Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия

В СОВЕТСКОЙ ПРОПАГАНДЕ ПЕРИОДА «ЗИМНЕЙ ВОЙНЫ»

(1939-1940 гг.)

«Финнов победить — ни бог весть какая задача». И.В.Сталин. 17 апреля 1940 г.

Проблема пропагандистского обеспечения войны 1939-1940 гг. против Финляндии (так называемой «Зимней войны») со стороны СССР остается еще слабо изученной. В подобной ситуации представляется вовсе не случайным появление утверждений, что, будучи примитивной, нечеткой, построенной на нереальных предположениях и дезинформации, советская пропаганда не выполнила задач, стоявших перед ней в период этой войны⁴⁷.

Такие оценки, хотя и отвечают во многом реалиям «Зимней войны», представляются тем не менее слишком категоричными, не способствуя объективному изучению названной проблемы. В данной статье делается попытка проанализировать степень идеологической подготовки СССР к войне с Финляндией, проследить особенности ее пропагандистского обеспечения.

Финляндия, получившая независимость после Октябрьской революции, в 1920 г. подписала Тартуский договор с Советской Россией. В 1932 г. был заключен пакт о ненападении, продленный на 10 лет в 1934 г. Однако советско-финские отношения омрачали взаимная подозрительность и недоверие. В Финляндии вызывали вполне закономерные опасения великодержавные устремления Сталина, беспокоили сведения о массовых репрессиях, голоде, насильственной коллективизации в СССР, дискриминационных действиях, которые имели место в отношении карелов и финнов, проживавших на пограничной советской территории. Руководство Советского Союза, в свою очередь, не исключало, что какая-либо из западных держав может использовать Финляндию в качестве плацдарма для антисоветских военных действий. Уже в 1936 г. допускалась возможность возникновения вооруженного конфликта с этой страной. Вслед за

47

полпредом СССР в Хельсинки А.А. Жданов высказал тогда угрозу, что в случае возникновения конфликта Советскому Союзу необходимо будет оккупировать часть финской территории⁴⁸. С 1938 г. наркомат обороны все настойчивее стал выдвигать требование о передаче ему лесного массива на Карельском перешейке для строительства укрепленных районов.

Однако первоначально сталинское руководство по собственной инициативе решило провести переговоры с финской стороной, целью которых было принудить ее пойти на уступки по территориальным вопросам. Эти переговоры шли с перерывами с апреля 1938 до ноября 1939 г. На завершающем этапе в них принимал участие Сталин. Но ход и исход переговоров были предопределены, ибо к этому времени советско-финляндский конфликт стал все стремительнее перерастать в открытое вооруженное столкновение.

Советский Союз и Финляндия формально заявили о своем нейтралитете в условиях начавшейся Второй мировой войны. Однако внешнеполитические и стратегические позиции СССР значительно усилились, во-первых, после успешного завершения «освободительного похода» 1939 г. и присоединения Западной Белоруссии и Западной Украины, а, во-вторых, после заключения соглашений с Латвией, Литвой и Эстонией (конец сентября - начало октября 1939 г.), позволивших разместить на территории этих стран контингента Красной Армии. В Хельсинки прекрасно понимали, что усиление Советского Союза на Балтике нарушило баланс сил в этом регионе в его пользу и перед лицом нового раунда переговоров в Москве надеялось в случае ужесточения советских требований опереться на поддержку Германии. Однако руководство последней считало свое вмешательство «излишним» . Надежды Финляндии на помощь Англии и Франции тогда представлялись столь же эфемерными, поскольку западные державы находились в состоянии войны с Гитлером.

В этих условиях Сталин рассчитывал, очевидно, с помощью прямого давления добиться от финляндской делегации территориальных уступок. Он предложил финнам заключить пакт, аналогичный тем, которые Советский Союз подписал до этого с тремя Прибалтийскими республиками. Согласие финляндской стороны означало бы создание военных баз и размещение советских войск в Финляндии, чего так опасались в Хельсинки. Финский представитель на переговорах Ю.К. Паасикиви имел инструкцию: ввиду объявленного Финляндией нейтралитета отказываться от договора с СССР о взаимопомощи.

Тогда Сталин снял предложение о договоре и выдвинул другие варианты решения проблемы взаимной безопасности. Но финны не согласились на передачу СССР ряда островов в Финском заливе и части полуостровов Рыбачий и Средний в Баренцевом море в обмен на двойную по размерам территорию Советской Карелии. Однозначно отрицательным было их отношение к вопросу об аренде либо продаже полуострова Ханко для строительства там военно-морской базы советского ВМФ.

В начале ноября в Москву прибыл министр финансов Финляндии В. Таннер, который вместе с Ю. Паасикиви был включен в состав делегации на

⁴⁸ Зимняя война 1939-1940 гг. Кн. 1. Политическая история. М 1998. С. 55.

⁴⁹ Оглашению подлежит: СССР-Германия, 1939-1941. Документы и материалы. М., 1991. Док. № 78,
79.

дипломатических переговорах с СССР. Одновременно в газете «Правда» появилась статья, из которой следовало, что министр иностранных дел Финляндии Э. Эррко якобы призвал к войне против СССР. На самом деле Эркко в своей речи 1 ноября лишь подчеркнул: «Финляндия не может пойти на предложение Советского Союза и будет защищать любыми средствами свою территорию, свою неприкосновенность и независимость». Данное высказывание было воспроизведено в «Правде». Министра иностранных дел Финляндии многозначительно сравнивали в Москве с его коллегой из прекратившей существование Польши, который якобы совершил ошибку, ориентируясь в политике на западные державы. В упомянутой статье содержалась неприкрытая угроза в адрес самой Финляндии: «Наш ответ (Финляндии — Авт.) прост и ясен. Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей

дорогой, несмотря ни на что, ломая все и всякие препятствия на пути» .

Полпреду СССР в Швеции A.M. Коллонтай, приехавшей в Москву накануне третьего этапа советско-финляндских переговоров, В.М. Молотов разъяснял, что в случае начала военных действий против Финляндии войска Красной Армии «через три дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергают в Москве»⁵¹.

Подобного рода недвусмысленные формулировки свидетельствовали о том, что в ответ на уже развернувшуюся в Финляндии антисоветскую кампанию в Москве намеревались приступить к адекватным пропагандистским акциям.

3 ноября, когда была опубликована статья в «Правде», В.М. Молотов безапелляционно заявил представителям финской делегации: «Мы, гражданские люди, не видим возможности дальше продвигать дело: теперь очередь военных сказать свое слово»⁵². Личный состав пограничного с Финляндией Ленинградского военного округа был настроен весьма решительно. В донесении политуправления округа сообщалось, что после публикации в «Правде» от 3 ноября среди красноармейцев стало распространяться убеждение: «Мы, если понадобится, продвинем границу от Ленинграда не только на десятки, но и на сотни километров»⁵ .

На завершающей стадии советско-финляндских переговоров в Москве Сталин выступил с собственной, довольно оригинальной аргументацией в пользу принятия финнами предложенных им условий. Ссылаясь на свою беседу с Риббентропом 27-28 сентября, большевистский лидер разъяснял: немцы начали войну против Польши, поскольку желали «отодвинуть польскую границу от Берлина»: ведь до ее начала «от Познани до Берлина было около 200 километров». Советская же сторона, подчеркивал Сталин в беседе с Паасикиви и Танкером, просит, «чтобы расстояние от Ленинграда до границы было 70 км». Далее последовало сталинское замечание: «Ленинград мы отодвинуть не можем, а поэтому должна отодвинуться граница». Смысл ответа Ю. Паасикиви сводился к тому, что Финляндия не уступит СССР требуемые им территории Ханко и районов Карельского перешейка⁵⁴. В

50

совокупности с приведенными выше высказываниями В.М.Молотова и антифинляндскими пассажами газеты «Правда» от 3 ноября 1939 г. сталинская риторика прозвучала как неприкрытая угроза Финляндии.

Сталин все более склонялся к выводу, что военный путь — наиболее приемлемый для обеспечения безопасности Ленинграда. 29 октября 1939 г. военный совет ЛВО представил наркому обороны К.Е. Ворошилову «План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии». План, в частности, предусматривал следующие действия: «По получении приказа на наступление наши войска одновременно вторгаются на территории Финляндии на всех направлениях с целью растащить группировку сил противника и во взаимодействии с авиацией нанести решительное поражение финской армии»⁵⁵. Личный состав Ленинградского военного округа был значительно усилен дополнительными частями.

10 ноября 1939 г. в Политуправлении РККА проходило закрытое совещание начальника Политического управления Красной Армии (ПУРККА) Л.З. Мехлиса с писателями, освещавшими «оборонную тематику». Присутствовавший на совещании В.В. Вишневский зафиксировал в дневнике основное содержание выступления начальника ПУРККА, который, в частности, подчеркивал, что СССР непременно добьется своего в Финляндии «не добром, так кровью». Части Красной Армии уже стояли на советско-финляндской границе, в готовности, поскольку, как заявил Л.З. Мехлис, нельзя было упускать «исключительный случай на Балтике»⁵⁶. Без сомнения, начальник ПУРККА доверительно изложил писателям-оборонщикам» сталинскую точку зрения на перспективы дальнейшего развития событий.

В это время глава финляндской делегации министр финансов В. Таннер, получивший непосредственную установку от Э. Эррко, ужесточил позицию, и 13 ноября 1939 г. переговоры в Москве между СССР и Финляндией были прерваны. В. Таннер и Ю. Паасикиви вернулись в Хельсинки.

17 ноября Сталин безапелляционно заявил: «Нам придется воевать с Финляндией». В тот же день полпред в Хельсинки В.К. Деревянский в своей докладной записке на имя В.М. Молотова рекомендовал предпринять ряд мер с целью оказания давления на финнов, среди которых — создание обостренно-напряженной обстановки, вплоть до провоцирования инцидентов на границе, начало пропагандистской кампании в советской печати, организация митингов и демонстраций под антифинлядскими лозунгами и, в конечном счете — разрыв пакта о ненападении с Финляндией⁵⁷.

Эта часть предложений полпреда начала реализоваться уже со второй половины ноября 1939 г. Советские газеты угрожали «финским забиякам», писали о непобедимости и несокрушимости РККА. По дипломатическим каналам в Москву передавалась информация о росте недовольства резервистов, призванных в финскую армию, о падении в ней дисциплины и появлении признаков

⁵⁵ Локальные войны XX века: роль СССР // Отечественная история. 1992. № 4. С. 14.

⁵⁶ Невежин В.А. Идея наступательной войны в советской пропаганде 1939-1941 гг. // Преподавание
истории в школе. 1994. № 5. С. 9.

⁵⁷ Барышников В.Н. От прохладного мира к зимней войне: Восточная политика Финляндии в 1930-е
годы. СПб., 1997. С. 271.

со

разложения .

Сразу же после срыва советско-финляндских переговоров К.Е. Ворошилов отдал приказ Военному совету ЛВО завершить сосредоточение войск к 20 ноября и представить план конкретных действий. На другой день соответствующее распоряжение было направлено в войска. СССР нацеливался на наступательные военные операции, а финны — на оборонительные⁵⁹.

После прекращения переговоров с СССР в Финляндии с новой силой развернулась антисоветская кампания. Финляндское правительство рекомендовало подчеркивать в периодической печати неприемлемость сталинских предложений, целью которых было вовлечение страны «в сферу влияния Советского Союза». Однако, как и польское руководство от Германии, финская сторона не ожидала от СССР решительных действий. Даже за пять дней до начала боевых действий ставка финляндской армии в одном из аналитических документов стремилась изобразить дело таким образом, что сосредоточившаяся на границе с Финляндией группировка советских войск не является наступательной .

Между тем в ответ на неуступчивость премьер-министра Финляндии А. Каяндера, который 23 ноября публично подтвердил нежелание идти навстречу предложениям СССР, в газете «Правда» 26 ноября была опубликована резкая по содержанию статья, в которой Каяндер был назван «шутом гороховым».

Затем В.М. Молотов принял финского посла А.С. Ирие-Коскинена и вручил ему официальную ноту Советского правительства, из которой следовало: 26 ноября 1939 г., в 15 часов 45 минут финны подвергли артиллерийскому обстрелу воинскую часть Красной Армии, расположенную в деревне Майнила на Карельском перешейке, в результате чего погибли и получили ранения несколько красноармейцев и командиров. Эти действия были охарактеризованы в ноте как «враждебный акт против СССР, уже приведший к нападению на советские войска и к жертвам (курсив мой — Авт.)».

В ответной ноте финляндского правительства от 27 ноября не только отрицалась причастность финнов к обстрелу в Майниле, но и содержалось основанное на собственном расследовании утверждение, что роковые артиллерийские выстрелы были произведены «с советской пограничной стороны». В то же время, в финской ноте за подписью А.С. Ирие-Коскинена со ссылкой на сообщение В.М. Молотова, выражалась уверенность: «правительство СССР не намерено преувеличивать значение пограничного инцидента, якобы имевшего место»⁶¹.

Однако вряд ли можно сомневаться, что именно эти роковые «выстрелы в Майниле», вопреки утверждению А.С. Ирие-Коскинена, рассматривались СССР как повод для вооруженного вторжения в Финляндию. Из документов, выявленных в личном фонде А.А. Жданова, следует: «инцидент в Майниле» советская сторона намечала использовать для демонстрации всеобщего возмущения против «белофиннов», распространения пропагандистских листовок, выступления главы

58

Советского правительства с перечислением «агрессивных действий» финляндской стороны и, наконец, обнародования так называемого «Обращения ЦК финской Компартии к трудящемуся народу Финляндии»⁶². Вся эта цепь событий действительно имела место с 26 ноября по 1 декабря 1939 г.

Помимо уже введенных в научный оборот источников имеется и еще одно (правда, косвенное) свидетельство того, что весь инцидент с артиллерийским обстрелом был заранее задуман сталинским руководством. Речь идет о содержании опубликованной в № 22 за 1939 г. печатного органа Политуправления Красной Армии журнала «Пропагандист и агитатор РККА» заметки под заголовком «Финляндия (краткая справка)», которая включена в раздел «Консультация». Судя по выходным данным, этот номер был сдан в производство 11-22 ноября 1939 г., т.е. еще до «Майнильского инцидента». Название «Майнила» нем не упоминалось вообще. Данное обстоятельство представляется очень важным, ибо в заметке встречаются следующие пассажи: «Советский народ достойным образом ответит на провокационные выстрелы зарвавшихся и потерявших разум финляндских правителей. Финляндская буржуазия и те круги, по указке которых строятся провокации финской армии на нашей границе, будут долго помнить ответ советского правительства... (курсив мой —Авт.)».

Но о «провокационных выстрелах», «гнусной вылазке» финской стороны на границе советские официальные лица заговорили лишь 26-28 ноября. Следовательно, автор упомянутой «краткой справки» (подписавшийся лишь инициалами «Ф.Л.») по крайней мере, за три дня до инцидента в Майниле знал, что во главу угла в антифинляндских пропагандистских материалах будут положены обвинения в адрес финнов, якобы несущих ответственность за обстрел советской территории.

В целом его заметка была выдержана в вызывающе-грубой форме. В частности, указывалось на факт получения Финляндией независимости от Советского правительства, за что страна должна была быть благодарной «своему великому соседу», но «этого не случилось». Автор «краткой справки» счел уместным напомнить и о том, что Ленин называл правительство Финляндии во главе со Свинхувудом «свиноголовым», поскольку оно не проявляло особой лояльности к большевикам. Говорилось также о сосредоточении 7 финских дивизий на Карельском перешейке, в 32-х км. от Ленинграда и делался однозначный вывод: «Печать и руководители правительства [Финляндии] разжигают бешеную антисоветскую пропаганду. Они прямо угрожают войной Советскому Союзу» (курсив мой —Авт.).

В заметке перечислены (явно на основании донесений советских дипломатических представителей из Хельсинки) негативные последствия военных мероприятий «финляндских заправил», которые якобы привели к обнищанию трудящихся и голоду. По этому поводу автор многозначительно восклицал: «Не мешало бы финляндским «свиноголовым»... вспомнить о непрочности своего тыла. Не пора ли заткнуть рот этим зарвавшимся «воякам!» (курсив мой — Авт.). Далее цитировался вышеприведенный пассаж из газеты «Правда» о «нашем ответе» финнам.

62

Заканчивалась «краткая справка» весьма характерным абзацем: «Советский народ не поддастся на провокации хозяев финляндской буржуазии, но он также не оставит без расплаты гнусную вьшазку шутов гороховых (явный намек на премьер-министра Финляндии А.Каяндера — Авт.) из потомства «свиноголовых».

В том же номере журнала «Пропагандист и агитатор РККА», в разделе «Консультация» была помещена статья, посвященная принципу мирного сосуществования СССР с капиталистическим окружением. Ее автор, в частности, предостерегал «поджигателей войны», что СССР способен не только обороняться. «Мы уничтожим любого врага на его же собственной территории», — заявлял он⁶⁴. В условиях все разраставшегося конфликта между Советским Союзом и Финляндией подобного рода высказывания, опубликованные в печатном органе ПУРККА, звучали весьма зловеще.

В оставшиеся дни между «инцидентом в Майниле» и вторжением Красной Армии на финскую территорию были организованы массовые собрания и митинги рабочих, служащих, личного состава воинских частей под антифинляндскими лозунгами, которые лишь способствовали обострению конфликта с Финляндией . 28 ноября Советское правительство официально уведомило финскую сторону о денонсации договора о ненападении, заключенного в 1932 г. На другой день заместитель наркома иностранных дел В.П. Потемкин вручил А.С. Ирие-Коскинену ноту с уведомлением об отзыве советских политических и хозяйственных представителей из Финляндии в связи с невозможностью «поддерживать нормальные отношения» с этой страной.

29. 
    ноября В.М. Молотов выступил по радио с обращением к гражданам
    Советского Союза. Из радиообращения следовало, что финское правительство
    проводило враждебную СССР политику, а именно: организовало «возмутительные
    провокации финляндской военщины, вплоть до артиллерийского обстрела наших
    воинских частей», его действия якобы отличались «неприкрытым стремлением и
    впредь держать Ленинград под непосредственной угрозой». По этой причине, как
    подчеркнул В.М. Молотов, Советское правительство пришло к выводу, что
    «больше оно не может поддерживать нормальных отношений с правительством
    Финляндии», отозвав своих политических и хозяйственных представителей, а
    также дало распоряжение Красной Армии и Военно-Морскому Флоту «быть
    готовым ко всяким неожиданностям и немедленно пресекать возможные новые
    вылазки со стороны финляндской военщины»⁶⁶.
    
30. 
    ноября 1939 г. 8 часов утра войска Ленинградского военного округа
    перешли границу с Финляндией. В тот же день президент страны К. Каллио на
    заседании Государственного совета объявил, что республика находится в
    состоянии войны⁶⁷.
    

64

операции⁶⁸.

Вряд ли можно предполагать, что Сталин, особенно после инцидента в Майниле, нацеливался на мирный исход кризиса. Думается, всемерное раздувание этого инцидента советской пропагандой, сосредоточение для нападения на Финляндию четырех армий (7, 8, 9 и 14) в составе 18 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад говорят сами за себя.

В сталинском окружении в преддверии «Зимней войны» царили «шапкозакидательские» настроения. Примечательно, что на заседании Политбюро ЦК ВКП(б), состоявшемся 27 ноября 1939 г., выяснилось, что руководство наркомата обороны имеет весьма смутное представление о характере укреплений, пересекавших Карельский перешеек — «линии Маннергейма», а члены Политбюро впервые услышали о наличии у личного состава финляндской армии автоматического стрелкового оружия ⁹.

«Шапкозакидательские» настроения присутствовали и среди командного состава. Некоторые командиры и политработники не желали и слышать о необходимости внимательно изучать потенциального противника, избегать условностей в боевой подготовке. При этом они ссылались на «указания высших инстанций»⁷⁰.

Сталин, его соратники, а вслед за ними командный и политический состав РККА, вероятно, имели все основания для оптимизма, начиная войну против Финляндии. Части Красной Армии, пересекшие советско-финляндскую границу 30 ноября 1939 г., явно превосходили противника в живой силе и технике. Они насчитывали 240 тыс. чел., свыше 1900 орудий, свыше 1000 танков, около 1000 самолетов (по другим данным: 450 тыс. чел., свыше 1500 орудий, около 1500 танков и около 2500 самолетов). Им противостояла группировка финских войск численностью 140 тыс. чел., имевшая 400 орудий, 60 танков и 270 боевых самолетов⁷¹.

В сентябре 1939 г., начиная «освободительный поход» в Польшу, большевистское руководство умело использовало реальный факт оставления польским правительством своей столицы и перехода его на румынскую территорию. Этот факт был взят на вооружение в советской пропаганде для обличения «незадачливых руководителей» и обоснования антипольской акции, проводившейся с привлечением крупных контингентов Красной Армии. Замышляя финскую кампанию, в Москве намеревались использовать подобного рода неблаговидный предлог с Целью бросить тень теперь уже на правительство Финляндии. В.М. Молотов, принимая 4 декабря 1939 г. в Москве шведского посланника В. Винтера, безапелляционно заявил, что советская сторона не признает правительства, «покинувшего г. Хельсинки и направившегося в неизвестном направлении». В то же время глава советского внешнеполитического ведомства напомнил о подписании договора о дружбе и взаимопомощи между СССР и Народным Правительством Финляндской Демократической Республики

⁶⁸ Воронов НЛ. На службе военной. М., 1961. С. 136.

⁶⁹ Синицын Е. Резидент свидетельствует. М., 1996. С. 36-37.

⁷⁰ Воронов Н.Н. Указ. соч. С. 135.

⁷¹ Мелътюхов М.И. Правители без подданных. Как пытались экспортировать революцию // Родина.
1995. № 12. С. 60.

(НПФДР), назвав его «надежной основой развития мирных и благоприятных отношений между СССР и Финляндией»⁷².

Так называемая «Финляндская Демократическая Республика», согласно официальной советской версии, была создана 1 декабря 1939 г. в местечке Терийоки, только что занятом частями Красной Армии. Этому якобы предшествовало «Обращение ЦК Компартии Финляндии» от 30 ноября, адресованное «трудовому народу» страны, в котором анализировались причины, приведшие к возникновению советско-финляндского вооруженного конфликта, а также содержался призыв к созданию правительства левых сил⁷³.

Однако данная версия не выдерживает никакой критики. Вызывает сомнение, что текст вышеупомянутого «Обращения...» и «Декларации Народного Правительства Финляндии» был получен с помощью «радиоперехвата», как это утверждалось в советской прессе 1-2 декабря 1939 г. Проекты обоих документов, а также так называемого «Договора о взаимопомощи и дружбе между Советским Союзом и Финляндской Демократической Республикой», заключенного 2 декабря 1939 г. в Москве, были составлены на русском языке (а не переведены с финского) в НКИД СССР, правлены рукой В.М. Молотова и А.А. Жданова и, несомненно, их окончательная редакция принадлежит И.В. Сталину⁷⁴.

Так, В.М. Молотов предлагал, в частности, особо подчеркнуть в тексте «Обращения», что исходная цель «народного правительства» — «не поддержка Советского Союза», а «восстание» против существующего правительства Финляндии. По его мнению, следовало также зафиксировать тезис о том, что «независимая и самостоятельная Финляндия возможна лишь в дружбе с СССР»⁷⁵.

В свою очередь, именно А.А. Жданов начертал слова «Радиоперехват. Перевод с финского», которые появились в заголовке «Декларации Народного Правительства Финляндии». Он же вписал фамилии членов «правительства Финляндской Демократической Республики», перечисленных в этом документе⁷⁶.

Имеются и другие факты, свидетельствующие о том, что «Обращение...» и «Декларация...» являлись своеобразными «домашними заготовками» сталинского руководства на начальном этапе вооруженного вторжения в Финляндию. 28 ноября 1939 г. О. Куусинен доверительно сообщил резиденту советской разведки, что в Москве в ближайшее время будет объявлено о признании его (Куусинена) правительства, а «через 2-3 дня последует сообщение о подписании с правительством Демократической Республики Финляндии... договора о сотрудничестве и взаимопомощи»⁷⁷. 30 ноября в Ленинграде состоялось совещание О.В. Куусинена с будущими членами его «кабинета», где были изложены ближайшие задачи еще не провозглашенной ДРФ⁷⁸.

⁷² Внешняя политика СССР... Т. IV. Док. № 381.

⁷³ Борьба финского народа за свое освобождение. Сборник материалов. Изд. 2-е. М.-Л., 1939. С. 8-
20.

⁷⁴ Донгаров А. Г. Война, которой могло не быть. К политической и дипломатической истории
советско-финляндского вооруженного конфликта 1939-1940 гг. // Вопросы истории. 1990. № 5. С.
38; Зимняя война 1939-1940. Кн. 1. С. 177-178.

⁷⁵ Зимняя война 1939-1940. Кн. 1. С. 177.

⁷⁶ РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 1. Д. 888. Л. 1-9.

⁷⁷ Синицын Е. Указ. соч. С. 41.

⁷⁸ Зимняя война 1939-1940. Кн. 1. С. 178.

Что касается текста «Обращения ЦК компартии Финляндии», то он изобиловал пропагандистскими штампами явно не финляндского происхождения. Так, в документе говорилось: «Больше чем в течение 21 года наша страна была, подобно панской Польше (курсив мой —Авт.), гнездом антисоветских интриг...». Совершенно ясно, что несомненный приоритет в изобретении бессмысленного термина «панская Польша» («пан» — вежливое обращение к лицам мужского пола в Польше) принадлежит сталинской пропаганде.

В вышеупомянутом «Обращении...» утверждалось, что правительство Финляндии (не путать с «Народным Правительством Финляндии»!) не может защищать дело мира, ибо оно является правительством поджигателей войны (курсив мой - Авт.)». Между тем, хорошо известно, что выражение «поджигатели войны»— одно из наиболее распространенных в советской (да и в нацистской) пропаганде конца 30-х гг.

В «Обращении...» и в «Декларации...» встречается утверждение: Красная Армия якобы придет в Финляндию не как завоеватель, а как освободитель финского народа, не как враг, а как друг этого народа . Но стереотипная формулировка «мы идем не как завоеватели, а как освободители», адресованная к личному составу частей РККА, уже использовалась в период антипольской сентябрьской акции. Она же встречается в приказе войскам Ленинградского

ПА

военного округа, изданном в день начала войны против Финляндии .

Все вышеизложенные факты и наблюдения дают основание предположить, что «Обращение ЦК компартии Финляндии», адресованное «трудовому народу» страны, и «Декларация Народного Правительства Финляндии» от 1 декабря 1939 г. (равно как и «Договор о взаимопомощи и дружбе между Советским Союзом и

79

Финляндской Демократической Республикой», датированный 2 декабря 1939 г.) являлись чисто пропагандистскими документами, составленными в Москве под диктовку В.М. Молотова и А.А. Жданова не без сталинского участия, и не имели никакой юридической силы. Именно так и воспринимались они здравомыслящими современниками событий. Один из них записал в дневнике 3 декабря 1939 г.: «Конечно, договор этот (с НПФДР — Авт.) не имеет юридического и фактического значения, ибо то правительство — еще не правительство. Оно станет таковым, когда его посадят по меньшей мере в Хельсинки. Но этот договор имеет колоссальное агитационное значение, ибо нужно показать финской армии, что проливать кровь в сущности не за что»⁸⁴.

Советская природа пропагандистской подготовки «Зимней войны» не внушала доверия. Противопоставление «народного правительства» законному, названному «плутократическим», правительству социал-демократов и центристов само по себе казалось финнам невероятным. Соглашение от 2 декабря 1939 г. предусматривало пересмотр границ. В нем, а также в «Обращении...» и в «Декларации...» говорилось, что «вековая мечта» финского и карельского народов о воссоединении «в едином независимом финляндском государстве» имеет возможность воплотиться в жизнь⁸⁵. Для большинства финнов это означало присоединение Финляндии к советской Восточной Карелии, где, как было известно, царили репрессии. Признание СССР исключительно «правительства» Куусинена, утверждения советской пропаганды о «белогвардейском терроре» в самой Финляндии, противоречившие действительности, ставили финнов перед выбором: бороться либо подчиниться новому режиму, который имел советскую природу. Подавляющее большинство финского населения выбрало первый путь .

Финский народ, имевший широкую поддержку со стороны общественного мнения на Западе, в первую очередь в США и Великобритании, был намерен до конца бороться за свою независимость. Кроме того, западные державы предоставили Финляндии значительную помощь вооружением и боевой техникой, на театре военных действий появились добровольцы из ряда стран, сражавшиеся против Красной Армии.

В период советско-финляндской войны, когда потерпела крах установка на возможность достижения легкой победы «малой кровью на чужой территории», морально-политическое состояние личного состава Красной Армии ухудшилось. Среди красноармейцев и командиров, несмотря на угрозу наказания в судебном порядке по законам военного времени, были распространены разговоры о несправедливом характере действий СССР в отношении Финляндии, о нежелании народа и армии воевать против нее⁸⁷. Различными инстанциями отмечались многочисленные случаи невыполнения приказов, самовольного ухода с передовой. Именно в тот период, несмотря на официальные, весьма оптимистические пропагандистские установки в сознании красноармейцев и командиров стали возникать «стихийные мифы», к числу которых относятся слухи о так называемых

⁸⁴ Маньков А.. Из дневника 1938-1941 гг. // Звезда. 1995. № 11. С. 181.

⁸⁵ Борьба финского народа... С. 12, 18,21.

⁸⁶ Вкхавайнен Т. Чудо «зимней войны»: разобщенная нация приобретает единство // Родина. 1995. №
12. С. 76.

⁸⁷ Хорьков А.Г. Грозовой июнь. Трагедия и подвиг войск приграничных военных округов в
начальном периоде Великой Отечественной войны. М., 1991. С. 82.

«кукушках» (финляндских снайперах), «многоэтажных», «покрытых резиной» дотах на линии Маннергейма, от которых «отскакивали артиллерийские снаряды» и т.д. и т.п.⁸⁸

4 января 1940 г., когда стали приходить первые известия о неудачных действиях Красной Армии против финских войск и ее больших потерях, В.И.Вернадский записал в дневнике: «Очевидно, допущена крупная ошибка: плохая разведка. Зарвались»⁸⁹. Действительно, представители разведки Ленинградского военного округа были настроены таким образом, что «с первых же дней войны белофинны побегут, в их тылу будет хаос». Поэтому они, в частности, считали вполне достаточным дать своим агентам простое задание: «с помощью радио сообщать о путях отступления финской армии» °.

Позднее, в мае 1940 г. руководство наркомата обороны было вынуждено признать, что настоящей «политической разведки» среди населения в районах, где приходилось действовать частям Красной Армии, не велось. Оно попросту не знало, «с какими лозунгами идти к этому населению и вести работу среди него». В целом, столкновение с действительностью нередко «ошарашивало» бойцов и командиров, знавших население зарубежных стран по «трафаретным лозунгам и упрощенной пропаганде»⁹¹.

Наносили свой вред и «шапкозакидательские» настроения предшествовавшего времени, а также «победный» настрой политического и военного руководства. В начале декабря 1939 г. некоторые из писателей, направленных на финский фронт в качестве военкоров, в полном соответствии с установкой В.М. Молотова, желали друг другу «свидания через три дня в Гельсинфорсе» (Хельсинки). В начале финской кампании бытовало представление, что «достаточно Красной Армии дунуть, как весь мир капитализма рассыпется подобно миражу». Установки политического характера, которые давались войскам, основывались на том, что «со стороны трудящихся и рядовых солдат» Финляндии не будет серьезного противодействия. Внедрялось в сознание и следующее убеждение: население этой страны даже в случае вступления его в войну против СССР, не будет рассматривать Красную Армию в качестве противника и чуть ли не сразу восстанет и будет переходить на ее сторону⁹².

Позднее поэт А.А. Сурков приводил свой разговор с капитаном лыжного батальона, который понес большие потери в боях с финнами. На прямой вопрос Суркова, обращенный к командиру батальона, кто виноват в «этом страшном конфузе», т.е. разгроме его подразделения, последний ответил: «Во-первых... виноват я, во-вторых, командование, в-третьих — больше всего кинокартины "Истребители" и "Горячие денечки"»⁹³. В названных кинокартинах, созданных соответственно в 1939 и 1935 гг., военная служба изображалась как легковесное времяпрепровождение.

Л.З. Мехлис подчеркивал после окончания войны с Финляндией, что в ходе

⁸⁸ Воронов НЛ. Указ. соч. С. 146-147; СтепаковВ.Н. Указ, соч.; Зимняя война 1939-1940. Кн. 1. С.
172.

⁸⁹ Вернадский В.И. Дневник 1940 года // Дружба народов. 1993. № 9. С. 174.

⁹⁰ РГАСПИ. Ф. 17. Он. 117. Д. 293. Л. 88.

⁹¹ Данилов В.Д. Горькая победа в финских сугробах // Сегодня. 1994. 30 ноября.

⁹² Зимняя война 1939-1940. Кн. 1. С. 134.

⁹³ РГАЛИ. Ф. 1038. Он. 1. Д. 1401. Л. 4,40.

нее выявилась истина: без военных знаний комиссары и политработники не могли быть «полноценными руководителями»⁹⁴. Живая картинка, дающая наглядное представление об уровне пропагандистской работы среди личного состава Красной Армии в начальный период финляндской кампании, представлена в воспоминаниях одного из ее участников, разведчика 17-го отдельного лыжного батальона. Это подразделение, находясь еще на границе с Финляндией, во время краткой передышки перед походом получило «патриотическую зарядку со стороны подвернувшегося малограмотного политрука». Разъяснения последнего сводились к следующему: «Наши самолеты бомблят и бомблят, а финны убегають»⁹⁵.

Война с Финляндией 1939-1940 гг. нашла отражение в советском кинематографе. Фронтовыми операторами был отснят материал для хроникально-документального фильма «Линия Маннергейма». В.В. Вишневский 30 апреля 1940 г. таким образом излагал в дневнике свои впечатления от просмотра этой картины: «Вчера смотрел «Линию Маннергейма». Ни одного аплодисмента. Зрители молча, испытующе смотрят на тяжести войны. Натурализм документа предельный... Витает смерть и разрушение... А вырезано все, что только можно: нет подл[инных] смертей, раненых, нет обмороженных, нет трагизма...»⁹⁶.

Режиссер В.В. Эйсымонт работал над художественным фильмом «Фронтовые подруги», который должен был показать «героическую работу советских девушек-медсестер в период борьбы с белофиннами» . Впоследствии, уже в годы Великой Отечественной войны картина шла под другим названием («Девушки из Ленинграда»). Впрочем, руководство ВОКС'а посчитало нецелесообразным популяризировать ее в Англии и США, ставших союзниками СССР, лишь потому, что лента была отснята во время советско-финляндского вооруженного конфликта, когда симпатии общественного мнения этих стран были на стороне финнов⁹ .

По словам современницы событий Р.Д. Орловой, в период кампании 1939-1940 гг. была произведена «простейшая филологическая операция»: финны стали называться «белофиннами». Эта метаморфоза способствовала упрощению понятий и как бы расставляла все на свои места: «захватническая война превращалась в другую». К тому же, опять, как и в случае с Польшей, на Запад «отодвинулась граница» СССР⁹⁹.

Война против Финляндии стала серьезным испытанием не только боеспособности Красной Армии, но и действенности большевистской пропаганды. С одной стороны, проявилась порочность прежних установок о военной слабости потенциального противника, расчета на молниеносные боевые действия «малой кровью», «на чужой территории». С другой стороны, не получили развития замыслы идеологического обеспечения «экспорта» революции в Финляндию, пропагандистской поддержки марионеточного правительства Куусинена. Не случайно сразу же по завершении боевых действий и подведения неутешительных

94

для советского руководства, Красной Армии и ПУРККА итогов «Зимней войны» началась всесторонняя перестройка пропаганды, в ходе которой была поставлена задача коренного пересмотра взглядов на характер и содержание военной пропаганды.