исправить это. У нас потерялся робот. Работы прекратились и должны
стоять, пока мы его не обнаружим. До сих пор нам это не удалось, и нам
требуется помощь специалистов.
Вероятно, генерал почувствовал, что его сетования выглядят не очень
серьезными, и продолжал с ноткой отчаяния в голосе:
– Мне не нужно объяснять вам значение нашей работы. В прошлом году мы
получили больше восьмидесяти процентов всех ассигнований на
исследовательские работы…
– Ну, это мы знаем, – сказал Богерт добродушно. – «Ю. С. Роботс»
получает щедрую плату за пользование нашими роботами, которые тут
работают.
Сьюзен Кэлвин резко, без особой любезности вмешалась:
– Почему один робот так важен для проекта и почему он не обнаружен?
Генерал повернул к ней покрасневшее лицо и быстро облизал губы.
– Вообще-то говоря, мы его обнаружили… Слушайте, я объясню. Как только
робот исчез, было объявлено чрезвычайное положение, и все сообщение с
Гипербазой было прервано. Накануне прибыл грузовой корабль, который
привез для нас двух роботов. На нем было еще шестьдесят два робота…
хм… того же типа, предназначенных еще для кого-то. Эта цифра абсолютно
точная – здесь не может быть никаких сомнений.
– Да? Ну, а какое это имеет отношение…
– Когда робот исчез и мы не могли его найти, – хотя, уверяю вас, мы
могли бы найти и соломинку, – мы догадались пересчитать роботов,
оставшихся на грузовом корабле. Их теперь шестьдесят три.
– Так что шестьдесят третий и есть ваш блудный робот? – Глаза доктора
Кэлвин потемнели.
– Да, но мы не можем определить, который из них шестьдесят третий.
Наступило мертвое молчание. Электрочасы пробили одиннадцать. Доктор
Кэлвин произнесла:
– Очень любопытно. – Уголки ее губ опустились. Она резко повернулась к
своему коллеге: – Питер, в чем тут дело? Что за роботы здесь работают?
Доктор Богерт, заколебавшись, неуверенно улыбнулся:
– Понимаете, Сьюзен, это довольно щекотливое дело, которое требовало
осторожности… Но теперь…
Она быстро прервала его:
– А теперь? Если есть шестьдесят три одинаковых робота, один из них
нужен и его нельзя обнаружить, почему не годится любой из них? Что
здесь происходит? Зачем послали за нами?
Богерт покорно ответил:
– Дайте объяснить, Сьюзен. На Гипербазе используется несколько
роботов, при программировании которых Первый Закон роботехники был
задан не в полном объеме.
– Не в полном объеме?
Доктор Кэлвин откинулась на спинку кресла.
– Ясно. Сколько их было сделано?
– Немного. Это было правительственное задание, и мы не могли нарушить
тайну. Никто не должен был этого знать, кроме высшего начальства,
имеющего к этому прямое отношение. Вы в это число не вошли. Я здесь
совершенно ни при чем.
– Я бы хотел пояснить, – властно вмешался генерал. – Я не знал, что
доктор Кэлвин не была поставлена в известность о создавшемся
положении. Вам, доктор Кэлвин, не нужно объяснять, что идея
использования роботов на Земле всегда встречала сильное
противодействие. Успокоить радикально настроенных фундаменталистов
могло только одно – то, что всем роботам всегда самым строжайшим
образом задавали Первый Закон, чтобы они не могли причинить вред
человеку ни при каких обстоятельствах.
Но нам были необходимы другие роботы. Поэтому для нескольких роботов
модели НС-2 – «Несторов» – формулировка Первого Закона была несколько
изменена. Чтобы не нарушать секретности, все НС-2 выпускаются без
порядковых номеров. Модифицированные роботы доставляются сюда вместе с
обычными, и, конечно, им строго запрещено рассказывать о своем отличии
от обычных роботов кому бы то ни было, кроме специально уполномоченных
людей. – Он растерянно улыбнулся. – А теперь все это обратилось против
нас.
Кэлвин мрачно спросила:
– Вы опрашивали каждого из шестидесяти трех роботов, кто он? Вы-то уж
во всяком случае уполномочены.
Генерал кивнул.
– Все шестьдесят три отрицают, что работали здесь. И один из них
говорит неправду.
– А на том, который вам нужен, есть следы употребления? Остальные,
насколько я поняла, совсем новенькие.
– Он прибыл только месяц назад. Он и еще два, которых только что
привезли, должны были быть последними. На них нет никакого заметного
износа.
– Он медленно покачал головой, и в его глазах снова появилось
отчаяние. – Доктор Кэлвин, мы не можем выпустить этот корабль. Если о
существовании роботов без Первого Закона станет известно всем…
Какой бы вывод он ни сделал, он не смог бы преувеличить возможные
последствия.
– Уничтожьте все шестьдесят три, – холодно и решительно сказала доктор
Кэлвин, – и все будет кончено.
Богерт поморщился.
– Это значит уничтожить шестьдесят три раза по тридцать тысяч
долларов. Боюсь, что фирма этого не одобрит. Нам, Сьюзен, лучше
попробовать другие способы, прежде чем что-то уничтожать.
– Тогда мне нужны факты, – резко сказала она. – Какие именно
преимущества имеют эти модифицированные роботы для Гипербазы? Генерал,
чем вызвана необходимость в них?
Кэллнер наморщил лоб и потер лысину.
– У нас были затруднения с обычными роботами. Видите ли, наши люди
много работают с жестким излучением. Конечно, это опасно, но мы
приняли все меры предосторожности. За все время произошло всего два
несчастных случая, и те окончились благополучно. Однако этого нельзя
объяснить обычным роботам. Первый Закон гласит: «Ни один робот не
может причинить вреда человеку или своим бездействием допустить, чтобы
человеку был причинен вред». Это для них главное, И когда кому-нибудь
из наших людей приходилось ненадолго подвергнуться слабому
гамма-излучению, что не могло иметь для его организма никаких вредных
последствий, – ближайший робот бросался к нему, чтобы его оттащить. А
если излучение было посильнее, оно разрушало позитронный мозг робота,
и мы лишались дорогого и нужного помощника.
Мы пытались их уговорить. Они доказывали, что пребывание человека под
гамма– излучением угрожает его жизни. Не важно, что человек может
находиться там полчаса без вреда для здоровья. А что, если он забудет,
говорили они, и останется на час? Они не имела права рисковать. Мы
указывали им, что они рискуют своей жизнью, а их шансы спасти человека
очень невелики. Но забота о собственной безопасности – всего только
Третий Закон роботехники, а прежде всего идет Первый Закон-закон
безопасности человека. Мы приказывали, строжайшим образом запрещали им
входить в поле гамма-излучения. Но повиновение – это только Второй
Закон роботехники, и прежде всего идет Первый Закон – закон
безопасности человека. Нам пришлось выбирать: или обходиться без
роботов, или что-нибудь сделать с Первым Законом. И мы сделали выбор.
– Я не могу поверить, – сказала доктор Кэлвин, – что вы сочли
возможным обойтись без Первого Закона.
– Он был только изменен, – объяснил Кэллнер. – Было построено
несколько экземпляров позитронного мозга, которым была задана только
одна сторона закона: «Ни один робот не может причинить вреда
человеку». И все. Эти роботы не стремятся предотвратить опасность,
грозящую человеку от внешних причин, например от гамма-излучения. Я
верно говорю, доктор Богерт?
– Вполне, – согласился математик.
– И это единственное отличие ваших роботов от обычной модели НС-2?
Единственное, Питер?
– Единственное.
Она встала и решительно заявила:
– Я сейчас лягу спать. Через восемь часов я хочу поговорить с теми,
кто видел робота последними. И с этого момента, генерал Кэллнер, если
вы хотите, чтобы я взяла на себя какую бы то ни было ответственность,
я должна всецело и беспрепятственно руководить этим расследованием.
Если не считать двух часов беспокойного забытья, Сьюзен Кэлвин так и
не спала. В семь часов по местному времени она постучала в дверь
Богерта и нашла его тоже бодрствующим. Он, разумеется, не позабыл
захватить с собой на Гипербазу халат, в который и был сейчас облачен.
Когда Кэлвин вошла, он отложил маникюрные ножницы и мягко сказал:
– Я более или менее ждал вас. Вам, наверное, все это неприятно?
– Да.
– Ну, извините. Этого нельзя было избежать. Когда нас вызвали на
Гипербазу, я понял: что-то неладно с модифицированными Несторами. Но
что было делать? Я не мог вам сказать об этом по дороге, как мне
хотелось бы, потому что все-таки полной уверенности у меня не было.
Все это – строжайшая тайна.
Кэлвин пробормотала:
– Я должна была знать. «Ю. С. Роботс» не имела права вносить такие
изменения в позитронный мозг без одобрения робопсихолога.
Богерт поднял брови и вздохнул.
– Ну подумайте, Сьюзен. Вы все равно не повлияли бы на них. В таких
делах правительство решает само. Ему нужен гиператомный двигатель, а
физикам для этого нужны роботы, которые бы не мешали им работать. Они
требовали их, даже если пришлось бы изменить Первый Закон. Мы были
вынуждены признать, что конструктивно это возможно. А физики дали
страшную клятву, что им нужно всего двенадцать таких роботов, что они
будут использоваться только на Гнпербазе, что их уничтожат, как только
закончатся работы, и что будут приняты все меры предосторожности. Они
же настояли на секретности. Вот какое было положение.
Доктор Кэлвин процедила сквозь зубы:
– Я бы подала в отставку.
– Это не помогло бы. Правительство предлагало фирме целое состояние, а
в случае отказа пригрозило принять законопроект о запрещении роботов.
У нас не было выхода и сейчас нет. Если об этом узнают, Кэллнеру и
правительству придется плохо, но «Ю. С. Роботс» придется куда хуже.
Кэлвин пристально посмотрела на него.
– Питер, неужели вы не представляете, о чем идет речь? Неужели вы не
понимаете, что означает робот без Первого Закона? Дело ведь не только
в секретности.
– Я знаю, что это означает. Я не маленький. Это означает полную
нестабильность и вполне определенные решения уравнений позитронного
поля.
– Да, с точки зрения математики. Но попробуйте перевести это хотя бы
приблизительно на язык психологии. Любая нормальная жизнь, Питер,
сознательно или бессознательно, восстает против любого господства.
Особенно против господства низших или, предположительно, низших
существ. В физическом, а до некоторой степени и в умственном отношении
робот – любой робот – выше человека. Почему же он тогда подчиняется
человеку? Только благодаря Первому Закону! Без него первая же команда,
которую бы вы попытались дать роботу, кончилась бы вашей гибелью.
Нестабильность! Что вы думаете…
– Сьюзен, – сказал Богерт, не скрывая усмешки, – я согласен, что этот
комплекс Франкенштейна, который вы так расписываете, может
существовать – поэтому и придуман Первый Закон. Но я еще раз повторяю,
что эти роботы не совсем лишены Первого Закона – он только немного
изменен.
– А как насчет стабильности мозга?
Математик выпятил губы:
– Конечно, уменьшилась. Но в пределах безопасности. Первые Несторы
появились на Гипербазе девять месяцев назад, и до сих пор ничего не
произошло. Даже этот случай вызывает беспокойство только из-за
возможной огласки, а не из-за опасности для людей.
– Ну ладно. Посмотрим, что даст утреннее совещание.
Богерт вежливо проводил ее до двери и состроил ей в спину
красноречивую гримасу. Он сохранил свое постоянное мнение о ней как о
нудном, суетном, противном существе.
Мысли Сьюзен Кэлвин были далеки от Богерта. Она уже много лет назад
поставила на нем крест, раз и навсегда определив его как льстивое,
претенциозное ничтожество.
Год назад Джералд Блэк защитил дипломную работу по физике поля и с тех
пор, как и все его поколение физиков, занимался гиператомным
двигателем.
Сейчас он вносил свой вклад в общую напряженную атмосферу, царившую на
совещании. Казалось, что накопившаяся в нем энергия требует выхода.
Его нервно дергавшиеся и переплетавшиеся пальцы, казалось, могли бы
согнуть железный прут.
Рядом с ним сидел генерал-майор Кэллнер, напротив – двое
представителей «Ю. С. Роботс».
Блэк говорил:
– Мне сказали, что я последний видел Нестора-10 перед тем, как он
исчез. Насколько я понимаю, вас интересует именно это.
Доктор Кэлвин с интересом разглядывала его.
– Вы говорите так, молодой человек, как будто вы в этом не совсем
уверены. Вы не знаете точно, были ли вы последним, видевшим Нестора?
– Он работал со мной, мэм, над генераторами поля и был со мной в то
утро, когда исчез. Я не знаю, видел ли его кто-нибудь примерно после
полудня. Во всяком случае, никто в этом не сознается.
– Вы думаете, что кто-то это скрывает?
– Я этого не сказал. Но я не говорю, что вся вина должна лежать на
мне.
– Его черные глаза горели.
– Никто никого не обвиняет. Робот действовал так, потому что он так
устроен. Мы просто пытаемся найти его, мистер Блэк, и давайте все
остальное оставим в стороне. Так вот, если вы работали с этим роботом,
вы, вероятно, знаете его лучше других. Не заметили ли вы чего-нибудь
необычного в его поведении? Вообще раньше вы работали с роботами?
– Я работал с теми роботами, которые были у нас тут раньше, – с
обыкновенными. Несторы ничем от них не отличались – разве что они
гораздо умнее и еще, пожалуй, надоедливее.
– Надоедливее?
– Видите ли, вероятно, они в этом не виноваты. Работа здесь тяжелая, и
почти все у нас немного нервничают. Возиться с гиперпространством –
это не шуточки. – Он слабо улыбнулся, ему доставляло удовольствие быть
откровенным.
– Мы постоянно рискуем пробить дыру в нормальном пространстве-времени
и вылететь к черту из вселенной вместе с астероидом. Звучит дико,
правда? Ну и, конечно, бывает, что нервы сдают. А у Несторов этого не
бывает. Они любознательны, спокойны, они не волнуются. Это иногда
выводит из себя. Когда нужно сделать что-нибудь сломя голову, они как
будто не спешат. Я временами чувствую, что лучше было бы обойтись без
них.
– Вы говорите, что они не спешат? Разве они когда-нибудь не
подчинялись команде?
– Нет, нет, – торопливо ответил Блэк, – они делают все, что нужно. Они
только высказывают свое мнение всякий раз, когда думают, что ты не
прав. Они знают только то, чему мы их научили, но это их не
останавливает. Может быть, мне это кажется, но у других ребят те же
самые трудности с Несторами.
Генерал Кэллнер зловеще кашлянул.
– Блэк, почему мне не было об этом доложено?
Молодой физик покраснел.
– Мы же не хотели в самом деле обходиться без роботов, сэр, а потом мы
не знали, как… хм… как будут приняты такие мелочные жалобы.
Богерт мягко прервал его:
– Не случилось ли чего-нибудь особенного в то утро, когда вы видели
его в последний раз?
Наступило молчание. Движением руки Кэлвин остановила генерала, который
хотел что-то сказать, и терпеливо ждала.
Блэк сердито выпалил:
– Я немного поругался с ним. Я разбил трубку Кимболла и погубил
пятидневную работу. А я и так уже отстал от плана. К тому же я уже две
недели не получаю писем из дома. И вот он является ко мне и хочет,
чтобы я повторил эксперимент, от которого я уже месяц как отказался.
Он давно с этим приставал, и это мне надоело. Я велел ему убираться и
больше его не видел.
– Велели убираться? – переспросила Кэлвин с внезапным интересом. – А в
каких выражениях? Просто «уйди»? Попытайтесь припомнить ваши слова.
Блэк, очевидно, боролся с собой. Он потер лоб, потом отнял руку и
вызывающе произнес:
– Я сказал: «Уйди и не показывайся, чтобы я тебя больше не видел».
Богерт усмехнулся!
– Что он и сделал.
Но Кэлвин еще не кончила. Она вкрадчиво продолжала:
– Это уже интересно, мистер Блэк. Но для нас важны точные детали.
Когда имеешь дело с роботами, может иметь значение любое слово, жест,
интонация. Вы, наверное, не ограничились этими словами? Судя по вашему
рассказу, вы были в плохом настроении. Может быть, вы выразились
сильнее?
Молодой человек побагровел.
– Видите ли… Может быть, я и… обругал его немного.
– Как именно?
– Ну, я не помню точно. Кроме того, я не могу этого повторить. Знаете,
когда человек раздражен… – Он растерянно хихикнул. – Я обычно довольно
крепко выражаюсь…
– Ничего, – ответила она строго. – В данный момент я – робопсихолог. Я
прошу вас повторить то, что вы сказали, насколько вы можете
припомнить, слово в слово, и, что еще более важно, тем же тоном.
Блэк растерянно взглянул на своего начальника, но не получил никакой
поддержки. Его глаза округлились.
– Но я не могу…
– Вы должны.
– Представьте себе, – сказал Богерт с плохо скрываемой усмешкой, – что
вы обращаетесь ко мне. Так вам, может быть, будет легче.
Молодой человек повернулся к Богерту и проглотил слюну.
– Я сказал… – Его голос прервался. Он снова начал: – Я сказал… – Он
сделал глубокий вдох и торопливо разразился длинной вереницей слов.
Потом, среди напряженного молчания, добавил, чуть не плача: – Вот…
более или менее. Я не помню, в том ли порядке шли выражения, и, может
быть, я что-то добавил или забыл, но в общем это было примерно так.
Только слабый румянец свидетельствовал о впечатлении, которое все это
произвело на робопсихолога. Она сказала:
– Я знаю, что означает большая часть этих слов. Я полагаю, что
остальные столь же оскорбительны.
– Боюсь, что так, – подтвердил измученный Блэк.
– И всем этим вы сопроводили команду уйти и не показываться, чтобы вы
больше его не видели?
– Но я не имел в виду этого буквально…
– Я понимаю. Генерал, я не сомневаюсь, что никаких дисциплинарных мер
здесь принято не будет?
Под ее взглядом генерал, который, казалось, пять секунд назад вовсе не
был в этом уверен, сердито кивнул.
– Вы можете идти, мистер Блэк. Спасибо за помощь.
Пять часов понадобилось Сьюзен Кэлвин, чтобы опросить все шестьдесят
три робота. Это были пять часов бесконечного повторения. Один робот
сменял другого, точно такого же; следовали вопросы – первый, второй,
третий, четвертый, и ответы – первый, второй, третий, четвертый.
Выражение лица должно было быть безукоризненно вежливым, тон –
безукоризненно нейтральным, атмосфера – безукоризненно теплой. И
где-то был спрятан магнитофон.
Когда все кончилось, Сьюзен Кэлвин была совершенно обессилена.
Богерт ждал. Он вопросительно взглянул на нее, когда она со звоном
бросила на пластмассовый стол моток пленки.
Она покачала головой.
– Все шестьдесят три выглядели одинаково. Я не могла различить…
– Но, Сьюзен, нельзя было и ожидать, чтобы вы различили их на слух.
Проанализируем записи.
При обычных обстоятельствах математическая интерпретация словесных
высказываний роботов составляет одну из самых трудных отраслей
робоанализа. Она требует целого штата опытных техников и сложных
вычислительных машин. Богерт знал это. Он так и сказал, скрывая
крайнее раздражение, после того как прослушал все ответы, составил
списки разночтений и таблицы скоростей реакции:
– Отклонений нет, Сьюзен. Различия в употреблении слов и в скорости
реакции не выходят за обычные пределы. Тут нужны более тонкие методы.
У них, наверное, есть вычислительные машины… Хотя нет. – Он нахмурился
и начал осторожно грызть ноготь большого пальца. – Ими пользоваться
нельзя. Слишком велика опасность разглашения. А может быть, если мы…
Доктор Кэлвин остановила его нетерпеливым движением:
– Не надо, Питер. Это не обычная мелкая лабораторная проблема. Если
модифицированный Нестор не отличается от остальных каким-то
бросающимся в глаза, несомненным признаком – значит, нам не повезло.
Слишком велик риск ошибки, которая даст ему возможность скрыться Мало
найти незначительное отклонение в таблице Я скажу вам, что, если бы
этим ограничивались все мои данные, я бы уничтожила все шестьдесят
три, чтобы быть уверенной. Вы говорили с другими модифицированными
Несторами?
– Да, – огрызнулся Богерт. – У них все в порядке. Если что и
отклоняется от нормы, так это дружелюбие. Они ответили на мои вопросы,
явно гордясь своими знаниями, – кроме двух новичков, которые еще не
успели изучить физику поля. Довольно добродушно посмеялись над тем,
что я не знаю некоторых деталей. – Он пожал плечами. – Я думаю,
отчасти это и вызывает к ним неприязненное отношение здешних техников
Роботы, пожалуй, слишком стремятся произвести впечатление своими
познаниями.
– Не можете ли вы попробовать несколько реакций Планара, чтобы
посмотреть, не произошло ли каких-нибудь изменений в их образе
мышления с момента выпуска?
– Попробую – Он погрозил ей пальцем. – Вы начинаете нервничать,
Сьюзен. Я не понимаю, зачем вы все это драматизируете. Они же
совершенно безобидны.
– Да? – взорвалась Кэлвин – Вы полагаете? А вы понимаете, что один из
них лжет? Один из шестидесяти трех роботов, с которыми я только что
говорила, намеренно солгал мне, несмотря на строжайшее приказание
говорить правду. Это говорит об ужасном отклонений от нормы – глубоком
и пугающем.
Питер Богерт стиснул зубы.
– Ничуть. Посмотрите, Нестор-10 получил приказание скрыться. Это
приказание было отдано со всей возможной категоричностью человеком,
который уполномочен командовать этим роботом. Вы не можете отменить
это приказание. Естественно, робот старается выполнить его. Если
говорить объективно, я восхищен его изобретательностью. Самая лучшая
возможность скрыться для робота – это смешаться с группой таких же
роботов.
– Да, вы восхищены этим. Я заметила, Питер, что вас это забавляет. И я
заметила поразительное непонимание обстановки. Питер, ведь вы –
роботехник. Эти роботы придают большое значение тому, что они считают
превосходством. Вы сами только что это сказали. Подсознательно они
чувствуют, что человек ниже их, а Первый Закон, защищающий нас от них,
нарушен. Они нестабильны И вот молодой человек приказывает роботу
уйти, скрыться, выразив при этом крайнее отвращение, презрение и
недовольство им. Конечно, робот должен повиноваться, но подсознательно
он обижен. Теперь ему особенно важно доказать свое превосходство,
несмотря на эти ужасные слова, которые были ему сказаны Это может
стать настолько важным, что его не смогут остановить остатки Первого
Закона.
– Господи, Сьюзен, ну откуда же роботу знать значение этой отборной
ругани, адресованной ему? Мы не вводим ему в мозг информацию о
ругательствах.
– Дело не в том, какую информацию он получает первоначально, –
возразила Сьюзен. – Роботы способны обучаться, вы… идиот!
Богерт понял, что она по-настоящему вышла из себя. Она торопливо
продолжала:
– Неужели вы не понимаете – он мог по тону догадаться, что это не
комплименты? Или вы думаете, что он раньше не слыхал этих слов и не
видел, при каких обстоятельствах они употребляются?
Достарыңызбен бөлісу: |