не было понято и прочув­ствовано их пагубное влияние на ход человеческой исто­рии в ХХ веке. Само понятие Духовности было утрачено, и её заменила власть силы и количеств, когда численное равенство было отождествлено с равенством качествен­ным, вопреки мнению древних, которые считали, что люди качественно не равны и что «один стоит многих тысяч, если он наилучший». И тогда «духовность» стала всего лишь неуклюжей метафорой на устах тех, кто не признают существование самого Духа. Как следствие, политика с её разнузданными страстями и аппетитами стала командовать Нравственностью, определять, что хорошо и что плохо. И вот мы получили то, что имеем.

Политические и идеологические условия в на­шей стране долгое время находились на таком уровне, что сколько-нибудь серьёзно о вещах мистических и духовных гово­рить не представлялось возможным. Хочется думать, что теперь это время безвозвратно прошло и многое, если не всё, можно называть своими именами. «Оккультное», т.е. «скрытое», «потайное», сегодня должно наконец стать ясным, явным, понятным каждому, ибо только та­ков путь здоровой Цивилизации, восхождения человече­ства на следующую ступень Эволюции, а также залог нашего выхода из глубокого и затяжного духовного кризиса.

В нашей современной жизни, когда утрачены старые «идеалы» и многие мечутся в поисках опоры, не всегда верно отыскивая её в Религии, Церкви, представляется просто сверхважным помочь людям обрести правильное представление о Мироздании, о роли Человека, смысле и цели появления каждого из нас на этой несчастной Земле.

Не стоит сводить данный вопрос к Идеологии, как по слабоумию это делалось до сей поры, ибо он бесконечно шире и глубже: всё это вопрос не столько Идеологии, сколько Гносеологии и Онтологии. Наибольшее заблуждение, наизлостный предрассудок − это злобное предубеждение. Оно надевает шоры на зрение Рассудка, и он одержимо смотрит тогда в одном направлении, отказываясь даже от попытки понять, что могут быть и другие направления для взгляда, и другие точки зрения, также имеющие право на существование. Не может быть признано здоровым общество с оголтелой нетерпимостью относящееся к иным взглядам на вещи и, к тому же, задавленное самоцензурой. Такая позиция всего менее научна и означает лишь несдержанность ложной мысли.

XI

Примирение Науки и Религии необходимо, это вопрос жизни и смерти для нашей Цивилизации. Примирение это исполнимо лишь на основе взаимных уступок и отказе от догматизма. Подобное примирение возможно лишь в Спиритизме и только благодаря ему, как бы оскорбительно ни звучало это на первых порах для слуха служителей механического знания и охранителей сектантского культа.

Сегодня не будет преувеличением сказать: засилье вздорной наукообразности и ложной науки привело к тому, что нынешняя думающая часть человечества охотно и вполне серьёзно изучает такие вопросы, как катары желудка у инфузорий или профилактика перелома ног у тараканов и блох, и предпочитает эти «исследования» размышлению о глубоких тайнах Души человеческой. В итоге нынешняя интеллигенция даже не знает, есть ли вообще у Человека душа, и склоняется к бездумному утверждению того, что её нет, и потому с достойной последовательностью изучает всякий недостойный вздор и предаётся унизительной глупости. Кризис духовного сознания человека ХХ века хорошо выражают слова А.Тарковского: «Мы так мало знаем о душе, в этом отношении мы похожи на бродячих собак. Мы хорошо себя чувствуем, когда говорим о политике, искусстве, спорте, женщинах, любви, но когда речь заходит о духовности − мы блуждаем. Нет у нас образованности в этой области. Мы не подготовлены к этому...»

Но в «Агрушада-Парикшай» («Индийской Книге Духов») сказано: «Первейшая из наук − это наука о человеке; человек же есть душа, а тело его − лишь средство сообщения с земною материей; изученье души ведёт к познанию всех зримых и незримых сил природы, к познанию великого Целого».

У Оскара Уайльда читаем: «Русский, живущий счастливо при существующей системе правления в России, должен думать, что у человека или вовсе нет души, или, если таковая у него имеется, то она не стоит того, чтобы её развивать». Сказано о России 80-90 годов XIX века, но насколько справедливо это ко всему, что творится у нас с октября 17-го года! Душу и Бога вычеркнули из жизни − и жизнь превратилась в скотство. Между тем, если б только, хоть на мгновение, наши зрение, слух и осязание сделались несравненно более совершенными, то мы убедились бы, что смерть не уничтожает Человека, но лишь делает его, для нас, невидимым, неслышимым и неосязаемым.

Самомнение европейской науки, когда она считает себя вправе подходить к любым явлениям Жизни, в том числе и к таким, как Йога и Спиритизм, со своими методами и мерками, весьма смахивает на самодовольство и самонадеянность школьника, которому бы вздумалось, будто он имеет право экзаменовать умудрённого знаниями и опытом жизни старца, да ещё ставить ему двойку! Неужто можно всерьёз рассчитывать, что этот старейшина удостоит своим ответом сего зарвавшегося нахала? И что из его ответов этот последний сможет понять истинно?

Некто скептик и ещё имеет дерзость гордиться этим. Он поступает крайне глупо, ибо весьма походит на человека, который, сомневаясь бы в том, что дважды два равно четырём, стал бы обращаться к тем, кто занимаются Высшей Математикой, чтобы они доказали ему сию интересную теорему. Но естественно, что эти последние просто в силу того, что они занимаются уже именно высшею Математикою, совершенно равнодушны к скептику и его проблемам, ведь их-то самих азы более не занимают. И в итоге скептик умудряется стать ещё глупее, так как теряет интерес к этим азам, которые, по его убеждению, ему никто преподать не может. «Я в это не верю» или «Для меня это не убедительно, и потому всё это вздор!» − одержимо твердит он, священнодействуя в своём храме невежества.

Наука очень упрощает мир, и при наличии тех данных, какие у неё есть, она не может и никогда не сможет понять такое явление, как Жизнь, ибо данные эти однобоки и недостаточны; они всего лишь как бы скелет, на который не надета живая плоть, а эту живую плоть Науке взять негде, ибо она имеет дело не с Духом, но всего лишь с Материей, то есть прахом и шелухою.

Наши органы чувств, вернее, наше восприятие внешнего мира устроено таким образом, что мы не можем видеть окружающей нас действительности во всей её полноте, во всём её объёме, а видим лишь малую часть этой действительности. Поэтому все наши суждения о ней не могут иметь объективного характера, т.е. претендовать на научность, до той поры, пока каким-то образом мы не получим её полного, 100%-ного восприятия. Разумеется, для этого наших пяти или шести чувств вкупе с несколькими приборами, воспринимающими что-то в провале между слухом и зрением, ещё весьма маловато.

Строгому учёному вполне видны недостаточность и бессилие существующей Науки. «Когда дело идёт не о наблюдении мелких фактов, − говорит Шарль Рише − а о том, чтобы проникнуть в глубь вещей, установить общие законы, дойти до причины явлений, то мы наталкиваемся на отрицательные решения или приходим к двум-трём гипотезам, одинаково невероятным. Посредством наблюдения мы ознакомились с довольно большим числом явлений природы и кое-как объяснили некоторые из них, но не поняли ни одного. А если мы столь бессильны и знаем так мало, то нам очень следует остерегаться излишней надменности и должно сознаться, что наука наша подвинулась еще весьма немного. Так что не станем назначать границ природе, не будем говорить: «Это возможно, а то − нет». Нам остаётся лишь одно: наблюдать и делать опыты, делать опыты и наблюдать».

Но, делая опыты и, в особенности, наблюдая, следует всегда помнить, что «чудес» нет. И спириты карденистской школы не устают это подчёркивать. Есть лишь законы, управляющие всеми явлениями. Незначительная и низшая часть этих законов познана человеком, и он даёт таким образом объяснение явлениям низшего порядка. Но когда он, исходя из своих знаний, пытается объяснить явления более высокой природы, то он либо сознаёт своё невежество и своё бессилие сделать это, объявляя тогда явления эти «чудесами», либо же, возомнив себя всезнающим, или хотя бы многознающим, берётся объяснять явления, управляемые неведомыми ему законами, чрез законы, ему известные, и весьма грубые аналогии − и тогда он говорит глупости и пошлости.

У Камилла Фламмариона читаем: «То, что здесь горделиво называют «наукой», есть не что иное, как плод весьма ограниченной способности восприятия, обусловленной деятельностью ваших несовершенных органов чувств. Истинно сказываю вам, то, что вы знаете, и всё то, что вы сможете когда-либо узнать при посредстве ваших земных чувств, − ничто в сравнении с тем, что есть на самом деле. Правда этих слов столь основательна и глубока, что на Земле есть существа до такой степени различные от вас, что составлены они из материи, не воспринимаемой вами, существа, не имеющие ни глаз, ни ушей, ни каких иных ваших органов восприятия, но одарённые другими органами, способными воспринимать то, что не воспринимается вами, и существа эти, живя одновременно с вами в том же самом мире, что и вы живёте, знают то, что вы не можете знать, и составляют себе о природе и жизни понятье совершенно несхожее с тем, какое составляете себе о них вы».

Когда речь идёт о Человеке, то большинство создателей «новых» теорий и направлений в Науке, из-за того что они на свой материалистический лад перетолковывают то, что уже давным-давно было постигнуто и сформулировано древними, и выдают свои калечные идеи за нечто архисовременное, походят на очередных изобретателей велосипеда, которые бы вдруг приделали своему детищу каменные колёса. Так, к примеру, некоторые из них берутся на материалистический лад переосмыслять Йогу, и из стройного мировоззрения, основанного на самых высоких откровениях Духа, у них получается нечто вроде утренней гимнастики, рассчитанной на то, чтоб немного взбодрить пьяного сантехника или перекурившегося чинушу. И вслед за тем, эти «открыватели новых идей в науке» выдают палец, отбитый ими у ноги античной статуи, за своё собственное изобретение, а это уже позволяет им из низины своего непонимания и варварства высокомерно судить о вещах, из коих они украли один лишь атом. Но сколь опрометчиво судить о достоинствах картины по гвоздю, на котором она висит!

Отставание психической науки от физической прямо-таки чудовищно: если физическая наука уже имела своего Ньютона и своего Эйнштейна, если биологическая наука находится на уровне Коперников, то психическая всё попрежнему блуждает среди Гиппархов и Птоломеев. Между тем Психология, построенная не на спиритуалистической, а на материалистической основе, подобна волу, которого используют в качестве племенного производителя. Конечно же, всегда следует ещё помнить, что официальная наука − не столько отражение умственных способностей человечества, сколько отражение тех политических условий, в которых оно живёт или вынуждено жить. Условия далеки от совершенства, Наука узка и раздробленна, а действительность широка и необъятна, и потому никак не укладывается в рамки такой науки.

В Философии положение ничуть не более утешительное. Философия не так уж часто отвечает своему названию, ибо когда знакомишься со многими её детёнышами, то невольно поражаешься прозорливости авторов, которые, как то им кажется, обсуждают вопросы весьма важные, но человеку беспартийному, к сожалению, столь часто напоминающие содержимое выеденного яйца. И тогда видишь, что всё это вовсе не «я люблю мудрость», но обычно и чаще всего − «я люблю глупость». Так, в частности, авторы, занимающиеся пописываньем «философских» сочинений, имеют сегодня твёрдую внутреннюю убеждённость в том, будто человек − просто мыслящий кусок недоброкачественного мяса, и, исходя из этой убеждённости, они строят столь же ценные дальнейшие свои теории. Им и невдомёк, что будь он таковым, то ему было б не под силу произвесть даже и эту кретинскую идею.

Камилл Фламмарион говорит: «Если души не существует, если способность мыслить всего лишь свойство мозга, то мы не имеем больше права говорить, будто мы имеем тело, потому что тогда наше тело, наш мозг имеют нас». Понимаете ли вы это?

Ничем не поколебимая уверенность большинства нынешних людей в том, что Человек есть тело, наивна, как семь смертных грехов, и так же безобразна, как и они. Она вполне соответствует уровню самосознания животных, но совершенно неуместна у Человека и недостойна его. Вся современная партийно-официальная «философия» (да и не только партийно-официальная), по своим масштабам и значимости, − какая-то гипертрофированная гибель амёбы.

«Если философия хочет быть полезной людям, она должна сделать Человека своей центральной проблемой», − говорит Гердер, и это воистину так. Но Человек как центральная проблема Философии − это проблема Души и её бессмертия, а отнюдь не метаморфозы материи, не матерьяльное производство или борьба классов. Чтобы не понимать этого, надо быть либо марксистом, либо буржуа, либо бесчувственным и неодушевлённым предметом.

Борьба классов, теория прибавочной стоимости и тому подобное потому не могут быть исходной точкой для истолкования и познания сущего, что сущее есть не только там, где нет классов и их борьбы, нет прибавочной стоимости и даже самой её теории, но и там, где нет носителя всей этой шелухи − земного человека. Проблема на самом деле заключается в том, что мы загипнотизированы действительностью, которая в действительности не действительна.

Марксистская философия внушает, будто мы живём лишь раз, что, разумеется, не так. Но даже, если и принять это, то довод ли сие в пользу того, чтоб жить по-скотски, как то всегда практиковалось в стране торжествующего марксизма-ленинизма? Человек смертен, он рождается и умирает − вот начало всякой Философии. Всегда только от этой печки и следует танцевать, чтоб притти к верным выводам. Кто знает о Грядущем Свете, у того есть силы и мужество томиться во мраке. Более того, для него Свет Грядущего рассеивает мрак настоящего. Мы же живём в мире, ничего не ожидающем от иного мира.

Один современный писатель утверждает, будто духовное величие человека в том, что он, зная, что он смертен и что смертны все остальные люди, живёт так, словно он и все вокруг него бессмертны. Утверждаю прямо обратное: человек, не понимая и не зная того, что он бессмертен и что все вокруг него БЕССМЕРТНЫ, живёт так, словно он и все остальные люди смертны. В этом его духовное ничтожество. Жалкие же вы философы, господа, если не можете положительно решить вопрос о Боге и бессмертии!

Великий русский философ ХХ века В.Н.Ильин в «Арфе Давида», в частности, говорит: «Идея Бога, особенно в связи с идеей богоподобия и принципиального всемогущества человека, идея веры, переставляющей горы, идея бессмертия души и вечной жизни и вечного совершенствования человеческой личности − всё это настолько дерзновенные, даже дерзкие, настолько беспредельно смелые, так много дающие пищи уму, сердцу и эстетическому чувству идеи, что сравнительно с ними противоположные им идеи безбожия, безверия, животности человека, его абсолютной смертности, а потому и неминуемой перспективы полного уничтожения рода человеческого в будущем, идеи ограниченности сил человека, всё это представляется робким, трусливым, унизительным для человеческого достоинства, настолько уродливым и бездарным, что действительно упорно держаться за них могут либо только робкие умом и духом, совершенно лишённые эстетического чувства, или же, что ещё хуже, низкопоклонники, карьеристы, жалкие консерваторы, повторяющие давно заезженные азы материализма и безбожия».

«Неофициальным девизом всех материалистов, − считает Свами Анантананда − является изречение Протагора о том, что человек есть мера всех вещей: существующих в том, что оне существуют, и несуществующих в том, что оне не существуют. Но ещё Платон показал полную несостоятельность такого утверждения, вложив в уста Сократа доказательство того, что данное положение равносильно другому, ему родственному − свинья есть мера всех вещей. И в самом деле, почему именно человек есть мера всех вещей? Здесь явный отход от истины, открытое нежелание признать стоящую над ним объективную действительность. И потому правомерно влезть в шкуру свиньи и заявить, что ни наук, ни искусств, ни ремёсел, ни вообще чего-либо, кроме жёлудей и того, что можно съесть или в чём можно выпачкаться, не существует».

Уместно напомнить, что формальным основанием всего старого материализма являлось догматическое утверждение о неделимости атома («атомос» − неделимое), утверждение, от которого Наука, развиваясь, вынуждена была отказаться, разрушив тем самым фундамент, на каковом извечно возводилось здание материализма. Теория неделимого и неразрушимого атома, которая 2000 лет служила основой в Физике и Химии, была наконец оставлена Наукой вследствие открытий Кюри, Беккереля, Лебона и других. В 1876 году Бертло в «Химическом синтезе» охарактеризовывает эту теорию как «роман хитроумный и изощрённый». «На этом примере, − говорит Лебон, − можно видеть, что некоторые научные догмы состоятельны ничуть не более, чем божества древних веков». Но ещё и до них сэр Вильям Крукс, великий английский физик, заявил: «Материя есть не что иное, как одна из форм движения». Таким вот образом сокрушилась единственная точка опоры, на которой строилась вся материалистическая теория.

В самом деле, что такое Материя? Этот вопрос мы можем предложить материалистам. Жюль Сури, один из наиболее авторитетных в своё время писателей-материалистов, не колебался честно признать своё незнание природы Материи и оспаривал саму возможность такого знания. Другие, более самонадеянные сторонники материализма, время от времени давали различные определения Материи, которые однако ничего не объясняли в сути дела и часто противоречили одно другому, пока наконец не закрепилось надолго (разумеется, лишь в С.С.С.Р.) определение, данное Гольбахом, подновлённое по части «фотографии» Лениным и известное теперь как «ленинское».

Приведём это определение и объясним его несостоятельность. «Материя, − говорит Ленин, − есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них». Что ж, прекрасное и весьма внятное определение, единственное, чему остаётся удивляться, так это тому, что оно могло незыблемо продержаться столь долгое время, не будучи опровергнутым. Но в стране, где теорию охраняет тайная полиция, и не такое возможно.

Итак, удивимся его живучести, ибо определение это сводит всю объективную реальность лишь к нашей способности ощущения, т.е. к деятельности наших органов чувств, и тем самым как бы утверждает, что всё, что нами не ощущается, не имеет объективного бытия, или, попросту говоря, не существует. Иными словами, объективную реальность, от нас совершенно не зависящую и над нами довлеющую, желают ограничить нашей способностью её воспринять, поставить её в зависимость от нашей способности восприятия. Какой самоуверенностью надо обладать, чтобы выдавать эдакий вульгарный сенсуализм за науку и серьёзную философию! И ещё. Обратите внимание на слова: «которая дана человеку в ощущениях его...» Спрашивается, КЕМ дана? Вот в чём вопрос.

Не правда ли, интересная нелепость, когда объективно данную реальность сводят к субъективно получаемым ощущениям, или когда, другими словами, часть считает себя больше целого?! Впрочем, не будем придираться к словам, пусть даже за этими словами и стоит очень многое: ведь если что-то берутся определить, то его тем самым берутся и ограничить, ибо всякое определение по природе своей есть уже ограничение.

Таким образом, по логике ленинского определения Материи (если следовать только этому определению, не вдаваясь в дальнейшие ленинские разъяснения − а так именно и вели себя его последователи, упивавшиеся одним лишь определением), по логике этого определения получается, что, например, стол существует, поскольку мы его видим и осязаем, звуки человеческого голоса или музыкальных инструментов существуют, поскольку мы их слышим, запах розы существует, поскольку мы его обоняем, варенье и яблоко существуют ещё и потому, что мы, помимо прочего, ощущаем также и их вкус, когда их съедаем, и т.д., и т.п. Но вот, к примеру, радиоволны в отличие от световых и звуковых волн и всего вышеперечисленного никак не существуют, поскольку ни одно из наших пяти чувств в отдельности, ни все они вместе взятые не могут их ощутить.* Человеку с такими убежденьями, должно быть, бесполезно подсовывать под нос радиоприёмник, объяснять, как тот работает, и показывать его в действии. Человек этот, надо полагать, будет упрямо твердить, что тут без обмана не обошлось, что это обыкновенное звуковоспроизводящее устройство вроде патефона, что радиоприёмника просто в принципе быть не может, потому что сами радиоволны нелепый миф и вздорная выдумка невежественных людей, памятуя о том, что ощущения человека их никак обнаружить (тут уж не до копирования и фотографирования) не могут и т. д., и т. п. , а стало быть, нет и смысла тратить время и силы на всевозможные радиорассуждения, сиречь изучение спиритических явлений, но лучше посмотреть хоккейный матч или почитать газетку. Такова, образно говоря, узкая логика всех неподступных противников Спиритизма, вооружённых нашим Ильичом. Признать существование радиоволн такому человеку должна мешать либо его умственная ограниченность, либо же − и это ничуть не реже − какие-то личные интересы и материальные расчёты, так сказать, его «классовая ограниченность», если воспользоваться марксистской терминологией, и потому факты его не убедят. Ну да бог с ним, с этим человеком! это его трудности. Лишь бы только людей таких было поменьше и не они бы делали философскую погоду.**

Вы, быть может, скажете, что тогда, к ленинскому определению Материи, надо добавить то, что Материя дана человеку не только в ощущениях его, но и может восприниматься и регистрироваться специальными приборами? И вы совершенно правы! Надо признать, это будет очень важное и ценное дополнение, поскольку благодаря ему наше восприятие объективной действительности значительно расширяется, но опять-таки никак не исчерпывается. Ведь если мыслить диалектически, то станет ясно, что наряду с радиоволнами и другими уже известными сегодня явлениями, которые однако обнаруживаются никак не человеческими органами чувств, но с помощью особых приборов, в природе существуют и должны существовать другие проявления Материи, не восприемлемые нашими ощущениями, но которые однако Наука сможет когда-нибудь обнаружить с помощью специально сконструированных приборов. А отсюда уже рукой подать до признания существования духов, ибо они, по учению Карденизма, с точки зрения вещественной представляют собой особую, утончённую материальную субстанцию.

Надо заметить, что материалисты, когда они наконец будут вынуждены признать существование духов, как они признали ранее делимость атома, станут учить тому, что духи суть также одна из форм Материи. Но мы считаем, и это принципиально важно, что сама по себе Материя есть не что иное, как бесконечно плотная и сгущённая, бесконечно грубая и утяжелённая форма существования Духа. Всё есть Дух, и Материя − самое незначительное проявление его.

Леон Дени, в частности, сообщает об этом следующее: «Материя, в сущности своей, по всей видимости является флюидом бесконечно гибким, эластичным, бесчисленные сочетанья коего дают рожденье всем телам. Невидимый, неосязаемый, невесомый в первородной сущности своей, флюид этот, чрез длинный ряд переходных состояний, обретает вес и создаёт, посредством сильнейшего уплотнения, твёрдые, непрозрачные и тяжёлые тела, кои составляют основу земной материи. Но это состоянье сцепления всего лишь временно, переходно, и материя, вновь пройдя все этапы своего преобразованья, может беспрепятственно распасться и вернуться к своему изначальному флюидическому состоянию. Вот почему существованье миров всего лишь временно, проходяще. Проступив из океанов эфира, миры вновь вернутся в него и растворятся в нём по завершении своего жизненного цикла». Вся материальная Вселенная по завершении своего жизненного цикла растворится в космической Беспредельности подобно тому, как плавится и испаряется снежинка, попавшая в пламя костра, и в Вечности останется лишь Вселенная духовная, по отношению к которой материальная была лишь приблизительным и черновым наброском.

Но сегодня Философия пока что не дошла до осознания этих реальностей. Официальная философия была и остаётся способом оправдать существующий порядок вещей и через оправданье это уютно в нём устроиться. И во всём этом заслуга материализма и безбожия, приведших к забвению души и истинной Духовности. Крупнейшим же двигателем материализма и безбожия явился в нашем веке тов. Ульянов-Ильин-Ленин. И вот мы вынуждены сказать, что подобно тому, как Поэт не тот, кто по заказу слагает патриотические вирши и вымучивает политические частушки, но тот, кто неустанно творит, следуя своему внутреннему призванию, так и Философом человек становится отнюдь не в зависимости от того, защитил ли он какую скучную диссертацию или же нет; более того, не предаваясь такой скуке, тем вернее становятся Философом, ибо Философ это − отнюдь не неуклюжий болтун, не схоласт, не софист, но Огненный Дух, опаляющий всё пыльное и нечистое. Философ, если он Философ, справедлив и беспощаден. В этом дело его и назначение.

А что имеем и что имели мы? − «Философия − служанка теологии» − твердил Фома Аквинский; и «философия − служанка идеологии» − бубнят фомы коммунистские. Увы! наказание глупостью − первая расплата за отказ от Духовности.