Рецензент: д-р ист наук, заслуженный деятель науки рф, проф. В. Г. Тюкавкин

Внешняя политика

Восточный вопрос с конца XVIII в. стоял остро: как быть с Турцией, которая переживала тогда общее загнивание своей военно-феодальной системы (западные дипломаты с легкой руки Николая I стали называть ее “больным человеком”), хотя и контролировала территорию на стыке трех частей света — Европы, Азии и Африки, главный нерв мировой торговли и важнейший стратегический плацдарм. Европейские державы стремились вос­пользоваться “болезнью” Турции и прибрать к рукам ее территориальное наследство, причем каждая из них рассчитывала на большую долю. Российское дворянство стремилось к господству на Черном море и даже к захвату Константинополя, о котором Александр I говорил: “La clef de notre maison”¹

Николай I, едва заняв трон, возобновил подготовку к войне с Турцией, начатую при Александре, но воевать пришлось... с Ираном. Англия спровоцировала Иран напасть на Россию, чтобы таким образом отвлечь царизм от войны с Турцией и вообще от ближневосточных дел. Летом 1826 г. иранские войска вторглись в долину Куры с намерением захватить все Закавказье и отбросить русских за Терек. Их удар принял на себя Отдельный Кавказский корпус, которым уже 10 лет бессменно командовал генерал от артиллерии Алексей Петрович Ермолов — противник аракчеевщины и блюститель суворовских традиций, герой всех войн России с Наполеоном. Наместник Кавказа с 1816 г., Ермолов за 10 лет покорил ряд кавказских народов, не останавливаясь перед жестокими военно-колониальными методами. В то же время он укрепил и благоустроил завоеванный край. Никто не мог , предположить, что после его смещения Кавказская война затянется еще на 37 лет.

И в армии, и в обществе Ермолов был тогда самым популярным из русских полководцев. Лучшие поэты России (Пушкин, Лермонтов, Жуковский) воспевали его в стихах. Но цари его не любили за “гордыню”, вольнодумство, дерзость суждений, острый язык, а в особенности за связь с декабристами, которые считали Ермолова одним из кандидатов в члены Временного революционного правительства после свержения царизма. Александр I, вначале благоволивший к Ермолову, позднее стал судить о нем по-аракчеевски: “Сердце Ермолова так же черно, как его сапог”. Николай I определил свое отношение к Ермолову сразу и навсегда: “Ему менее всех верю”.

Корпус Ермолова в тяжелых условиях, не получая никаких подкреплений, отразил нашествие вчетверо превосходивших его численностью иранских войск и отбросил их за Араке. После этого в марте 1827 г. Николай I сместил Ермолова и назначил на его место своего фаворита — Ивана Федоровича Паскевича. Этот генерал отличался средними способностями, но, благодаря


¹Ключ от нашего дома (франц.).

благоволению монарха, стойкости русских солдат (особенно тех, которые прошли школу Ермолова) и капризу фортуны, сделал ослепительную военную карьеру, став фельдмаршалом и свет­лейшим князем. Придворные псалмопевцы расточали ему хвалу как гению. Отец Паскевича — бывалый украинский помещик — заметил по этому поводу: “Що гений, то не гений, а що везе, то везе...”¹

Получив крупные подкрепления, Паскевич успешно продолжил наступление, уже начатое Ермоловым. Он освободил Ереван, вступил в Тебриз и чуть ли не церемониальным маршем повел свои войска на столицу Ирана Тегеран. Иранский шах запросил мира. 10 (22) февраля 1828 г. в иранском местечке Туркманчай был подписан мирный трактат между Ираном и Россией. Текст его большей частью составил А.С. Грибоедов, проявивший себя блистательным дипломатом. Он же доставил трактат в Петербург. По условиям Туркманчайского мира Россия отняла у Ирана восточную Армению с городами Ереван и Нахичевань и развязала себе руки для борьбы с Турцией.

Николай I еще летом 1827 г. заявил о необходимости “принудительных мер” против Турции в защиту греков, которые продолжали с 1821 г. борьбу за независимость. Чтобы удержать Россию от единоличного выступления, Англия и Франция согласились вместе с ней блокировать греческое побережье и тем самым воспрепятствовать переброске турецких войск в Грецию. При этом западные державы хотели ограничиться “дружеской демонстрацией силы”, не ввязываясь в войну с турками. Но, когда союзная эскадра вошла в Наваринскую гавань, где располагался турецкий флот (20 октября 1827 г.), турки открыли огонь. Завязалась ожесточенная битва, в которой флот турок был уничтожен. Решающую роль сыграли здесь русские моряки, в особенности экипаж крейсера “Азов” под командованием капитана 1-го ранга М.П. Лазарева — замечательного мореплавателя (пер­вооткрывателя Антарктиды) и флотоводца. На борту “Азова” сражались ученики Лазарева — П.С. Нахимов, В.А. Корнилов, В.И. Истомин, будущие герои Севастопольской обороны. “Азов” один потопил два больших фрегата и корвет, сжег флагманский корабль турок с главнокомандующим на борту, заставил вы­броситься на мель 80-пушечное линейное судно. За этот подвиг крейсер “Азов” был награжден Георгиевским флагом — первый случай такой награды в истории русского флота.

В Лондоне и Париже о Наваринском сражении узнали с досадой. Король Англии Георг IV публично, в тронной речи назвал его “горестным событием”. На полях указа о награждении адмирала Э. Кодрингтона, который командовал соединенной эскадрой при Наварине, король приписал: “Я посылаю ему ленту,


¹ Давыдов Д В. Соч. М , 1962. С. 501.

хотя он заслуживает веревки”. Послы Англии и Франции старались успокоить возмущенного султана, заверяя его в том, что их державы не хотят войны с Турцией и не поддержат Россию в случае русско-турецкого столкновения. Султан расх­рабрился и призвал своих подданных к “священной войне” против России.

Война началась весной 1828 г., как обычно в русско-турецких войнах, — на двух фронтах: дунайском и кавказском. На Дунае русскими войсками командовал первый николаевский фельдмар­шал П.Х. Витгенштейн, на Кавказе — Паскевич. Русская армия была явно сильнее турецкой, но Витгенштейн чрезмерно осто­рожничал всю кампанию 1828 г. и расположился на зимние квартиры, почти ничего не добившись. Паскевич, тоже не торопясь, успел тем не менее взять несколько турецких крепостей и подступил к сильнейшей из них — Карсу. Штурм Карса он назначил на 25 июня (день рождения Николая I), что могло бы кончиться для него плохо, ибо на помощь карскому гарнизону спешили войска Киос-паши. Только инициатива дивизионных генералов, завязавших бой 23 июня, погубила Каре и выручила Паскевича. То был первый в истории русско-турецких войн победоносный штурм Карса¹ . Все лавры этой победы достались Паскевичу, которому теперь царский двор курил фимиам больше прежнего, как “русскому Ахиллу”.

В феврале 1829 г. Николай I заменил Витгенштейна Дибичем. Немецкий барон по имени Иоганн Карл Антон, переименованный на русский лад в Ивана Ивановича, Дибич был отличным начальником штаба, но не отличался талантами главнокоманду­ющего. По мнению Дениса Давыдова, “ему была бы по плечу какая-нибудь войнишка с каким-нибудь гессенским курфюрстом, но вряд ли он мог бы управиться и с королем саксонским”. В армии Дибича не любили, посмеиваясь над его внешностью: он был уродливый гном, толстый и кривоногий, с большой головой на маленьком теле и глазами навыкат. Мало кто не знал расхожего анекдота о том, как Павел I, едва увидев Дибича на гвардейском смотру, повелел: “Сего безобразного карлу уволить немедля за физиономию, наводящую уныние на всю гвардию”.

Узнав о назначении Ивана Дибича главнокомандующим на Дунае, в то время как на Кавказе командовал Иван Паскевич, русские офицеры загрустили: “Ну, на двух Ваньках далеко не уедем!” (“ваньками” звали в России плохих извозчиков). Однако все обошлось как нельзя лучше. На Кавказе Паскевич взял Эрзерум и пошел к Трапезунду — по турецкой земле. На Дунае же Дибич перевалил через Балканы и вступил в древнюю столицу


¹В 1807 г русские штурмовали Каре, но не смогли его взять, а после 1829 г. возьмут еще дважды — в 1855 и 1877 гг.

турецкой империи Адрианополь. Русские авангарды появились в 60 км от Константинополя.

Турция была на краю гибели. Чтобы не допустить падения Константинополя, западные державы побудили султана идти на любой мир с Россией. 2 (14) сентября 1829 г. мирный договор был подписан в Адрианополе, в старинном дворце турецких султанов, что подчеркивало унижение Турции. Согласно договору Россия завершила присоединение к себе основной территории Закавказья. Кроме того, Адрианопольский договор предоставил автономию Молдавии, Валахии и Сербии (ранее бесправным провинциям Турции), а через год — и независимость Греции. Царизм торжествовал победу, не скупясь на боевые награды. Дибич и Паскевич одновременно (22 сентября 1829 г.) были пожалованы в фельдмаршалы.

Выиграв войну 1828—1829 гг., Россия на этом не остановилась. Ее дипломатия воспользовалась конфликтом между Турцией и вассальным по отношению к ней Египтом в 1831—1833 гг. Дело в том, что наместник Египта, знаменитый Мухаммед-Али (основатель правившей в Египте до 1952 г. династии, “Наполеон Востока”, как его называют) восстал против своего сюзерена, разбил турецкие войска и подступил к Константинополю. В этот критический для Турции момент Николай I дал понять, что поможет ей, если султан попросит о помощи, — султан попросил. В феврале 1833 г. эскадра наваринского героя М.П. Лазарева бросила якорь в Босфоре, а русский десант из 10 тыс. штыков высадился в местечке Ункяр-Искелеси (что значит “государева пристань”) под самым Константинополем. После этого Мухаммед-Али ушел восвояси.

Следуя правилу “куй железо, пока горячо”, российская дипломатия склонила правительство султана к подписанию 26 июня (8 июля) 1833 г. в Ункяр-Искелеси договора между Россией и Турцией о вечном мире, дружбе и оборонительном союзе. Россия обязалась предоставить султану при необходимости военную помощь, а Турция — закрыть пролив Дарданеллы от иностранных военных судов. Таким образом, Россия становилась неуязвимой со стороны Черного моря для любой нечерноморской державы.

Все эти успехи царизма вызвали ревнивое недовольство европейских правительств. Англия официально опротестовала Адрианопольский договор, Австрия расценила его как “несчастье”. Еще больше были раздражены правительства Запада Ункяр-Ис-келесийским договором. Англия и Франция в два голоса заявили, что если Россия осмелится ввести в Турцию свои войска, они будут действовать так, как если бы Ункяр-Искелесийского договора “не существовало”. Царизм проявил твердость, ответив, что если Турция призовет для своей защиты русские войска на основании Ункяр-Искелесийского договора, то Россия будет действовать так, как если бы протест Англии и Франции “не

существовал”¹. Договор 1833 г., закрепивший господство России на Черном море, явился наивысшим успехом царизма в восточном вопросе; никогда еще царизм не был так близок к осуществлению своих ближневосточных замыслов, как в то время.

Сталкиваясь с великими державами в колониальной борьбе на Востоке, царизм действовал рука об руку с ними против революционного движения в Европе. Революция, в какой бы стране она ни произошла, рассматривалась правителями Европы как общий и самый страшный их враг, гораздо более опасный, чем все колониальные конкуренты, вместе взятые. Между тем в 30—40-е годы революция назревала по всей Европе. В июле 1830 г. она вспыхнула во Франции, еще раз после 1789 г. и теперь окончательно низвергнув Бурбонов. Система Священного союза получила внушительную пробоину. “Мы отброшены на 41 год назад!” — ужасался брат Николая I Константин. Царизм начал готовиться к интервенции во Францию. Через месяц разразилась революция в Бельгии, где королевствовала родная сестра Николая Анна (та, к которой в 1810 г. неудачно сватался Наполеон). Анна Павловна обратилась к брату за помощью. Николай с готовностью усилил подготовку к интервенции, рассчитывая подавить не только французскую, но и бельгийскую революцию.

К осени 1830 г. основные приготовления были завершены. Николай I ждал только известий о расправе с крестьянскими бунтами в центральной России, чтобы объявить о начале интервенции. Но 29 ноября 1830 г., как гром среди ясного неба, грянуло восстание в Польше, которое заставило царизм отложить интервенцию. “Теперь вы сами заняты у себя дома”, — со вздохом сказал русскому послу в Вене император Австрии.

Главной причиной польского восстания 1830 г. был националь­ный гнет, которому подвергался народ Польши со стороны царизма. Наместник Царства Польского вел. кн. Константин Павлович грубо нарушал конституцию 1815 г., поощрял насильственную русификацию и произвол русских властей. Поводом же к восстанию послужили слухи о том, что царизм готовит мобилизацию поляков для интервенции в Бельгию. Восставшие захватили арсенал и дворец наместника (Константин Павлович едва успел бежать из Варшавы). 25 января 1831 г. сейм Польши объявил Николая I и его семью лишенными прав на польский престол.

Повстанческое правительство возглавил князь Адам Чарто-рыйский — крупнейший магнат, один из “молодых друзей” Александра I. Он и его соратники (дворяне, аристократы) преследовали только национальные задачи — восстановление го­сударственности Польши, игнорируя задачи социальные. Они не


¹Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887. С 382—383.

пожелали отказаться от своих феодальных привилегий, не дали польскому крестьянству ни земли, ни свободы, тем самым оттолкнув его от себя, что и обрекло восстание на гибель.

Повстанческая армия Польши численно в 2—3 раза уступала царским войскам, которыми командовал Дибич, а после его смерти (в июне 1831 г. от холеры) — Паскевич. 8 сентября 1831 г. Паскевич штурмом взял Варшаву, завершив разгром восстания. Отныне русская часть Польши была фактически лишена авто­номии и, по выражению Ф. Энгельса, “оккупирована так крепко, что не могла и шевельнуться”. Зато Польша ценой самопожерт­вования, вторично после восстания Т. Костюшко в 1794 г., спасла европейскую революцию, сорвав поход царизма против Франции и Бельгии.

Революционные бури 1830—1831 гг. напугали и озлобили Николая I. Он решил любой ценой возродить Священный союз, развалившийся из-за осложнений восточного кризиса 20-х годов. После долгих споров Николай в октябре 1833 г. заключил в Берлине договор о взаимопомощи с монархами Австрии и Пруссии, а чтобы привлечь к договору Англию, пожертвовал даже самым важным из своих завоеваний на Востоке: в 1840 г. он согласился утопить выигрышный для России Ункяр-Искелесийский договор в Лондонской конвенции четырех держав (России, Англии, Австрии, Пруссии), установивших коллективную опеку над Турцией. Однако новый Священный союз, менее сплоченный и мощный, чем прежний, не смог удержать под своей пятой Европу, которая с 20-х годов значительно окрепла духом. В феврале 1848 г. во Франции началась третья буржуазная революция, а вскоре она охватила и другие страны. Европейские троны зашатались.

Николай I получил известие о французской революции 20 февраля на балу. “Господа, — обратился он к свите, раскраснев­шейся от танцев. — Седлайте коней ! Во Франции провозглашена республика”. 24 февраля он уже начал мобилизацию русской армии. Но вслед за Францией революция началась в Пруссии, затем в Австрии. Николай уже не знал, куда посылать войска. Царизм ощетинился штыками и ждал, не начнется ли очередная революция где-нибудь по соседству. Почти 400-тысячная армия была придвинута к западным границам империи. Царский манифест от 14 марта 1848 г. был своего рода объявлением войны революции, где бы она ни случилась. “Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог!” — устрашающе восклицал царь.

Готовый к интервенции царизм оказывал европейским монар­хам материальную и прочую помощь. Австрийскому императору он предоставил шестимиллионный заем для борьбы с революцией в Италии, турецкому султану — своему исконному внешнему врагу — помог подавить волнения в Дунайских княжествах. Каждое поражение революции приводило Николая I в восторг. Он радостно приветствовал душителя июньского 1848 г. восстания

в Париже генерала Э. Кавеньяка, могильщика итальянской революции фельдмаршала И. Радецкого, погромщика восстаний в Праге и Вене генерала А. Виндишгреца.

К лету 1849 г. реакции удалось взять верх почти повсеместно. Но в Венгрии, неподалеку от русских границ, революционное движение продолжало угрожающе нарастать. Победа венгерской революции, по мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, могла привести к тому, что “Австрия исчезла бы, а Россия отброшена к границам Азии”.

Разумеется, царизм не хотел допустить такого исхода. Собираясь помочь Австрийской империи, в состав которой входила тогда Венгрия, Николай I рассчитывал не только расправиться с венгерской революцией, но и связать Австрию чувством благо­дарности и вовлечь ее таким образом в фарватер российской политики. Положение Австрии было отчаянным. Насколько нуждалась она в помощи царизма, видно из того, что австрийский фельдмаршал Кабога чуть ли не от имени своего императора публично упал на колени перед фаворитом царя И.Ф. Паскевичем и, целуя ему руки, с плачем умолял спасти Австрию от венгров.

В июне 1849 г. Николай I двинул на помощь Австрии 150-тысячную русскую армию. О том, какое значение придавал Николай интервенции в Венгрию, ярко свидетельствует царский выбор главнокомандующего. Им был назначен сам Иван Федо­рович Паскевич — граф Эриванский, князь Варшавский, фельд­маршал трех европейских армий, наместник Польши, кавалер всех российских орденов, высший военный авторитет того времени и единственное лицо в России, которому при его появлении перед войсками отдавали такие же почести, как и царю. Николай I, который смотрел свысока на все и на всех в мире, перед Паскевичем благоговел, как солдат перед генералом, называл его своим “отцом-командиром” и считал панацеей от всех зол.

Инструкции Николая Паскевичу заняли всего три слова: “Не щади каналий!” Паскевич следовал им два месяца. 13 августа 1849 г. под Вилагошем армия революционной Венгрии была предана ее главнокомандующим А. Гергеем и сложила оружие. Венгерская революция погибла. Зато Австрийская империя была спасена.

Расправившись с венгерскими инсургентами, царизм закрепил поражение европейской революции. Международная реакция торжествовала победу и чествовала царизм как жандарма Европы, а Николая I как своего “Агамемнона”. “Император Николай — господин Европы, — писал муж английской королевы Виктории одному из своих друзей. — Австрия — его орудие, Пруссия оду­рачена, Франция—ничтожество, Англия меньше нуля”¹. Но Николай I после Вилагоша, как Наполеон после Тильзита, явно

переоценил свои силы и возможности. Минута, когда он прочел донесение Паскевича: “Венгрия у ног Вашего Величества”, — была пиком его величия. С той высоты, на которую вознес его 1849 год, быстрый и полный разгром Турции стал казаться ему легким делом, и он вознамерился одним ударом меча разрубить гордиев узел восточного вопроса. Николай схватился за меч, разразилась Крымская война, а с ней не замедлило последовать историческое возмездие. Таким образом, уже в триумфальном перезвоне 1849 г. прозвучал для царизма, говоря словами Ф. Энгельса, “первый удар похоронного колокола”.

Историографическая справка. Режим Николая I почти все российские, как дореволюционные, так и советские, историки, кроме дворянских официозов (М.А. Корф, С.С. Татищев, Н.К. Шильдер), оценивают как апогей самодержавия и дворянско-кре-постнической реакции. Подлинно научной биографии Николая I до сих пор нет. Апологетический труд Шильдера и критический — А.Е. Преснякова¹ устарели.

Зато все аспекты внутренней политики Николая исследованы обстоятельно, хотя и несколько односторонне, с акцентом на обличении карательного (жандармского, цензурного и прочего) террора. Наиболее содержательны обзоры николаевской внутрен­ней политики в 85-й лекции пятого тома “Курса русской истории” , В.О. Ключевского, а из советской литературы — в “Очерках” и “Лекциях” по истории СССР С.Б. Окуня и в монографии А.С. Нифонтова “Россия в 1848 г.” (М., 1949). Правительственный аппарат царизма при Николае I исследован П.А. Зайончковским и Н.П. Ерошкиным² , карательная политика — М.К. Лемке и И.М. Троцким ³. Расправу николаевского режима с волнениями крестьян и военных поселян подробно, на солидной документальной базе освещали Е.С. Гессен, П.П. Евстафьев, С.В. Токарев и особенно Я.И. Линков⁴.

В литературе о внешней политике Николая I выделяется глубокая и яркая работа А.В. Фадеева⁵. Обзорно о том же писала Н.С. Киняпина, а интервенцию царизма против венгерской революции исследовала Р.А. Авербух.

Николаевские реформы не вызывают у историков большого

интереса. Капитально изучена только реформа П.Д. Киселева. Ей посвящен классический труд Н.М. Дружинина¹ — один из самых значительных в советской историографии по содержанию и крупных по объему (102 п. л.). В нем исчерпывающе рассмотрены предпосылки, смысл и последствия реформы Киселева как серьезной, тщательно продуманной, но тем не менее заведомо обреченной на неудачу попытки царизма отыскать выход из назревшего кризиса феодально-крепостнической системы, не раз­рушая ее основ.

Наряду с книгой Н.М. Дружинина в обширной литературе о крестьянском вопросе при Николае I доныне сохраняет большую научную ценность давний труд В.И. Семевского²

Зарубежная литература о николаевской России невелика. В ней выделяется наблюдательностью, глубиной и остроумием (не без русофобской предвзятости) памфлет французского маркиза А. де Кюстина³ , о котором Герцен сказал: “Без сомнения, это— самая занимательная и умная книга, написанная о России иностранцем”. Заслуживают внимания также две биографии Николая I: апологетическая, но ценная обилием фактов, автор которой—французский писатель П. Лакруа, и более научная, хотя и менее насыщенная фактами, написанная русским эмигран­том К.К. Грюнвальдом⁴ .