Особенности политического, экономического, социального развития Парагвая после провозглашения независимости и практическая деятельность правительства Франсии свидетельствуют о том, что его политика отвечала в основном национальным интересам и стремлениям широких кругов парагвайского общества. Конгресс, представлявший большинство населения, вручил в свое время диктатору неограниченную власть 1 прежде всего для того, чтобы оградить молодое государство от внешней угрозы. К тому же для мелких и средних землевладельцев, свободных и полусвободных крестьян, мелкобуржуазных слоев и бедноты городов, составлявших главную социальную базу режима, известное значение имело и то обстоятельство, что Франсиа выделялся своей ученостью, пользовался репутацией справедливого человека, бессребреника, симпатизировавшего простым людям и выступавшего против знати. Этими качествами он обладал и в дальнейшем, на протяжении всего периода диктатуры.
Весь его жизненный уклад отличался необычайной простотой и аскетичностью. Проявляя редкостное бескорыстие, Франсиа не только не использовал свое высокое положение для собственного обогащения, но сам снизил почти вдвое оклад, назначенный ему конгрессом, да и тот получал не полностью, а с 1821 г. вообще отказался от [328] всякого жалованья и жил исключительно на личные средства 2. Этот необыкновенно щепетильный человек не принимал даже скромных подарков. В своих повседневных привычках и домашнем быту он был крайне воздержан и неприхотлив.
Франсиа неукоснительно придерживался раз и навсегда заведенного распорядка дня. «Верховный диктатор» вставал обычно с рассветом, собственноручно приготовлял себе утренний мате и, выпив его, не спеша расхаживал по просторной галерее, обрамлявшей с трех сторон одноэтажное здание бывшей губернаторской резиденции, где он поселился, придя к власти 3. Ежедневная процедура бритья продолжалась долго, так как цирюльник обычно сообщал последние городские новости, включая всевозможные слухи, циркулировавшие в столице. С 8 часов утра начинался прием чиновников, офицеров и остальных посетителей. Франсиа выслушивал доклады, просьбы, отдавал распоряжения. Затем секретарь представлял ему поступившие донесения и прочую корреспонденцию и под его диктовку писал резолюции, приказания, ответы. В полдень диктатор завтракал, потом отдыхал и снова садился за работу. В 4—5 часов выезжал верхом на прогулку, а по возвращении домой читал до обеда, который подавался в 8 часов вечера. В 10 часов он ложился спать, предварительно лично сообщив часовым пароль и отзыв.
В свободное время Франсиа с увлечением занимался астрономией и в ясные ночп любил через телескоп наблюдать звездное небо. Немало времени он проводил также в своей библиотеке, которая являлась в те годы лучшей в стране. Она насчитывала около 300 книг по праву, философии, литературе, медицине, точным наукам, военным вопросам и т. д.4
«Верховный диктатор» вел чрезвычайно замкнутый образ жизни. Семьи у него не было. Единственным человеком, допускавшимся в его личные покои без предварительного предупреждения, был врач Висенте Эстигаррибия, [329] к услугам которого Франсиа прибегал, впрочем, очень редко. Будучи в хорошем настроении, он охотно беседовал с иностранцами, подробно расспрашивал их о последних событиях в Европе и Америке. Но, давая им аудиенцию, обязательно принимал меры предосторожности. Посетитель должен был остановиться, не дойдя шести шагов до Франсии, и, вытянув руки с раскрытыми ладонями (чтобы можно было убедиться в отсутствии оружия) вдоль туловища ждать, пока тот даст знак подойти ближе. Этот порядок распространялся на всех, пришедших на прием к диктатору. Даже офицерам и чиновникам полагалось являться к нему безоружными.
Отличаясь мнительностью и болезненной подозрительностью, Франсиа любил, чтобы ему смотрели прямо в глаза, отвечали быстро и уверенно. Он обычно начинал разговор в резкой манере, старался «нагнать страху» на посетителя, но, если тот не давал сбить себя с толку, вскоре смягчал тон. Встречавшиеся с ним люди характеризовали его как интересного собеседника, обладавшего острым умом, обширными познаниями, широтой взглядов, свободного от предрассудков и суеверий, умевшего при желании быть любезным и предупредительным 5.
Однако с теми, кому не доверял или кем был недоволен, диктатор держал себя сухо и высокомерно, проявляя по отношению к ним мстительность и безжалостность, особенно при частых у него приступах ипохондрии. Они усиливались, по утверждению очевидцев, под воздействием атмосферных колебаний. Горячий и влажный северо-восточный ветер якобы неизменно вызывал у страдавшего неврастенией Франсии плохое настроение. Он становился крайне раздражительным, мрачным, угрюмым и будто бы именно в подобном состоянии жестоко расправлялся с врагами (подлинными и мнимыми) и наказывал провинившихся.
В сложном и изменчивом характере «верховного диктатора» причудливо переплетались разные черты. Надменный и нетерпимый, самоуверенный и честолюбивый, [330] непреклонный и упорный в достижении поставленной цели, т. е. человек твердый и решительный, подчинявший свои действия трезвому политическому расчету, он тем не менее был способен порой на добрые чувства, великодушные порывы, гуманные поступки. Франсиа в общем не злоупотреблял (за исключением отдельных случаев) своей абсолютной властью, проявлял заботу о нуждах и материальном благополучии народа 6.
Социальный момент в его деятельности первоначально был выражен довольно слабо. Это объяснялось тем, что классовые противоречия в тогдашнем Парагвае не отличались такой остротой, как в других латиноамериканских странах. От безземелья и феодального гнета страдали главным образом индейцы-гуаранн, численность которых в то время была столь невелика 7, что они не могли оказать сколько-нибудь существенного влияния на политику Франсии. Вместе с тем и проблема ликвидации помещичьих латифундий не имела здесь такого значения, как в других государствах Латинской Америки, поскольку крупное светское землевладение не получило в Парагвае особого развития и еще до экспроприации собственности латифундистов существовал обширный фонд свободных государственных земель.
На первых порах политика диктатора исходила преимущественно из стремления к укреплению своей власти в целях обеспечения национальной независимости 8. Однако [331] в дальнейшем все более заметный отпечаток на действия парагвайского правительства стали накладывать мировоззрение Франсии, его взгляды как последователя Руссо и сторонника Великой французской революции, проповедовавшего идею эгалитарного государства, противника феодальных порядков и клерикализма, враждебного знати и крупным собственникам. Анализ документов, вышедших из-под пера Франсии (особенно на ранней стадии его политической карьеры), его выступлений и поступков отчетливо обнаруживает несомненное влияние «Общественного договора» и других произведений французских просветителей, а также доктрин, событий и даже фразеологии Французской революции.
Современники «верховного диктатора», в том числе и лично встречавшиеся с ним, отмечали его явные симпатии к Франции. Идентичность его фамилии испанской транскрипции названия французского государства не являлась простым совпадением. Франсиа утверждал, будто среди его предков были выходцы из Франции 9, и хотел, чтобы его считали по крайней мере наполовину французом. В библиотеке диктатора имелись произведения Вольтера, Руссо, Рейналя, Роллена, Лапласа и другие французские издания. Франсиа восторгался Наполеоном и сожалел о его падении, хранил в кабинете портрет своего кумира, стремился подражать ему 10. Предлагая систему консулата, он, по мнению большинства историков, вдохновлялся именно примером Наполеона. Да и весь его путь постепенного возвышения — участие в триумвирате и Правительственной хунте (в качестве одного из членов, [332] фактически игравшего главную роль), избрание консулом, назначение «верховным диктатором республики» на пятилетний срок и, наконец, установление пожизненной диктатуры — во многом напоминал стремительную политическую карьеру и методы великого корсиканца.
В то же время Франсиа отрицательно относился к режиму Реставрации, осуждал политику и идеологию монархии Бурбонов, как враждебные республиканским принципам и системе представительного правления, возмущался по поводу вторжения в Испанию армии герцога Ангулемского и подавления испанской революции.
Все это свидетельствует о том, что Франсиа был не просто франкофилом, что ему импонировали не Франция как таковая, а какие-то идеи и институты Великой французской революции, деятельность Наполеона, которого он, видимо, считал ее продолжателем.
Некоторые руссоистские идеи преимущественно политического характера, высказанные Франсией еще в 1811 — 1813 гг. (когда он восхищался и Б. Франклином, в ком видел образец, достойный подражания), звучали в его устах пустыми декларациями. Лишь позже, когда он при поддержке народных низов учредил консулат, стал временным, а затем пожизненным диктатором, и особенно после разгрома оппозиции и стабилизации режима диктатуры в начале 20-х годов, политика парагвайского правительства приобрела более определенную социальную окраску. По крайней мере на протяжении двух последних десятилетий своей жизни Франсиа, олицетворявший, по словам X. П. Бенитеса, крайнюю левую в парагвайской революции 11, опирался на низшие и средние слои сельского и городского населения, третируя и подвергая гонениям состоятельные, привилегированные классы, принадлежавшие ранее к колониальной элите. Эта политика не привела, конечно, к исчезновению классового неравенства, социальных различий и контрастов в парагвайском обществе, но способствовала уменьшению его поляризации: как отмечал очевидец, посетивший Парагвай в 1853—1854 гг., в стране было мало богатых людей, однако невелико и число сильно нуждавшихся 12. [333]
Вдохновляясь взглядами Руссо, Франсиа, вероятно, искренне верил, что успешно проводит их в жизнь. Следуя теориям «Общественного договора», он и в самом деле старался сократить разрыв в имущественном положении между бедными и богатыми, ограничить размеры собственности и влияние последних, оказывал материальную помощь неимущим.
Будучи убежденным республиканцем, «верховный диктатор» в принципе высказывался в пользу народного суверенитета, неотъемлемых прав человека, свободного обмена, равенства всех людей, свободы воли. Однако он считал, что Парагвай по уровню своего развития еще не подготовлен к тому, чтобы осуществить эти идеи, и нуждается в твердой дисциплине, основанной на безоговорочном подчинении личности государству13. Подобное представление о взаимоотношении между индивидуумом и обществом в понимании Франсии, видимо, соответствовало мысли Руссо о том, что свобода означает повиновение «закону, который ты сам для себя установил» 14. Диктатор разделял также отношение «гражданина Женевы» к религии, в частности свойственную ему веротерпимость, отклонение атеизма и пр.15 Вполне возможно, что даже при установлении диктатуры Франсиа имел в виду положение «Общественного договора», предусматривавшее в случае крайней нужды возможность назначения «высшего правителя, который заставляет умолкнуть все законы» 16.
Разумеется, многое в парагвайской действительности первой половины XIX в. и конкретной деятельности Франсии в корне противоречило доктринам Просвещения и Французской революции. Что же касается проблемы диктатуры, то следует напомнить, что Руссо рассматривал введение ее как временную чрезвычайную меру, допустимую лишь в особо критической ситуации и с существенными [334] оговорками. Он требовал ограничить правление диктатора «весьма кратким сроком, который ни в коем случае не может быть продлен… Раз настоятельная необходимость миновала, диктатура делается тиранической или бесполезной» 17. Кроме того, диктатор не должен был обладать, по мнению Руссо, никакими законодательными функциями.
Реальность политической жизни Парагвая была очень далека от осуществления центральной идеи французского мыслителя. И с этой точки зрения к диктатуре Франсии в полной мере применимо замечание современного исследователя роли теорий Руссо в идеологической подготовке освобождения Испанской Америки Дёрига относительно того, что в молодых испаноамериканских государствах «основополагающая доктрина «Общественного договора» о непосредственном личном участии каждого гражданина в законодательной власти отнюдь не была реализована» 18.
В рамках парагвайской политической системы отсутствовали какие-либо гарантии гражданских прав, да и попросту не существовало такого понятия. Индивидуальные склонности и желания неизменно приносились в жертву государственным интересам. «Личное благополучие должно быть подчинено всеобщему благу»,— писал Франсиа 30 апреля 1839 г.19 Над населением довлели многочисленные обязанности, запреты, ограничения. Это не означает, что народ был предоставлен сам себе и о нем никто не заботился. Напротив, утвердившийся в стране режим просвещенной диктатуры носил патерналистский характер. Диктатор действовал во имя народа, стремился обеспечить ему счастливую и спокойную жизнь, накормить и одеть, но хотел облагодетельствовать его «сверху», без участия самих масс. Он полагал, что лучше всех знает, что именно нужно парагвайцам и каким образом этого [335] добиться. Сетуя на то, что вынужден нести непосильное бремя всевозможных обязанностей, вовсе не входящих в функции главы государства, Франсиа заявлял: «А все потому, что… правительству не на кого положиться, и чтобы избавить Парагвай от бедствий, довлевших над ним в течение трех столетий, мне приходится самому все делать, всех учить и наставлять» 20.
Политические идеалы Франсии нашли частичное отражение в составленном им катехизисе, где говорилось, что существующий в Парагвае строй базируется на законах природы, человеческих потребностях и социальных условиях. В качестве целей своей политики, достижение которых должно продемонстрировать преимущества принятой в Парагвайской республике формы правления, он называл отмену рабства и снижение налогов 21.
Если с точки зрения Руссо «диктатура может быть необходима для спасения демократии и служить для ее укрепления» 22, то диктаторский режим Франсии не только не имел ничего общего с демократией, но являлся ее противоположностью и отрицанием. Он характеризовался полным отсутствием демократических свобод и институтов. Между тем, хотя процесс либерализации политической жизни Испанской Америки в эпоху войн за независимость шел крайне медленно и сопровождался частыми отступлениями, в ряде стран были приняты конституции и другие документы, декларировавшие неприкосновенность личности, жилища и имущества, свободу слова и печати, равенство перед законом, создание выборных представительных органов и т. п.23 Конечно, многие из этих деклараций остались на бумаге, но сам факт их провозглашения [336] и частичное осуществление означали известный (пусть весьма робкий) шаг вперед 24. Поэтому есть все основания говорить об антидемократичности режима Франсии даже в условиях тогдашней Испанской Америки. «Под видом республики,— указывает У. С. Робертсон,— Франсиа создал в Парагвае автократическое государство» 25. Симптоматично, что любимым героем этого последователя энциклопедистов, столь охотно пользовавшегося терминологией Руссо и других просветителей, являлся Наполеон.
В Латинской Америке первой половины XIX в. единовластие в той или иной форме было, как уже отмечалось, обычным явлением. Достаточно напомнить о провозглашении Боливара диктатором Венесуэлы, Перу и Колумбии, О’Хиггинса — Верховным правителем Чили, Сан-Мартина — протектором Перу, Санта-Круса — пожизненным и наследственным протектором Перуано-Боливийской конфедерации; о конституции Боливии 1826 г., предусматривавшей установление власти олигархии во главе с пожизненным президентом; о долголетней диктатуре Росаса в Аргентине и т. д.
Примером монархических тенденций могут служить правление Дессалина и Кристофа в Гаити, недолговечная империя Итурбиде в Мексике, царствование Педру I и Педру II в Бразилии, неоднократные высказывания и акции Сан-Мартина, Бельграно, О’Хиггинса, Монтеагудо, Пуэйрредона [337] в пользу учреждения конституционной монархии 26.
Таким образом, авторитарный режим сам по себе не редкость для Латинской Америки изучаемой эпохи. Но правление Франсии — один из немногих примеров строя, лишенного даже внешних атрибутов парламентаризма и конституционности 27. Вместе с тем, в отличие от подавляющего большинства латиноамериканских правителей, парагвайский диктатор не являлся военным. «Гражданский автократ, такой, как грозный д-р Хосе Гаспар Родригес де Франсиа, — отмечает Р. А. Хемфри,— …был скорее исключением, чем правилом» 28. Режим Франсии отличался от остальных латиноамериканских диктатур того времени (кроме, пожалуй, правления Росаса) также продолжительностью своего существования. Наиболее примечательная же его особенность заключалась, на наш взгляд, в том, что целью Франсии было не только упрочение национальной независимости, но и проведение социальных реформ.
Необходимость социально-экономических преобразований понимали и добивались их осуществления многие выдающиеся руководители испаноамериканской революции: Идальго и Морелос, Морено, Артигас, в известной мере — Боливар, Сан-Мартин, О’Хиггинс, Сукре, Ривадавия и др. Но по разным причинам ни одному из них не удалось реализовать свои замыслы — либо вследствие поражения, понесенного в борьбе, либо потому, что из-за кратковременности пребывания у власти и сопротивления реакционных сил не успел претворить в жизнь задуманное или закрепить сделанное. Правительство Франсии было, вероятно, единственным, сумевшим выполнить если не всю намеченную программу, то хотя бы какую-то ее часть. В деятельности парагвайского диктатора особенно отчетливо и наглядно проявились те черты освободительного движения американских колоний Испании, которые позволяют говорить о его социальном содержании.
Будучи по своим историческим задачам и результатам антифеодальным, объективно отражая потребности [338] капиталистического развития, которому препятствовала колониальная зависимость, это движение носило по существу характер буржуазной революции, протекавшей в специфических условиях вооруженной борьбы против европейского колониализма. Среди других стран Испанской Америки, где антиколониальная революция не привела к сколько-нибудь значительной перестройке социально-экономической структуры, где крупное землевладение в основном осталось в неприкосновенности, помещики-латифундисты и католическая церковь полностью сохранили свои позиции, а большая часть крестьянства продолжала подвергаться жестокой эксплуатации, Парагвай выделялся радикальными изменениями экономического и социального порядка, сопровождавшими освобождение от испанского ига и успешное противодействие гегемонистским притязаниям Буэнос-Айреса.
Чем это объясняется? Какие исторические факторы способствовали проведению преобразований? На кого опирались их инициаторы?
Трудно представить себе, чтобы в условиях отсталого, изолированного от внешнего мира Парагвая, при крайне слабом развитии капиталистических отношений и почти полном отсутствии национальной буржуазии29, а также малочисленности местной интеллигенции (создание которой искусственно тормозилось), буржуазные по своей сущности воззрения Франсии разделялись сколько-нибудь широким кругом единомышленников. Во всяком случае его взгляды, безусловно, не были понятны подавляющему большинству сельского и городского населения, составлявшему классовую основу диктатуры.
Но, поскольку это были низшие и средние слои общества, им импонировали нескрываемая враждебность Франсии по отношению к богачам и знати, равно как и действия правительства, направленные против крупных собственников, даже если они не сулили [339] непосредственной выгоды. Что же касается раздачи в аренду части государственных земель, централизованного распределения некоторых материальных благ, борьбы против дороговизны, мер по развитию экономики, то эти мероприятия прямо отвечали интересам народа. В то же время режим Франсии, несмотря на диктаторскую форму правления, являлся относительно умеренным. Репрессии, имевшие место главным образом лишь в начальный период диктатуры, затрагивали преимущественно некоторых представителей малочисленной испано-креольской верхушки, т. е. тех, кого преследовали и в других странах континента, прибегая нередко к еще более крутым мерам.
Так, буэнос-айресское правительство на протяжении 1810—1816 гг. неоднократно накладывало на испанцев и прочих иностранцев контрибуции, заставляло их в принудительном порядке предоставлять займы, запрещало занимать административные, церковные, военные, судебные, муниципальные должности, владеть торговыми заведениями и т. д. 12 сентября 1813 г. оно декретировало высылку всех уроженцев Испании из Буэнос-Айреса и окрестностей в радиусе 40 лиг 30. 28 марта 1815 г. «верховный правитель» Альвеар приказал расстреливать в течение 24 часов испанцев и американцев, которые допустят прямые или косвенные нападки на строй, установленный в Объединенных провинциях 31. 11 апреля 1817 г. правительство Пуэйрредона запретило испанцам вступать в брак с женщинами, родившимися в Америке 32. В Перу по распоряжению Сан-Мартина происходили массовые расправы с уроженцами Испании, жертвами которых стали сотни людей, и свыше 9 тыс. человек были в период протектората изгнаны из страны 33. Мексиканский конгресс в 1827 г. наложил запрет на замещение официальных постов испанцами и постановил выслать большинство из них (а в 1829 г. всех) за пределы республики34. В Аргентине [340] с 1839 по 1843 г. было уничтожено свыше 20 тыс. противников диктатора Росаса 35.
Дискриминация и карательные меры, касавшиеся в основном сравнительно узкого круга тех, кто составлял до революции колониальную элиту, воспринимались в Парагвае того времени как более или менее нормальное явление и не слишком волновали общественное мнение, за исключением самих пострадавших и близких им людей. Большинству же парагвайцев, практически почти или совсем не имевших ни политического опыта, ни представления о демократии, режим Франсии казался, видимо, вполне приемлемым. По наблюдению Грансира, относящемуся к 1824 г., «жители производят впечатление людей счастливых и довольных своим правительством, которое на протяжении многих лет обеспечивает им внешний мир и внутренний порядок» 36. Тогда же будущий папа Пий IX, входивший в то время в состав дипломатической миссии, посланной римской курией в Южную Америку, отмечал, что Франсию «все любят и почитают как отца родины» 37.
Все эти обстоятельства обусловили массовую поддержку диктатуры. Число ее противников, не решавшихся, разумеется, выступать открыто, было невелико. Правда, далеко не всех, одобрявших деятельность правительства в социально-экономической области и некоторые другие ее стороны, удовлетворяли порядки, царившие в политической и культурной жизни Парагвая. Но критиковать их вслух никто не осмеливался 38. [341]
Итак, представляя радикальное направление в испаноамериканском освободительном движении, Франсиа в осуществлении его исторических задач пошел дальше, чем кто-либо другой из тогдашних революционных деятелей. Под его руководством Парагвай не только завоевал и отстоял национальную независимость, но и добился ощутимого прогресса, оказавшись единственной страной Испанской Америки, где произошли серьезные социально-экономические сдвиги.
При всей противоречивости и непоследовательности политики Франсии, несмотря на сохранение феодальных пережитков (и даже рабства), отсутствие четкой социально-экономической программы, неопределенность классового характера диктатуры, эта политика способствовала консолидации парагвайского государства, в известной мере стимулировала рост производительных сил, отдельных отраслей хозяйства и капиталистических отношений. В этом смысле процессы, происходившие в Парагвае рассматриваемого периода, можно характеризовать как своеобразную незавершенную «революцию сверху», призванную покончить с феодальными пережитками и обеспечить проведение буржуазных по своей сути преобразований. Государственное вмешательство в экономическую жизнь, отнюдь не подорвавшее институт частной собственности, не устранившее классовых противоречий и эксплуатации, было проявлением своего рода этатистской тенденции.
Однако самоизоляция страны, централизация и регламентация, отсутствие демократических институтов тормозили этот процесс. Ему мешал и политический строй Парагвая. Диктатура Франсии являлась, употребляя современную терминологию, «режимом личной власти» в полном и худшем смысле слова, т. е. не ограниченным никакими законами, конституционно-правовыми нормами и представительными учреждениями персональным правлением диктатора. Естественно, что в таких условиях характер, взгляды, идейное кредо, личные качества главы государства и прочие субъективные факторы в значительной степени определяли действия правительства. Это обстоятельство сказалось и на судьбах Парагвая после смерти Франсии. [342]
|
