Рудольф штейнер миссия архангела михаила



бет8/17
Дата04.07.2016
өлшемі5.88 Mb.
#177150
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   17

СЕДЬМАЯ ЛЕКЦИЯ

Дорнах, 6 декабря 1919 г.

В различных лекциях вы слышали о том, что для под­линного познания человеческого существа необходимо действительно проследить расчленение этого человеческого существа натрое. В грубом приближении, конечно, можно сказать, что внутри человеческого существа относительно самостоятельно организована голова, грудные органы и ко­нечности. Причем, разумеется, мы должны представлять себе, что к органам конечностей принадлежит значительная часть того, что находится внутри туловища. Вы можете почерпнуть из моих лекций, а также из изложенного в моей книжке "Душевные загадки", что с человеческой головой связана жизнь мыслей и представлений, а со всем тем, что у человека является ритмической деятельностью груди, свя­зано все то, что принадлежит сфере чувств, и что волевая сфера, которая, однако, у человека выражает собственно духовное, связана с системой конечностей, с организацией конечностей. Относительно самостоятельны эти три систе­мы человеческого организма. Относительно самостоятель­ны, всего лишь взаимодействуют — жизнь представлений, жизнь чувств и жизнь волении. Вы ведь знаете, что с духов­ной точки зрения лучше всего можно понять различие этих трех систем между собой, если скажешь: в обыкновенной жизни человек бодрствует вполне только благодаря своей головной системе, всему тому, что на душевном уровне связано с жизнью представлений и мыслей. Наоборот, все то, что связано с жизнью чувств, т. е. с нашей собственной ритмической системой на телесном уровне, есть, собствен­но, некая сновидческая жизнь, пронизывающая также и во время бодрствования жизнь человека. То, что происходит в нашей сфере чувств, мы знаем через посредство наших бодрственных представлений, но никогда не знаем непосредствен­но из самих чувств. Еще темнее остается для нас волевая жизнь, которая в своем собственном содержании действи­тельно постигается нами не более, чем состояние глубокого сна. Так что мы можем точнее, чем это обыкновенно делается, сказать, в какой мере в основе обыкновенного чело­веческого сознания лежат подсознательные состояния: подсознательные представления лежат в основе жизни чув­ств и (если я смею употребить здесь сравнительную сте­пень) еще более бессознательные представления лежат в основе волевой жизни.

И вот очень важно уяснить себе, что, собственно, в каж­дой из этих трех человеческих систем содержится и мышле­ние, и чувства, и воление. В головной системе, в мысли­тельной системе несомненно наличествует также и жизнь чувств, и жизнь волении, но только эти последние гораздо слабее развиты там, чем жизнь представлений. Точно так же наличествуют в сфере чувств мысли, но там они входят в сознание словно грезы — гораздо слабее, чем в головной сфере. Но чего обычно не замечают в наше время научной абстрактности, так это того, что подсознательные члены человеческого существа тем более объективны, чем менее они субъективно входят в поле сознания. Что это значит? Это значит следующее: то, что мы имеем через нашу жизнь представлений, через нашу головную жизнь, — суть про­цессы, которые в относительно большей мере происходят в нас самих. А то, что мы переживаем через нашу ритмичес­кую систему, через нашу грудную систему, — это есть нечто такое, что, разыгрываясь в нас, ни в какой мере не есть только наше индивидуальное достояние, но одновре­менно являет собой объективные мировые процессы. Дру­гими словами, если мы испытываем какое-либо чувствова­ние, то оно, будучи, конечно, переживанием, происходя­щим в нас самих, в то же время есть нечто такое, что происходит также и в мире, что имеет также значение и для мира. И это как раз чрезвычайно интересно проследить — какие именно мировые процессы лежат в основе нашей жиз­ни чувств. Представьте себе: вы переживаете нечто такое, что чрезвычайно сильно захватывает ваше чувствование, — событие, вызывающее у вас радость или горе. Вы знаете, что жизнь человека в целом протекает таким образом, что мы можем подразделить ее на приблизительно семилетние периоды. Первые период продолжается от рождения до, примерно, смены зубов; второй период — до наступления половой зрелости, третий — до возраста в 21 год (все это приблизительно) и т. д. Таково расчленение хода челове­ческой жизни. (См. рис. 18: перпендикулярная линия с горизонтальной штриховкой).

Если мы принимаем во внимание это расчленение, то мы приходим к узловым пунктам развития человеческого суще­ства, которые в начале человеческой земной жизни вполне отчетливо выражают себя в смене зубов, в достижении по­ловой зрелости, а далее выступают более или менее скрыто, однако, для того, кто умеет наблюдать, — очень отчетливо также и позднее (набросок узлов). Ибо то, что происходит с душевно-телесным существом человека в возрасте около 21 года (это для того, кто умеет наблюдать), воспринимае­мо столь же отчетливо, как наступление половой зрелости — для внешней физиологии. Но это обычно мало замечают. Такова общая периодичность хода человеческой жизни, с которой мы имеем дело. Однако, если (как я только что сказал) происходит, например, в возрасте между сменой зубов и наступлением подовой зрелости какое-то значи­тельное событие, приводящее в очень сильное возбуждение сферу чувств (красная спираль), тогда имеет место нечто весьма своеобразное, но чего в действительности обычно не замечают (ибо наши способности наблюдения совсем огру­бели). Но, тем не менее, это имеет место. Это производит в какой-то мере впечатление того, что переживаемое чувство­вание словно вибрирует в сознании. Но если речь идет о впечатлении чувств, тогда совсем независимо от того, что вообще разыгрывается в вашем сознании, в вашей душев­ной жизни, нечто происходит в объективном мире. И мы можем то, что тогда происходит в объективном мире, срав­нить со своего рода генерированием неких вибраций: они начинают распространяться не бесконечно; но когда они достаточно распространились, когда их эластичность, так сказать, приходит к концу, тогда эти вибрации поворачива­ют обратно (левый полукруг); и это проявляется в следую­щем семилетнем периоде так, что это опять возвращается, образуя какого-либо рода импульс, проникающий извне в вашу душевную жизнь. Я не хочу сказать (ибо это связано с индивидуальной формацией жизни), что приблизительно через семь лет всегда возвращается такое же событие; это было бы неверно. Но это так или иначе незаметно вторгает­ся в следующий семилетний период.

Мы с нашей душевной жизнью непрестанно проходим через такие события, которые врываются в нашу душевную жизнь и которые суть реакция мира на то самое, что в предыдущем семилетнем периоде мы как-либо пережили в нашей сфере чувств. Следовательно, такое событие, кото­рое каким-либо образом взбудоражило наши чувствования, в следующий семилетний отрезок нашей жизни снова вры­вается своим эхом в нашу душевную жизнь. Люди обычно не замечают таких вещей. Но кто приложит для этого не­много стараний, тот может наблюдать такие вещи даже внешне.

Кому еще не довелось пережить, как, быть может, вне­запно наступает разлад с человеком, которого хорошо зна­ют; человек вдруг неожиданно меняется, "подобно грому среди ясного неба", как часто говорят. Если проследить такого рода вещи, действительно обладая душевным оком, то можно при таком особенном поведении человека почув­ствовать, что именно он говорит между слов или в самих словах, и тогда можно вернуться назад к какому-нибудь событию — такому (как я это характеризовал), что рань­ше задело его чувства. И в течение всего прошедшего времени нечто действительно происходило в мире — чего не происходило бы, если бы человек не имел того задевше­го чувства переживания. Итак, в целом это есть некий процесс, который помимо того, что переживается челове­ком, разыгрывается еще объективно вне этого человека. Вы видите, как много есть возможностей, что вещи разыг­рываются вне человека, хотя они и существуют благодаря человеку, и они суть просто объективные мировые про­цессы.

В эти объективные мировые процессы вмешивается то, что происходит среди элементарных существ — также и таких элементарных существ, которые находятся вне чело­века (и которых я недавно вам охарактеризовал). Те из них, которые связаны с дыхательной ритмической системой человека, окольным путем - вследствие пережитых душевных волнений — действуют совместно с этой ритмической системой. Эти вещи вынуждают нас, если мы их верно понимаем, сказать следующее: человек непрестанно как бы порождает вокруг себя поистине большую ауру. Но в то, что он вызывает там в вибрациях, вмешиваются элементар­ные существа, которые — сообразно тому, каков данный человек — могут повлиять на то, что возвращается к нему. Итак, представьте себе эту вещь следующим образом. Вы взволнованы тем или иным чувствованием; вы излучаете его. Когда оно возвращается к вам обратно, то оказывается, что оно подверглось влиянию тех элементарных существ, которые в прошедший промежуток времени имели дело с этим душевным волнением. И когда оно потом возвращает­ся обратно к породившему его человеку, то он тогда полу­чает это вместе с начинкой означенных элементарных су­ществ, переработанным элементарными существами, нахо­дящимися вне вас. (Правый полукруг. Рисунок закончен).



Рисунок 19

Через то, что человек распространяет вокруг себя как некую духовную атмосферу, он вступает во взаимоотноше­ния с элементарными существами. Все, что в ходе жизни человека происходит в порядке судьбы, связано с этими вещами. Мы ведь также и внутри самого хода нашей земной жизни имеем своего рода исполнение нашей судьбы. Не правда ли, если мы сегодня нечто переживаем, то это имеет, значение для позднейшего времени. Но это и есть тот путь, на котором мы фактически устраиваем нашу судьбу. И в этом устроении нашей судьбы принимают участие такие элементарные существа, которые чувствуют себя привле­ченными к нам теми или иными особенностями нашей соб­ственной натуры. Когда они чувствуют себя привлеченны­ми к нам, тогда они оказывают на нас свое воздействие.

Тут вы прозреваете в некое взаимодействие между чело­веком и его окружением, и вы можете отчасти усмотреть игру духовных сил в его окружении. Если проследить эту игру, тогда многое уясняется из того, что наступает для человека в порядке судьбы. Прозрение в эти взаимоотноше­ния малодоступно для нашего "просвещенного" времени (тут прилагательное "просвещенное", разумеется, всегда надо писать в кавычках) и, можно сказать, доходит до нашего времени только в преданиях более ранних времен, когда человек, находясь на элементарных ступенях сознания, был более связан с действительностью, чем теперь. Эти преда­ния вы находите прекрасно выраженными в тех старинных поэмах, где события, совершающиеся с человеком в поряд­ке судьбы, связываются с вмешательством элементарных существ. И действительно, одно из самых прекрасных сти­хотворений, сохранившихся до нашего времени, в котором идет речь о таком — в порядке судьбы — вмешательстве элементарных существ из вашего окружения, есть то самое, которое вы теперь не раз имели в эвритмической постанов­ке. Вы тут видите, как в порядке судьбы вмешиваются элементарные существа из владений "Лесного царя". Вы ведь знаете это стихотворение; оно называется "Дочь Лес­ного царя"**Перевод с датского. См. Гердер "Голоса народов в песнях"..

Сударь Олуф едет так поздно вскачь,

Пригласив людей на свою свадьбу.
Вот пляшут эльфы на зеленом лугу,

Дочь Лесного царя манит его рукой.


"Добро пожаловать, сударь Олуф!

Зачем спешишь? Сойди с коня и потанцуй со мной!"


"Я не смею, я не могу танцевать с тобой,

Завтра утром наступает день моей свадьбы".


"Послушай, сударь Олуф, потанцуй со мной,

Две золотые шпоры подарю я тебе.


Сорочку из шелка, такую белую и тонкую,

Мать моя белит тебе в лунном сиянии".


"Я не смею, я не могу танцевать с тобой,

Завтра утром наступает день моей свадьбы".


"Послушай, сударь Олуф, потанцуй со мной,

Груду золота подарю я тебе!"


"Груду золота взял бы я охотно,

Но танцевать я не смею и не должен!"


"Если, сударь Олуф, ты не хочешь танцевать со мной,

То пусть болезнь и смерть настигнут тебя!"


Тут вы имеете вплетение элементарного мира в события человеческой судьбы, когда это переходит в самое впечат­ляющее проявление этой судьбы — в болезнь и смерть.
И она наносит ему удар в сердце.
Я прошу вас обратить внимание на такого рода вещи. Эти вещи в старинных стихотворениях (Гердер ведь извлек это стихотворение из народной поэзии) фигурируют не так, как в стихотворениях нового времени. В отношении нашей культурной стихотворной продукции можно, пожалуй, ска­зать, что приблизительно девяносто девять процентов в ней являются излишними. Стихотворения же, ведущие свое про­исхождение из древней мудрости, всегда таковы, что они сообразны с фактами, с реальностью. В данном стихотворе­нии никогда не было бы сказано, что она наносить ему удар в голову или в рот. Но тут значится:

И она наносит удар ему прямо в сердце,

Никогда еще он не ощущал такой боли.
Это связано с ритмической системной человека — поэто­му тут фигурирует сердце.
Смертельно бледного поддержала она его на коне,

"Скачи же домой к твоей милой жене".


И когда он прискакал к своему дому,

Его мать, дрожа, встретила его у ворот.


"Слушай, мой сын, скажи мне тотчас,

Почему ты так смертельно бледен лицом?"


"А разве я не должен быть, как мертвец,

Когда побывал во владеньях Лесного царя!"


"Слушай, мой сын, любимый и верный,

Что ж должна я буду сказать невесте твоей?"


"Скажете ей, в лесу, мол, я,

Испытываю там моего коня и пса..."


Ранним утром, едва только настал день,

Приехала невеста с гостями на свадьбу.


Они приносят в дар и мед, и вино.

"Где ж сударь Олуф, жених мой?!"


"Сударь Олуф сейчас скачет по лесу,

Испытывает там своего коня и пса".


Невеста приподняла ярко-красный покров,

Там лежал сударь Олуф, и был он мертв!


Это — поэтическая, вполне сообразная фактам переда­ча того, на что я хочу обратить ваше внимание, а именно, на то, что разыгрывается вокруг человека в такие роковые часы, — и что, собственно, всегда разыгрывается вокруг человека, но с особенной силой выступает в тех обстоя­тельствах, которые можно наблюдать при периодическом возвращении переживаний, задевших сферу чувств данно­го человека. Ибо они возвращаются таким образом, что вмешиваются в ход нашей судьбы, но при этом они возвра­щаются не неизмененными, но после того, как они прошли через то, что с ними сотворили такие элементарные суще­ства. В точности так, как мы живем среди минерального, растительного, животного царства природы, живем мы прежде всего бессознательными частями нашего чело­веческого существа, нашей ритмической системой, в ду­ховной сфере элементарных существ. И тут из нашей судьбы может настигнуть столько, сколько может настигнуть имен­но в ходе человеческой жизни между рождением и смер­тью.

Только вследствие того, что мы своей головой вполне бодрствуем, избегаем мы заигрывания с элементарными су­ществами. Не включены мы в царство элементарных суще­ство только благодаря нашей бодрственнои головной жиз­ни. Тут мы своей головой неким образом держимся над поверхностью элементарного моря, в котором мы как люди плаваем непрестанно.

Здесь вы видите возвращение событий, возвращение их в порядке судьбы уже в пределах обыкновенной жизни вслед­ствие того, что разыгрывается в нашей ритмической системе, а также в системе конечностей. У этой последней также происходят взаимодействия с окружающим миром, но тут они сложнее, гораздо сложнее; они также возвращаются об­ратно, но они имеют гораздо большую дальность вибраций. Они возвращаются обратно к породившему их человеку только в следующую его земную жизнь или даже в одну из следую­щих его земных жизней. Итак, мы можем сказать: не надо, чтобы то, что мы называем нашей судьбой, нашей кармой, оставалось для нас чем-то загадочным, когда мы можем уз-I реть, что это есть — только в большем масштабе — то самое, что мы сами можем изучать в ходе человеческой жизни как возвращение таких событий, какие задели наши чувства. Но возвращаются-то они не неизмененными — возвращаются они, претерпев очень сильные изменения.

Я обращаю ваше внимание на следующее: в педагогичес­ких лекциях, когда я также читал их вам, я всегда обращал ваше внимание на то, что во время школьного возраста важ­ный узловой момент жизни ребенка приходится примерно на девятый год жизни. До тех пор надо, например, природове­дение преподавать детям не иначе, как связывая описания природных явлений, даваемые в сказочной, легендарной и тому подобной форме, с человеческой моральной жизнью. Лишь по достижении девятилетнего возраста можно и долж­но, ибо только теперь дети становятся созревшими для этого, начать давать, собственно, простые, элементарные описания мира природы. То, что можно назвать учебным планом Валь­дорфской школы**В "Статьях о трехчленности социального организма и ситуации времен 1915—1921", т.24 полного собрания сочинений. Дорнах, 1961 (отдельное издание — Дорнах, 1969)., полностью строится, исходя из дей­ствительного изучения человеческого существа — вплоть до таких частностей. Я уже обращал ваше внимание на это в моей статье "Педагогические основы Вальдорфской школы". Также и там я указал на значение этого момента времени для человека при достижении им приблизительно девятилетнего возраста. Этот момент времени можно охарактеризовать сле­дующими словами: "Я-сознание" человека получает тогда новый образ. Человек становится способным взирать на вне­шний мир природы более объективно. До того он связывал все, что видел во внешнем мире природы, со своим собствен­ным существом. Конечно, "Я-сознание" развивается уже в первое семилетие жизни ребенка, начиная с возраста в два, два с половиной года. Но во второй семилетний период, приблизительно в девятилетнем возрасте, оно повторно выс­тупает, по-новому. Можно сказать, что это есть одно из самых поразительных возвращений — это возвращение Я-сознания примерно в девятилетнем возрасте. Теперь оно по­вторно выступает в более одухотворенной форме, тогда как прежде, начиная с двух- или трехлетнего возраста, оно выс­тупало более душевно. Это только одно из тех свершений, которые повторно выступают самым поразительным обра­зом. Но это можно вполне узреть и в менее значительных событиях человеческой жизни.

Знание этих интимных событий, происходящих в челове­ческой жизни, станет в будущем все более и более настоя­тельно необходимым. Прозрение в вещи такого рода долж­но постепенно стать в будущем все более неотъемлемой частью общего образования человека. Это общее человечес­кое образование ведь изменяется от эпохи к эпохе. В наше время, не правда ли, мы почувствовали бы себя несчастли­выми, если бы наши дети в десятилетнем возрасте еще не умели бы вести счета. У римлян же этого еще не было, но они были бы несчастливыми, если бы их ребенок в этом возрасте еще не знал законов "двенадцати таблиц"**Lex duodecim tabularum Запись римского права на железных таблицах—составлено в качестве источника всех прав Римской империи.. Мы же прилагаем мало заботы о том, чтобы наши дети знали юри­дические законодательные акты; и при нашем душевном строе было бы худо, если бы это еще происходило. То, о чем думают, что оно должно быть достоянием всеобщего разумения людей, — это изменяется; и как раз теперь мы находимся у начала того времени, когда, следуя развитию всей земли, человечество должно будет придти к всеобщему разумению, исходящему из таких интимных событий, про­исходящих в человеческой жизни. Человек должен прид­ти к этому; он должен научиться знать себя все точнее — точнее, чем это считалось необходимым доныне. Иначе эти вещи неблагоприятным образом скажутся на всем состоя­нии человеческой жизни.

Наше незнание того, что нечто задевающее наши чувства имеет то или иное определенное происхождение, не избав­ляет нас от того, чтобы это не происходило в нашей душев­ной жизни. Эти вещи возвращаются; они оказывают свое влияние на нашу душевную жизнь. Мы не в состоянии объяснить их себе, мы не постигаем их своим сознанием. Последствием этого является то, что мы попадаем в разно-разные кризисные состояния. И ныне люди очень страда-, переживая такие состояния как неизвестно откуда взявшиеся и относительно которых они, конечно, не знают, что и их переживания восходят к более ранним. То, что переживается человеком в его чувствах, так или иначе возвращается к нему обратно. Вы можете, так сказать, сделать зарубку в своей памяти, удерживая часто мною поми­наемый представительный для этих вещей пример. Когда учим ребенка молиться, т. е. развивать молитвенное роение в своих чувствах, то это, вибрируя, однажды возвращается потом к нему обратно. В целом вибрация позднее возвращается — через длительное время, — воз­вращается и в промежутке, но вибрация продолжается да­лее опять и опять возвращается. По прошествии очень дол­гого времени молитва возвращается к нам таким образом что мы можем развить в себе душевное настроение благо­словения. Поэтому я часто говорю следующее. Ни один взрослый не сможет благословлять через возложение рук, если он в детские годы не научился молиться. Молитва преобразуется в силу благословения. Таковы возвраты в человеческой жизни.

Людям надо мало-помалу научиться понимать эти вещи. То, что люди ныне еще не понимают этих вещей, есть при­чина того, почему они не могут также узреть великого зна­чения Мистерии Голгофы. Какое значение, в конце концов, имеет для людей, полностью пронизанных современным образованием, когда им говорят: после того, как Христос прошел через Мистерию Голгофы, Он соединил Себя с жизнью земного человечества. Люди ведь не хотят соста­вить себе никакого представления о том, что они сами нахо­дятся во взаимоотношениях с той сферой, где ныне пребы­вает Христос. В нашей головной способности представления и понимания не очень заметно влияние Импульса Христа. Но как только мы проникаем взором глубже, а именно, в сферу чувств и в сферу волении, в бессознательное, тогда мы впервые живем в сфере элементарных существ; но эта сфера элементарных существ становится для нас одновре­менно пронизанной Импульсом Христа. Благодаря нашей, физиологически выражаясь, ритмической системе, благода­ря нашей сфере чувств мы ныряем в ту область, с которой соединил Себя Христос ради блага земного бытия. Тут мы находим, так сказать, то место, где реально присутствует Христос, — находим не согласно преданию и не благодаря какой-либо субъективной мистике, но объективно. Вместе с тем мы живем в ту эпоху, начиная с которой свершения, исходящие из этого места (как я недавно разъяснял вам) имеют объективное великое значение для человеческой жиз­ни, ибо они постоянно оказывают бессознательное — для человека — влияние на его решения, на его поступки, хотя люди и сопротивляются этому. А если бы люди вникли в это, тогда это влияние они могли бы переживать сознатель­но другими словами, мы могли бы тогда в той или иной мере призывать духовные миры, сопринадлежащие нам, и действовать совместно с ними.

Также и внешне мы можем распознать, что в этом отно­шении мы стоим на поворотном пункте эволюции человече­ства. Мне нужно указать вам лишь на один факт, о котором я уже часто говорил вам с той или иной точки зрения. Если мы возьмем исторические сочинения — обычные современ­ные книги по истории, — то мы скажем себе: эти историчес­кие исследования, собственно, еще не проникли до Мисте­рии Голгофы. Возьмите хотя бы то, что обычно излагается всеобщая история. Как известно, там изображены вре­мена древнего ассирийского, вавилонского царства, древне­го персидского царства, египетского царства, Греции, Рима. Затем, может быть, упоминается, что имела место также Мистерия Голгофы; но дальше прослеживается история ве­ликого переселения народов и т. д. — вплоть до Людовика XIV, или до французской революции, или до Пуанкаре, а у других историков — вплоть до свержения Гогенцоллернов и т. д. Но о поступательном проникновении в человечество

пульса Христа вы в том, что называют "историей", но что является обыкновенной басней, не найдете ничего, совсем ничего. Показательно, к примеру, что такой историк, как Ранке**Леопольд фон Ранке (1795—1886) — немецкий историк., который был верующим христианином и субъек­тивно очень много отдал Импульсу Христа, не мог как историк включить в историю событие Христа. Он не мог с ним ничего поделать. В изложении истории событие Христа не играет никакой роли. Так что мы можем, сказать: для того духовного познания человека, какое до сих пор высту­пает в истории, христианство еще, собственно, не существу­ет- И только наша антропософически ориентированная ду­ховная наука, обращаясь к изложению истории, считается в положительном смысле с необходимостью того, что в четвертую послеатлантическую эпоху событие Голгофы долж­но было вступать в конкретное историческое развитие челове­чества. И мы, как вам известно, излагаем историю так, что это событие Голгофы включено в наше историческое изло­жение. Да, мы идем и дальше: мы не только излагаем историческое развитие человечества так, что включаем туда событие Голгофы, но мы излагаем и мировое развитие, космическое развитие таким образом, что мы имеем Мисте­рию Голгофы внутри космического развития.

Если вы дадите подействовать на себя моему "Очерку Тайноведения", то вы заметите, что там говорится не толь­ко о солнечных или лунных затмениях, бывших в про­шлом, или о каких-либо взрывах или извержениях в космо­се, но там сказано как о космическом явлении о событии Христа. И поразительно следующее: как только скажешь об истории, что историки, так называемые историки, не нахо­дят никакой возможности включить событие Христа в про­гресс исторического становления, то официальные предста­вители религиозных исповеданий приходят прямо-таки в ярость. А когда они слышат кое-что об антропософически ориентированной духовной науке, которая говорит о собы­тии Христа как о явлении космическом, тогда эти люди, являющиеся официальными представителями религиозных исповеданий, начинают страшно браниться. Отсюда вы мо­жете усмотреть, в какой малой мере эти религиозные испо­ведания склонны действительно осуществить великие тре­бования нашего времени, а именно, поставить событие Хри­ста в связь с мировыми событиями вообще. Приходится сказать следующее: те люди, которые часто говорят о Хрис­те, даже теологи, — они говорят о Христе не иначе, чем когда они говорят о каком-либо всеобщем божественном существе, — не иначе, чем древние иудеи говорили (а тепе­решние евреи еще говорят) о своем Ягве, или Иегове. Я недавно говорил вам**См. четвертую лекцию этого тома. о следующем: вы можете взять книгу Гарнака "Сущность христианства" и, вычеркнув имя Хрис­та, везде, где Гарнак его ставит, заменить его общим наиме­нованием Бога; при этом смысл сказанного там не изменит­ся, ибо этот человек не имеет никакого понятия о специфи­ке христианства. Да, эта книга "Сущность христианства" являет собой, страница за страницей, изложение вовсе не христианства, а по существу противоположного христианству общего учения об Ягве. Это очень важно — указать на такие вещи, ибо они связаны с самыми насущными требова­ниями нашей современности. И то самое, что должно влить­ся в культурное развитие человечества, — это есть сознание человека о наличии не какого-то всеобщего отвлеченного духовного мира, но конкретного духовного мира, внутри которого мы живем своими чувствами, волениями и дей­ствиями и из которого мы "выныриваем" только своей голо­вой — только тем, что мы мыслим. И дело обстоит уже так, что мировоззрение действительно нового рода обосновыва­ется, оправдывается тем, что стремятся к действительному пронизанию импульсом Христа того, что мы чувствуем, волим и делаем.

То, что наша астрономия, наше учение об эволюции разви­лись, в нынешнее время выражаясь в полностью абстракт­ных формулах, — это стало возможным только вследствие того, что импульс Христа не вступил внутренне в людей, но остался преданием, традицией и, самое большее, пережива­ется людьми субъективно, не захватив их внутренне так, чтобы их внутренние переживания сделались такими, кото­рые одновременно суть объективные космические пережи­вания, когда мы находимся во взаимоотношениях с тем, что духовно происходит вокруг нас.

В наше время то тут, то там можно заметить, пожалуй, как брезжит сильное сознание того, что для дальнейшего развития человечества необходимы новые импульсы. Но вместе с тем люди с таким трудом решаются обратиться к конкретной духовной жизни. Если они говорят о Духе, то всегда имеют большее или меньшее поползновение оста-; ваться жить в абстракции. Само уразумение нашей позиции по отношению к нашему мышлению должно определенным образом измениться. С той или иной точки зрения я ведь же обращал ваше внимание на то, что я под этим подразу­меваю, ибо также и в публичных лекциях я часто указывал на то, что сообщения об антропософически ориентирован­ной духовной науке делаются как раз в наше время не ради какой-то программной цели и не из предпочтения именно в этом направлении вызвать воодушевление к какому-то идеа­лу, но из прозрения того, что именно человечеству стало крайне необходимо. И благодаря этому снова примкнуть к душевному строю более ранних времен, который наличе­ствовал в те эпохи, когда люди были больше взаимосвязаны с их реальным духовным окружением. В более ранние вре­мена это было иначе, чем теперь. И ныне мы должны ощу­тить это с особенной силой. Я часто говорил о следующем. Мы как люди ныне, собственно, больше не можем надеять­ся получить что-либо извне, прогрессивные импульсы для дальнейшего развития человечества мы должны теперь до­быть изнутри самих себя — из нашей взаимосвязи с духов­ным миром; и мы должны иметь по-настоящему зоркие глаза, чтобы заметить, как то самое, что мы переживаем, становится, собственно, все больше и больше упадочными переживаниями, хотя мы сами, может быть, и не повинны в этом. Мы находимся уже в клонящейся к упадку части цикла земного развития; и"мы должны как люди вырваться из этого хода земного развития благодаря нашей взаимосвя­зи с духовным миром. Но благодаря этому то, к чему мы стремимся на познавательном пути, можно ощутить как силу, которая делает для нас как представителей рода чело­веческого возможным такой же переход к грядущим стади­ям развития, когда Земля под нами отомрет, как это проис­ходит с нами в малом, когда наше тело умирает и мы проходим через врата смерти. Каждый из нас проходит через врата смерти как отдельный человек, т. е. ступает в духовный мир, а оставленное им внизу тело отмирает. Так произойдет некогда в будущем со всем человечеством. Это человечество в целом развивается в направлении к переходу в бытие Юпитера (я называю это бытием Юпитера). Земля становится трупом. Мы теперь уже находимся внутри про­цесса отмирания Земли. Отдельный человек становится мор­щинистым, седым. Земля ныне для геолога, действительно умеющего наблюдать (я недавно говорил вам об этом)* *См. сказанное о геологе Зюссе в третьей лекции этого тома., обнаруживает явственные признаки своего старения. Она отмирает под нашими ногами. То самое, что мы сегодня отыскиваем духовно, на самом деле есть работа, противо­стоящая процессу старения Земли. Сознанием этого мы дол­жны проникнуться.

С другой точки зрения в более ранние времена мудрость мистерий означала собой нечто такое, что родственно цели­тельной силе, — также и физической целительной силе. Сознание этого тоже должно ныне начать проникать в чело­вечество. Надо, чтобы в сознании людей родилось стремле­ние к истинному познанию; тем самым будет сделано нечто для дальнейшего развития человечества. К этому сознанию, конечно, никогда не прийти, если то конкретное, что раз­ыгрывается вокруг нас таким образом, как я это сейчас описал, не принять во внимание; ибо теперь то самое, что человек чувствует, мыслит, и волит, и делает, рассматрива­ется людьми как всего лишь их личная забота. Они не знают, что это есть также нечто такое, что разыгрывается и во внешнем мире. Но становится необходимым, чтобы (тут я должен сделать одно замечание, которое, пожалуй, будет не совсем понятно для всех присутствующих), и те, хочу я сказать, стороны человеческого знания, которые являются более точными, пошли навстречу таким устремлениям. Но ныне эти науки еще вовсе не на высоте — действительно еще совсем не на высоте. Вы можете ныне повсюду в точ­ных науках найти просто невозможные представления. Я упомяну сейчас лишь о том, что, пожалуй, может быть ясно всем. Обычно люди имеют следующие тривиальные пред­ставления (рисунок 20). Вот где-то, мол, есть солнце. Свет, исходящий от солнца, распространяется во все стороны, как это наблюдается у других источников света. И вы мо­жете повсюду обнаружить, что те люди, которые занима­ются исследованиями этого распространения света при по­мощи математических представлений, говорят: конечно, свет распространяется до бесконечности и там как-то исчезает; он слабеет, распространяясь до бесконечности, где и теря­ется. — Но это не так. Все, что распространяется таким образом, достигает до некоей границы и от этой границы снова раскачивается в обратную сторону, возвращаясь из­мененным к своему источнику. Солнечный свет не уходит в бесконечность, но раскачивается в себе самом снова в обрат­ную сторону — однако уже не как свет, а как нечто иное; Тем не менее он раскачивается опять в обратную сторону.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   17




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет