Руфь Такер От Иерусалима до края земли

Некоторое время с Кэри и, в частности, с его сыном Феликсом была связана еще одна миссионерская чета, приехавшая в Индию в 1812 г. - Адонирам и Нэнси Джадсон (Adoniram and Nancy Judson). Джадсоны вместе с другими шестью молодыми миссионерами приехали из Соединенных Штатов и стали первыми американскими миссионерами, служившими за рубежом. Как многие миссионеры до них, они обнаружили, что Ост-Индская компания является непреодолимым барьером для работы и были вынуждены покинуть Индию. После нескольких месяцев проблем и отсрочек Джадсоны, отделившись от своих спутников, поехали в Бирму, где провели оставшуюся жизнь в условиях чрезвычайных сложностей и лишений в попытке нести людям Евангелие в этой закрытой и такой неприветливой земле.

Адонирам Джадсон родился в Массачусетсе в 1788 г. в семье священника-конгрегационалиста. Ему было шестнадцать, когда он поступил в университет Брауна, который закончил через три года (за три года завершив четырехлетний курс обучения), удостоившись чести сказать от своего курса речь на выпускном вечере. В студенческие годы он сблизился с сокурсником, Джейкобом Имзом (Jacob Eames), который исповедовал деизм - доктрину, преданную анафеме в консервативной конгрегационалистской церкви, в которой он вырос. Но взгляды Имза оказали сильное влияние на молодого Джадсона, которого уже не удовлетворяла вера его отца. После выпуска Джадсон вернулся в родной город, где открыл академию и опубликовал две книги; но он не чувствовал себя счастливым. Несмотря на уговоры родителей, он решил посмотреть мир, направившись в Нью-Йорк, где надеялся стать драматургом.

Пребывание Джадсона в Нью-Йорке было коротким и неудачным. Через несколько недель он уже возвращался обратно в Новую Англию, удрученный и подавленный отсутствием перспектив на будущее. Не имея четких планов, однажды вечером он остановился в какой-то гостинице. Его сон был прерван стонами больного человека в соседней комнате. Утром он спросил о несчастном соседе и узнал, что больной, а им оказался Джейкоб Имз, ночью умер. Для двадцатилетнего Джадсона это был жестокий удар, что послужило началом его духовных поисков. Он решил поехать домой.

Когда в сентябре 1808 г. Адонирам вернулся в родной город, в приходе Плимута царила атмосфера оживления. Его отец был одним из тех священников, что участвовали в организации новой семинарии в Андовере, которая, в отличие от Гарварда и других теологических школ Новой Англии, придерживалась ортодоксальных догм веры. При поддержке отца и других священников Адонирам согласился продолжить поиски истины в этой новой семинарии. Он был принят как исключение, без исповедания веры, но всего лишь через несколько месяцев провозгласил "торжественное посвящение" себя Богу.

После этого посвящения Джадсон прочитал волнующее миссионерское послание, написанное одним британским миссионером. Он был настолько тронут этим посланием, что поклялся стать первым американским зарубежным миссионером. Андоверская семинария не призывала открыто проявлять миссионерское рвение, но в ней были другие студенты, сочувствовавшие миссионерской идее, включая Самьюэла Миллза (Samuel Mills) из Уильяме колледжа, который стал организатором "молитвенного собрания в стогу сена" за несколько лет до того. Молитвенное собрание, происшедшее как зов души, не по плану, стало знаменательной вехой в истории американских зарубежных миссий. Группа студентов Уильяме колледжа, настроенных на миссионерское служение, известная как Общество братьев, стала постоянно собираться на открытом воздухе для молитвы. Однажды их застигла гроза, и они укрылись под стоящим поблизости стогом сена. Именно там, в стогу сена, они поклялись посвятить себя миссионерскому служению. Миллз, переехав в Андовер, поддержал Джадсона и других андоверских студентов, заинтересованных в миссионерском служении. Он стал великим миссионерским деятелем, хотя сам никогда не служил за границей.

Повышенный интерес к миссиям в этой маленькой группе андоверских студентов привел к организации Американского совета по зарубежным миссиям, обычно называвшегося Американским советом - то самое общество, которое через десять лет направит Уитманов в Орегон (см. гл. 4). Хотя энтузиазма было много, деятельность Американского совета заглохла на старте. Парализованные отсутствием финансовой помощи, члены совета отправили Джадсона в Англию в надежде получить материальную поддержку через Лондонское миссионерское общество. Директора ЛМО были готовы финансировать американских миссионеров вообще, но никак не хотели финансировать тех, кто работал на Американский совет. Джадсон уже собирался предложить им себя и своих товарищей в качестве миссионеров от ЛМО, но тут до него дошли слухи о значительном наследстве, полученном Американским советом, и он вернулся домой.

До отъезда в Англию Джадсон познакомился с Энн Хасселтайн, более известной как Нэнси. Нэнси, как и Адонирам, пережила духовное возрождение, изменившее всю ее жизнь, превратившее веселого и беззаботного подростка в серьезную, но живую молодую девушку. В отличие от Дороти Кэри, Нэнси испытывала глубокую озабоченность судьбами людей, не слышавших Благой вести, и настояла на поездке в Индию не "из-за привязанности к земному объекту", имея в виду Адонирама, но из-за "обязательств перед Богом... с полным убеждением в том, что это был призыв..."

В феврале 1812 г. они с Адонирамом поженились и через тринадцать дней отплыли в Индию, в середине июня прибыв в Калькутту.

Для Адонирама и Нэнси многодневное морское путешествие стало лишь продолжением медового месяца. Они проводили долгие часы в изучении Библии - в частности, выискивая истинное значение крещения, вопрос, не выходивший из головы Адонирама. Чем больше он вникал в суть этой проблемы, тем больше убеждался в том, что конгрегационалистский вариант крещения младенцев окроплением был неверным. Нэнси вначале расстроилась от его новых идей, споря, что вопрос не принципиален и настаивая на том, что она не изменит своей церкви, даже если он станет баптистом. После тщательного исследования, однако, она также пришла к принятию крещения верующих погружением, и после прибытия в Индию Адонирам и Нэнси приняли крещение от Уильяма Уорда в Серампуре.

Когда до Соединенных Штатов дошли новости о том, что Джадсоны, как и Лютер Раис (Luther Rice), один из других шести миссионеров, призванных к служению в Индии Американским советом, перешли в баптистский лагерь, в среде конгрегационалистов все пришло в движение Как мог герой-миссионер дезертировать после того, как они столько сделали для него? Баптисты, однако, остались довольны и быстро организовали собственное миссионерское общество, чтобы обеспечить молодым миссионерам финансовую поддержку

Пребывание Джадсона в Индии было коротким Он понял, что нет никакой управы на могущественную Ост-Индскую компанию Будучи не в состоянии оставаться в Индии, молодая пара с побережья Восточной Африки отплыла на один из островов Но и там перспективы миссионерской работы показались туманными. Джадсоны вернулись в Индию, попытавшись по пути попасть в Пинангу на полуострове Малакка, где надеялись начать миссионерскую работу. Но в Пинангу никто не плыл, и опять под угрозой депортации Джадсоны погрузились на корабль, отправлявшийся в Бирму. Интересно, что Бирма, собственно, была первым местом, выбранным Адонирамом для миссионерской работы, но затем он услышал жуткие рассказы о жестоком обращении местных жителей с иностранцами и решил попытать счастья в другом месте.

Прибытие Джадсонов в Рангун оказалось безрадостным. Нэнси во время морского путешествия родила мертвого ребенка, на новую землю их обитания ее вынесли на руках В отличие от Индии, в Бирме не существовало европейской общины и не было кастовой системы. Люди выглядели довольно независимыми и свободными, несмотря на жестокий тиранский режим правления. Повсюду царила нищета. Узкие грязные улочки Рангуна обрамлялись спускающимися со склонов хижинами, а за улыбками, которыми их приветствовали, чувствовалось состояние подавленности. Джадсоны были не первыми протестантскими миссионерами в Бирме. Другие приезжали и уезжали, и только Феликс Кэри (старший сын Уильяма Кэри) с женой оставались там; но и они вскоре после приезда Джадсона покинули страну, когда бирманское правительство предложило Феликсу высокий пост (назначение, которое его отец с горечью прокомментировал: "Феликс ссохся из миссионера в посланника"). Позже Феликс вернулся в Индию, чтобы работать вместе с отцом, и успешно помогал в миссионерской работе.

Через два года после прибытия из Америки Адонирам и Нэнси остались одни и начали закладывать основы собственной миссионерской работы. У них был большой миссионерский дом в Рангуне, и там они проводили по двенадцать часов в сутки, изучая трудный бирманский язык. Нэнси, общаясь каждый день с бирманскими женщинами, быстро освоила разговорный язык; а Адонирам храбро сражался с письменным языком, выражавшимся в длинных сочетаниях множества букв без знаков препинания и без заглавных букв, без разделения между словами, предложениями или абзацами.

Язык был не единственным препятствием в общении между бирманцами и Джадсонами. Они обнаружили, что у бирманцев не существует концепции вечного Бога, Который осуществляет заботу о человечестве. Их первые попытки поделиться Благой вестью привели к разочарованию:

"Вы и представить себе не можете, как невероятно сложно дать им идею истинного Бога и пути спасения через Христа, поскольку их настоящие представления о божестве такие приземленные". Религией Бирмы был буддизм, религия ритуалов и языческого поклонения: "Уже две тысячи лет как Гаутама, их последнее божество, вошло в эту стадию совершенства; и хотя он теперь прекратил свое существование, они все еще поклоняются волоску с его головы, который находится в огромной пагоде, куда бирманцы ходят каждый восьмой день".

Однако Джадсоны недолго находились в положении единственных протестантских миссионеров в Бирме. Вскоре после переезда в просторный дом миссии их уединение закончилось, потому что они приютили Джорджа и Фиби Хью с детьми. Хью, работавший печатником, приехал к ним со станком и шрифтами и вскоре начал печатать отрывки из Писаний, которые Адонирам медленно переводил. В течение двух лет миссия увеличилась еще на две семьи, но смерть, болезни и досрочные отъезды подрывали силы миссионеров.

Бирма не была вдохновляющим полем для насаждения христианства и сбора обильных плодов. Каждое семя прогресса, казалось, сначала прибивалось под давлением внешних сил к земле, прежде чем начинало пускать корни. Иногда проявлялись признаки заинтересованности, а затем вдруг сразу исчезали, когда возникали слухи об ужесточении правительственной политики. Постоянно меняющиеся правители Рангуна испытывали терпение миссионеров, меняли свой курс, бросаясь из одной крайности в другую. Когда Джадсоны были любимцами при дворе, им разрешили свободно проповедовать Евангелие, и бирманцы активно реагировали на ослабление официального контроля; но когда их вычеркнули из списка фаворитов, они стали тише воды, все свое время занимаясь переводами в миссии.

С первых дней своей жизни в Рангуне Джадсоны испытывали неудобство от того, что миссия расположена вдали от оживленных путей. Они приехали в Бирму служить людям и хотели, чтобы люди могли легко попасть к ним. На короткое время они выбрались из миссии и жили среди шумного населения города, но в их временном жилище разразился пожар, и им пришлось вернуться в уединенный дом миссии. Но они не были довольны. Они хотели жить среди людей и общаться с ними. Как это могло стать возможным в культуре, настолько отличной от их культуры? Устройство зайята стало идеальным решением.

Зайят был домом, открытым для любого, кто хотел отдохнуть, обсудить события прошедшего дня или послушать забредших буддистских учителей, часто там останавливавшихся. Это было место отдохновения, где люди забывали о напряжении дня, и в Рангуне насчитывалось множество таких прибежищ. Джадсон был убежден, что такое строение сможет дать им возможность контактировать с людьми, но его останавливало отсутствие средств. Наконец в 1819 г., через пять лет после приезда в Бирму, он смог купить по приемлемой цене подходящий участок недалеко от миссии на дороге Пагоды, многолюдном перекрестке, где они с Нэнси начали строить свой зайят (хижина двадцать на двадцать футов с широкой верандой, все строение поднято на сваях на несколько футов над землей). Но недостаточно было просто построить его. Адонирам и Нэнси хотели, чтобы бирманцы чувствовали себя как дома, поэтому они посетили религиозный церемониал в близлежащем зайяте, чтобы ознакомиться с тем, каким образом люди сидят там и какие культурные особенности характерны для этих собраний. Они ясно понимали, что открывают не молитвенный дом в Новой Англии, но скорее типичный бирманский зайят.

Замысел оказался удачным. Сразу после открытия у них стали останавливаться посетители, которые иначе никогда бы не пришли в христианскую миссию. Хотя у Адонирама теперь оставалось мало времени на переводческую работу, он чувствовал огромный прилив сил. В мае 1819 г., всего лишь через месяц после открытия зайята, Маунг Hay исповедал свою веру в Христа на воскресном богослужении в присутствии множества бирманцев. Маленькая бирманская церковь в Рангуне медленно росла, и к лету 1820 г. в ней уже насчитывалось десять верных крещеных членов. С самого начала бирманские обращенные активно включились в благовествование: одна женщина открыла школу, молодой человек стал помощником пастора, а другие распространяли христианские брошюры. Работа шла даже после отъезда Джадсонов.

Кроме правительственных неурядиц, другим величайшим препятствием в работе в Бирме была тропическая лихорадка. И Адонирам, и Нэнси часто страдали от приступов лихорадки. Смерть была постоянной угрозой. Младенец Роджер, родившийся через год после обоснования в Рангуне, наполнял их жизнь радостью всего полгода и внезапно умер от лихорадки. В 1820 г. Джадсоны уехали из Рангуна на несколько месяцев, чтобы подлечить Нэнси в Калькутте. Затем в 1822 г. Нэнси рассталась с Адонирамом для более продолжительного лечения, уехав сначала в Англию, а потом в Соединенные Штаты.

Пока Нэнси отсутствовала, Адонирам с головой ушел в переводческую работу, менее чем за год закончив Новый Завет. Тем временем ситуация в стране изменилась драматическим образом. Доктору Джонатану Прайсу (Jonathan Price), медику-миссионеру, работавшему вместе с Адонирамом, было приказано явиться к императору, находившемуся в Аве в нескольких неделях пути вверх по реке. Поскольку Адонирам владел языком, он был вынужден сопровождать Прайса на эту важную встречу, а потому неохотно упаковал вещи для дальнего путешествия. Какое-то время миссионеры радовались доброму отношению к ним королевского двора, но в начале 1824 г. политическая ситуация в Бирме стала угрожающей. Нэнси вернулась из Соединенных Штатов и присоединилась к Адонираму в Аве; но их встреча была короткой. Между Бирмой и Англией вспыхнула война, и всех иностранцев обвинили в шпионаже. Оба миссионера, Адонирам и Прайс, были арестованы и брошены в тюрьму для смертников, ожидая казни.

Жизнь в тюрьме смертников была ужасающей. Миссионеры содержались вместе с обычными преступниками в грязном, кишашем паразитами, темном и сыром помещении, с колодой на ногах. По ночам клейменые лица (тюремные стражи, на лицах и груди которых было выжжено клеймо, потому что они сами являлись когда-то преступниками) подтаскивали людей за ноги к бревнам, прикрепленным к потолку, и там закрепляли их ноги так, что на земле оставались лежать только голова и плечи. К утру замученные заключенные становились немыми и глухими, но дневное время приносило им немного облегчения. Каждый день людей уводили на казнь, и заключенные никогда не знали, кто будет следующим.

Нэнси пыталась хоть как-то облегчить страдания Адонирама. Каждый день она ходила к чиновникам, объясняя им, что Адонирам, как американский гражданин, не имел никакого отношения к Британскому правительству. Иногда ее мольбы и взятки действовали, и его участь временно облегчалась, но чаще всего она чувствовала невозможность помочь мужу, томящемуся в тюрьме. Дело усложнилось, когда она обнаружила, что беременна. Единственным ярким пятном в мрачной жизни последующих месяцев было разрешение на посещения Адонирама, данное ей чиновниками и стражей, умилостивленными ее взятками. Затем на некоторое время ее посещения прекратились, а 15 февраля 1825 г., через восемь месяцев после ареста Адонирама, она пришла с маленьким свертком - малышкой Марией менее трех недель от роду.

На следующий день, когда британские войска вступили в Аву, заключенных внезапно вывели из тюрьмы и заставили идти дальше на север. Связанные в камерах более года, не имея там возможности двигаться, заключенные были совершенно не готовы к утомительному маршу под палящим солнцем, и некоторые не выдержали.

Опухшие ноги Адонирама вскоре покрылись ранами и сильно кровоточили. Каждый шаг причинял невыносимые страдания. Когда они переходили мост, перекинутый над высохшим ручьем между скал, на какое-то мгновение Адонирам испытал искушение перекинуться через ограждение и покончить со всем этим кошмаром раз и навсегда. Это был бы легкий выход, но он подавил соблазн и продолжал шагать, чтобы еще раз оказаться в тюрьме. Через несколько дней Нэнси, ничего заранее не знавшая о переводе, появилась на новом месте, в очередной раз начав ходатайствовать о муже. Но тому, что она намеревалась завершить, вскоре помешала болезнь малышки и ее собственное ослабшее здоровье. Она заболела так сильно, что не могла кормить Марию, и только сострадание стражников сохранило девочке жизнь. Они позволили Адонираму дважды в день выходить из тюрьмы и носить девочку по деревне, чтобы матери, имеющие своих новорожденных, могли покормить маленькую грудью. Мать и дитя медленно поправлялись, но никогда уже их здоровье не восстановилось полностью.

Наконец в ноябре 1825-го, почти через полтора года тюремного заключения, Адонирама освободили, чтобы использовать на мирных переговорах с британцами. Работая на переговорах, Джадсоны провели короткое время с британскими властями и впервые за два года позволили себе расслабиться. Нэнси писала своему шурину: "Никто на земле не мог быть счастливее нас в те две недели, что мы провели в английском лагере". Это стало последним коротким периодом, когда они были вместе. Они ненадолго вернулись в Рангун, а затем Нэнси осталась с Марией, а Адонирам вновь уехал, чтобы помочь завершить переговоры. Недели растянулись на месяцы, и, прежде чем он успел вернуться, он получил письмо с черной печатью. Нэнси, его дорогая подруга, умерла от лихорадки. Несколько месяцев спустя малышка Мария тоже умерла.

После смерти Нэнси Адонирам решил было утопить свое горе в работе. Более года он удерживал сумасшедший темп работы в переводах и евангелизации, но его сердце больше не выдерживало. Под внешней маской спокойствия скрывалось ощущение вины и горя, которое нужно было облегчить. Он не мог простить себе, что его не было рядом с Нэнси, когда она нуждалась в нем больше всего. Он не мог избавиться от неизбывного горя, которое, казалось, росло и росло. Депрессия нарастала, а продуктивность его работы уменьшалась. Адонирам стал подолгу задумываться, избегал контактов с другими людьми. Он даже перестал обедать вместе с другими миссионерами в миссионерском доме. Наконец, через два года после смерти Нэнси, Джадсон совсем прекратил общение с людьми и ушел в джунгли, где построил хижину и жил в полном уединении. Он зашел так далеко, что вырыл себе могилу и ожидал своего конца, занимая ум мрачными мыслями о смерти. Он погрузился в состояние духовного опустошения: "Бог для меня есть Великое Непознаваемое. Я верю в Него, но я не нашел Его".

К счастью, психический надлом Джадсона не превратился в постоянную душевную болезнь (в отличие от Дороти Кэри). Там не было психиатров, не было психоаналитиков и не было групповой терапии. Однако там была огромная любовь и беспрестанные молитвы его коллег и местных обращенных. Но что важнее всего, его вера покоилась на твердом основании, которое могло выдержать самые тяжелые времена сомнений. Он медленно выздоравливал от парализующей депрессии и обретал новую глубину духовности, что в дальнейшем намного обогатило его служение. Он начал путешествовать по Бирме, помогая другим миссионерам в их деятельности. Куда бы он ни приезжал, ответная реакция была одинаковой: вспышка заинтересованности, новые обращенные и признаки духовного возрастания. Он ощущал новый прилив интереса к Богу "по всей долготе и широте страны". Это было потрясающее чувство: "Я иногда чувствовал встревоженность, как человек, который видит мощную машину, готовую двигаться, но знает, что у него нет над ней контроля".

Каким бы привлекательным ни был такой образ жизни Джадсона, его ожидала еще более важная работа - завершение бирманской Библии. На нее потребовалось бы гораздо больше времени, чем минутка здесь, часочек там; этой работе необходимо было отдаться полностью, а это значило просидеть за столом два долгих года, придерживаясь скорости перевода по двадцать пять или тридцать стихов Ветхого Завета каждый день с оригинального древнееврейского на бирманский - два невероятно сложных языка. Джадсон выполнил свою задачу, завершив начальный перевод, но еще предстояли годы менее напряженной проверочной работы. И только в 1840 г., через четырнадцать лет после смерти Нэнси, он отослал издателю последнюю страницу своей бирманской Библии.

Тем временем Джадсон стал уделять свое время и внимание не только проверочной работе. В 1834 г., в возрасте сорока шести лет он женился на Саре Бордман (Sarah Boardman), тридцатилетней вдове, которая самоотверженно осталась на миссионерской работе после смерти мужа, который умер за три года до того. Они хорошо подходили друг другу, но свою миссионерскую деятельность Саре пришлось сократить, когда их семья увеличилась. В течение десяти лет совместной жизни она родила восьмерых детей. Но напряжение было слишком велико. В 1845 г., после рождения последнего ребенка, по дороге в Соединенные Штаты для лечения она умерла.

Сару сопровождали Джадсон и трое из их детей, и трагедия, случившаяся с ними, помешала радостной встрече с семьей и друзьями. Прошло уже тридцать три года с тех пор, как Джадсон покинул родину. Там произошли значительные перемены. Большое впечатление на него произвели крупные города и морские порты, возникшие из сельских городков и рыбных верфей, и теперь земля его детства исчезла навсегда. Он с трудом узнавал прежде хорошо знакомую сельскую местность Новой Англии. Но не только изменения, происшедшие за тридцать три года прогресса, помешали ему спокойно вернуться к воспоминаниям детства, чтобы утихомирить острую боль. Он вдруг обнаружил, что знаменит. Казалось, каждый хотел видеть и слышать человека, чье имя постоянно повторялось в домашних беседах и чья миссионерская работа стала легендой. И хотя Джадсон чурался славы и популярности, он, тем не менее, удовлетворил своих поклонников и сторонников и начал утомительный круг посещений, встреч и речей. Однако люди разочаровались в своем герое. Они хотели слышать волнующие истории об экзотических народах и обычаях, а он проповедовал Евангелие, которое они слышали и раньше.

Во время путешествия Джадсона представили Эмили Чабок (Emily Chubbock), молодой писательнице, автору популярных литературных произведений, писавшей под псевдонимом Фанни Форрестер (Fanny Forrester). Джадсон был восхищен ее живым писательским стилем и в то же время поражен тем, что такой выдающийся талант верующей христианки (к тому же баптистки) тратился впустую на светскую литературу. Он предложил Эмили написать биографию Сары, и она с энтузиазмом приняла эту идею. Их дружба быстро окрепла, и в январе 1846 г. он сделал ей предложение - менее чем через месяц после знакомства.

Решение жениться на Эмили далось ему трудно. Она думала о перспективах миссионерской работы, и не было никаких оснований полагать, что она не сможет стать верной женой Джадсону и ценным помощником в его миссионерских трудах в Бирме. Но Джадсон был святым, перед которым преклонялась вся Америка, и на него, как такового, возлагались большие надежды. Жениться на светской писательнице, которой чуть больше двадцати, которая вдвое младше его, казалось безрассудным шагом в глазах американской общественности. Но шквал критики сделал их решимость еще более твердой, и в июне 1846-го они поженились.

В следующем месяце они отплывали в Бирму, оставив троих детей (которые так больше и не увидят своего отца) на попечение двух разных семей. В Бирме их ожидали еще трое детей, которые никогда не увидят маму, вырастившую их с раннего детства. Сага о Джадсоне, как и истории о многих и многих миссионерах - это рассказ о тех травмах, что наносит миссионерская работа семье: плачущие дети, прильнувшие к своим родителям, никогда не понимающие, почему их отрывают от единственной любви и опоры, которую они когда-либо знали. Тем не менее дети вынесли все невзгоды. Из пятерых детей Джадсона от Сары, достигших зрелого возраста, двое стали священниками, один - врачом, другая - директором академии, и еще один доблестно служил в армии Соединенных Штатов, пока на войне не стал инвалидом.

В ноябре 1846 г. Джадсон и его новая жена прибыли в Бирму. Эмили хорошо перенесла морское путешествие и была готова заступить на место Сары насколько могла. Она стала матерью для малышей Джадсона (выжили только двое) и с энтузиазмом взялась за изучение языка и миссионерскую работу, никогда не пренебрегая своим писательским талантом. Из-под ее пера выходили наглядные иллюстрации неприкрашенных будней миссионерской жизни. Ее беспокоили "тысячи и тысячи летучих мышей", но большинство других маленьких живностей она воспринимала достаточно легко: "Мы благословлены полным набором тараканов, жуков, ящериц, крыс, муравьев, комаров и клопов. Все деревянные изделия полны клопами, а муравьи маршируют по всему дому огромными армиями... Пока я писала, по крайней мере двадцать штук переползли мой лист бумаги. Только один таракан посетил меня, но невнимание этого джентльмена полностью компенсируется посещением целой компании черных жуков, размером с ноготок вашего мизинца - безымянных искателей приключений".

Адонирам и Эмили вместе прослужили в Бирме три года. Рождение девочки принесло им большое счастье, но очень часто их жизнь была омрачена болезнями. Весной 1850 г., когда Эмили ждала второго ребенка, Адонирам, заболевший всерьез, отправился в морское путешествие, надеясь, что оно поможет ему выздороветь. Менее чем через неделю он умер и был погребен в море. Десять дней спустя Эмили родила мертвого ребенка, но услышала о смерти мужа только в августе. В январе следующего года она вместе с маленькой Эмили и двумя маленькими сыновьями Джадсона отправилась в Бостон, чтобы устроить детей в Соединенных Штатах; но ее собственное здоровье уже было разрушено, и три года спустя она умерла в возрасте тридцати шести лет.

Сара и Джордж Бордман прибыли в Бирму из Соединенных Штатов в конце англо-бирманской войны, вскоре после смерти Нэнси Джадсон. Они знали обо всех опасностях, поджидавших их на этой земле. Их озабоченность судьбами бирманской миссии и последовавший брак были определены безвременной кончиной Джеймса Коулмана (James Coleman), одного из миссионеров, коллег Джадсона. Джордж Бордман, выпускник колледжа Колби, был так тронут этой жертвой, что поступил в Андоверскую семинарию, желая подготовиться к миссионерскому служению. Сара Холл, серьезный подросток и самая старшая из тринадцати детей, также глубоко переживала эту трагедию. Она решила написать поэму о Коулмане - строки, которым суждено было изменить ее судьбу. Поэма, опубликованная в религиозном журнале, возбудила интерес Бордмана, на которого сильное впечатление произвела искренность ее автора. Он не успокоился, пока не нашел ее, и через несколько месяцев знакомства они объявили о помолвке.

Бордманы стали известны своим служением среди каренов, горного племени, на которых многие бирманцы смотрели свысока. Вскоре после приезда в Бирму они оставили уютную миссию Моулмейн (Moulmein), чтобы переехать в Тавой (Tavoy) для работы с каренами. Они были первыми, пришедшими в это племя. С собой они привезли Ко Та Бью, преступника, который, по собственному признанию, совершил около тридцати убийств до своего обращения. Ко Та Бью, урожденный карен, являл собой яркое и живое свидетельство обращения и три года сопровождал Бордманов в их переездах из одной горной деревушки в другую. Это было плодотворное служение, но здоровье Джорджа Бордмана медленно ухудшалось. Он умер в 1831 г., пробыв в Бирме менее пяти лет. В отличие от Джадсона, который прослужил несколько лет, прежде чем увидеть своего первого обращенного, Бордман имел счастье видеть многих приходящих ко Христу. В течение последних двух месяцев его жизни пятьдесят семь каренов были крещены; только церковь в Тавое насчитывала семьдесят членов.

После смерти мужа у Сары возникло искушение вернуться в Соединенные Штаты с маленьким Джорджем, двухлетним сыном; но по настоянию Джадсона она решила продолжать работу. Он организовал школу для женщин и боялся, что с ее отъездом работа там заглохнет. В течение трех лет она оставалась с каренами, все свое время посвящая учительству и продолжая маршруты своего мужа в горные деревушки вместе с маленьким сыном, которого карены с любовью называли "маленьким вождем".

В 1834 г. Адонирам Джадсон приехал в Тавой навестить Сару, и во время его затянувшегося визита они поженились. На следующий год шестилетний "маленький вождь" был отправлен в Соединенные Штаты, чтобы получить хорошее образование. Для маленького человека это стало травмирующим событием, в связи с чем Сара писала, что он "проявил такую нежность и чувствительность, которая особенно не характеризовала его в контактах с чужими людьми". Малыш больше никогда не видел своей матери. Пустота в жизни Сары вскоре была заполнена новыми детьми, и она много времени уделяла материнским заботам; но никогда полностью не отстранялась от служения бирманцам. В дополнение к преподаванию в школе для женщин она эффективно использовала знание языка. Она писала гимны и программный библейский материал на бирманском языке, переводила некоторые другие вещи, включая частично "Путешествие Пилигрима", над которым работала в момент своей смерти. ["Путешествие Пилигрима", Беньян, Джон. На русском языке выпущен изд-вом "Свет на Востоке", 1991 г - Примеч пер]

Брак Сары с Джадсоном не означал конца евангелических трудов для каренов. Ко Та Бью стал пламенным евангелистом и зачинателем массового движения племени к христианству. Приезжали другие миссионеры, чтобы служить каренам и переводить Писания, и к 1850-м гг. у этого народа было более десяти тысяч членов церкви. Недавние исследования показали, что среди каренов имеется около ста тысяч крещеных верующих.

Невозможность сотрудничества с Ост-Индской компанией для Адонирама и Нэнси Джадсон, заставившее их обратить свои взоры к Бирме, можно рассматривать как провидение. Благодаря им и Бордманы, и другие миссионеры стали служить там, где когда-то враждебная страна открыла свои двери для проповеди Евангелия. Но тем временем миссионеры продолжали прибывать и в Индию. Хотя Ост-Индская компания настойчиво и упрямо сопротивлялась служению миссионеров в стране, Баптистское, Церковное и Лондонское миссионерские общества сумели поладить с досадными правилами этой компании и послать дополнительных добровольцев, чтобы поддержать миссионерскую работу в Индии. Одним из вариантов получить возможность остаться в Индии в качестве посланника благовестил с минимумом неприятностей являлся приезд капелланом Ост-Индской компании. Самым известным из таких капелланов был Генри Мартин, прибывший в Индию в 1806 г. и в течение короткого времени ставший одним из величайших переводчиков Библии в Центральной Азии.

Мартин родился в Корнуолле, Англия, в 1781 г. Его отец был торговцем, хорошо обеспечившим своего одаренного ребенка. Мартин учился с удовольствием и после школы поступил в Кембридж, который закончил с высшим отличием по математике. В юности он отвернулся от Бога, но сочетание определенных факторов заставило его вновь обратиться к духовным ценностям. Смерть отца, молитвы его сестры, совет праведного священника и чтение трудов Дейвида Брейнерда - все это вместе привело его к подчинению воле Бога, и только тогда он начал размышлять о зарубежных миссиях. Жертвенный пример Дейвида Брейнерда и усилия Уильяма Кэри, миссионера-первооткрывателя в Индии, были мощным источником вдохновения. Скоро зарубежные миссии стали единственной целью Мартина.

Как и его герой, Дейвид Брейнерд, Мартин ежедневно проводил долгие часы в молитвах и размышлениях: "Я думал о Дейвиде Брейнерде и страстно желал такой же преданности Богу для себя. Я чувствовал, как мое сердце привязано к этому дорогому человеку. Я стремился быть таким, как он. Боже, дай мне забыть о мире и иметь только одно желание прославлять Тебя". Намереваясь прославить Бога, Мартин начал практиковать самоотречение, что включало поглощение завтрака и чтение, "стоя на расстоянии от огня... хотя термометр показывал точку замерзания".

Целибат был другим аспектом его самоотречения. Он был благодарен за то, что "избавился от всех желаний комфорта семейной жизни", предпочтя "одинокую жизнь, в которой намного больше возможностей для божественного настроя ума". Но все это происходило до того, как он безнадежно влюбился в Лидию, невестку своего двоюродного брата на шесть лет старше себя. Это была "языческая привязанность", которая более всего другого отвлекала его от единственной цели - евангелизации язычников: "...я чувствовал слишком ясно, что страстно люблю ее. Прямое противопоставление этого чувства моей преданности Богу в миссионерской работе не привело ни к малейшему просветлению моего разума". Лидия покорила его сердце. Он не мог не думать об этой девушке, часто просыпаясь по ночам "с мыслями о ней".

Мартин оказался не первым (или не последним) молодым человеком, чьи мысли о миссионерской работе были отвлечены любовным романом; но, хотя Лидия и занимала его мысли, он не отказался от своего духовного призвания. Он был убежден, что сможет более эффективно служить Богу не обремененный браком, да и вряд ли Лидия согласилась бы сопровождать его в чужую страну. Он провел большую часть года, планируя отплыть в Индию и все время страдая от любви к Лидии, но утверждая, что "весело решился исполнить волю Божию и воздержаться от вкушения земных радостей" брака.

Весной 1805 г. Мартин был рукоположен в сан англиканского священника. Через месяц последовало назначение капелланом в Ост-Индскую компанию, а летом 1805 г. Генри попрощался с Лидией и отплыл в Индию. Приехав туда, он встретил Уильяма Кэри и других миссионеров Серампура. Способности его были немедленно признаны, и ему оказали поддержку в стремлении выполнить перевод Библии. Его главной обязанностью капеллана являлась забота о чиновниках Ост-Индской компании и их семьях; но его сердце принадлежало миссионерской деятельности, и он был в восторге от возможности сделать Новый Завет доступным для миллионов людей. В течение четырех лет он служил в военных гарнизонах, проповедуя и европейцам, и индийцам, организовывая школы и в то же время переводя Новый Завет на хиндустани, персидский и арабский языки. Но нестерпимая жара центральной Индии подорвала его уже хрупкое здоровье. В 1810 г., когда его перевод Нового Завета на хиндустани был готов для издателя, он отправился в морское путешествие в Персию, надеясь укрепить здоровье и в то же время проверить персидский и арабский переводы.

Здоровье Мартина действительно на какое-то время улучшилось, и он смог усовершенствовать свой перевод с помощью одного из самых больших специалистов и ученых в Персии, но к 1812 г. его физическое состояние опять ухудшилось. Путешествие в Англию сушей казалось единственно правильным решением для него, и, кроме того, появлялась возможность возобновить отношения с Лидией. Хотя она отвергла его приглашение приехать в Индию и выйти за него замуж, он все же стремился увидеть ее и сказать ей с глазу на глаз то, о чем говорил в письмах в течение последних шести лет. Но такой возможности ему не представилось. Он умер в Малой Азии осенью 1812 г. в возрасте тридцати одного года Когда он впервые приехал в Индию, он написал в своем письме: "...дай мне сгореть во славу Твою, Господи". Так он и сгорел.

Одним из миссионеров-новаторов, также служивших в Индии, был Александр Дафф (Duff), приехавший в Калькутту вместе с женой в 1830 г. На Даффа произвели неприятное впечатление некоторые доклады о состоянии дел в миссионерском служении в Индии, в которых утверждалось, что благовествование в Индии является бессмысленной затеей. Критики говорили о нескольких обращенных, в основном из отверженных, чья жизнь затем становилась полностью зависящей от миссий и они сами в дальнейшем не могли оказать никакого влияния на своих соотечественников. Но если отчеты были завышено пессимистическими, также верным оказалось то, что не предпринималось никаких согласованных действий, чтобы зажечь христианским благовестием сердца высших классов индийского общества. Дафф был настроен своим миссионерским служением изменить эту ситуацию

Дафф родился и вырос в Шотландии и получил образование в университете Святого Андрея. Евангельское пробуждение, которое в 1820-е гг. всколыхнуло Шотландию, также заставило вспыхнуть сердце этого молодого университетского студента. В возрасте двадцати трех лет он стал первым зарубежным миссионером церкви Шотландии. Миссионерская карьера Даф-фа началась со зловещего происшествия. По пути в Индию он пережил два кораблекрушения и во время одного из них потерял всю свою библиотеку - сокрушительный удар для такого ученого и образованного человека, каковым был Дафф.

Приехав в Индию, Дафф немедленно приступил к осуществлению своего плана привлечения к христианским ценностям высших классов индийского общества средствами образования. Его концепцией было обучение на английском языке западному искусству и наукам индийской образованной элиты, заинтересованной в западных идеях и образовании. В план занятий включалось также изучение Библии, и Дафф был убежден, что при помощи этого метода христианство будет твердо посажено в почву Индии. Критиковали Даффа многие - как миссионеры, так и педагоги Индии, - но у него имелись два мощных союзника: высоко уважаемый Уильям Кэри и Рама Мохум Рой, образованный и либерально настроенный брахман. Рой был популярным реформатором, имевшим много последователей, и в основном именно его влияние проложило путь Даффу. Рой гордился своей открытостью для нововведений и не противился изучению Библии, включенному в учебные планы Даффа. Он прочитал Библию, не став, однако, христианином, и настраивал студентов Даффа на изучение Писаний, чтобы иметь возможность судить самим.

Через несколько месяцев после приезда в Индию Дафф открыл свою школу. Он начал с пяти студентов, собиравшихся под деревом, но слух о новой школе распространился, как пожар, и к концу недели в школе уже было более трехсот человек, желавших учиться. Школа принесла ему шумный успех в его попытке посеять западное образование и, возможно, несколько менее в посеве Евангелия. За три года работы школы Дафф крестил четырех обращенных - слишком мало для размеров его школы. Но новости даже об этом малом количестве обращенных создали такие волнения, что студенты покинули школу. На какое-то время вся работа Даффа была поставлена под угрозу. Студенты стали медленно возвращаться, и все же к концу первого десятка лет в Индии студентов в школе насчитывалось всего восемьсот человек. Позже он открыл школу для девушек из высшей касты, к чему тоже был проявлен большой интерес.

Школу Даффа критиковали главным образом за то, что огромное большинство студентов приходили туда лишь для получения светского образования, и только тридцать три человека из тысяч студентов обратились за время жизни Даффа. Однако следует помнить, что большинство из этих тридцати трех молодых людей происходили из очень влиятельных семей и впоследствии стали весьма влиятельными христианами. Некоторые из них служили миссионерами и священниками, а другие стали выдающимися христианскими лидерами из мирян.

Дафф был непреклонным, трезвым пресвитерианином без чувства юмора, который добился столь монументальных достижений, жертвуя интересами собственной семьи. Работа была для него жизнью, и его семья не осмеливалась вмешиваться в его дела. В 1839 г. он с женой приехал в Индию после своего первого отпуска, оставив четверых маленьких детей (включая новорожденного мальчика) на попечение одной женщины. Родители не возвращались на родину вплоть до 1850 г., когда тому малышу исполнилось одиннадцать лет. К сожалению, воспоминания маленького мальчика об их возвращении домой не были радостными. Не теряя времени на занятия с сыном по катехизису, Дафф, который явно не задумывался о том, чтобы хоть как-то одобрить ребенка, начал упрекать его, говоря: "Мальчики-язычники в моей школе в Калькутте знают о Библии больше, чем ты".

Молодой Дафф позже описывал своего отца как человека, не имевшего "ни остроумия, ни юмора и еще менее способности весело радоваться". Он был обижен отчужденностью и равнодушием своего отца, и его собственные воспоминания об отъезде родителей в Индию в 1855 г., когда он был подростком, определенно подтверждают это: "...хорошо помню, как сердце моей матери и мое собственное разрывалось от горя расставания и как на Лондонском мосту мой отец купил утреннюю "Тайме" и оставил нас выплакивать наши слезы во взаимной печали... Так мы расстались... более печальной разлуки матери с сыном никогда не было. Отец зарылся в "Тайме"... и расстался со своим сыном без какого бы то ни было сожаления".

Если Дафф не состоялся как отец, он определенно преуспел как миссионерский деятель международного масштаба. Во время своего второго отпуска он объехал Англию, Ирландию, Шотландию, Уэльс и Соединенные Штаты. Повсюду его принимали, оказывая высокие почести. В Соединенных Штатах он много проповедовал и имел частную встречу с Президентом. Даффа описывали, как "самого красноречивого миссионера-оратора" своего времени, и его влияние на зарубежные миссии было колоссальным. Через его влияние сотни людей стали добровольцами, готовыми служить в зарубежных миссиях, и десятки тысяч других людей финансировали эту работу. Его концепция соединения обучения и проповеди была взята на вооружение другими миссионерскими организациями по всему миру, несмотря на полемику, часто возникавшую по этому вопросу.

В то время как Даффа приветствовали за новаторство в деле евангелизации элиты, другие христианские служители продолжали работать с отбросами общества - неприкасаемыми и членами низших каст. В 1865 г. доктор Джон Клоу (John Clough) и его жена из Американской баптистской миссии начали свою работу в миссии Лоун Стар в Ангуле, Индия, где вскоре стали свидетелями огромной волны пробуждения среди отверженных. Массовое движение к христианству продолжалось, и однажды летом 1878 г. Клоу крестил более двух тысяч верующих. В течение века с того времени более миллиона отверженных исповедовали свою веру в Христа. Так, либо через интеллектуальную рассудочность, либо через равноправную любовь, Евангелие распространялось в Индии. И в некоторых областях, и в некоторых сердцах оно пустило глубокие корни.