часть которых, по мнению толковательницы, неизвестна слушателям,
при этом оказывается, что другая часть неясна ей самой. В этом
случае мы наблюдаем, как воспринимается описываемая в Житии
культура. Так, прочитав в тексте о богах неверного царя — Артемиде и
Аполлоне, уставщица заметила: "Помногу ведь они имели, не одного
Бога оне, а у йих три-четыре все бога были", а в другом месте
Жития, где говорилось о вере в единого Бога, снова напомнила
о языческих богах с характерным пейоративным употреблением
слов всякий, разный: "Веруют, что Бог — тот, кто сотворил небо
и землю, а не эти всякие Артемиды да Аполлона да разные".
Объяснение понадобилось для слов мрамор ("большой камень —
страшной — он шипко холодный, тяжелый"), вепрь ("какого заставил
привести — вепрь называцця — кто такое — вовсе негодный
целовек, наверное"). Объясняются слова тьма, локоть: "Бяша котел
двухнадесять локтей. — Лакоть — это аршин ведь называцця. Теперь
нету аршин, сицяс метр". — "И собрашася люди тысящами тьмы. —
Тьма — ведь это щету нет, не сощитано. Там щёт был тышчами:
три тышчи, четыре тышчи, пятьсот, а тут щёту нет".
Обращает внимание очень непосредственное переживание содержа-
ния Жития. Заметим, что в народной культуре достаточно четко
различаются установка на вымышленное (сказка, басня) и достоверное,
то, что доподлинно было. Про некоторые лирические песни говорится: "Это
жизненная песня". Достоверность Житий для верующего несомненна,
и расстояние во времени, равное полутора или более тысячам лет,
между событиями Жития и сегодняшним днем не ощущается: все
воспринимается как происшедшее недавно, с людьми близкими и
хорошо известными.
Может показаться, что характер толкования отражает индивидуаль-
ные качества личности чтицы, однако текст удивительно напоминает
манеру толкования протопопа Аввакума1 — идеолога старообрядчест-
ва. Вот фрагмент из Книги толкований и поучений, где Аввакум
цитирует Евангелие и толкует притчу о богатом и бедном: богатый из
ада "к Аврааму рече: "Отче Аврааме, помилуй мя! Поели Лазаря, да
смочит конец перста своего в воде и ухладит язык мой, яко стражю
во пламени сем". — Видите ли, как смири его мука? Издалече
Авраама и Лазаря видит! А прежде, у врат лежаща, пред глазы не
видал! Недосуг больше чесать кудрей стало! Так же здесь дурил, как и
вы ныне дурите, забывшие смерть" [Русская историческая библиотека,
1927, 560—561].
Текст толкования близок к разговорному языку. Сходны обращения
к слушателю: "Видите ли" (ср. видишь в тексте толкования Жития).
Комментируется состояние описываемого лица: "Недосуг больше
чесать кудрей стало!" И конечно, назидательное сравнение с поведением
слушателей: "Так же здесь дурил, как и вы ныне дурите, забывшие
смерть".
Итак, генерирующая функция книжной культуры может быть
рассмотрена в двух аспектах. Во-первых, книжная культура христиан-
ства как особый стиль является источником обогащения бытовой
речи и устной культуры в целом. Она усложняет и меняет традиционную
картину мира. Во-вторых, книжная культура в форме письменных
текстов, находящихся в обращении в конкретной локальной культуре,
стимулирует расширение устного репертуара, поскольку благодаря
деятельности грамотных певцов эти тексты могут переходить в устный
репертуар, уходить из него и снова появляться, создавая своеобразную
пульсацию, правда со временем затухающую.
Достарыңызбен бөлісу: |