Революция и диктатура в парагвае

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Известно, что в конце июля 1840 г. во время ежевечерней верховой прогулки Франсиа попал под сильный ливень, простудился и слег. Почувствовав себя вскоре несколько лучше, он, вопреки настояниям своего врача Эстигаррибии, предписавшего ему строгий постельный режим и полный покой, возобновил прежний образ жизни и приступил к обычным занятиям. В сентябре его состояние вновь ухудшилось, но крепкий организм диктатора еще пытался бороться с болезнью, пока в середине месяца в ходе ее не наступил кризис. Будучи уже не в силах подняться с постели, Франсиа тем не менее не пожелал отдать какие-либо распоряжения, а неотлучно находившийся при нем врач (которому помогала старая служанка) не осмелился никому сообщить о тяжелом, явно безнадежном положении больного. Вечером 19-го началась агония и на следующее утро он скончался (судя по всему, от кровоизлияния в мозг), не оставив ни завещания, ни указания о преемнике ¹. [343]

К концу дня траурная весть разнеслась по столице. Народ оплакивал Франсию ², хотя многие не решались поверить в смерть всемогущего диктатора до тех пор, пока на следующее утро не были приспущены флаги и не зазвучал похоронный перезвон колоколов кафедрального собора. Зато те круги, которые составляли скрытую оппозицию диктатуре или в какой-то мере критически относились к ней, связывали с кончиной Франсии надежды на демократизацию режима и другие важные перемены в жизни государства ³.

Между тем среди приближенных покойного диктатора разгорелась борьба за власть. Большую активность проявлял личный секретарь Франсии Поликарпо Патиньо. Но его опередили высшие чипы парагвайской армии, сформировавшие временную правительственную хунту. Патиньо пришлось удовольствоваться постом одного из ее секретарей. Однако вошедшие в правительство офицеры не без оснований полагали, что он отнюдь не отказался от планов установления своей единоличной власти. Поэтому, пользуясь тем, что в глазах определенной части общества Патиньо был весьма одиозной фигурой, так как считался ответственным за многие акты произвола периода диктатуры, руководители хунты распорядились арестовать секретаря. Не дожидаясь суда, он повесился в тюремной камере.

Ограничившись объявлением амнистии и освобождением политических заключенных, хунта в остальном придерживалась прежнего курса. В частности, она не обнаруживала намерения созвать конгресс и ввести представительную форму правления. Это вызвало сильное недовольство, вылившееся 22 января 1841 г. в вооруженное выступление некоторых воинских частей столичного [344] гарнизона. Хунта была свергнута, и власть перешла к триумвирату, составленному из гражданских лиц. Но и этот правительственный орган не спешил с созывом конгресса. В результате 19 февраля в Асунсьоне произошел новый военный переворот. Триумвират был распущен, и бразды правления взял в свои руки Мариано Роке Алонсо, занявший пост главнокомандующего вооруженными силами. Его секретарем стал Карлос Антонио Лопес — адвокат по профессии, который в годы правления Франсии жил уединенно в своем поместье, вдали от столицы. Будучи способным и образованным человеком, хорошо разбиравшимся в политических вопросах, он фактически являлся центральной фигурой правительства.

12 марта 1841 г., после 25-летнего перерыва, собрался наконец национальный конгресс, вновь учредивший в Парагвае консулат. Поставленные во главе государства сроком на три года консулы Лопес и Алонсо должны были совместно осуществлять высшую гражданскую и военную власть. Номинально деля ее со своим коллегой, Лопес вскоре оттеснил его на второй план. Проявляя большую энергию и целеустремленность, он быстро завоевал авторитет и популярность среди различных слоев населения. Его широкая эрудиция производила внушительное впечатление. Многие видели в нем человека, который при Франсии находился в опале. Все это, при отсутствии демократической системы правления и низком уровне политического развития подавляющего большинства парагвайского общества, позволило Лопесу подготовить условия для последующей узурпации власти. Однако в отличие от Франсии он стремился установить режим, который обладал бы внешними атрибутами представительного строя и формально имел под собой какую-то юридическую основу.

С этой целью 13 марта 1844 г. была созвана сессия национального конгресса. По предложению Лопеса она приняла первую в истории Парагвая конституцию, провозглашавшую принцип разделения властей, равенство граждан перед законом, их право обращаться к правительству со своими жалобами и претензиями и т. д. Но практически конституция узаконивала неограниченную диктатуру, поскольку она предусматривала сосредоточение всей полноты власти (включая командование вооруженными силами) в руках одного человека — президента, избираемого конгрессом на 10 лет, с правом [345] переизбрания. Созыв конгресса раз в пять лет являлся всего лишь фикцией.

В соответствии с конституцией президентом, как и следовало ожидать, был избран Лопес. В мае 1849 г. он провел очередное заседание конгресса, который послушно одобрил его деятельность. 14 марта 1854 г. конгресс переизбрал Лопеса на следующее десятилетие, но он, сославшись на свой преклонный возраст, заявил, что будет занимать президентский пост лишь в течение трех лет. Однако еще до истечения этого срока, в ноябре 1856 г. собралась чрезвычайная парламентская сессия, которая по настоянию Лопеса внесла в конституцию ряд изменений с целью увековечить его власть и сделать ее наследственной. Для этого число депутатов было уменьшено с 200 до 100, а принцип всеобщего голосования заменен системой, основанной на имущественном цензе и других ограничениях. Отныне в выборах могли участвовать только лица, владевшие недвижимым имуществом, обладавшие всеми гражданскими правами, проявившие политическую благонадежность и патриотизм. Это практически означало устранение подавляющего большинства народа от участия в избрании депутатов, которое стало привилегией имущих классов.

Президенту предоставлялось право назначения вице-президента, каковой в случае его смерти, отставки или неспособности выполнять свои обязанности должен был временно, до созыва конгресса, осуществлять функции главы государства и правительства. Кроме того, если по конституции 1844 г. президентом мог стать лишь штатский человек старше 40 лет, то теперь предусматривалось, что этот пост вправе занимать и военные, а возрастной ценз снизился до 30 лет.

Судя по всему, большинство дополнений и изменений, внесенных в конституцию, было связано с намерением Лопеса по истечении срока его полномочий передать власть своему старшему сыну Франсиско Солано, являвшемуся главнокомандующим вооруженными силами, военным и морским министром ⁴. Тем не менее в марте 1857 г. Лопес-отец добился очередного переизбрания (опять на 10 лет) и оставался у власти до самой смерти, последовавшей 10 сентября 1862 г. Незадолго до этого, [346] 15 августа, он назначил сына вице-президентом, и 13 сентября Ф. С. Лопес объявил, что приступил к исполнению обязанностей временного главы государства. 16 октября конгресс избрал его на пост президента республики ⁵, который он занимал до своей гибели (1870 г.), продолжая в основном политику отца и сохраняя установленный при нем строй.

Таким образом, режим Франсии сменился столь же долголетней диктатурой Лопесов. Эти два периода истории Парагвая представляют собою различные этапы сложного процесса экономического и социального развития страны, начавшегося с ее освобождения от колониального ига и превращения в независимое государство.

На протяжении 20—30-х годов XIX в. в Парагвае продолжался рост производительных сил, происходило постепенное становление буржуазных отношений. Однако формированию капиталистического уклада в парагвайской экономике во многом препятствовала политика Франсии, вернее, некоторые ее стороны. Если изоляция страны первоначально стимулировала подъем промышленности и сельского хозяйства, то в дальнейшем сокращение торговых и иных связей с внешним миром, утрата традиционных рынков сбыта, невозможность использования научных достижений и технического опыта более передовых государств, отсутствие квалифицированных кадров специалистов стали все больше тормозить экономический прогресс. Упадок торговли не замедлил сказаться на состоянии государственных финансов. Поэтому неудивительно, что перед преемниками Франсии сразу же встал вопрос о необходимости изменения политического курса. Прежде всего надо было покончить с изоляцией Парагвая. Но сделать это было не легко, потому что реализация подобной задачи зависела не только от желания асунсьонского правительства, но и от планов других, особенно соседних государств, а также от международной обстановки, в частности от общей ситуации на Рио-де-ла-Плате.

Будучи более трезвым и гибким политиком, нежели Франсиа, К. А. Лопес, придя к власти, решил отказаться от изоляционистской системы. Он поставил перед собой цель добиться признания суверенитета Парагвая [347] другими странами и наладить всесторонние контакты с ними. Уже первый после кончины «верховного диктатора» национальный конгресс, собравшийся в марте 1841 г., поручил консулам принять меры к нормализации внешних сношений «без ущерба для независимости и безопасности республики» и разрешил иностранным торговым судам регулярно заходить в порт Пилар (при сохранении запрета подыматься выше по течению Парагвая). Практически это разрешение означало шаг к сближению с пограничной аргентинской провинцией Корриентес, где с 1839 г. продолжалось восстание против диктатуры Росаса, претендовавшего на власть над всей Аргентинской конфедерацией. 31 июля 1841 г. в Асунсьоне был подписан договор о дружбе, торговле и судоходстве между парагвайским правительством и губернатором Корриентес.

Как и можно было предполагать, Росас усмотрел в этом акте вмешательство Парагвая во внутренние дела конфедерации, главой которой он себя считал. В результате его прежнее лояльное отношение сменилось открыто враждебным. Молчаливо соглашаясь на протяжении ряда лет рассматривать Парагвай как самостоятельное государство, правительство Росаса вновь выдвинуло теперь старый тезис о том, что эта страна является такой же составной частью Аргентинской конфедерации, как и прочие входящие в нее провинции.

Позиция Аргентины и стремление подготовить почву для переговоров о дипломатическом признании Парагвайской республики другими государствами обусловили необходимость официального заявления высшего представительного органа о независимости Парагвая, что, как указывалось выше, не было в свое время формально сделано первым национальным конгрессом в 1813 г. С этой целью консулы 25 ноября 1842 г. созвали сессию конгресса, который принял декларацию, торжественно провозглашавшую независимость республики и напоминавшую о том, что она уже свыше 30 лет существует как суверенное государство. Хотя этот документ как будто не имел определенного адресата, он, по существу, предназначался в первую очередь аргентинскому правительству. В декабре того же года консулы направили текст декларации Росасу и властям других соседних стран. 26 апреля 1843 г. Росас заявил, что Буэнос-Айрес не может признать независимость Парагвая, так как для решения данного вопроса [348] надо созвать представителей всех провинций, входящих в конфедерацию, а обстановка не позволяет этого сделать. Подлинной же причиной его отказа от признания Парагвайской республики было сближение последней с Корриентес, являвшееся главным препятствием к нормализации аргентино-парагвайских отношений.

Несмотря на свою крайнюю заинтересованность в урегулировании разногласий с Аргентиной, асунсьонское правительство продолжало тем не менее ориентироваться на укрепление дружественных связей с Корриентес. Дело в том, что в силу географического положения этой провинции ее администрация полностью контролировала основные транспортные артерии Парагвая — реки Парану и Парагвай, и при желании имела возможность в любой момент перерезать их, лишив страну жизненно важных коммуникаций. Без согласия властей Корриентес ни одно судно не могло войти с юга в парагвайские воды или спуститься вниз по Паране, т. е. невозможно было развитие судоходства и торговли с Буэнос-Айресом и прочими лаплатскими провинциями.

В отличие от Аргентинской конфедерации остальные соседи Парагвая заняли по отношению к нему вполне лояльную позицию. Боливия 17 июня 1843 г. признала Парагвайскую республику. 14 сентября 1844 г. аналогичный шаг предприняла и Бразилия. Опасаясь создания сильного аргентинского государства в границах бывшего вице-королевства Рио-де-ла-Платы, бразильское правительство стремилось не допустить поглощения Парагвая Аргентиной и потому было заинтересовано в стабилизации его международного положения. В связи с этим оно через своих дипломатических представителей в странах Америки и Европы добилось признания парагвайского суверенитета некоторыми американскими и европейскими государствами.

Таким образом, с длительной внешнеполитической изоляцией Парагвая было покончено. Но для преодоления экономических трудностей требовалось нормализовать отношения с Аргентиной, а они становились все более напряженными.

В декабре 1844 г. президент Лопес заключил с губернатором Корриентес новый торговый договор, который привел к дальнейшему обострению аргентино-парагвайского конфликта. Росас ответил на этот акт запрещением [349] речного сообщения между Аргентиной, с одной стороны, Парагваем и Корриентес — с другой. Вслед за тем его союзник уругвайский генерал Орибе запретил использовать для торговли с Парагваем и р. Уругвай. В результате парагвайское государство опять оказалось в состоянии почти полной блокады и могло поддерживать связь с внешним миром лишь сухопутным путем, через бразильскую границу.

В создавшейся обстановке правительство Лопеса, в значительной мере под влиянием Бразилии, подписало 11 ноября 1845 г. соглашение с Корриентес об «оборонительном и наступательном союзе» против Аргентинской конфедерации. В соответствии с этим соглашением 5-тысячная парагвайская армия под командованием сына президента в начале 1846 г. переправилась через Парану и вступила в пределы Корриентес. Однако вскоре союзник Парагвая потерпел поражение от войск Конфедерации, после чего армия Лопеса-младшего, так и не вступив в бой, вернулась обратно на северный берег Параны. Лишь блокада Буэнос-Айреса, предпринятая Англией и Францией, удержала в тот момент правительство Росаса от вторжения в Парагвай. Но оно по-прежнему продолжало рассматривать его как часть Аргентинской конфедерации и рассчитывало со временем включить в ее состав.

В конце 1850 г. представители Парагвая и Бразилии подписали секретный договор о союзе и взаимопомощи, направленный против Аргентины. Несколько месяцев спустя в Корриентес и Энтре-Риос вспыхнули восстания против режима Росаса, и 29 мая 1851 г. эти провинции заключили соглашение с Бразилией и Уругваем об объединении своих сил для свержения диктатуры. Но Парагвай, несмотря на приглашение союзников, не присоединился к коалиции, и разгром войск Росаса в сражении при Касерос 3 февраля 1852 г. был осуществлен без его участия. Тем не менее правительство Лопеса воспользовалось плодами этой победы, одним из последствий которой явилось признание независимости и суверенитета Парагвая Аргентинской конфедерацией 17 июля 1852 г. Парана была наконец открыта для парагвайской торговли.

Урегулирование отношений с соседними государствами позволило Лопесу уделить большее внимание установлению весьма важных для страны связей с европейскими державами и США. 4 марта 1853 г. в Асунсьоне были [350] подписаны договоры о дружбе, торговле и судоходстве c Англией, Францией, США и Сардинией. Президент Лопес ратифицировал их в том же месяце, а для обмена ратификационными грамотами в июне 1853 г. направил в Европу специальную миссию во главе с Ф. С. Лопесом. Она имела важное значение, как первое публичное выступление парагвайской дипломатии за пределами американского континента, где вследствие многолетней изоляции Парагвая о нем практически почти ничего не было известно. За время своего продолжительного (свыше года) пребывания в Европе Лопес-младший был принят английской королевой Викторией, французским императором Наполеоном III, сардинским королем Виктором-Эммануилом II, встречался с видными политическими деятелями Англии, Франции, Сардинии. В беседах с ними затрагивались не только вопросы, связанные с выполнением непосредственной задачи, стоявшей перед миссией, но и проблемы дальнейшего развития отношений между Парагваем и указанными странами.

Вместе с тем Лопес использовал свою поездку также и для контактов с другими европейскими правительствами, ознакомления с состоянием экономики передовых капиталистических стран, налаживания деловых связей и т. д. В Риме он вел переговоры с государственным секретарем папской курии кардиналом Антонелли, но не сумел получить аудиенцию у самого папы Пия IX. Крайне недовольный политикой Франсии по отношению к церкви, папа категорически отказался признать парагвайское государство. Столь же безрезультатными оказались усилия Лопеса, посетившего Мадрид, добиться признания независимости Парагвая Испанией.

Значительно более успешной была деятельность миссии в Англии. Здесь ее члены побывали, помимо Лондона, в Ливерпуле, Манчестере, Глазго и получили довольно полное представление о британской промышленности — наиболее развитой в тогдашнем мире. Они закупили машины, оборудование, военные материалы, разместили заказы на строительство судов на английских верфях, заключили контракты с британскими инженерами, механиками и другими специалистами, приглашенными на работу в Парагвай. Во Франции Лопес внимательно изучал организацию армии. Миссия сыграла немалую роль в укреплении международного престижа республики. [351]

Менее благоприятно сложились отношения Парагвая с США. Хотя договор между ними был в июне 1854 г. ратифицирован американским сенатом, обмен ратификационными грамотами затянулся в связи с конфликтом, возникшим вследствие нарушения военным судном США запрета заходить в парагвайские воды. Лишь в феврале 1859 г. стороны подписали новый договор, который в течение года вступил в силу.

Добиваясь упрочения внешнеполитического положения Парагвая и признания его другими государствами, асунсьонское правительство изменило свою первоначальную позицию по отношению к режиму Франсии. В послании английскому дипломату Гордону от 30 августа 1843 г. консулы оправдывали проводившуюся покойным диктатором изоляционистскую политику ⁶. В 1845 г. К. А. Лопес писал о Франсии, что «на протяжении всего своего долгого правления он всегда ревностно отстаивал права республики Парагвай». Прекращение сношений с внешним миром и другие решительные акции того периода президент считал вынужденными мерами, вызванными опасными происками внешних и внутренних врагов. Народ сожалел, по словам Лопеса, о смерти Франсии, ибо «как бы его ни критиковали, он заложил основы независимости Парагвая» ⁷. Но со временем парагвайские правящие круги сочли необходимым «отмежеваться» от одиозной в глазах общественного мнения Америки и Европы диктатуры Франсии и противопоставить ей «конституционный» режим Лопеса.

Первым шагом в этом направлении явился выпуск в 1848 г. анонимной брошюры «Парагвай», подготовленной явно с одобрения, а может быть и при участии высокопоставленных государственных деятелей республики. Хорошо информированный М. П. де Пенья утверждал, будто составленный X. А. Хельи текст корректировал лично президент Лопес, а затем собственноручно переписал его младший сын Бенигно⁸.

Впоследствии прежняя оценка покойного диктатора подверглась и официальному пересмотру. Ему способствовали [352] падение диктатуры Росаса в Аргентине, заключение договоров с Англией, Францией, США, Сардинией, поездка парагвайской миссии в европейские страны. В послании конгрессу от 14 марта 1854 г. К. А. Лопес нарисовал уже весьма неприглядную картину состояния страны к моменту смерти Франсии ⁹.

Выход Парагвая из состояния долголетней изоляции оказал большое влияние на его экономическую жизнь, которая заметно оживилась. Этому способствовала политика правительства Лопеса. Оно открыло порты для иностранных судов, поощряло развитие внешней торговли и иммиграцию, пригласило из-за границы квалифицированных инженеров и техников, врачей, архитекторов.

Главной отраслью экономики продолжало оставаться сельское хозяйство, продукция которого составляла основную статью парагвайского экспорта. В связи с этим государство стимулировало рост товарного земледелия (разведение табака и других культур) и скотоводства, сбор йербы-мате, заготовку древесины.

Большое внимание уделялось развитию промышленности. В отличие от предшествующего периода, когда преобладало мануфактурное и даже ремесленно-кустарное производство, в стране стали появляться предприятия современного типа, внедрялись новые средства транспорта и связи. В 1854 г. был введен в эксплуатацию металлургический завод в Ибикуи. Парагвайцы начали сами изготовлять ружья, пушки, сельскохозяйственный инвентарь и оборудование. На верфях строились военные и торговые суда. В 1856 г. был спущен на воду первый в Испанской Америке пароход со стальным корпусом. Рост торгового флота послужил толчком к развитию судоходства. На р. Парагвай, близ столицы, был сооружен морской арсенал. В 1854 г. началось строительство одной из первых в Южной Америке железных дорог Асунсьон — Парагуари (протяженностью 72 км), которая в 1861 г. была введена в эксплуатацию. Прокладывались новые грунтовые дороги, каналы, телеграфные линии, появились [353] типографии ¹⁰. В Асунсьоне были построены правительственные здания, собор, театр, укреплена набережная, улицы вымощены булыжником, проведены дренажные работы, реконструирован порт.

Заметно вырос объем внешней торговли. Если в 1851 г. стоимость экспорта составляла около 341 тыс. песо, то к 1857 г. она достигла 1700 тыс. Импорт увеличился за это время с 231 тыс. до 1074 тыс. песо ¹¹. Из Парагвая вывозились главным образом табак и табачные изделия, йерба-мате, древесина, кожи, фрукты. Существенное превышение экспорта над импортом позволило систематически, из года в год, поддерживать активный торговый баланс.

Продолжая политику Франсии, правительство Лопеса добивалось дальнейшего усиления роли государства в экономике. С этой целью оно поставило в 1848 г. под свой контроль все леса, в которых производилась заготовка древесины и имелись заросли йербы-мате. Одновременно были национализированы общинные земли 21 индейского селения. В результате большая часть земельного фонда оказалась в руках государства. Лишь меньшинство населения владело пахотными участками, большинство же арендовало казенную землю. Значительно возросло число «эстансий родины» ¹². Правительство монополизировало доходную торговлю йербой-мате и некоторыми другими продуктами.

Однако, наряду с ростом государственного сектора, в Парагвае происходил и обратный процесс концентрации частной собственности. Некоторым лицам, в том числе и крупным землевладельцам, было возвращено имущество, конфискованное в период правления Франсии, или выплачена денежная компенсация. Отдельные владения по тем или иным причинам вообще не подверглись [354] экспроприации. Наконец, в 40—50-х годах появилась численно небольшая, но весьма могущественная группа новых помещиков (связанных с рынком), купцов и предпринимателей в лице самого К. А. Лопеса, его детей, родственников и приближенных. В условиях диктатуры они, обладая государственной властью, располагали огромными возможностями для обогащения. Используя свое положение, Лопес и его окружение приобретали эстансии и плантации, вели торговлю, вкладывали капиталы в другие отрасли хозяйства.

Таким образом, в середине XIX в. в Парагвае стала складываться своего рода буржуазная олигархия, представлявшая собою верхушку формировавшейся национальной буржуазии. Олицетворяя частнокапиталистическую тенденцию в развитии парагвайской экономики, эта прослойка в силу своей принадлежности к правящим кругам поддерживала и меры, направленные на усиление роли государства в хозяйственной жизни. Само выделение такой верхушки являлось признаком роста капиталистических отношений.

Развитию капитализма и укреплению буржуазного строя способствовал ряд социальных реформ и других мероприятий. 24 ноября 1842 г. был издан декрет об освобождении детей рабов, родившихся после 1 января 1843 г. ¹³, и запрещении работорговли ¹⁴. Указ от 7 октября 1848 г. устанавливал юридическое равноправие индейцев. Правительство организовало полицию, упорядочило судопроизводство, запретило пытки. Введение воинской повинности и возможность регулярных закупок военных материалов за границей позволили довести в 50-х годах численность регулярной армии до 25 тыс. человек.

Для подготовки кадров требовалось расширить сеть учебных заведений. В 1857 г. в стране насчитывалось уже 408 начальных школ, а к концу правления К. А. Лопеса их число достигло 435 (где обучалось почти 25 тыс. учащихся). В 1841 г. была основана «Литературная [355] академия», а затем и средняя школа, дававшие гуманитарное образование. При многих школах были созданы общежития для неимущих учеников. Со временем стала практиковаться посылка молодежи на учебу за границу. С апреля 1845 г. в Парагвае впервые начала выходить газета «Независимый парагваец».

Правительство Лопесов в целом не изменило режим, установленный Франсией. Оно действовало диктаторскими методами, не допускало гражданских свобод и деятельности оппозиции, сохранило строгую централизацию управления и регламентацию всей экономической и политической жизни. Вместе с тем Лопесы учитывали потребности хозяйственного развития Парагвая, действовали более гибко, осторожно и умеренно, нежели их предшественник. В итоге парагвайская экономика сделала в 40—50-х годах значительный шаг вперед, и страна стала самым богатым и процветающим государством Южной Америки. Но плоды этого материального прогресса все в большей мере присваивались господствующей элитой, сосредоточившей в своих руках неограниченную власть. Если политика Франсии определялась не столько конкретными требованиями того или иного класса, сколько общенациональными задачами и мировоззрением диктатора, то диктатура Лопесов непосредственно выражала классовые интересы зарождавшейся парагвайской буржуазии, особенно ее привилегированной верхушки.

Указанное обстоятельство имело существенное значение для складывания капиталистических отношений в Парагвае. Этот процесс отличался там своеобразием, обусловленным исторически сложившейся структурой сельского хозяйства — главной отрасли парагвайской экономики. Поскольку число эстансий и плантаций крупных землевладельцев было сравнительно невелико, частновладельческий сектор представляли преимущественно хозяйства средних и мелких собственников и арендаторов, обходившихся силами своей семьи или нанимавших в помощь себе нескольких батраков. На базе таких свободных от феодальных пут мелких и средних хозяйств, основанных на личном труде владельца или арендатора, либо на использовании наемной рабочей силы, и происходило главным образом развитие капитализма в сельском хозяйстве Парагвая, в противовес другим латиноамериканским странам, где этот процесс протекал (крайне медленно и [356] мучительно) в условиях господства помещичьих латифундий, при сохранении докапиталистических форм эксплуатации и иных феодальных пережитков.

Различие социально-экономических систем и путей общественного развития способствовало обострению отношений между Парагваем и соседними государствами, хотя оно вызывалось и некоторыми другими причинами. Вскоре после прихода к власти Ф. С. Лопеса возник конфликт с Бразилией и Аргентиной, вылившийся позднее в затяжную войну, решающую роль в возникновении которой сыграли парагвайско-бразильские противоречия.

Разумеется, господствующие классы монархической Бразилии, где доминировали крупное землевладение и эксплуатация рабского труда, с особой враждебностью относились к Парагваю. К тому же они давно стремились отторгнуть часть его территории, что вынуждало парагвайское правительство проявлять неусыпную бдительность и принимать необходимые меры к защите суверенитета и территориальной целостности республики. Агрессивность бразильской внешней политики усилилась в начале 60-х годов, причем объектом ее экспансионистских устремлений первоначально оказался Уругвай. Желая аннексировать или по крайней мере подчинить своему контролю это небольшое государство, Бразилия воспользовалась вспыхнувшей там гражданской войной для вмешательства в его внутренние дела. Когда в апреле 1863 г. генерал Флорес при поддержке Аргентины (которая все еще не отказалась от планов поглощения бывших провинций вице-королевства Рио-де-ла-Плата) поднял восстание против уругвайского правительства, на помощь ему немедленно пришли вооруженные отряды бразильских фазендейро.

Действия Аргентины и Бразилии вызвали серьезную тревогу в Парагвае, что объяснялось естественным чувством солидарности с Уругваем (ибо и сам Парагвай постоянно находился под угрозой агрессии со стороны своих могущественных соседей) и опасением, что утрата им независимости приведет к нарушению равновесия сил в бассейне Ла-Платы. Кроме того, парагвайские правящие круги опасались, что в случае установления иностранного контроля над Уругваем нельзя будет беспрепятственно пользоваться портом Монтевидео, и тогда торговля и судоходство Парагвая окажутся в полной зависимости от [357] Буэнос-Айреса, со всеми вытекавшими отсюда последствиями.

Вынужденное принять меры предосторожности, правительство Ф. С. Лопеса в феврале 1864 г. объявило всеобщую мобилизацию, увеличило численность армии, производство оружия и боеприпасов, а также доставку военных материалов из-за границы, приступило к строительству новых оборонительных сооружений. В ответ на вторжение бразильских войск в Уругвай оно в середине ноября порвало дипломатические отношения с Бразилией, а в декабре 6-тысячная парагвайская армия перешла северо-восточную границу и заняла южную часть бразильской провинции Мату-Гросу. В связи с отказом аргентинского президента Митре разрешить переброску парагвайских войск, предназначенных для действий против Бразилии, через территорию Корриентес конгресс Парагвая 18 марта 1865 г. объявил войну Аргентине, а в апреле парагвайцы заняли Корриентес.

1 мая того же года правительства Бразилии, Аргентины и присоединившегося к ним Уругвая заключили тайный договор о «тройственном союзе» против Парагвая. Участники его усиленно подчеркивали, что намерены вести войну не с парагвайским народом, а лишь против правительства Лопеса, и на словах обязывались уважать независимость и суверенитет Парагвая. Но в то же время договор предусматривал раздел большей части его территории, выплату им огромной контрибуции, образование нового парагвайского правительства по выбору союзников, их контроль над судоходством и т. д. Таким образом, Парагвай оказался перед лицом мощной коалиции, включавшей два наиболее крупных государства Южной Америки и располагавшей неизмеримо большими, чем он, людскими и материальными ресурсами. Достаточно сказать, что общая численность населения трех стран по крайней мере в 10 раз превышала число жителей Парагвая. К тому же участники тройственного союза пользовались поддержкой Англии и других капиталистических держав, недовольных тем, что парагвайское правительство ограничивало деятельность иностранных предпринимателей.

Скрывая свои подлинные замыслы, союзники в официальных декларациях и печатной пропаганде изображали дело так, будто их единственным желанием является освободить парагвайцев от тирании Лопеса, которому они [358] приписывали честолюбивое намерение установить военно-политическую гегемонию Парагвая в Южной Америке и даже стремление стать «императором Ла-Платы». В действительности же враги парагвайского государства подобными заявлениями пытались замаскировать свою подлинную цель — приостановить дальнейшее самостоятельное развитие более передовой в социально-экономическом отношении страны и аннексировать ее территорию. Но дипломатические ухищрения и пропагандистская шумиха участников тройственной коалиции никого не обманули. Понимая, что над республикой нависла смертельная опасность, что под угрозой находятся ее независимость и территориальная целостность, парагвайцы проявили сознательность, мужество и патриотизм, защищая родину. Их героическая борьба сразу же приняла национальный характер.

На первом этапе войны Парагвай имел известные преимущества. Его военный потенциал в силу более высокого уровня социально-экономического развития был в то время выше, чем у противника. Располагая армией, насчитывавшей от 70 до 80 тыс. хорошо обученных и дисциплинированных солдат, Лопес за счет резервистов быстро довел ее численность до 100 тыс. человек ¹⁵ (против 75 тыс. вражеских войск). Поэтому он решил, не дожидаясь наступления союзников, взять инициативу в свои руки. 11 июня 1865 г. парагвайская эскадра атаковала бразильский флот на Паране, близ Риачуэло (южнее Корриентеса). В ходе ожесточенного боя часть бразильских кораблей была выведена из строя, однако парагвайцы, тоже понеся чувствительный урон, так и не сумели выполнить свою главную задачу — прорыв блокады. Незадолго до этого 12-тысячная парагвайская армия переправилась через Парану в районе Итапуа и, продвигаясь на юг, вышла к р. Уругвай. 5 августа она овладела бразильским городом Уругваяна, но смогла удерживать его лишь в течение полутора месяцев и 18 сентября капитулировала перед союзными войсками. Столь же неудачными оказались действия парагвайцев в провинции Корриентес, которую им пришлось оставить.

Поскольку наступательные операции успеха не имели, парагвайское командование в конце 1865 г. приняло [359] решение перейти к обороне. Центром ее на протяжении длительного времени была крепость Умайта, расположенная на восточном берегу Парагвая, недалеко от его впадения в Парану. В силу своего стратегического положения она являлась ключом ко всей парагвайской оборонительной системе, контролировала важнейшие коммуникации и защищала дальние подступы к столице. В марте 1866 г. 40-тысячная армия союзников, возглавляемая Митре, вторглась в Парагвай. Однако все ее попытки при поддержке бразильского флота овладеть Умайтой наталкивались на упорное сопротивление парагвайцев. Союзные войска несли огромные потери, но время работало на них. В феврале 1868 г. маркиз Кашиас, сменивший Митре на посту главнокомандующего аргентино-бразильскими сухопутными силами, активизировал военные действия. Кольцо блокады стягивалось все туже.

Убедившись, что долго удерживать Умайту не удастся, Лопес оставил в крепости 3-тысячный гарнизон, а сам отвел свои главные силы в северном направлении и занял оборону в районе Сан-Фернандо. После капитуляции Умайты (5 августа 1868 г.) парагвайцы отступили дальше на север и укрепились на рубеже р. Пикисири, на подступах к Асунсьону. Здесь в декабре они были окружены бразильцами и в результате 7-дневного сражения разгромлены. Однако самому Лопесу с 2,5 тыс. бойцов удалось все же уйти на восток. Достигнув подножья Кордильер, он опубликовал 30 декабря в Серро-Леоне воззвание к народу, в котором заявлял, что будет бороться с врагом до конца ¹⁶.

В начале января 1869 г. союзники заняли Асунсьон, и в течение нескольких дней в городе бесчинствовала солдатня, грабя, разрушая и насилуя. Однако большинство населения покинуло столицу, а также другие города и селения, захваченные противником, и ушло в глубь страны, в леса и горы, чтобы продолжать борьбу. Война приняла партизанский характер. Главным театром военных действий стали горные районы Кордильер. Используя условия местности, Лопес создал здесь новый оборонительный рубеж. Мобилизовав все возможные людские ресурсы, включая мальчиков-подростков, он в марте располагал уже 13-тысячной армией. В августе бразильцы [360] начали кампанию в Кордильерах. Действуя с исключительной жестокостью, они беспощадно истребляли парагвайцев не только в бою, но и пленных, а также мирное население, не считаясь с полом и возрастом.

Одновременно союзники нанесли парагвайскому народу удар в спину, создав 15 августа 1869 г. в Асунсьоне марионеточное временное правительство (триумвират). Оно состояло из предателей-эмигрантов, сражавшихся на стороне интервентов. 10 сентября триумвират опубликовал манифест, в котором осуждал действия правительства Лопеса и оправдывал участников тройственной коалиции.

Под натиском превосходящих сил противника небольшой отряд Лопеса вынужден был с боями отходить на северо-восток. 1 марта 1870 г. бразильские войска атаковали его в районе Серро-Кора, на р. Акидабан, недалеко от границы Бразилии. В неравном бою почти все парагвайцы были перебиты, а сам Лопес тяжело ранен. Он отказался сдаться в плен, и его застрелили на поле боя.

С гибелью Лопеса военные действия прекратились. Несмотря на отчаянное сопротивление парагвайского народа, мужественно и самоотверженно защищавшего свою независимость в неравной борьбе с врагами, последним удалось одержать победу. Война закончилась поражением Парагвая, который оккупировали бразильцы. Победители развязали кровавый террор. Стремясь уничтожить всех способных носить оружие или помогать воинам, они не щадили даже женщин, стариков и детей. Страна была совершенно разорена и опустошена. На полях сражений, в результате зверств оккупантов, от голода и болезней погибло почти три четверти населения, причем среди уцелевших примерно 230 тыс. жителей преобладали женщины и дети, число же взрослых мужчин не достигало в начале 70-х годов и 29 тыс. человек ¹⁷. Даже много лет спустя А. С. Ионин, посетивший Парагвай в середине 80-х годов, назвал его «женским царством». «Война кончилась полнейшим истреблением парагвайского народа»,— указывал он ¹⁸.

По требованию союзников 20 июня 1870 г. был подписан прелиминарный мирный договор между Бразилией, [361] Аргентиной и Парагваем. Согласно этому документу парагвайское «временное правительство» признало основные положения тройственного договора 1865 г. 15 августа открылось национальное учредительное собрание, принявшее новую конституцию и избравшее президента и вице-президента республики. 9 января 1872 г. Парагвай заключил мирный договор с Бразилией, 13 декабря 1873 г.— с Уругваем, а 3 февраля 1876 г.— с Аргентиной. Страны-победительницы — Бразилия и Аргентина — отторгли почти половину его территории и наложили огромную контрибуцию.

Война 1864—1870 гг. оказала губительное влияние на исторические судьбы Парагвая. Вследствие потери значительной части территории и разрушения производительных сил, лишенный необходимых людских и материальных ресурсов, он был отброшен далеко назад в своем развитии и превратился в одну из самых отсталых и малонаселенных стран Латинской Америки. Военное поражение и крушение режима Лопеса сопровождались коренной ломкой социально-экономической структуры и политического строя государства. При поддержке иностранных оккупантов к власти пришли следовавшие в их обозе реакционные помещики, немедленно приступившие к ликвидации преобразований, проведенных правительствами Франсии и Лопесов, и к восстановлению прежних порядков.

Основой этой политики являлись экспроприация мелких хозяйств и насаждение крупного частного землевладения. После войны правительство начало массовую распродажу государственных земель, включая, если не оказывалось требуемых документов, те, которые в прошлом были сданы в аренду. Арендаторов попросту сгоняли с участков, обрабатывавшихся ими и их предками на протяжении многих поколений. Иногда так поступали и с мелкими собственниками. Продажа производилась по чрезвычайно низкой цене, часто в рассрочку и без ограничения размеров наделов. Покупателями являлись главным образом предприниматели, земельные спекулянты, иностранные дельцы. Обширные площади были переданы зарубежным кредиторам в счет погашения задолженности по внешним займам. Многие бывшие помещики получили обратно конфискованные в свое время владения — для этого достаточно было в подтверждение их [362] претензий представить свидетельские показания. В итоге к началу 90-х годов казенный земельный фонд был почти исчерпан и большая его часть оказалась в руках частных владельцев. Система государственных хозяйств прекратила существование.

Огромные пространства стали собственностью иностранных компаний, которым был открыт свободный доступ в страну. Приобретение земель, концессии, займы и другие формы проникновения чужеземного капитала быстро привели к утрате самостоятельности и закабалению Парагвая, что, в свою очередь, способствовало экономической экспансии европейских держав и США в бассейне Рио-де-ла-Платы.

Парагвайская война — не только яркий пример героической борьбы свободолюбивого народа за свою национальную независимость. Она имела также весьма важный социально-экономический аспект. Каковы бы ни были непосредственные причины ее возникновения, по своей общественной сущности она являлась столкновением двух различных путей социального и хозяйственного развития. Господствующие классы как рабовладельческой бразильской монархии, так и республиканской Аргентины, экономический строй которой характеризовался преобладанием крупного помещичьего хозяйства, были непримиримыми противниками Парагвая. Конечно, в недрах аргентинского и бразильского обществ уже развивались капиталистические отношения, но их рост при сохранении политической власти и хозяйственной мощи рабовладельцев и полуфеодальных помещиков происходил очень медленно и на иной основе, нежели в Парагвае.

Именно потому, что по ряду причин объективного и субъективного характера в Парагвае первой половины прошлого столетия удалось в порядке исключения осуществить то, чего не произошло в других латиноамериканских странах, его пример особенно показателен. Ибо даже при наличии условий, позволивших Франсии прийти к власти и использовать ее для достижения своих целей, предпринятый им социальный эксперимент в конечном счете не увенчался успехом. И отнюдь не в силу какого-то неблагоприятного стечения обстоятельств, а вполне [363] закономерно. Идея построения сугубо «волевыми» методами совершенного, по мнению Франсии, эгалитарного общества ¹⁹ в отсталой стране (большинство населения которой понятия не имело о концепции юридического и имущественного равенства), минуя целый этап общественного развития и создав политическую надстройку, никак не соответствовавшую социально-экономическому базису, была утопична и обречена на неудачу.

С точки зрения гарантий от реставрации прежнего строя правительство Франсии допустило по крайней мере три серьезных просчета. Во-первых, стремясь нивелировать парагвайцев в материальном отношении, устранить или сгладить социальные крайности бедности и богатства, оно не посягало на частную собственность, вследствие чего сохранилась почва для возрастания классовых различий — обогащения одних и обнищания других. Во-вторых, исходя из разумной в принципе мысли об ограничении индивидуальной свободы во имя общего блага, оно добивалось не оптимального сочетания личных и общественных интересов, а беспрекословного подчинения граждан, лишенных всяких прав, государству (олицетворением которого являлся «верховный диктатор»), и возвело в закон политическое бесправие народа. В-третьих, замена государственных институтов и представительных органов единоличной диктатурой не только открыла простор произволу и бесконтрольности властей, но и ставила будущее страны (в первую очередь, судьбу проведенных преобразований) после смерти диктатора в зависимость от взглядов, настроений, прихотей его преемников.

Впрочем, едва ли можно считать эти упущения ошибками. Они были обусловлены уровнем развития парагвайского общества и в той ситуации, вероятно, неизбежны. Более того, без неограниченной диктатуры, подавления оппозиции и преследования инакомыслящих, без возможности прибегать к изоляционистской политике и действовать, никого не спрашивая и ни перед кем не отчитываясь, правительство Парагвая вряд ли добилось бы столь заметных успехов в социальной и экономической областях. [364]

Значит ли это, что сохранение и упрочение национальной независимости, консолидация парагвайской нации, внутренний мир, материальный прогресс, некоторые социальные завоевания и прочие позитивные результаты правления Франсии отчасти компенсировали потери и издержки — отсутствие политических свобод и гражданских прав, изоляцию от внешнего мира, репрессии, ликвидацию среднего и высшего образования и т. д.?

Думается, что ответ на такой вопрос не может быть однозначным. К тому же не надо забывать об ограниченном и преходящем характере перечисленных достижений. Ведь политика «верховного диктатора» дала в некоторых отношениях лишь временный эффект и еще при его жизни стала тормозить развитие Парагвая, а после смерти Франсии подверглась существенным изменениям. Хотя Лопесы во многом следовали курсу и методам своего предшественника, при них режим претерпел значительную трансформацию и фактически утратил большинство черт, придававших ему прежде специфический социальный облик. И если в эти годы ощутимо возрос экономический и военный потенциал страны, то не в последнюю очередь за счет отказа от ряда принципов, определявших деятельность правительства Франсии. Разгром Парагвая в войне с тройственной коалицией привел к окончательной ликвидации преобразований, осуществленных в период диктатуры, и частичной реставрации дореволюционных порядков.

Тем самым был нанесен огромный ущерб национальному суверенитету, но все же Парагвай сохранил свою государственность, и в этом несомненная историческая заслуга Франсии, ибо его политика позволила отстоять независимость тогда, когда утрата ее была реальной и могла бы стать безвозвратной. Он сделал много и для экономического развития республики, прерванного впоследствии иностранной агрессией. Что же касается социальных реформ, то они были, на наш взгляд, преждевременными и, проводимые без необходимых предпосылок, остались яркой, но давно забытой страницей парагвайской истории. [365]

жүктеу/скачать 4.01 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: