Реджинальд А. Рей Нерушимые истины Перевод с английского

ПРАКТИКА И РЕЗУЛЬТАТ

ПРАКТИКА

Различные практики махаяны основаны на признании того, что эго безостановочно занято усилиями по поддержанию и увеличению себя. Большая часть этого процесса включает в себя манипуляцию пониманием так, что, в то время как мы точно осознаем мельчайшую йоту своего собственного дискомфорта, мы остаемся блаженно неосознающими того ужасного страдания, которое может иметь место всего лишь за соседней дверью. Согласно махаяне, этот вид невежества — неестественное состояние человека. В его естественном состоянии наше внутреннее понимание — наша изначальная сущность будды — находится в связи со всеми другими существами и чувствительно к их малейшему страданию. Это понимание настолько мощно и точно, что мы должны расходовать огромное количество энергии, чтобы подавить и блокировать его. Мы делаем это, чтобы иметь возможность продолжать жить с иллюзией независимого эго. Различные практики махаяны, начиная с клятвы бодхисатвы и включая парамиты и активное рассмотрение типа четырех неизмеримых (immeasurables) и тонглена, «посылки и приема», действуют как противоядия преднамеренному невежеству эго и как ключи, отпирающие неограниченные запасы любви и сострадания нашей изначальной сущности будды.

В определенный момент на пути хинаяны, говорит Трунгпа Ринпоче, человек «вязнет» и может продвигаться далее в духовном путешествии только давая клятву бодхисатвы и переходя в махаяну. Относительно силы и экспансивности клятвы он дает следующий комментарий:

«Факт клятвы бодхисатвы имеет огромную силу по причине того, что клятва — это совершенно не то, что мы делаем только для удовольствия эго. Это находится за пределами «я». Клятва подобна посадке семени быстро растущего дерева, если принять во внимание, что что-либо, сделанное для выгоды эго, подобно сеянию песчинки. Посадка такого семени, как клятва бодхисатвы, подрывает эго и ведет к огромному расширению перспективы. Такой героизм, или величие сознания, заполняет все пространство полностью, до краев, абсолютно»¹.

Клятва бодхисатвы имеет два аспекта: стремление, в котором человек начинает видеть, что обязательство бодхисатвы влечет за собой и формирует стремление делать это; и вход, в котором через литургию клятвы бодхисатвы человек дает фактическое обязательство.

Согласно Трунгпа Ринпоче: «Клятва бодхисатвы — обязательство ставить других впереди себя»². Это включает в себя внутреннюю готовность убрать жесткие барьеры, которые мы обычно ставим вокруг себя, и, поскольку мы меняем свою жизнь, допустить благополучие других в свои мысли. «Дать клятву бодхисатвы — означает, что, вместо того чтобы поддерживать свою собственную территорию и защищать ее от малейшего вмешательства, мы должны стать открытыми для мира, в котором живем. Это означает, что мы хотим взять на себя большую ответственность»³.

«У нас больше нет намерения создавать комфорт для себя, мы работаем ради других. Это подразумевает работу с «нашим другим», так же как и с «другим другим». Наш другой — это наша проекция и наше чувство собственности и желание сделать вещи удобными для нас самих. Другой другой — это внешний мир, который заполнен кричащими детьми, грязной посудой, смущенными духовными практиками и различными чувствующими существами»⁴.

Работа бодхисатвы предполагает отказ от собственности. Это означает собственность в физическом смысле — мы не считаем наше личное «пространство» и ресурсы принадлежащими нам одним, но хотим пригласить других разделить их с нами. Это также означает собственность в психологическом смысле — мы не «прячемся» и не стараемся быть иными, чем мы есть, но хотим разделить себя, какие мы реально есть, с другими. Далее это означает собственность в терминах наших амбиций и проектов. Мы теперь не просто работаем ради нашего собственного «я» или наших собственных идей о том, что должно быть сделано, но мы отзывчивы к большему миру, страдающим существам, которые появляются перед нами. И, наконец, клятва бодхисатвы означает отказ от собственности человеческого мира; мы хотим включать всю разумную жизнь — не только видимый, но и невидимый мир — в свою ответственность, так же как и живой, и неодушевленный миры в самом широком смысле. «Принять этот развитый в махаяне подход благосклонности — означает отказаться от собственности и развивать ощущение большего видения. Вместо того чтобы сосредотачиваться на своих собственных небольших проектах, мы расширяем видение чрезвычайно, чтобы объять работу с остальной частью мира, остальными галактиками, остальными вселенными»⁵.

Клятва бодхисатвы ставить других впереди себя — буквальная и практическая. Это означает, что мы открываем себя для трудностей и требований работы с другими людьми. «Если нас просят о помощи, мы не должны отказываться; если мы приглашены быть чьим-то гостем, мы не должны отказываться; если мы приглашены быть родителем, мы не должны отказываться»⁶. Работа с другими нелегка и небезболезненна. Трунгпа Ринпоче говорит:

«Это требует, чтобы мы не утомлялись и не были выведены из себя тяжелым неврозом людей, грязью эго, рвотой эго или диареей эго; вместо этого мы благодарны и хотим счистить это с людей. Это — ощущение мягкости, благодаря которому мы позволяем разным событиям происходить, несмотря на небольшие неудобства; мы позволяем событиям беспокоить нас, переполнять нас»⁷.

«Давая клятву бодхисатвы, мы фактически представляем себя как собственность чувствующих существ: в зависимости от ситуации, мы желаем быть шоссе, лодкой, полом или домом. Мы позволяем другим чувствующим существам использовать нас любым способом, который они выбирают. Как земля выдерживает атмосферу и космос размещает звезды, галактики и все остальное, мы хотим нести трудности мира»⁸.

Лейтмотив обязательства бодхисатвы — его отношения с чувствующими существами. Теперь каждое из этих отношений считается важным. Мы больше не можем подыгрывать одним людям, игнорируя других, или помогать друзьям, избегая врагов. Каждый человек, с которым мы встречаемся в своей жизни, может претендовать на нас. Каждая встреча дает возможность быть полностью настоящим, открыть сердце, увидеть, есть ли какой-либо способ быть полезным. Есть также понимание непостоянства этого момента, замены его другим: скоро данный человек уйдет из нашей жизни, и это поощряет ощущение ценности и своевременности встречи.

Трунгпа Ринпоче в особенности подчеркивает важность при помощи пути бодхисатвы избегать того, что он называет «идиотским состраданием». Это происходит, когда, вместо того чтобы по-настоящему глубоко изучить ситуацию чувствующих существ и увидеть, что нужно, человек участвует в бессмысленной деятельности с целью попытаться удовлетворить или умиротворить их. Идиотское сострадание может также быть корыстным — мы «помогаем» существам, потворствуем им, надеясь, что они будут благодарны и будут любить нас. Трунгпа Ринпоче пишет:

«Если мы работаем неразумно с чувствующими существами, весьма возможно, наша помощь скорее станет привычной, чем полезной. Люди привыкнут к нашей помощи, так же как они привыкают к снотворному. Стараясь получить все больше и больше помощи, они будут становиться все более и более слабыми. Так, для пользы чувствующих существ мы должны открыть себя с позиции бесстрашия»⁹.

Важная часть обязательства бодхисатвы — готовность помочь чувствующим существам без награды или даже без минимальной благодарности. «Работа бодхисатвы — без похвал. Нас могут бить, пинать или просто недооценивать, но мы остаемся добрыми и по-прежнему хотим работать с другими. Это — ситуация полностью без признательности»¹⁰. Таким образом, бодхисатва принимает идеи чувствующего существа, помощи и акта услужения именно в момент принесения себя в жертву другим.

Второй аспект — вступление на путь бодхисатвы является фактической литургией клятвы. Сила клятвы многообразна. Во-первых, она представляет собой подтверждение, открытие и полномочие просветления в нас самих. Во-вторых, она представляет собой «полную связь нас самих с мягкостью и состраданием нашего внутреннего пробуждения»¹¹. Наконец, давая клятву, мы помещаем себя в ситуацию, в которой мы можем идти только вперед, а не назад. Также как и в случае клятв хинаяны, как только мы даем обет бодхисатвы, он входит в наше сознание и отпечатывается в организме на клеточном уровне. Если мы будем держать клятву, это будет непрерывно подпитывать нас и ускорять продвижение по духовному пути. Однако, если мы нарушим ее, это будет действовать как утечка энергии и в результате вызовет к жизни все мыслимые препятствия.

Церемония клятвы бодхисатвы — событие радостное и праздничное. В это время человек покидает хинаяну с ее акцентом на индивидуальном спасении и входит в семью будд с ее огромным стремлением работать ради освобождения всех существ. Эта радость тем более реальна, потому что полное просветление будды уже находится внутри наших сердец как наша самая внутренняя сущность. Фактически, внутреннее просветление означает, что, «поскольку основное великодушие и сострадание существуют в нас самих, нам не нужно заимствовать это у кого-либо еще. Опираясь на это внутреннее, свойственное нам побуждение, мы можем действовать сразу же, не сходя с места»¹².

Сама клятва бодхисатвы проходит как простая церемония. Наставник обычно говорит о значении клятвы и о специфическом наследии передачи. После этого предполагаемые бодхисатвы дают ту или иную форму клятвы. Например, их можно было бы попросить повторить следующие стихи из «Драгоценного украшения освобождения» («Jewel Ornament of Liberation») Гампопы, содержащие общее стремление и саму клятву:

«Пусть учитель будет добр ко мне. Так же как прежние татхагаты (Tathagatas), арханты (Arhants), самьяксамбудды (Samyaksambuddhas), возвышенные и бодхисатвы, живущие на высоком уровне духовности, сначала развивали отношение, направленное на непревзойденно совершенное великое просветление, также и я (такой-то и такой-то) прошу учителя помочь мне в развитии такого отношения»¹³.

Затем, снова в соответствии с текстом Гампопы, следует фактическая клятва:

«Пусть будды из десяти регионов мира будут добры ко мне. Пусть учитель будет добр ко мне. Я (такой-то и такой-то) буду практиковать и радоваться таким действиям, добру, которое произрастает из великодушия, дисциплины и медитации, сейчас и навсегда, таким образом подражая татхагатам, архантам, самьяксам-буддам, возвышенным и бодхисатвам, живущим на высоком уровне духовности, которые в древние времена развили отношение, направленное на непревзойденно совершенное великое просветление. С этого момента, пока я не стал самой квинтэссенцией просветления, я буду развивать отношение, направленное на непревзойденное совершенное великое просветление, так, чтобы существа, которые еще не перешли, смогли сделать это, которые еще не освободились, смогли освободиться, которые еще не нашли свое дыхание, смогли найти его, и которые еще не перешли в нирвану, смогли сделать это»¹⁴.

После этого каждый из давших клятву получает имя, как в клятве убежища, за исключением того, что имя бодхисатвы предназначено, чтобы отражать вид помощи, который человек может давать другим. Например, те, у кого развита способность быть щедрым, независимо оттого, выказывают ли они ее или маскируют под скупостью, могли бы получить имя (на тибетском языке), в которое входило бы слово «великодушие». Имя предназначено, чтобы действовать как напоминание новым бодхисатвам об их обязательствах и потребности отдавать свой собственный талант на пользу другим.

Шесть парамит

Человек выполняет клятву бодхисатвы при помощи действий, направленных на пользу других существ. Так как этот вид деятельности идет вразрез с глубоко укоренившимися моделями поведения нашего обычного образа жизни, нам должны быть даны примеры практики, которые откроют наше сострадание. Наиболее важный набор практик бодхисатвы — шесть парамит. Парамита (paramita) означает «превосходящее действие» и относится к методам, которые, будучи направлены на других, выходят за пределы эго. Они превосходят эго также в том смысле, что их энергия исходит в конечном счете, из самоотверженной изначальной сущности будды внутри нас. Шесть парамит показывают нам шесть общих областей самоотверженной деятельности, которые мы, как бодхисатвы, должны культивировать.

Парамиты нужно понимать на трех различных уровнях, связанных с основой, путем и осуществлением. На уровне основы они возникают в форме вдохновляющей идеи о помощи другим. Как основа, они появляются в виде своего рода жажды или интенсивного вдохновения. Например, человек может обнаружить в себе сильное желание выразить великодушие к другим, что-либо безоговорочно им дать. На уровне пути парамиты — это определенная практика, которую человек должен выполнять. Как путь, они включают в себя действия, которые являются особенно стимулирующими, потому что полностью изменяют нормальную логику эго. Две из наиболее важных практик будут обсуждены ниже, первая — из четырех неизмеримых (immeasurables) (культивирование заботливости, сострадания, сочувствующей радости и самообладания (спокойствия)) и вторая — из тонглен, посылки и приема, при помощи которых человек удаляет страдание других. На уровне осуществления парамиты — это превосходящие действия, которые выполняются полностью осознанными без какой-либо мысли или усилия и с естественной спонтанностью. Если ситуация призывает к великодушию, то великодушие возникает с непреодолимой силой.

Начинающие бодхисатвы испытывают вдохновение парамит как основы, а затем проводят большую часть времени занимаясь одной или другой из практик. Дисциплина бодхисатвы, как упоминалось выше, не заменяет собой практику хинаяны, которая всегда остается основой пути дхармы. Однако, как мы увидим, она подразумевает улучшение практики, уже данной в хинаяне, и более определенно и непосредственно направляет ее на пользу другим.

Парамиты разделены на относительные и окончательные. Первые пять парамит относительны в том смысле, что включают в себя субьектно-объектные отношения и осуществляются через действия, выполненные для пользы других. Шестая парамита, необыкновенного (превосходящего) знания, является окончательной, потому что представляет собой то понимание, в котором нет субъектно-объектного дуализма.

Великодушие (дана-парамита, dana-paramita)

Великодушие является самой важной из относительных парамит, потому что оно — основная вдохновляющая идея бодхисатвы и лежит в основе всего, что он делает. Трунгпа Ринпоче говорит, что великодушие символизирует процесс отказа от собственности и приглашение всех чувствующих существ в качестве гостей. Как уже говорилось, это великодушие открытия себя и своих возможностей другим, способность относиться к нуждам других столь же серьезно, как к собственным.

В тибетской традиции упоминаются четыре вида великодушия.

1. 
   Предоставление материальных вещей тем, кто находится в нужде. Уменьшение страдания, вызванного голодом, жаждой или бездомностью. Голодание, бездомность и другие подобные формы страдания, если ими не заниматься, приводят чувствующие существа в состояние печали, депрессии и отчаяния.
   

3. Предоставление любви. Многие люди в нашем мире не чувствуют любви в своей жизни и, возможно, никогда не знали ее. Те, кто не знают любви, не могут быть внутренне спокойными, не могут испытывать моменты счастья или удовлетворенности. Такие люди чувствуют печаль, у которой нет границ и нет конца. К такому человеку призывается бодхисатва, чтобы открыть любовью его сердце. Такая любовь может излечить даже самые глубокие раны.

4. Предоставление дхармы. Дать дхарму — это не значит привлечь кого-то к вашей религии или даже заставить думать, как вы. Это означает — показать людям и открыть для них путь к их собственным сердцам, их изначальной сущности будды. Буквально дать дхарму — значит дать истину, реальную, вне принятия желаемого за действительное. Это дар,
который приведет людей к их собственному окончательному человеческому осуществлению и выполнению. Конечно, в облегчении желания, в обеспечении защиты, в предоставлении любви каждый человек уже дает дхарму.
Это так, потому что такие действия выражают глубокое уважение к благу другого человека, его священности как потенциального просветленного. Все же дар дхармы в смысле истины более явен: он показывает людям, как воспользоваться преимуществом каждого опыта, который у них есть, углубить понимание жизни и открыть свою чистоту,
сострадание и силу.

Трунгпа Ринпоче говорит, что отношение великодушия чрезвычайно важно. Мы не даем кому-то, кого считаем ниже нас. Скорее потребность другого человека становится возможностью для открытого, глаза в глаза, общения с этим человеком. Давая, бодхисатва должен выходить за пределы раздражения и самообороны и должен открыть любовь человека, его уважение и уязвимость по отношению к другим. «Великодушие — это готовность дать, открыть без философских, набожных или религиозных поводов, просто делая то, что требуется в данный момент в данной ситуации, не боясь получить в ответ что-либо»¹⁵.

В осуществлении великодушия, так же как и других парамит, действие совершается как естественный и спонтанный процесс. Трунгпа Ринпоче говорит, что на этом уровне великодушие и другие парамиты совершаются так же естественно, как дыхание. Так же как каждый человек чувствует потребность дышать, пить воду, когда измучен жаждой, спать, когда устал, так и бодхисатва исполняет парамиты из подобного чувства выполнения чего-то фундаментального для собственного существа.

Дисциплина (шила-парамита, shila-paramita)

На одном уровне дисциплина бодхисатвы понимается как тип поведения, при котором человек придерживается различных шил, принятых на себя на уровне хинаяны. Это включает в себя отказ от десяти недобродетельных действий и культивирование десяти добродетельных действий, а также следование соответствующим шилам мирянина, монаха или монахини, в зависимости от ситуации. Однако теперь, когда человек дал клятву бодхисатвы, мотивация шил человека несколько отличается. В хинаяне шила человека была способом накопления заслуг и тем самым закладывала основание для его настоящего и будущего пути. Кроме того, это помогало создавать среду простоты, в которой могло процветать понимание. Эти роли шила остаются. Но на уровне махаяны мотивация для следующих шила — лучше помогать другим. Мы теперь меньше обеспокоены тем, как практика шила может сделать вещи лучшими для нас самих, и более обеспокоены тем, как наша практика может быть полезна для страдающих существ.

Предположим, например, что мы хотим солгать близкому другу, возможно, о некотором своем нарушении, чтобы избежать неудобства, которое принесло бы сообщение правды. На уровне хинаяны мы будем заинтересованы в том, чтобы сказать правду, поскольку это позволит избежать усложнения нашей жизни и не сеять отрицательные кармические семена. Это — успех нашего собственного пути, о котором мы всегда помним. На уровне махаяны, однако, мы понимаем, что, когда мы лжем близкому человеку, на определенном уровне он знает, что ему лгут; но на другом уровне, поскольку он нам доверяет, он не знает об этом. Наша ложь создаст в нем тонкое внутреннее разногласие, тонкое страдание и заставит каким-либо способом закрыться, не осознавая этого. Как бодхисатвы, мы не можем лгать, потому что мы не можем причинять вред людям таким образом.

Это ведет нас к более глубокому смыслу дисциплины парамит: это в конечном счете, не отклонение от того, что поможет другому человеку, что бы это ни было. Бодхисатва культивирует дисциплину, чтобы делать необходимое для другого, и не должен уходить в сторону из-за каких-либо неудобств и трудностей, которые это может принести. В хинаяне имелось своего рода буквальное качество шил — либо вы действуете в соответствии с тем или иным правилом, когда придерживаетесь специфической шилы, либо вы не действуете. В махаяне вы не можете придерживаться шила, просто буквально следуя правилам, а только делая то, что фактически помогает другому. Например, вы могли бы нарушить одну из шил хинаяны, чтобы оказать помощь, как в уже упоминавшейся истории Будды, когда он в прежней жизни, будучи капитаном судна, убил пирата, собиравшегося убить всех пассажиров.

На уровне осуществления дисциплины бодхисатва действует, естественно, в соответствии со своей клятвой бодхисатвы.

«Если бодхисатва полностью самоотверженный, полностью открытый человек, то он будет действовать согласно своей открытости, и он не будет должен следовать правилам... Для бодхисатвы невозможно уничтожать других людей или вредить им... Если кто-то видел бодхисатву, он может сказать, что тот всегда действует правильно, всегда делает нужное действие в нужное время... его сознание настолько точно, настолько аккуратно, что он никогда не совершает ошибок... Если мы полностью открыты, вообще не стараемся действовать в свою пользу, воспринимая ситуации так, как они есть, тогда наши действия чисты, абсолютны, великолепны»¹⁶.

Парамита терпения подразумевает реакцию на ситуации без раздражения, расстройства или страха. В традиции упомянуты три вида терпения — говоря словами Чагдуда Тулку: «терпимость 1) перед лицом угроз или вреда от других, 2) в принятии и отношениях

с затруднениями духовной практики и 3) в принятии и связи без опасения с глубоким значением истинной природы действительности»'⁷.

Первый тип терпения направлен на страдания, которые мы испытываем в результате действий других. В жизни люди могут обижаться и ненавидеть нас, пытаться подорвать репутацию и унизить, могут постоянно говорить нечестные и несоответствующие вещи о нас и пробовать нанести нам различный вред. Вместо того чтобы принимать ответные меры, бодхисатва терпеливо выносит такую агрессию. Относительно этого первого типа терпения Трунгпа Ринпоче пишет:

«Практика терпения означает, что не надо возвращать назад угрозы, гнев, нападки или оскорбления. Но это не означает, что надо быть полностью пассивным. Вместо этого мы используем энергию другого человека, как в борьбе дзюдо. Так как мы имели отношение с нашей собственной агрессией через практику медитации, нам не угрожает агрессия другого человека, и при этом мы не должны отвечать импульсивно или агрессивно... Мы не возвращаем угрозу такому человеку, и в то же время мы предотвращаем дальнейшую агрессию, позволяя собственной энергии другого человека уменьшаться»¹⁸.

Второй тип терпения включает в себя терпение перед лицом затруднений духовной практики, затруднений, которые бывают разной формы. Дав обязательства дхармы, мы могли бы чувствовать огромную боль от отсутствия времени или энергии, чтобы изучать или практиковать так, как по нашим ощущениям нам это нужно. Или мы могли бы чувствовать опустошение от неспособности быть со своим учителем. Кроме того, практика часто ускоряет созревание кармы, и наша жизнь может внезапно стать гораздо более болезненной и трудной, чем была прежде. Наша практика может стать источником насмешек других людей или, наоборот, ресурсом, который заставит других пытаться питаться от нас. Терпение — это желание жить с этими ситуациями, зная, что таков духовный путь и что не может быть иначе.

Третий тип терпения влечет за собой, в традиционных терминах, «терпение перед лицом дхарм, которые нельзя осуществить». «Неосуществление» означает, что факт осуществления любого явления, возникающего в нашей жизни, никогда не делает его истинным и закрепленным явлением. Как приверженцы махаяны, мы никогда не можем иметь определенных заключений о чем-либо. Всегда есть что-то неосязаемое, непостижимое и пустое в том, что мы испытываем. Другими словами, вещи никогда не являются в точности таковыми, как они нам кажутся, или тем, чем мы хотим, чтобы они были. Ничто никогда не соответствует нашим ожиданиям. Мы всегда ждем поезд, который никогда не придет. А на платформе станции оказывается не поезд, а страус. И этот страус пробуждает нас для осознания того факта, что платформа станции была всего лишь нашей мечтой и что мы на самом деле находимся где-то посредине дикой местности. И все же это место также не является в точности дикой местностью. Когда вещь является столь явно не тем, что мы хотим, ожидаем или думаем, это может вызвать большое раздражение, нетерпение и гнев. Вместо этого, как бодхисатвы, мы знаем, что природа действительности никогда не соответствует нашим концепциям о ней, и это позволяет нам оставаться в терпении, без условий или ограничений.

Есть еще кое-что большее, связанное с терпением, кое-что более творческое. Бодхисатва может практиковать терпение из-за безоговорочного доверия тому, что происходит. Это доверие безоговорочно, потому что не основано на прошлом опыте. Это вера в разворачивающуюся карму ситуаций, вера в то, что все, что бы ни происходило, является правильным, подходит нам и выражает порядок вещей. По этой причине все ситуации точны и где-то формируются. Бодхисатва терпелив, потому что он знает, что, только позволяя ситуациям разворачиваться собственным образом, расти и достигать созревания так, как им нужно, можно развить мягкость, доброту и понимание.

Таким образом, осуществление терпения — это жизнь без ожиданий, без надежды или опасения. Это существование настоящим, без целого ряда идей, запертых на месте. Поскольку бодхисатва живет без ожиданий, когда что-либо происходит у него нет никакого основания для раздражения или нетерпения. Трунгпа Ринпоче так говорит о терпении:

«Терпение также чувствует пространство. Оно никогда не боится новых ситуаций, потому что ничто не может удивить бодхисатву — ничто. Что бы ни случилось — будь это разрушительным, хаотическим, творческим, приветствующим или приглашающим, — бодхисатва никогда не беспокоится, никогда не оказывается шокирован, потому что он знает о пространстве между ситуацией и им самим. Как только человек узнает о пространстве между ситуацией и им самим, все может происходить именно в том пространстве... Поэтому необыкновенное терпение означает, что у нас есть плавные отношения с миром, что мы ни с чем не боремся»¹⁹.

Парамита применения означает желание усердно применять свои силы для выполнения обязательств бодхисатвы. Калу Ринпоче пишет, что, когда мы следуем пути бодхисатвы, нам нужно большое усердие, чтобы упорно продолжать двигаться по этому пути²⁰. Наша практика дхармы помещает нас в ситуацию, где мы должны идти вперед, а не стремиться к личному комфорту и безопасности. Парамита применения необходима, чтобы позволить нам продолжать двигаться. Путь длинен, и на нем встречаются возможности и искушения, чтобы отказаться от него. Благодаря энергии применения, мы упорно продолжаем идти. Путь бодхисатвы болезнен; применение дает силу, чтобы войти в нашу боль и воспользоваться ее преимуществом, а не попытаться избежать ее.

Очень важно понять, что применение не производится подобно энергии, которую мы иногда чувствуем будучи трудоголиком, сумасшедшим или в результате приема стимуляторов. Применение — это не бессмысленная скорость и агрессия, которые маркируют многое в современной жизни. Это можно проиллюстрировать следующим примером. В традиции дзокчен лень определяется как «быть занятым», быть постоянно занятым различными делами. Этот вид лени включает участие в предвзятых мнениях на основе деятельности. Мы имеем концепцию чего-либо, что хотим получить или достичь, и желание, надежду и страх, обеспечивающие топливо для продвижения вперед. Кажется, что наша жажда «результата» обеспечивает движущую силу для нашей неустанной деятельности. Это модель человека, который постоянно «на работе», у которого никогда нет свободной минуты, кто занят с рассвета до заката, считающаяся идеалом в современной культуре, моделью, которой каждый должен подражать. Почему в дзокчене это расценивается как окончательная форма лени? Поскольку для дзокчена окончательная лень живет в невежестве, в простом многократном повторении обычных образцов поведения и в отказе ответить на вызов действительности вне эго. Это лень в том смысле, что отражает желание жить в болоте и суете собственного эгоцентризма, а не шагнуть на яркий свет и свежий воздух действительности, где то, кем мы являемся и как мы проводим свое время, может быть подвергнуто сомнению. «Быть занятым» в современном смысле, независимо от того, насколько энергичным это может проявляться на поверхности, означает в конечном счете, «лень», потому что не имеет никакого отношения к фактической действительности и основано на бессмысленном «совершении круиза», попытке наложить свою версию эго на предметы всего мира. В этом нет никакого уважения к другим, никакой реальной связи, никаких открытий и никаких путешествий. Этот вид энергии не имеет никакой остающейся силы и не ведет ни к чему, кроме дальнейшего страдания, болезни и суеты.

С другой стороны, каждая ситуация имеет свою естественную энергию, интеллект и внутренний императив. Парамита применения призывает доверять энергии, представленной в том, что происходит, открывать себя этому и следовать естественному интеллекту события. Таким образом, поскольку с нами всегда что-то происходит, мы никогда не теряем возможность. Трунгпа Ринпоче так описывает осуществление применения:

«Другими словами, это — радость, радостная энергия... Эта энергия скорее — радость, чем вид энергии, с которой мы упорно трудимся, когда чувствуем, что должны. Это — радостная энергия, потому что мы полностью заинтересованы в творческой модели своей жизни. Жизнь человека открыта великодушием, активизирована этикой, усилена терпением, и теперь человек переходит на следующую стадию, стадию радости. Человек вообще никогда не смотрит на ситуацию как неинтересную или застойную, потому что взгляд бодхисатвы на жизнь чрезвычайно непредубежденный, очень заинтересованный²¹.

Медитация (дхьяна-парамита, dhyana-paramita)

Медитации шаматхи и випашьяны, развитые в хинаяне, продолжают быть основой практики дхармы в махаяне. Человек продолжает развивать спокойствие через внимательность дыхания или другие подобные техники. И эта практика лелеет созревание випашьяны, которая в махаяне означает прямое восприятие шуньяты (shunyata), или пустоты.

Однако, как практикуется в махаяне, медитация имеет различный контекст и различную мотивацию. Вместо медитации, ради пользы самому себе, создания собственного психологического комфорта, или защиты, или получения в итоге чего-либо другого, теперь основное вдохновение для практики — это польза другим. Бодхисатва обратит внимание на то, что, когда у него было блуждающее сознание, он постоянно отвлекался от ситуаций и от других существ и был не способен к практике остальных четырех относительных парамит. Вместо этого он был взволнован, смущен и сбит с пути своим собственным перескакивающим с одного на другое мышлением.

Благодаря парамите медитации человек учится снова и снова возвращать внимание на дыхание, принимать, а затем отпускать мысли, когда они возникают, учится быть все полнее представленным своему объекту внимания. Эта практика внимательности «на подушке для медитации», если можно так выразиться, затем легко и естественно переходит в обычную жизнь человека. Когда человек попадает в ситуации, особенно в трудные, которые он предпочел бы избежать, он снова и снова возвращается к медитации. Точно так же, когда человек полностью знаком с ситуацией, он может видеть ее возможности и может использовать парамиты великодушия, дисциплины, терпения и применения.

На стадии осуществления парамита медитации включает непрерывное понимание, в котором человек рассматривает разные ситуации с ясностью и теплотой. Здесь человек остается естественно и спонтанно в исконной сущности будды. Чагдуд Тулку пишет: «Сознание естественно попадает в свое фундаментальное состояние, не затененное мыслями о трех временах — воспоминаниями, мыслями о настоящем и нетерпением в ожидании того, что может возникнуть в будущем»²². На этой стадии медитация обеспечивает обширную и ненарушенную область понимания, в пределах которой другие относительные парамиты могут появляться спонтанно, как того требует ситуация.

Необыкновенное знание (праджна-парамита, prajna-paramita)

Первые пять парамит известны как относительные практики, потому что они включают в себя субъект — бодхисатву, объект — страдающее чувствующее существо — и действие, например предоставление того, что кому-то необходимо. Шестая, праджна-парамита, известна как окончательная, потому что это — недвойственное понимание истинной природы действительности. Это — абсолютно прямое и неумозрительное состояние, в котором все идеи субъекта и объекта исчезли, и человек находится лицом к лицу с глубокой пустотой, являющейся существенной природой всех вещей.

На одном уровне без праджна-парамиты другие пять парамит были бы слепы; шестая парамита приносит элемент интеллекта или понимания так, чтобы другие пять могли работать с точностью и аккуратностью. Трунгпа Ринпоче говорит: «Даже если бодхисатва усовершенствовал первые пять парамит, при нехватке праджны другие действия неполны... В сутрах говорится, что чакравартин (chakravartin), или император Вселенной, идет на войну во главе четырех различных армий. Без императора, который ведет их, в армиях нет руководства»²³. С праджна-парамитой как пониманием, которое видит ситуации так, как они есть, великодушие бодхисатвы, дисциплина и так далее будут в точности соответствующими, ни больше и ни меньше, чем необходимо.

Праджна-парамита также проникает в другие действия так, чтобы на их уровне осуществления они стали неумозрительными и недвойственными. Без шестой парамиты остальные пять были бы лишь относительными практиками, которые не стали бы парамитами, т. е. превосходящими. Превосходящими первые пять парамит делает то, что, хотя они начинаются в виде двойственности, описанной выше, заканчиваются они прямым пониманием действительности.

Этот процесс иллюстрируется тем, что известно как «тройная чистота». Например, что касается великодушия, то пока бодхисатва делает что-либо с мыслью о том, что он является тем человеком, который дает, что есть получатель (реципиент), который получает, и что есть акт предоставления чего-либо, это предоставление будет обычным действием, а не парамитой великодушия. В таком случае это действие накопит обычную пользу и заслугу, которые влечет за собой акт предоставления на уровне хинаяны. Напротив, согласно тройной чистоте, бодхисатву просят не признавать никакого дающего, никакого получающего и никакого действия предоставления. Он призывается участвовать в предоставлении в полностью неумозрительном пространстве, без ссылки на дающего в своем лице. Таким образом, человек дает буквально не думая. Понимание потребности в даре возникает спонтанно как выражение изначальной сущности будды самого бодхисатвы, и акт остается свободным от осмысления и, таким образом, чистым.

Некоторые особые практики

Шесть парамит обеспечивают общий контекст и устанавливают руководящие принципы деятельности бодхисатвы. В тибетской традиции дается также множество детальных и особых практик, чтобы помочь бодхисатве развить парамиты. Все следующие практики умозрительны. Они не могут быть совершены просто в результате прочтения о них или даже обдумывания их. Они должны быть применены на подушке для медитации путем прилежного и повторяемого неоднократно применения.

Методы, описанные здесь, активны и включают воображение. Им всегда должны предшествовать и их должны сопровождать в любом сеансе медитации бесформенная медитация шаматхи и випашьяны. Бесформенная практика в начале сеанса обеспечивает ментальную обработку, замедление и открытие, необходимые для практики более активных рассмотрений. Бесформенная практика в конце каждого сеанса позволяет человеку отпустить и «растворить» то, что произошло в течение активного рассмотрения, а не превратить это в зерно для мельницы эго, не давать пищу для бесконечных мыслей и предположений и не превращать это в основание для формирования все более и более грандиозного мнения о себе.

«Все чувствующие существа были моей матерью»

Эта практика основана на идее, что в течение наших неисчислимых жизней мы вступали во всевозможные отношения с каждым чувствующим существом. Таким образом, каждое существо было нашим родителем, ребенком, другом, врагом и так далее. В данном случае нас просят помнить о том, что каждое чувствующее существо было в то или иное время нашей матерью. Практика начинается с создания чувств любви, нежности и защиты по отношению к собственной матери в благодарность за то, что она дала нам жизнь, и за заботу о нас. Затем мы должны подумать о миллиардах прошедших, прожитых нами жизней и понять, что за время тех жизней не было ни одного чувствующего существа, которое не было бы нашей матерью неизмеримое время назад. Таким образом, мы можем испытывать чувство благодарности и любви к каждому чувствующему существу, как к нашей матери в прошедших жизнях.

В современной западной культуре с ее девальвацией женского начала и недостатком уважения к материнству и ведению домашнего хозяйства и с тем стрессом, который накладывает на семью отсутствие отца или матери, многие люди вырастают с двойственным отношением к своим ранним годам, ситуации в семье и своей матери. Подобным образом многие женщины испытывают двойственные чувства относительно своей материнской роли. Итоговый результат состоит в том, что зачастую человеку трудно соединить чувство любви и благодарности со своей собственной матерью. В этой ситуации можно выбрать другого человека, к которому он испытывал любовь в течение своей жизни. Затем можно развить нежность и благодарность к этому человеку и постепенно расширить эти чувства на все чувствующие существа.

Поскольку мы состояли в каждом виде отношений с каждым чувствующим существом в течение наших бесчисленных жизней, это означает, что мы любили не только тех, с кем близки сейчас, но также и наших нынешних врагов, и тех, кого не знаем вообще. Кроме того, человек, который теперь настроен против меня, когда-то любил меня и заботился обо мне в другом времени и месте, возможно, с риском для своей жизни. Это ставит нас лицом к лицу с непостоянством человеческих отношений и быстротечностью и переменчивостью человеческих эмоций. Даже в сегодняшней жизни друзья становятся врагами, а враги становятся друзьями. Мы должны чувствовать любовь и связь, которую мы имеем с каждым чувствующим существом и которая лежит в основе непрерывных изменений, характеризующих сансару.

Практика, выполняемая многими тибетскими буддистами на определенной регулярной основе, называется «четыре неизмеримых». В этой практике человек генерирует любовь и доброту (заботливость) (майтри, maitri), сострадание (каруна, karuna), сочувствующую радость (мудита, mudita) и спокойствие (самообладание) (упекша, upeksha) по отношению ко всем существам. Четыре неизмеримых — это практика медитации, которую человек выполняет, чтобы смягчить агрессию, улучшить понимание страдания других и распространить свои хорошие чувства на них. Изменение взглядов, вызванное четырьмя неизмеримыми, не может не помочь во взаимодействии со страданием разумных существ. Эти практики называются неизмеримыми из-за того, что, поскольку количество чувствующих существ безгранично, наша любовь к ним и желание им помочь также не должны иметь предела. Они также неизмеримы, потому что человек делает это для всех чувствующих существ свободно, без предварительных условий или оценок. В тибетской традиции четыре неизмеримых могут быть развиты одно за другим, как описано ниже, или как единая группа, при помощи пения и рассмотрения значения следующих стихов:

Пусть все существа наслаждаются счастьем и корнем счастья (maitri);

Пусть они будут свободными от страдания и корня страдания (karuna);

Пусть они не будут отделенными от большого счастья, лишенного страдания (mudita);

Пусть они живут в полном спокойствии, свободном от страсти, агрессии и заблуждения (upeksha).

Майтри, «заботливость», это искреннее желание, чтобы все чувствующие существа испытывали счастье, как обусловленное обычной жизнью, так и окончательное счастье освобождения. Чтобы осуществить эту практику, мы начинаем с кого-то близкого, кого мы любим. Затем мы рассматриваем, как этот человек хочет быть счастливым. Затем мы визуализируем его, получающего все счастье в мире, включая радость и свободу просветления. Выполнив это с одним человеком, который находится рядом и дорог нам, мы повторяем рассмотрение с кем-то, кого мы не любим. Наконец мы расширяем рассмотрение на все увеличивающийся круг чувствующих существ, на членов нашего большого семейства, затем на наших соседей, наш город, наше государство и так далее, пока все чувствующие существа не будут включены в рассмотрение.

Каруна, «сострадание», является универсальной любовью, которая простирается на всех чувствующих существ всех времен и всего пространства. Мы начинаем, как и прежде, выбирая человека, к которому чувствуем особую любовь. Мы визуализируем его и открываем наши сердца, чтобы почувствовать любовь настолько глубоко, насколько мы испытываем ее к этому человеку. Затем мы выбираем кого-нибудь, кого знаем, и пробуем расширить эту же самую любовь на него, понимая, что в некоторой прежней жизни мы чувствовали также много любви и к этому человеку. Затем мы расширяем эту любовь на врага. И наконец мы расширяем ее на всех существ.

Мудита, «сочувствующая радость», включает в себя радость счастью других. Как пишет Чагдуд Тулку: «Мы радуемся мирским благословениям других — их здоровью, богатству, замечательным отношениям — и их духовному благополучию. Мы не позволяем настигать нас ни ревности, ни удивлению: «Почему они получают это, а не я?» Вместо этого мы хотим, чтобы их счастье было долговечным, и делаем все, что можем, чтобы это произошло»²⁴. Как и в предыдущей медитации, мы выбираем человека, которого любим, и визуализируем все хорошее, что он может иметь в своей жизни. Мы рассматриваем каждое событие и радуемся, что такие прекрасные вещи произошли с нашим любимым человеком. Затем мы выбираем кого-то, кого не любим и кому обычно пожелали бы зла. Тогда мы вновь думаем о любых хороших вещах, которые этот человек может иметь в своей жизни, и радуемся этому. Наконец мы расширяем рассмотрение на всех разумных существ.

Спокойствие — это состояние сознания, в котором, говоря словами Чагдуда Тулку, мы «живем свободными от предубеждения или склонности, без того, чтобы разделять в нашем сознании друзей и врагов»²⁵. Это контрастирует с нашим нормальным, обычным состоянием, в котором мы заботимся о тех, кого выделяем, например о семье и друзьях, но имеем малое или не имеем никакого реального беспокойства о всех остальных. Мы можем даже чувствовать удовлетворение, когда что-то плохое случается с тем, кого мы считаем врагом. «Через практику спокойствия мы развиваем благородное отношение сострадания ко всем существам без различий, идущее из глубин нашего сердца»²⁶.

Мы практикуем спокойствие, понимая, что за время наших неисчислимых существований не было ни одного чувствующего существа, с которым мы бы не были в любом мыслимом виде отношений. Каждое чувствующее существо без исключения было нашим отцом, матерью, родным братом, женой, мужем, ребенком, учителем, учеником, сторонником, хулителем, другом, врагом и так далее. Затем мы выбираем человека и визуализируем его в каждом из этих отношений с нами. В ходе этой практики мы можем поочередно выбирать друга, врага и человека, к которому имеем нейтральные чувства.

Обычная логика эго состоит в том, что мы рассердимся или станем ревновать, если что-нибудь хорошее случится с другими, и, наоборот, почувствуем восхищение, когда они потерпят неудачу. Четыре неизмеримых полностью изменяют обычную логику эго и вносят беспорядок, как говорит Трунгпа Ринпоче, в его центральный штаб. Затем этот беспорядок создает в эго трещины, через которые любовь изначальной сущности будды, где четыре неизмеримых существуют в своей чистой форме, может вытекать. Кхенпос Палден Шераб (Khenpos Palden Sherab) и Цеванг (Tsewang) подводят итоги:

«У нас уже есть Четыре Неизмеримых в пределах естественного состояния нашего сознания, так что практика — это, фактически, вопрос прогрессивного очищения и раскрытия их. Чтобы сделать это, мы должны

быть очищены от цепляющегося эго, захвата и привязанности к дуалистическому знанию и опыту. Такие действия затеняют нашу исконную природу и накладывают серьезные ограничения на эти четыре драгоценных полномочия»²⁷.

Тонглен означает «посылка и прием», посылка положительных качеств другим и прием их боли на себя. Тонглен — одна из наиболее стимулирующих из всех практик махаяны, а также одна из наиболее мощных. Преподобного Шамара Ринпоче однажды спросили, какую из практик ваджраяны он считает наиболее мощной и оказывающей наибольшую помощь. Хотя обычно это классифицируется как практика махаяны, он назвал тонглен. Подобно четырем неизмеримым, тонглен лучшие выполнять постепенно, начиная с объекта, который наиболее легко доступен, а затем перемещаясь на большие и более сложные арены. Окончательная цель состоит в том, чтобы расширить практику на всех чувствующих существ.

Тонглен «поднимается из середины дыхания», и это означает, что практика синхронизирована с естественным притоком и оттоком воздуха. Когда человек вдыхает, он визуализирует процесс того, как боль другого входит в него и растворяется в его теле. На этой стадии практики человек забирает себе боль другого. На выдохе человек представляет, что из его тела выходят облегчение и счастье, передавая другому существу его благополучие. В этом смысле практику нужно ощущать как очень личную.

Тонглен можно разделить на несколько стадий.

1. Сначала мы медитируем в течение нескольких минут с практикой шаматхи и випашьяны. В это время человек пытается ощутить мир, открытость и пустоту изначальной сущности будды внутри себя.

2. Затем мы визуализируем циклическое чередование процесса тонглен — вдох/боль, выдох/облегчение. Мы начинаем с абстрактных качеств боли и облегчения. Сначала, на «вдохе», человек воображает боль в форме черного, грязного, пачкающего дыма, который приходит отовсюду и растворяется в порах нашего тела. На «выдохе» мы визуализируем облегчение, покой, счастье и здоровье в форме ясного, успокаивающего, белого света, выходящего из наших пор и уходящего в пространство.

3. Затем мы выбираем человека, для которого практика тонглен будет самой легкой и наиболее естественной. Возможно, в семье есть новорожденный ребенок, к которому мы чувствуем сильную любовь. Или, возможно, близкий друг попал в какое-то несчастье, потерял работу, у него не складываются отношения, он пребывает в глубокой депрессии. Или, возможно, кто-то из родителей умирает в сильной
физической и душевной муке, и мы хотим сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить его или ее страдание. Объектом также может быть животное, страдание которого нас глубоко затронуло.

Вы начинаете практику, визуализируя этого человека сидящим перед вами. Затем вы воображаете его боль, муку, страдание. Теперь вы визуализируете процесс перехода его боли к вам в форме черного дыма. На «вдохе» этот черный дым растворяется в вашем теле. На «выдохе» вы излучаете направленный к нему белый свет облегчения (помощи) в форме спокойствия, благополучия и радости. В следующем цикле «вдоха» и «выдоха» вы повторяете последовательность приема боли другого существа и посылки ему помощи. Человек продолжает эту практику, пока сердце не станет чутким, открытым и полным любви, и тогда человек начинает ощущать вдохновение, чтобы расширять эти чувства и далее.

4. 
   Затем можно выбрать человека, для которого будет сложнее практиковать тонглен.
   

4. 
   Заключительный шаг в практике тонглен состоит в том, чтобы охватить весь мир полностью, расширяя прием страдания и посылку помощи на всех чувствующих существ в мире и вне его. Таким образом, на «вдохе» мы визуализируем страдание всех существ, прибывающее к нам и растворяющееся в нас самих; на «выдохе» мы посылаем помощь в форме белого света всем чувствующим существам.
   

Иногда начинающие практики тонглен выражают опасение, что при принятии страдания других на себя они будут чувствовать себя хуже, чем на данный момент, или заболеют. Их нужно заверить, что практика действует не так. Когда мы вбираем в себя страдание других, оно нигде не задерживается и течет прямо через нас. Это возможно, конечно, благодаря основам практики шаматхи и випашьяны, в которой мы познакомились с процессом ухода от мыслей и другого умственного содержания и возврата к дыханию. Прием страдания других на себя раскрывает силу нашей внутренней изначальной сущности будды. Эта сила очищает все негативное и преобразует даже наиболее ушедшую в себя ненависть в самоотверженную любовь.

Человеку нужно только попробовать тонглен, чтобы увидеть, насколько это волшебно и удивительно. Представьте себе, что вы кричите и ругаетесь с кем-то, кого любите. На некотором глубоком уровне вы любите этого человека, но в данный момент вы переполнены гневом, самозащитой и агрессией. Вы можете почувствовать себя внизу, в конце длинного, темного коридора; выход находится в другом конце этого коридора, и вы едва можете видеть человека, на которого кричите. Когда вы выкрикиваете оскорбления, обвинения и слова ненависти, то чувствуете себя снижающимся в один из видов холодного ада, где — в отрицании любви — вы изолированы, ослаблены и одиноки.

Поймите, что вы должны каким-то образом переключиться или перепрыгнуть через это. Если вы продолжите идти этим курсом, то не будет никакого другого варианта, кроме самой глубокой муки. В этот момент появляется возможность. У вас есть выбор —начать делать тонглен. Рискните. Швырните свою жизнь со скалы. Начните вдыхать черный воздух боли вашего партнера тогда же, в ту же минуту. Затем выдохните ему облегчение. Повторите этот процесс несколько раз. Посмотрите на то, что произойдет. Это исключительно мощная и трансформирующая практика в большинстве ваших самых близких отношений, независимо от того, получится она или нет, будут ли любые очевидные проблемы или нет. Если вы действительно заинтересованы в переходе ваших отношений на более высокий уровень и введении им инъекции бессмертия, это именно тот способ, который нужен, чтобы сделать это.

В отношении ко всем чувствующим существам как к своей матери необходимыми практиками медитации являются четыре неизмеримых и тонглен. Слушать о них, читать о них или думать о них может быть полезно. Но их истинная сила освобождается только тогда, когда они правильно осуществляются на практике через медитацию.

Лучше всего, если человек может осуществлять эту практику отдельно от ежедневной или еженедельной установившейся практики медитации. Взгляд на все чувствующие существа как на свою мать может выполняться в течение нескольких минут в начале сеанса практики. В случае Четырех неизмеримых, если делать их ежедневно, то можно посвящать минуту или две каждому из них или, возможно, делать их последовательно, затрачивая пять или десять минут на первый в первый день, на второй на следующий день и так далее. Если проводить эту практику еженедельно, то человек может затратить полчаса на них всех. Тонглен можно аналогично осуществлять ежедневно в течение короткого периода времени или еженедельно в течение более длинного периода.

Практики махаяны следует выполнять, как уже говорилось, регулярно. Если это невозможно, то они должны быть предприняты по крайней мере тогда, когда у нас есть трудности при выполнении клятвы бодхисатвы. Возможно, один из наших детей стал постоянно непослушным, и мы оказались в состоянии постоянного раздражения, параноидальной тревоги и борьбы. Возможно, мы не ладим со своим супругом (супругой). Возможно, человек на работе пытается «подкопаться» под нас, и мы обнаруживаем, что хотим пожелать ему зла. Все это — идеальное время для начала практики тонглен или четырех неизмеримых.

Также рекомендуется посвятить все или часть групповых медитаций интенсивному или уединенному отступлению к практике махаяны. В таком случае можно разделить день на три или четыре сеанса, начиная каждый с периода практики шаматхи и випашьяны, а затем посвящая остальную часть сеанса практике, описанной здесь. Воздействие такой интенсивной практики активных рассмотрений может быть по-настоящему поразительным. Я лично видел отношения, пребывавшие в состоянии страшного беспорядка, полностью исправленными, потому что одна из сторон захотела практиковать тонглен для своего партнера. Это кажется таким простым. И все же, что поразительно, через практику открывается уровень внутреннего ресурса, что является большим, чем простое противостояние любой трудности.

РЕЗУЛЬТАТ

Цель пути махаяны — полное и совершенное просветление искупающего мир будды. Можно стремиться к чему-то меньшему. Если человек остается в хинаяне и предпочитает не давать клятву бодхисатвы и не входить в махаяну — что-то почти неслыханное в Тибете, но теоретически возможное — он все еще может стремиться к просветлению. Согласно хинаяне, если следовать дхарме будды хинаяны, твердо придерживаясь шила и занимаясь шаматхой-випашьяной, то человек в конечном счете, достигнет реализации арханта (arhant). Эта реализация включает в себя, как уже говорилось, прекращение трех ядов и достижение мира нирваны. Хинаяна также продвигает другой идеал, называемый пратьекабудда (pratyekabuddha), уединенный пробужденный. Это лесные отшельники, которые жили до времени Будды, и, таким образом, не имеют никакой прямой связи с наследием, происходящим от него. Однако они вдохновлены идеей просветления и благодаря жизни, посвященной медитации, способны достичь того же общего типа реализации как архант. Реализации и арханта, и пратьекабудды с точки зрения махаяны считаются ограниченными, потому что они включают пробуждение прежде всего для себя и оставляют без рассмотрения обширное море чувствующих существ, которые остаются пойманными в пределах сансары. Просветление этих двух несовершенно, потому что ему не хватает внимания к состоянию страдающих существ повсюду в пространстве и ему недостает сострадательного побуждения, чтобы помочь им всем.

Для махаяны единственная достойная цель состоит в том, чтобы стать буддой подобно Шакьямуни, чья мудрость не имеет никаких границ и чье сострадание столь же безгранично. Таким образом, через клятву бодхисатвы человек стремится следовать тем же путем, что и Будда Шакьямуни, и в конечном счете, быть рожденным, подобно ему, в мире, где дхарма неизвестна, достичь полного и совершенного просветления и установить традицию дхармы.

Считается, что путь к этому полному пробуждению почти бесконечен и простирается более трех бесчисленных вечностей. В течение этого продолжительного периода времени и через миллиарды жизней бодхисатвы возрождаются много раз в пределах сокрушенного мира, практикуя шесть парамит и жертвуя своим собственным счастьем для счастья других. Хотя они давно превзошли карму возрождения в шести царствах, благодаря силе своей клятвы они продолжают возрождаться, испытывая все различные состояния и ситуации, в которых оказываются чувствующие существа. Когда-нибудь, как будды, они будут всезнающими. Это всеведение означает, что они знают полностью каждый тип и момент страдания, которые переживают чувствующие существа, и они знают это, потому что сами были на месте каждого такого существа и чувствовали в точности то же самое, что чувствуют они. Всеведение будды, таким образом, на самом деле является знанием и любовью сердца, которое перенесло все.

Путь от клятвы бодхисатвы к завершенному состоянию будды описан в терминах десяти стадий, или бхуми (bhumis). В тибетской традиции об этих разных уровнях развития существует весьма значительная литература. Иногда добавляются дополнительные бхуми вплоть до тринадцати. Поскольку человек рождается жизнь за жизнью, занимаясь медитацией и помогая другим существам, он постепенно проходит путь к пробуждению будды. В первой бхуми человек имеет первый прямой опыт пустоты. В шестой — человек достигает реализации арханта. Когда человек проходит заключительную бхуми перед состоянием будды, он больше не рождается как существо из плоти и крови, а рождается как бесплотное существо, которое несет клятву бодхисатвы более эфирными и широкими способами. Например, можно умножать свое тело, чтобы помочь намного большему количеству чувствующих существ, чем прежде. Как учитель Асанга сообщает нам в главе «полномочий» Бодхисатвабхуми (Bodhisatt-vabhumi), можно также принять форму дождя, чтобы облегчить засуху, форму пищи во время голода или обратиться во врача посреди эпидемии.

Литература бхуми иногда кажется абстрактной, академичной и не связанной с духовной жизнью. Однако, если читать ее внимательно, можно найти некоторые заметные и полезные точки зрения. С одной стороны, схема бхуми показывает, насколько на самом деле обширно путешествие, которое мы предпринимаем. Обычные люди, подобные нам, со своими ежедневными заботами и ограничениями, могли бы думать о духовном пути как об ограниченном этим мирским человеческим царством и вещами, к которым они привыкли. Литература бхуми прояснит, что наше путешествие выходит далеко за пределы лишь той дороги, которую мы видим непосредственно перед глазами. Фактически, оно поднимается в гору с разнообразием лугов, утесов и водопадов, хрупкостью тундры, необъятностью и суровостью снежных равнин и дикой красотой и пустотой высот, которые мы не можем даже вообразить. Кроме того, это гора, высота которой находится полностью вне нашей способности ее себе представить.

Описания бхуми также ясно дают понять, насколько безграничны перспективы времени, с которыми мы работаем. Дорога к полному пробуждению так далека, что, фактически, с нашей точки зрения, она кажется бесконечной. Признание этого факта производит эффект уменьшения скорости, амбиций и духовного высокомерия. У практика действительно не остается выбора, кроме как расслабиться и отказаться от своей главной цели. Сознание может быть способно жить в завтра или в следующем году, но ему очень трудно жить в будущем, которое удалено от текущего момента на миллиарды жизней. Это признание позволяет практику полностью существовать в настоящем, испытывать его целиком и видеть, какой императив к будущему оно может поддержать.

Учения бхуми также заставят нас дважды подумать о пути, который мы считаем так называемой обычной действительностью нашей ежедневной жизни. Они полагают, что наш мир заполнен присутствием и силами, которые мы не можем видеть — нематериальными бодхисатвами, — теми, кто остается с нами и наблюдает за нами. Кроме того, эти существа заняты бесконечным обеспечением хлеба насущного, поддержки и помощи. В текстах бхуми нам рассказывают, что, когда в жаркий день облако закрывает солнце, — это не чисто физическое событие, но воплощение бодхисатвы. Когда нас лелеет земля, согревает огонь, омывает вода, охлаждает бриз, все это — действия бодхисатвы высокого уровня. Когда мы попадаем в какую-либо неприятную ситуацию и приходит помощь, это работа бодхисатвы. Когда мы ищем облегчения от страдания, но продолжаем стремительно двигаться вниз по темному коридору, нами руководит бодхисатва, который помогает нам исчерпать нашу карму и развить понимание и любовь. Литература бхуми рассказывает нам, что обычная, лишенная святости действительность, когда мы думаем, что живем, — это всего лишь наша проекция и что, фактически, в нашем мире все находится в работе.

В конечном счете, через некоторое время, которое лежит вне пределов нашего сознания, мы достигнем реализации полностью просветленного будды и установим дхарму в какой-то вселенной, которую не можем сейчас даже вообразить. Что тогда? Будет ли духовное путешествие закончено? Будет ли достигнуто что-либо определенное? Много лет назад кто-то задал Трунгпа Ринпоче этот вопрос: «Что происходит, когда вы становитесь буддой?» Ринпоче ответил: «Это только начало».

В тибетском буддизме, как уже упоминалось выше, состояние будды описывается как наличие трех «тел» или измерений. На одном уровне, наиболее доступном и конкретном, это проявляется в виде физического человека. Таким образом, Будда Шакьямуни сам был нирманакая (nirmanakaya), человеком из плоти и крови. Нирманакая означает «созданное тело» и не относится к телу обычного человека, а скорее относится к тому, кто, если можно так выразиться, находится «в мире, но не в миру». Благодаря своей реализации тело будды имеет определенную чистоту, красоту и силу, которых нет у обычных людей. Например, его форма излучает свет и сияние, на которые трудно смотреть. Его речь ласкает слух и убеждает, сообщая только то, что человеку

необходимо. И его сознание, остающееся в просветленном состоянии, естественно приводит других в глубокое умиротворение и сообщает им чувство «существа» мира.

Самбхогакая (Sambhogakaya)

Существует также другое измерение состояния будды, а именно самбхогакая, или «тело удовольствия». Еще раз в тибетской традиции мы сопоставлены с тем, что можно назвать «невидимым миром». Существуют физические Будды подобно Шакьямуни, но их мало, и они удалены друг от друга. В нашей мировой эпохе Шакьямуни был фактически единственным физическим Буддой, а следующий Будда, Майтрейя, появится на земле через много тысяч лет после этого.

Однако мы не брошены. Сейчас, в данный момент, существует много других будд, живущих в бесконечном царстве самбхогакая. Эти будды имеют великолепную духовную форму, которая может быть замечена осознанными людьми, но, как правило, невидима для обычных людей, подобных нам с вами. Некоторые из этих будд самбхогакая однажды были людьми, в то время как другие были небесными буддами с самого начала. Обычно мы не можем их видеть, но мы определенно можем обращаться к ним, и их ответы могут мощно проявляться в наших жизнях.

В тибетском буддизме небесные будды особенно важны. Хотя, как полностью просветленные божества самбхогакая, эти будды похожи друг на друга, на другом уровне каждый из них имеет свою определенную индивидуальность в терминах того, что они дают людям. Например, есть пять будд, которые организованы согласно принципу мандалы: Вайрочана, будда всего окружающего пространства, в центре; Акшобхья, неподвижный, на востоке; Ратнасамбхава, источник всего великодушия, на юге; Амитабха, воплощение любви и сострадания, на западе, и Амогхасиддхи, сущность достижения и преобразования, на севере. Есть также множество важных будд-женщин. В мандале в каждом из четырех направлений стоит женщина-будда, супруга или женское воплощение каждого из будд, это такие, как Лочана, Пандара и Тара.

Третье, и окончательное, «тело» будды — дхармакая (dharmakaya), «тело самой действительности». Дхармакая находится не только вне всего физического, она — даже вне любой формы. Это «сущность сознания» будд трех времен, состояние беспрепятственной пустоты и ясности, просветление, которое включает в себя все и которое длится и длится без конца. Это достижение возвращает нас к самому началу. Конечно, поскольку дхармакая не что иное, как сущность нашего собственного сознания, которое было закрыто затемнениями с незапамятных времен и которое наконец-то лишилось этих затемнений.

В тибетской традиции часто говорят, как уже упоминалось, что три каи неотделимы. Будда Шакьямуни является тем, кем является, потому что в своем просветлении он достиг всех трех тел. Само его просветление — это неотделимость от дхармакаи. Его сила (полномочия) указывает на достижение самбхогакаи. И достижение просветления в человеческом состоянии — это нирманакая. С другого конца шкалы дхармакая, как чистая и безграничная мудрость и сострадание, имеет в своих пределах семена самбхогакаи и нирманакаи. Сама она естественно вызывает самбхогакаю и нирманакаю, чтобы помочь всем чувствующим существам.

На одном уровне три каи будды находятся полностью вне нас. Они немыслимо далеки от нашего настоящего состояния и находятся невообразимо далеко в будущем. С нашей точки зрения обычных людей, нирманакая Шакьямуни ушла навсегда, мы слишком нечувствительны, чтобы видеть его самбхогакая, а дхармакая полностью скрыта от нас. Таким образом, как обычные люди, мы имеем и ожидаем, что будем иметь мало или не будем иметь вообще никакого опыта с тремя каями. В то же время, однако, другим образом, три каи настолько близки нам, насколько это возможно, так как они живут внутри нас как наша изначальная сущность будды. Таким образом, они лежат в самом основании нашей индивидуальности и нашего существа. В буддизме ваджраяны, фактически, мы можем увидеть, что механизм эго в целом — это защитная реакция на три каи в нас самих. Эго настолько движет нами, потому что мы подсознательно знаем, что в нас самих, в огне, буквально рвущиеся наружу, живут три каи.

Мы также знаем три каи и другим способом, в личностях наших учителей. Особенно в контексте ваджраяны человек начинает рассматривать измерения собственного гуру, которые соответствуют трем каям.

ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ

ФИЛОСОФИЯ БУДДИЗМА

ТРИ ПОВОРОТА КОЛЕСА ДХАРМЫ

Хотя буддизм зародился как медитативная традиция, с самого начала, как мы видели, он включал в себя важное философское измерение. Это определяет «представление», или концептуальную точку зрения, без которой сама духовная жизнь была бы невозможна. Как было отмечено в главе 3, тибетцы понимают самые важные моменты философии буддизма ясно сформулированными в трех прогрессивных «поворотах колеса дхармы», данных Буддой Шакьямуни во время его земной жизни. Именно эти три поворота, с их основами, выраженными в сутрах, и разработанными комментариями, исследуются в следующих трех главах.

Тибетцы тратят много времени и энергии, запоминая важные тексты из этих трех поворотов, изучая и слушая учение о них и разъясняя их путем дебатов. Хотя, как предполагалось выше, процесс академического изучения может быть обширен и значительные человеческие и материальные ресурсы могут быть израсходованы на него, отдельно он никогда не считался достаточным. Скорее он был ценен потому, что обеспечивал понимание, необходимое для успешной практики медитации, от наиболее простой и элементарной шаматхи в начале до серьезных ландшафтов махамудры и дзокчена в конце. Таким образом, академическое изучение и практика медитации идут «рука об руку» во время всего путешествия к просветлению.

В пределах тибетского буддизма надлежащее отношение изучения и практики ясно сформулировано в концепциях трангдон (trangdon), «прямого, или буквального, значения», и нгедон (ngedon), «истинного, или фактического, значения». Трангдон — это концептуальная версия дхармы, слова, как они существуют в текстах и в дискурсивном обучении. Нгедон — это внутреннее значение, как оно осознано в медитации. Трангдон подобен идее мороженого в стаканчике, в то время как нгедон — фактический опыт еды этого мороженого. Именно обращение к изучению и пониманию трангдона позволяет понять, что для нас открыт путь, чтобы узнать нгедон, когда это возникает в нашей практике. Трунгпа

Ринпоче сравнивает трангдон с фотографией человека, тогда как нгедон — это сам реальный человек. Представьте, что мы встречаем в аэропорту человека, которого никогда не видели прежде. Если нам не дали его фотографии, то, когда пассажиры начнут выходить, у нас не будет никакой возможности узнать среди общей массы людей нужного нам человека. Однако если нам дали фотографию, то, когда человек, которого мы хотим найти, будет проходить перед нами, мы будем знать: «Это тот, кого я ищу». В существующем контексте три поворота колеса дхармы подобны фотографии, истинную действительность которой мы обнаруживаем на прогрессивных стадиях во время своего путешествия через практику медитации.

Полезна традиционная Дзен аналогия: трангдон подобен пальцу, указывающему на луну, в то время как нгедон — сама луна. Палец, указывающий на луну, необходим, чтобы мы знали, куда смотреть. Но пока мы видим саму луну невооруженным глазом, мы пропускаем намерение указывающего пальца. Таким образом, трангдон и нгедон близко связаны. Нгедон — фактический опыт невероятной действительности, в то время как трангдон — ее вербальное выражение, которое среди всех обязательно несовершенных вербальных выражений действительности оказывается самым близким для указания на фактическую природу вещей, как они есть.

Чрезвычайная важность трангдона иллюстрируется необыкновенным опытом во время моих вводных занятий по буддизму. Мы читали об отсутствии эго, и иногда студенты сообщали о своей версии этого факта: в определенный момент жизни, часто в юности, они имели опыт, в котором поняли, что не существуют. Они увидели свою собственную несубстанциональность, свою эфемерную природу, свою пустоту. Такие опыты, которые относительно обычны среди молодых людей, могут очень беспокоить тех, кто их испытал, и могут оставить их весьма неуверенными в себе. Часто люди пытаются говорить об этом опыте с родителями, преподавателями или другими авторитетными личностями. В современной культуре человек может искать долго и трудно, без успеха, кого-либо, кто сможет оценить и интерпретировать мудрость такого прозрения. Нередко мои студенты обращались к врачам. Обычно на их сообщения отвечали назначением успокаивающих препаратов или антидепрессантов. И все же они оставались не убежденными различными видами отклонения их опыта и смещения акцентов, с которыми встретились. Впечатление, что они испытали кое-что чрезвычайно важное, остается. И когда они сталкиваются с буддистским учением и слышат, что в нем говорится о том, что отсутствие субстанции нас самих — это заключительное слово относительно нашего существования, они получают облегчение, они поражены и иногда подбодрены. Наша культура, кажется, жаждет в эффективном трангдоне, типа этих трех поворотов, подготовить своих членов к опытам, которые выходят за пределы обычной действительности.

Отношение трангдона, или «слов», и нгедона, или «существенного значения», является сложным и тонким. Фактически, весь путь в тибетском буддизме включает в себя путешествие назад и вперед от трангдона до нгедона, назад к трангдону, затем обратно к нгедону и так далее. Мы читаем о непостоянстве. Когда мы испытываем это в медитации, это может оказаться трудным, но мы можем сказать себе: «Хорошо, то, что я испытываю, — это именно то, о чем говорит обучение дхармы». Мы включаем некоторый уровень понимания непостоянства в свои жизни, затем учимся далее, затем испытываем дальнейшее непостоянство. Нередко мы испытываем что-то в медитации, что является новым и неожиданным, и мы благодарны, что можем обратиться снова к своим книгам и учителям за разъяснением.

Составная роль трангдона на духовном пути и его близкое показательное отношение с нгедоном важно также и на культурном уровне. Иногда можно столкнуться с западными буддистами, которые считают, что не имеет значения, какого всестороннего представления о действительности они придерживаются, что их собственное духовное продвижение и целостность их буддизма будут поддерживаться независимо от того, как они рассматривают Вселенную. Они считают, что обычное западное видение мира полностью совместимо с их буддизмом. Это может иметь место. Но давайте рассмотрим пример, упомянутый в главе 1. Многие западные буддисты придерживаются точки зрения научного материализма, включая идею, согласно которой естественный космос полностью объясним в соответствии с «законами» обычной физики, биологии и ботаники, что Вселенная, доступная научному наблюдению, — единственная, которая реально существует, и что природа мертва и безжизненна, как описывалось начиная со времен западного Просвещения. Другими словами, они придерживаются представления, что современный, обычный западный трангдон (концептуальная версия действительности) прекрасно работает с буддистским нгедоном — тем, что человек фактически испытывает на пути медитации. Однако, как мы теперь увидим, согласно тибетскому буддизму, медитация в конечном счете, неизбежно ведет к опыту действительности, который разрушает западное представление о мертвой и механистической Вселенной. Если человек слишком озабочен поддержанием современного западного представления, то он рискует увязнуть на более низких, начальных уровнях понимания или войти неподготовленным в намного более обширный, незнакомый космос, дверь в который открывает медитация, — и оторваться от процесса.