псилоцибиновые грибы в Мексике. Были мертвы даже сотрудники
ЦРУ, некогда проводившие грязные и зачастую ужасные
эксперименты по использованию психоделиков в качестве
инструмента для пыток и допросов.
Фонд Фетцера объявил о готовности принять всех
исследователей, готовых приехать на выходные и поделиться
знаниями. Однако перед встречей они также провели серию
дистанционных интервью по видеосвязи со всеми
потенциальными участниками, чтобы дать возможность
поучаствовать даже тем, кто не сможет прийти. Опрашиваемые
рассказывали о своем вкладе в прошлые исследования.
Эта глава состоит из отрывков моего интервью. Меня просили
припомнить свою роль в истории психоделиков. Более полную
версию можно найти в книге "Higher Wisdom: Eminent Elders Explore
the Continuing Impact of Psychedelics" под редакцией Роджера Уолша
и Чарльза Гроба (оба являются важными исследователями в своих
областях), опубликованной SUNY Press в 2005.
Надо сказать, я стал исследователем психоделиков по чистой
случайности. Как указано и в других частях данной книги, я был
студентом в Гарварде и проходил небольшой курс у молодого и
энергичного профессора по имени Ричард Олперт. Мы подружились
и в итоге вместе сняли дом в Стэнфорде на лето, там я помогал ему
в одном крупном исследовательском проекте.
После выпуска из Гарварда в 1960 я уехал жить в Европу.
Следующей весной Олперт и Тимоти Лири оказались в Париже. Они
направлялись в Копенгаген опубликовать свою первую работу по
изучению псилоцибина. Он был в прекрасном настроении и сказал
мне:
- Произошла самая прекрасная вещь в жизни, и я хочу с тобой
поделиться.
- Конечно, давай, - ответил я (как и любой бы на моём месте)
Тогда он достал из кармана жилета маленький пузырёк с
таблетками.
- Таблетки? Наркотики? Это что вообще такое?
Но тем же вечером я принял немного псилоцибина из пузырька в
кафе на главной улице Парижа. Вскоре мы поднялись в мой номер
отеля, и он, по сути, был ситтером в моей сессии.
Среди открытий, сделанных мной в ту ночь, было понимание, что
Вселенная больше, чем я думал раньше, а моя идентичность -
меньше, и мне всегда не хватало чего-то во взаимодействии с
людьми. Между нами определённо установилась сильная связь.
Однако в этой сессии я не вырвался в какие-то иные слои
реальности. Это произошло позже.
Пару псилоцибиновых сессий спустя (одна с Олпертом и одна с
моим братом) я вернулся в США. Там меня ждало письмо от
военных, в котором говорилось: "Вы не хотели бы составить нам
компанию во Вьетнаме? Вы также можете выбрать одну из
предусмотренных законом альтернатив". На тот момент учёная
степень меня ничем не привлекала, но определённо представлялась
меньшим из двух зол.
Осенью я приступил к учёбе, преодолевая разочарование
психологией - ведь я уже пробовал психоделики и знал, что есть
нечто большее. Что именно представляет собой "большее", я не мог
сказать, но на кафедре психологии этому определённо не учили.
Однако в самом конце каталога курсов я нашёл "особое
предложение" - курс под названием "Человеческий потенциал",
преподаваемый Уиллисом Харманом, который был, помимо прочего,
профессором по электроинженерии. В короткой приписке
говорилось: "Что является наилучшим и наивысшим объектом
устремлений человеческих существ?" Далее был приведён список
рекомендуемой литературы. Тогда я подумал: "Тут должно быть что-
то о психоделиках. Этот человек знает то же, что и я". Тогда мой мир
делился на людей, которые знали то, что и я (таких было немного, но
за последние два месяца их число возросло) и людей, которые не
знали. (Которых вокруг меня, вне всяких сомнений, было намного
больше допустимого количества).
Так что я нашёл кабинет Уиллиса Хармана (который оказался
типичным кабинетом профессора по электроинженерии в унылом
здании, похожем на больницу) и сказал:
- Я хотел бы пройти ваш специальный курс.
- В этой четверти мест нет, но будет ещё один заход, - мягко ответил
он. - Вы можете записаться позже.
Я посмотрел на него и сказал:
- Я принимал псилоцибин три раза.
Тогда он встал, закрыл дверь, и мы продолжили разговор.
Как оказалось, чутьё не подвело меня. Данный курс был его
решением вопроса "Как преподавать о психоделиках так, чтобы тебя
не вычислили и не уволили?". После небольшой беседы мы решили,
что я не только присоединюсь к курсу, но также буду участвовать в
преподавании, так как, в отличии от Хармана, я не беспокоился о
будущем и не чувствовал, что могу многое потерять.
Курс был открыт вопросом: "Что является наивысшей и наилучшей
точкой в развитии человека?" Постепенно мы перешли от
психологии к философии, затем - к мистике, а потом стали
обсуждать личный опыт.
Примерно в то же время я начал работу с Международным Фондом
Продвинутых Исследований в Менло Парк. Этот фонд основал
Мирон Столярофф, исполнительный директор в электротехнике,
оставивший свою область и решивший посвятить себя работе с
психоделиками. С нами был Харман и ещё несколько людей. Так как
в команде не было других психологов, на эту роль вызвался я, что
было смешно, потому что я проучился в этой области лишь два
месяца (на первом цикле я изучал другие науки). Но я был в игре.
Мы начали с работы над статьёй "Психоделический опыт",
описывавшей результаты терапевтических сессий с ЛСД,
проведённых фондом.
После нескольких недель совместной работы на курсе и на фонде
Гарман предложил мне поучаствовать вместе с ними в сессии. Я
сказал: "Было бы здорово!" Мы встретились в здании фонда 19
октября 1961, в нашем распоряжении были две жилые комнаты и
несколько маленьких офисов, располагавшиеся над косметическим
магазинчиком, выходящим на парковку с гигантским дубом. Мне
предложили принять немного ЛСД. Ситтеров было двое: Харман и
одна симпатичная профессорша инженерии.
Роль нашего медицинского консультанта доктора Чарльза Сэвэджа
заключалась в том, чтобы дать мне вещество и вернуться к своей
психоаналитической практике этажом ниже. Я принял вещество,
осмотрелся и сказал ситтерам: "Ну а вы, ребята, ничего не
принимаете?" Именно так мы работали с Олпертом и Лири в
предыдущих сессиях. (Я думаю, что Харман тогда принял немного
амфетамина просто чтобы мне не было неловко.) Я надел маску для
сна, лёг на диван и приступил к прослушиванию музыки - такой
формат они разработали в работе с Алом Хаббардом, и теперь он
является стандартным почти во всех современных исследованиях
мира.
На несколько следующих часов, проведенных в той комнате, мой
маленький разум (к моему собственному удивлению) прекратил своё
существование. Моя сессия была классическим энтеогенным
путешествием с высокой дозой психоделика. Я обнаружил, что моё
равнодушие к духовным вещам было таким же оправданным, как
равнодушие десятилетнего ребёнка к сексу, и было следствием
непонимания устройства Вселенной.
Я достиг точки полного осознания (эта не-рассказать-словами-
необходимо-пережить штука, глубокое понимание своей
отделённости от Вселенной и отсутствия каких-либо абсолютных
ориентиров). К счастью, совсем рядышком находится осознание, что
существует только Одно, и я являюсь его частью. Там ещё было то,
что можно назвать песней ликования, доносящейся с небес: "Ещё
один придурок пробудился!" И ликование было не о том, что я как
Джим Фадиман осознал себя, а о том, что Джим Фадиман осознал,
что является частью чего-то ещё. Какое облегчение! Затем от
осознания, что я являюсь частью целого, я перешёл к осознанию,
что всё является частью всего, и я в том числе. Внезапно стало
очевидно, что смерти не существует, а волнообразная природа
Вселенной соответствует человеческому понятию под названием
любовь. Всё это было видно невооружённым взглядом. И было так
странно, что мне, Джиму Фадиману, было подарено осознание моей
истинной сущности.
И из этого состояния я взглянул на разные элементы своей жизни - и
всё показалось нелепым и смешным. Пришло поразительное
осознание, что получить учёную степень ради уклонения от воинской
службы - прекраснейшая вещь, которую можно сделать в этом
воплощении. Воплощался ли я как личность по имени Джим
Фадиман когда-либо ещё, было непонятно, но это было и неважно,
так как Джим Фадиман, находящийся в той комнате 19 октября,
служил только сосудом для того "Меня", который в нём находился.
Тем вечером перед возвращением домой мы с Харманом поднялись
на вершину Скайлайн, горного хребта над Стенфордом. Глядя с
вершины, я поймал удивительное чувство отождествления с
Творением. Я прохаживался, приговаривая: "У меня всё это очень
классно получилось". Под "Я" ни в коем случае не имелся ввиду я,
Джим Фадиман, однако это "Я" было очень довольно творением, а
также тем фактом, что одни части меня наблюдали другие части
меня. Знаете, Ветхий завет рекомендует восхваление Господа, и
людям иногда непонятно, зачем это Господу нужно, ведь Он сам и
придумал эти молитвы и всё необходимое для богослужений. Но
когда входишь в этот режим восхваления, то поздравить себя с
хорошо выполненной работой всё же очень приятно.
Я продолжил свою работу вместе с Харманом, Столярофф,
Сэвэджэм и другими, но теперь смотрел на неё совсем иначе:
теперь-то я понимал, что мы на самом деле делаем. Мы пытались
выяснить, возможно ли, принимая психоделик в абсолютно
поддерживающей и немедицинской обстановке и в достаточно
высокой дозе, вызвать энтеогенный опыт. И, если это возможно, то
пойдёт ли на пользу?
С Хаббардом было ещё так называемое "продвинутое обучение",
которое обычно проходило в Долине Смерти. Установка и
обстановка там были невообразимо суровыми, и это позволяло
вскрывать такие уровни, которых в других ситуациях достичь
нелегко.
Обычно мы въезжали по шоссе Lone Pine, останавливались в какой-
то точке и принимали психоделик. Потом мы посещали
определённые места и проводили в каждом некоторое время,
обычно "с открытыми глазами" и познавали то, что было открыто
глазу (или то, что открывалось в этот момент внутреннему взору).
Благодаря сочетанию грубости, потрясающей красоты и
безжизненности окружающего пейзажа там лучше получалось
работать со своей собственной жизнью. Продвинутое обучение
заключалось в том, чтобы предотвращать застревание в своей
личной системе верований.
Хотя часть моего времени уходила на государственные
исследования, я также успевал (как упоминается в главе 14)
работать с писателем Кеном Кизи, потому что моя жена Дороти была
с ним знакома. Это позволило мне стать одним из немногих, кто
одновременно и участвовал в абсолютно легальных исследованиях
психоделиков, и якшался с главной бандой психоделических изгоев,
для которых не было никаких правил.
Достарыңызбен бөлісу: |