Второй этап: клинические испытания

После достижения определенного результата в ходе эксперимента на животных потенциальное лекарство должно теперь пройти "испытание" на человеке, для которого оно в конечном итоге и предназначено. Все терапевтические испытания осуществляет лаборатория или фармакологическая фирма – автор

формулы. Опыты проводятся под руководством служащего-руководителя одним или несколькими врачами-экспериментаторами на пациентах (добровольцах или ничего об этом не подозревающих). Ко второму этапу эксперимента дополнительно подключают этический комитет госпиталя, в котором проходит эксперимент, аптекоуправление Министерства социальных вопросов, комиссия по выдаче разрешения на реализацию. Данная комиссия наделена правом выдачи разрешений или запрета на продажу лекарства после подробного изучения представленного отчета врачами-экспериментаторами.

Таким образом, создается внешняя видимость обеспечения всех возможных гарантий этого этапа эксперимента как наиболее значительного, потому что именно здесь доказывается, говоря научным языком, ненадежность первого этапа эксперимента на животных, что лишний раз подтверждает мнение по этому поводу Всемирной организации здравоохранения и многих опытных научных работников. Как логически, так и с научной точки зрения немыслимо считать результаты положительными, если они получены в ходе экспериментов на различных видах животных. Результаты, полученные на животных одного вида, не могут соответствовать результатам, полученным на животных другого вида, а тем более они не могут быть применены к человеку. В противном случае используемые критерии нельзя считать какой-либо научной версией. В подтверждение сказанному, к примеру, лаборатория, которая изучает полученную молекулу будущего лекарства, проводит эксперименты на крысах, полученные при этом результаты будут существенно отличаться от тех, которые были получены на собаках, кошках, свиньях или птицах.

Отсюда возникает вопрос, какими методами должны пользоваться экспериментаторы в ходе первого этапа эксперимента, какими нелепыми должны быть умозаключения, если они пытаются доказать эффективность изучаемой молекулы, вводимой совершенно различным видам животных, для человека?!! Предположим, что им все же удалось установить нужную дозу тестируемого на подопытных животных препарата (было бы, конечно, справедливо, если бы лаборатория проводила эксперименты на животных каждого вида в отдельности, но ей это обошлось бы намного дороже, а это, в свою очередь, не было бы одобрено руководством). Но становится совершенно непонятным, как могли экспериментаторы вывести дозу лекарства для человека, если его физиология фундаментально отличается от физиологии животных.

Антинаучно рекомендовать какое-либо лекарство большому количеству пациентов без учета их особенностей и наследственных признаков (из системы HLA – тесты на кровь, мочу, наследственные признаки и т.д.). Прописывать одно и то же лекарство всем пациентам, заболевшим одной и той же болезнью, также является не только медицинской ошибкой, но и лженаучным действием.

Как проводится второй этап испытаний

Фармакологическая фирма, которая намерена получить разрешение на реализацию какого-либо лекарства и которая обязана провести первый этап тестов на животных, должна прежде всего отобрать компетентных врачей-эксперимен­таторов и постоянно осуществлять проверку правильности испытаний. Фирма

поручает все это посреднику — руководителю, который подбирает врача-экспериментатора, проверяет оборудование лаборатории, обслуживающий персонал, устанавливает факт введения препарата и наблюдает как за ведением журнала исследований, так и за получаемыми результатами. В общих случаях этот руководитель не является врачом и не имеет медицинского образования. Он работает в качестве функционера-контролера и не может установить каких-либо умышленных фальсификаций или определить ошибки, допущенные экспериментатором. Таким образом, его роль сводится лишь к выполнению обязанностей служащего, труд которого оплачивается фармакологической фирмой и который участвует в тесте лишь как лицо, свидетельствующее о том, что эксперимент действительно имеет место, а не как эксперт, подтверждающий научную обоснованность представленной врачом-экспериментатором документации. На самом деле никто не может установить, является ли данный руководитель-контролер честным служащим или нет и сможет ли врач-экспериментатор легко его обмануть. Часто случается, что он просто-напросто отрабатывает получаемую им зарплату.

Вот таким же образом в 1983 г. агентство "Био-Басик", специализирующееся на наблюдении за ходом клинических исследований, работу которого оплачивали фабриканты, обмануло две американские лаборатории: Ortho и Bristol-Myers. Подобный обман повлек за собой изъятие с рынка двух препаратов: супрофена и бутарпланоля. Само собой разумеется, что врач-экспериментатор играет в подобных исследованиях главную роль. Он должен характеризоваться как абсолютно честный человек. Он обязан не только соблюдать протокол эксперимента, но также получить согласие на тестирование у подобранных для этой цели пациентов. Как достичь этих двух необходимых условий для успеха исследования, организованного фармакологической фирмой? Как обеспечить успешное внедрение испытываемого препарата в серийное производство, добиться его эффективности и особенно безопасности? А что касается согласия пациентов или членов их семей, то об этом можно говорить очень много. Ибо известно, что на протяжении нескольких десятилетий еще проходящие испытание препараты обманным путем прописывались пожилым людям или умственно отсталым личностям всех возрастов без их на то согласия. Что касается соблюдения протокола исследования, то никто не может подтвердить, соблюдался ли при этом закон и не было ли никакого мошенничества или обмана со стороны врача-экспериментатора. Во Франции вообще отсутствует какой-либо орган, напрямую контролирующий работу экспериментатора, который проверял бы его отчеты и сравнивал соответствие данных, полученных в эксперименте, данным, медицинских карточек исследуемых пациентов.

Вероятно, можно предположить, что этот экспериментальный процесс в какой-то степени уже гарантирован и защищен дирекцией аптеки, которой якобы предоставлены полномочия следить за ходом эксперимента, требуя предоставления полной информации по протоколу теста или по квалификации экспертов. Однако в том-то и состоит сложность, что данной дирекции отведено

лизацию медикаментов не играет абсолютно никакой роли как на предварительном этапе исследования, так и на этапе проведения самого эксперимента. Она имеет полномочия лишь на уровне оказания доверия экспертам, которых слепо считает великолепными специалистами, отказывая при этом другим. Есть опытные эксперты, с которыми все лаборатории хотят сотрудничать… а другим не доверяют. Что касается этического комитета госпиталя, в котором проходят эксперименты, то он вообще не разбирается в терапевтических тестах. Госпиталь - это то место, где лечат, и госпитальный врач не имеет необходимых навыков, чтобы разобраться в процедурах эксперимента. В факт проведения большинства тестов работники госпитального учреждения, как правило, не посвящаются.

В мае 1983 г. и в сентябре 1984 г. Министерство по социальным вопросам, осознавая расплывчатость обстановки, в которой происходят терапевтические исследования, издало две директивные рекомендации по этому поводу, но их содержание касалось только экспериментов, проводимых на животных, а не на людях. В этих рекомендациях говорилось о методах, оборудовании, помещениях, персонале, которому может быть поручено проведение исследования, а также уточнялись условия содержания животных. Фармацевт-инспектор должен был следить за аппаратурой, регистрирующей токсичность исследуемого препарата, стерильностью лабораторий, здоровьем персонала, проверять места, в которых находились животные перед проведением эксперимента, контролировать меры, принимаемые к ним во избежание стресса, и т.д. Можно только мечтать о тех условиях, в которых содержат и лечат животных. Эти директивные указания являются по сути дела бесполезными, но создают иллюзию высокой добросовестности политиков и того, что государство идет на уступки требованиям различных ассоциаций, выступающих против опытов на животных. Это также некий реверанс в сторону общественного мнения. Вероятнее всего, нам пытаются доказать, что мы можем полностью доверять врачам-экспериментаторам и различным организациям, которые могли бы создать определенные гарантии для проведения и успешного завершения клинических экспериментов. Но почему вероятнее всего? Приведу один живой пример: 11 октября 1979 года сенаторская комиссия по просьбе ее президента сенатора Эдварда Кеннеди решила заслушать FDA по результатам проведенного ею расследования на предмет подложных и сфальсифицированных данных нескольких терапевтических тестов. На этом заслушивании присутствовал Э. Кеннеди, директор FDA Ширвин Гарднер, его заместитель Ричард Купер и ответственный за фармакологическое расследование Доктор Микаэл Хенсли. Во время этого собрания были заслушаны дела различных врачей-экспериментаторов, допустивших фальсификацию результатов экспериментов.

Реальность одерживает верх над вымыслом, и я советую читателю ознакомиться подробнее об этом в журнале "Наука и жизнь" за № 826, июль 1986 г. Он вышел большим тиражом.

Если подобные процессы разворачиваются в США, то можно надеяться, что они могут состояться и в других странах. Тем более что отдельные крупные американские лаборатории продают собственные медикаменты через свои евро-

пейские филиалы. А если подобные лекарства реализуются в Европе, то существует реальная опасность того, что они поступили на реализацию в результате фальсифицированных клинических испытаний. В этом случае можно утверждать, что существует постоянная опасность проникновения на рынок некачественных медикаментов независимо от их происхождения. Думаю, что какие-либо комментарии по этому поводу излишне. Однако очень важно дать понять читателю, что на врача-экспериментатора положиться нельзя, что за проведенный эксперимент он положит от фирмы-заказчика в карман значительную сумму, при этом как свою работу, так и свою миссию он выполнит небрежно и некачественно. За отдельные исследования во время второго этапа тестирования на человеке экспериментатор может получить гонорар от 3 до 5 млн. французских франков. Фирма "Pivot" за тестирование значительного количества препаратов выплачивала гонорар от 5 до 10 млн. французских франков.

В заключение можно сказать, что истинная стоимость какого-либо терапевтического исследования заключается в честности экспериментатора и в его профессиональных качествах. Ни одна организация не способна осуществить контроль эффективности достигнутых результатов в ходе тестов, кроме самого эксперта. Отсюда и результат — проникновение на рынок опасных медицинских препаратов на короткое, среднее или продолжительное время. Необходимо также знать, что при возникновении несчастных случаев в результате приема опасных препаратов, "незаконно" появившихся в продаже, еще ни один врач-экспериментатор не предстал перед судом. Следует также констатировать, что врачи, прописывая рецепт, делают это от всего сердца, не подозревая о том, что на выписанном пациенту лекарстве, попавшем на реализацию, лежит отпечаток первого этапа эксперимента, не давшего ни одного серьезного научного факта, и что второй этап теста может быть проведен некачественно или сфальсифицирован. Отсюда явная очевидность того, что врачи находятся в полной зависимости от фармакологических лабораторий, а, следовательно, и от государства, которое регулирует поступление на рынок медицинских препаратов, устанавливая при этом абсурдные правила тестирования, придавая им форму закона. Что касается второго этапа клинического эксперимента, то он тем более не гарантирует в разумных пределах ни эффективности препарата, который должен поступить на реализацию, ни его безопасности. Самым лучшим доказательством того, что лаборатории уже на протяжении нескольких лет не уверены сами в себе, является тот факт, что большинство из них приступают к третьему этапу — договоренности с лечащими врачами, чтобы знать последствия оказываемого препаратами на пациентов воздействия. Третьим этапом исследования пользуются далеко не все лаборатории из-за разных финансовых возможностей.

Третий этап: факультатив

Существует третий этап, о котором говорят очень редко в медицинской среде. Он не известен широкой публике, а если бы и стал известен, то это повлекло бы за собой множество вопросов, в частности, о поведении врача по отношению к пациенту. В течение нескольких лет отдельные лаборатории предлагают терапевтам и специалистам, практикующим в своих кабинетах, работу, в

некотором роде похожую на деятельность врача-экспериментатора в ходе клинических испытаний. Это еще раз доказывает то, что эти лаборатории даже после второго этапа клинических экспериментов сами не полностью уверены в эффективности, безвредности и нетоксичности выпущенных на рынок препаратов. Представитель компании приходит к врачу и предлагает ему за определенную плату прописывать при одних и тех же заболеваниях отдельно взятым пациентам новый препарат, а других лечить прежними препаратами. При этом врач должен осуществлять наблюдение за экспериментальной группой пациентов и отмечать результаты воздействия нового препарата. Свои замечания и предложения он отражает в отчете представителю компании, который затем передает его в лабораторию, изготовившую новое лекарство и над которым она продолжает работать и далее.

Вполне понятно, что подобная практика позволяет проследить судьбу нового препарата после первого и второго этапов, и составить представление о возможных нежелательных последствиях его приема в течение продолжительного времени. Таким образом, можно сделать вывод о том, что отдельные медикаменты, даже после первого и второго этапов исследования, призванных доказать их эффективность и безвредность, могут оказаться опасными для жизни пациентов и спустя нескольких месяцев или лет после их употребления.

Между тем любопытно узнать, как же поступит лаборатория, если она получит негативный отзыв врача-практика на тестированный препарат в ходе третьего этапа эксперимента. Об этом можно только догадываться, если учесть, что после третьего (факультативного) этапа с рынка не был изъят ни один из медикаментов. Можно предположить, что на негативные отзывы никто и никогда не реагировал, лекарства продолжали начатую карьеру, как будто бы ничего и не произошло. Вот почему можно задать себе вопрос, какой же интерес извлекают лаборатории из третьего факультативного этапа испытаний?

В реальности это может быть своеобразным коммерческим ухищрением, когда проводимые маркетинговые исследования ставят своей целью убедить практикующего врача в надежности предлагаемого лекарства, в том, что препарат позволяет достигнуть высокого лечебного эффекта. В конечном итоге оказывается, что врач будет стараться прописывать только этот препарат в ущерб другим, от которых он отказался совершенно напрасно. Такое поведение врача поощряется лабораторией-изготовителем.

Врач — легкая добыча фармацевтических лабораторий

В недавние времена врач, изучавший даже поверхностно химиотерапию, знал, как пользоваться максимальным количеством субстанций, необходимых для лечения различных заболеваний и как подобрать перечень составляющих лекарств, необходимых для приготовления рецепта на заказ. В наши дни подобное приготовление лекарств по рецептам невозможно по двум причинам.

1. Преподавание фармакологии и терапии практикуется не на всех медицинских факультетах. Высший Совет предлагает начать в отдельных университетах преподавание фармакологии с 3-го курса и продолжать этот предмет до конца 4-го. Но речь идет об индивидуальном желании студентов, так как препо-

давателей для этих дисциплин крайне не хватает. Врач выпуска 1970 — 1990 гг. не способен самостоятельно приготовить лекарство по рецепту.

2. Отпуск по рецептам лекарств, изготавливаемых в аптеках, полностью заменен специальными лекарственными препаратами, которые изготовлены в лабораториях. Так, например, фенобарбитал, прежде входивший в состав всех микстур под общим названием гарденал, предназначался для лечения тревожных состояний и нейровегетативных заболеваний. Сейчас этот препарат входит в состав почти 79 лекарств, изготовленных в лабораториях! В подобной ситуации врачу настолько трудно сделать свой выбор, что в лучшем случае он останавливается на 4 — 5 видах лекарств, которые предлагают ему лаборатории! Гарденал был пущен в реализацию в 1920 г.!!! Кодеин фигурирует в 64 препаратах, аспирин (ацетилсалициловая кислота) — в 60 препаратах, папаверин — в 33 и т.д. На отдельные лекарства существует мода: в один день можно встретить, к примеру, в 100 тыс. рецептах одни и те же лекарства, и так может повторяться до 6 мес., а иногда от 2 до 3 лет, тогда как порой не существует никакой необходимости прописывать именно эти медикаменты, а не другие.

Вот таким образом отдельные лаборатории получают огромные прибыли благодаря активной рекламной кампании в пользу малоэффективных лекарств, а иногда и опасных, ятрогенные свойства которых могут проявиться даже после нескольких лет их употребления. Так, к примеру, некоторые противогипертонические, противомикробные и противопаразитарные средства, а также кардиологические или противоревматические препараты способны вызвать пневмопа-тию или всевозможные аллергические заболевания.

Ежедневная, порой неуместная, а часто и лживая реклама лабораторий оказывает грубое воздействие на врача. Его роль в качестве агента по прописыванию лекарств становится все трудней и трудней, так как врач находится "погруженным" в огромное количество медицинских препаратов, более или менее эффективных, более или менее опасных, а порой смертельных. Каждый день можно наблюдать, как появляются в продаже все новые и новые лекарства и как утверждаются так называемые более эффективные, чем общепризнанные, но выпущенные ранее. Лечащий врач в буквальном смысле этого слова плавает в океане множества медикаментов. И порой он просто-напросто не располагает достаточным временем, чтобы сделать наиболее правильный выбор среди всей той продукции, которую ему предложили. Врач-практик не "сверхчеловек", и ошибки при назначении лекарств возможны всегда.

Из сказанного выше становится понятным, что не врач обязан заботиться об урегулировании существующего положения вещей, а государство и Министерство здравоохранения, которые несут ответственность за здоровье нации и должны более серьезно регулировать поступление в реализацию новых медикаментов. Лаборатории, получающие огромные прибыли (достаточно проанализи­ровать их рекламный бюджет), не должны так легко получать лицензии на реа-

лизацию своей продукции, содержащей вредные субстанции, токсичность которых превышает все установленные нормы. Это доказывает и тот факт, что разрешения, выданные перед 1980 г., были аннулированы из-за выявленных у нескольких сотен медикаментов сомнительных и довольно опасных побочных действий. Еще необходимо, чтобы в состав комиссии, заседающей в Министерстве здравоохранения, входили более компетентные специалисты. Но, к сожалению, это не всегда так. Врач, принимающий как больных, так и здоровых, обращающихся к нему по вопросам поддержания своего здоровья или лечения какого-либо заболевания, должен пользоваться полной юридической независимостью как от государства, так и от лабораторий и нести ответственность за свои профессиональные действия только перед Советом Хартии и своими пациентами. Поэтому легко понять, что именно государство, взявшее на себя ответственность за здоровье нации, должно держать под строгим контролем выдачу дипломов врачам и позволять им заниматься лечебной практикой. Но в то же время действия государства в этой области должны в свою очередь также подлежать ограничению. Оно не должно вторгаться в область, касающуюся исключительно медицины и самих врачей.

Нельзя допускать, чтобы государство само устанавливало расценки консультаций, проводимых каждой категорией врачей, регулировало число врачей, практикующих в секторе социального страхования или частной практики, осуществляло контроль над содержанием предписываемых пациентам рецептов, принуждало врачей выписывать только определенный перечень лекарств; сокращало число исследований в области эхографии, сканографии, радиографии и других; обязывало врачей платить более высокие налоги в социальный фонд, чем представители всех вместе взятых остальных свободных профессий. Необходимо, чтобы оно лишь ограничило число медикаментов, стоимость которых компенсируется Службой социального обеспечения.

Поэтому можно утверждать, что в результате реализации вышеизложенных мер существует посягательство на свободу назначения пациентам медикаментов, что является для врача фундаментальной свободой, а также посягательство на свободу граждан, имеющих право обратиться к врачу за медицинской помощью. Государство не имеет юридического права определять лечебную значимость частной практики потому, что она является свободной, и не имеет никакого права запретить какой-либо личности распоряжаться своим телом так, как ей этого хочется. Подобное посягательство на свободу медицинского корпуса и граждан, являясь абсолютно незаконным, за последние десятилетия и не приобрело бы никакой законной силы, если бы не была создана ошибочная Служба социального обеспечения, которая из-за своих ограничений сама является нелегальной. Начало деятельности этой службы явилось второй причиной потери независимости аллопатической медициной. Если дела пойдут так и дальше, то Служба социального обеспечения вскоре станет как для нации, так и для государства настоящей бездонной финансовой пропастью.

В начале XIX в. богиня Разума отказалась от ранее накопленного медицинского опыта. Во имя революции, в основном материалистической и механической, природа, которая не была продуктом человеческого разума, была отодвинута на второй план. Во имя того же разума было слишком просто продолжать использовать элементарные и примитивные продукты, полученные из растений и камней. Стали пытаться с помощью химии получать те же самые продукты или их эквиваленты, что означало подтверждение превосходства разума над материей. Эта фундаментальная ошибка и подобный образ мышления, которые быстро изменили мир, стали причиной появления и развития фармакологической промышленности. Теперь речь шла только о синтетической продукции, производство которой с завидным исступлением начали лаборатории всего мира. Производилось неизвестно что и неизвестно как, но лишь с единственной целью — извлечь как можно больше прибыли. Как и при всяком промышленном производстве, быстро встала проблема поиска рынков сбыта. Потенциально неисчерпаемый рынок открывался перед алхимиками нового поколения и перед их продукцией. Уже были готовы продавцы — аптекари, еще продолжающие заниматься своими научными изысканиями, оставалось только найти менеджеров и дилеров, которые бы взялись за реализацию бесчисленных и дорогих ингредиентов. Но это было относительно легким делом. Медицина еще находилась в собственном поиске, не зная, каким святым посвятить себя после многовековых экспериментов, невежества и огромных претензий. Официальная аллопатическая медицина полностью выхолостила принципы Гиппократа, даже не сохранив их духа и формы. Она блуждала на протяжении нескольких столетий в поиске какой-то терапевтической истины, которая от нас без конца ускользала. С помощью сарказма, клеветы и других неквалифицированных методов она боролась против тех, кто не принадлежал к Академии медицины или не желал подчиняться ее правилам. Еще в начале 1835 г. она оспорила значение нового "ганемановского" терапевтического метода, благодаря которому многим больным было возвращено утраченное здоровье. Официальная аллопатическая медицина стала для владельцев фармакологической промышленности, производящей химические препараты на основе синтеза, очень ценным помощником в получении прибыли во всех ее формах. Можно было рассчитывать, в крайнем случае, на аптекарей и фармацевтов, которым уже ничего не оставалось, как стать простыми продавцами продукции, разработанной и выпущенной промышленностью, при этом владельцы лабораторий не отказывались и от услуг бакалейщиков и торговцев товарами фармацевтического назначения.

В США и некоторых скандинавских странах медикаменты продаются в специализированных Drug Stores лицами, не имеющими диплома фармацевта! Но то, что казалось прежде немыслимым, стало реальностью - врачи сами стали приносить большие прибыли лабораториям, реализуя их продукцию. Не принимая никакого личного участия в предварительных экспериментах, доверяясь лживой рекламе, которая их ежедневно окружает, врачи прописывают своим пациентам множество химической продукции, которая сама способна вызвать ятрогенные заболевания. Между прочим, термин "ятрогенный" был изобретен самой аллопатической медициной для обозначения особо нежелательных, опас-

ных и токсичных препаратов синтетического происхождения, не имеющих ничего общего с субстанциями природного происхождения. Произведенные из веществ неизвестного происхождения, они являются мертвыми элементами, а введение в живой организм чужеродных химических веществ вызывает их отторжение. Подобное отторжение, к сожалению, не проходит бесследно, без поражения органов. В живом организме химической продукции противостоит природный лечебный механизм, который является продуктом природы. Вполне вероятно, что в течение эволюции наш организм впитал в себя структуры мировой Вселенной, и потому существуют такие феномены, как электромагнитное поле, вибрационный резонанс, согласованность между растением и человеком, между камнем и металлом, а также между самими человеческими существами.

Таким образом, большинство врачей, окруженных огромным количеством фармацевтической продукции, в свою очередь сами порой перегружают своих пациентов невообразимым количеством дорогостоящих токсичных препаратов. Они слепо доверяют утверждению рекламных проспектов о безвредности продукции, проверенной лабораторией в ходе так называемых тестов. Хотя с характеристикой каждого лекарства они могут ознакомиться в медицинском словаре Видаля, в котором указаны нежелательные побочные действия всех выпускаемых в продажу медикаментов. Однако в этом словаре можно встретить и предупреждения о некоторых препаратах, разрекламированные лечебные свойства которых не смогли быть проверены в ходе клинических тестов! Как же могло произойти, что такие лечебные препараты поступили на рынок и продолжают до сих пор находиться в продаже? Однако случается и так. Во Франции для лечения различных форм заболеваний врач использует в своей практике до 800 указанных в перечне медикаментов. Отдельные государства ЕС располагают перечнем до 12 тыс. лекарств, а в среднем - до 10 тыс. Не все лекарства такого огромного количества могут пройти тестирование.

Всемирная организация здравоохранения уже неоднократно заявляла о том, что для лечения большинства болезней достаточно располагать 200 видов медикаментов. Но при таком избытке уже выпущенных лекарств никто не знает, какие сложные химические реакции происходят в организме вследствие приема тех или иных медикаментов, предписанных лечащим врачом. Любое взаимодействие между опасными химическими субстанциями может вызвать взрывоопасную ситуацию. И так происходит ежедневно. И это не могут заранее предвидеть ни врачи, ни лаборатории. Кроме того, чем сильнее воздействие медикаментов, тем это опаснее для пациентов. Как показали исследования во Франции, причиной 1/4 всех случаев госпитализации явилось употребление отдельных видов лекарств (Камий Жорж Вермут, химик, "Американская наука", декабрь 1978 г.)

Однако Ж. Вермут был далек от истины. Он не учитывал количества отравленных, с подорванным здоровьем пациентов, которые еще не госпитализированы, а остались дома один на один с серьезными заболеваниями. Отсюда можно сделать вывод, что насчитывается не 1/4 больных в результате приема опасных лекарств, а скорее 1/3, если не больше. Более того, отдельные пациенты, пережив период временного ослабления заболевания, через некоторое
время снова могут почувствовать недомогание, которое сопровождается не-

предвиденными осложнениями, об изначальном происхождении которых никто даже и не подозревает. Профессор Пьер Симон, который преподает фармакологию в Госпитале Питье-Сальпетриер, в 1982 г. заявил: "Когда врач прописывает больному одно лекарство, то он знает, на что он идет; когда два, то он еще в состоянии предвидеть их взаимодействие; начиная с трех, он уже не знает, что может произойти". Всемирная организация здравоохранения установила, что число смертных случаев, связанных с употреблением медикаментов, составляет 3 %, что соответствует 17 тыс. (столько умирает во Франции за 1 год). Это намного превышает количество несчастных случаев на дорогах и значительно выше числа умерших от инфекционных болезней. Стоит также заметить, что химические субстанции, содержащиеся в отдельных медикаментах, соединяются с химическими элементами, встречающимися в продуктах питания, и никто точно не знает, какие могут быть последствия при подобном взаимодействии. К примеру, химические субстанции медикаментозного синтеза + нитраты + пестициды + фунгициды + консерванты + красители. Таким образом, налицо сложная формула опасности.

Мы только что привели ряд причин, указывающих на опасный характер профессии врача. Отдельные читатели могут возразить, что термин "опасный" слишком преувеличен и что, в конце концов, эта профессия не такая уже и плохая, как хотелось бы некоторым...

Мне кажется необходимым напомнить следующее: согласно исследованию, проведенному во Франции Советом Хартии и опубликованному в январе 1990 г., оказывается, что 20 тыс. врачей не имеют никакой клиентуры или вообще безработные. Среди 150 тыс., имеющих клиентуру, 45 тыс. проводят менее пяти приемов в день. На доход от этого они не в состоянии прожить. Остается 105 тыс. специалистов и терапевтов, которым удается получить доход от своей практики. Из статистических данных Национальной кассы страхования болезней видно, что из 64 тыс. терапевтов более 20 тыс. имеют доход, равный (или ниже) обязательному тарифному уровню (SMIC), что среднегодовой доход одного терапевта составляет 390 тыс. французских франков. Таким образом, за минусом налоговых издержек и социальных отчислений месячный доход его составляет 15 тыс. французских франков. И только некоторым хирургам, рентгенологам и специалистам удается заработать больше денег, но нужно не забывать, что им необходимо еще покупать необходимые для работы оборудование и материалы.

С финансовой точки зрения профессия врача не представляется очень опасной. Главной причиной ее опасности является галопирующая демография, поражающая медицинский корпус на протяжении вот уже нескольких десятилетий; феномен, порождающий множество других феноменов, о которых я выше уже рассказывал, но в данном случае речь идет о западноевропейском случае, который мог бы и не произойти. Действительно, подобное зло могло бы и не возникнуть, если бы врачи, во-первых, соблюдали неписаное правило: терапевт направляет больного к специалисту, специалист — к хирургу и затем, все в обратном порядке. А во-вторых, если бы активные врачи, которых еще в 1960 г.

насчитывалось 36 тыс., располагая ограниченным числом медикаментов, прописывали бы с достаточным обоснованием и в разумных количествах наиболее эффективные и легко усваиваемые лекарства, то подобное могло бы и не произойти.

Вот как раз в 60-х годах появившиеся на рынке антибиотики совершили чудо при лечении некоторых серьезных заболеваний. И с этого же времени кортизон, а также его производные были отнесены в разряд чудесных лекарств. Пациенты поверили в это чудо. В 1979 г., то есть 19 лет спустя, число активных врачей уже составило 107 тыс., и они продолжали прописывать без каких-либо изменений антибиотики и кортизон. Но некоторые врачи, в частности доктор Анри Прадаль, в 1974, 1975 и 1977 гг. стали говорить об опасностях, которые таили в себе часто назначаемые медикаменты (Анри Прадаль — доктор медицины и токсикофармакологии). Последний его труд — "Новый справочник по медицинским препаратам" — появился в 1980 г. В результате его опубликования многие лаборатории подали на А.Прадаля в суд. Все книги нескольких сотен тысяч экземпляров были быстро раскуплены. В результате миллионы читателей смогли осознать ту опасность лекарств, которые им прописывают семейные врачи. 1970 и 1980 гг. были годами, когда на мировом уровне разыгрывались целые драмы, которые широко освещала пресса, вызванные некоторыми лекарствами, поступившими в реализацию (парацетамол, орабилекс, метаквалон, хлорамфеникол, трилерган, пронап, плаксин и ряд других). Действительно, кроме вышеперечисленных (в том числе и талидомид) сотни других также вызвали смертельные исходы.

Широкая публика, шокированная в первое время, стала проявлять бдительность и терять доверие к расхваливаемым целебным качествам аллопатических препаратов. Она стала все больше обращаться к менее агрессивным лекарствам. В течение 10 лет, в то время как численность медицинского персонала продолжала расти — со 107 тыс. до 170 тыс., то есть на 59%, количество больных также продолжало расти — с 40 до 50%, они стали отворачиваться от официальной аллопатической медицины, принося большую прибыль сторонникам более щадящей медицины. Следовательно, не только демографический фактор стал причиной резкого падения авторитета аллопатической медицины, но также и потеря уважения к ней со стороны пациентов, что было вызвано необдуманным назначением врачами опасных для их здоровья медикаментов.

Лаборатории, доказывая свое полное безразличие ко всем разворачивающимся драмам, вызванным их опасной продукцией, устремились без оглядки к новым "амбразурам". Наступил период процветания таких новых субстанций, как транквилизаторы, антидепрессивные и противогипертонические средства, всевозможные диуретики, антагонистмы кальция, бета-блокаторы и ряд других препаратов, предназначавшихся для лечения заболеваний, вызванных специфическими условиями, соответствующими нашему образу жизни в индустриальном обществе. С 1980 по 1990 г. врачи очень обрадовались появлению новых препаратов и стали назначать их. Результаты не заставили себя ждать: сегодня установлено, что большинство из этих медикаментов бесполезны, опасность их может сказаться в течение 10 лет. Некоторые из них вызывают, особенно у по-

жилых людей, серьезные заболевания, перерастающие в хронические, тогда как достаточно простого режима питания, чтобы излечить подобный вид болезней, вызванных цивилизацией.

В результате работы тех врачей, которые используют в своей медицинской практике бесполезные и опасные медикаменты, аллопатическая медицина переживает период потери к ней всякого уважения. Эти медикаменты, восхваляемые фармакологическими лабораториями, совершенно безрассудно назначаются врачами, которые тем самым берут на себя всю ответственность за возможные последствия применения опасной продукции. А подобная ответственность обязательно включает в себя положительную или отрицательную оценку пациентами работы врача. И сегодня оказывается, что такая оценка является отрицательной. А отсюда и потеря вероятности того, что официальная медицина и ее представители смогут когда-нибудь вновь поднять свой былой авторитет. Подобный процесс кажется необратимым. Мы находимся в состоянии настоящего химиотерапевтического загрязнения.