С. В. Букчин. Ревнитель театра 5 Читать Легендарная Москва Уголок старой Москвы 48 Читать Мое первое знакомство с П. И. Вейнбергом 63 Читать М. В. Лентовский. Поэма
жүктеу/скачать 3.73 Mb.
|
{599} Герои дня1351Герой дня, бесспорно, г. Литвин1352. О нем говорит вся русская пресса. И благодаря нескромности газет, мы знаем имя этой «прелестной маски». Его зовут… Тут мне вспоминается эпизод, приключившийся когда-то с петербургским литератором Z, который был не только известен писаньем доносов, но даже служил… «и хорошо служил», как говорит Хлестаков1353. В то время петербургские журналисты часто сходились в каком-то ресторанчике, носившем название «литературного». Там же заседал всегда и один отставной генерал, большой любитель литераторов и литературы. Однажды вечером генерал сидел в компании с литераторами, а за соседним столиком поместился в одиночестве Дзэт. Дзэту давно хотелось познакомиться с генералом. Он улучил минутку, чтобы ввязаться в разговор, и деликатненько вставил замечание: — Позвольте сказать, ваше превосходительство, что в данном случае вы не совсем, ваше превосходительство, по моему мнению, правы… Генерал «воззрился»: — Ас кем имею честь говорить, имени, отчества, фамилии вашей не знаю! Дзэт вскочил, шаркнул ножкой и поспешил отрекомендоваться: — Моя фамилия — Дзэт! Генерал отступил на два шага, поднял руки и, трагически потрясая ими, воскликнул с ужасом: — Не называйся! Итак г. Литвина зовут С. К. Эфроном. — Не называйся! «Северо-Западное Слово»1354 сообщает, что этот г. Эфрон давно уже знаменит в Вильне. Он занимался маклерством, продавал какие-то зверинцы. Пытался сорвать где-то какой-то куртаж1355, но, претерпев неудачу, занялся другими делами, — не лучше. Он написал пьесу «Сыны Израиля», у которой есть история и даже география1356.
— В Одессе г жа Волгина поставила эту пьесу, но спектакля не докончили, потому что пришлось вызвать сотню казаков для полного «ансамбля». «Будущность» припоминает1358: — В январе этого года актер г. Травинский1359, игравший в Екатеринбурге, хотел поставить пьесу г. Эфрона в свой бенефис, но начальник губернии не разрешил этого. Когда ее хотели поставить в Севастополе, актеры отказались играть и возвратили роли. Когда ее хотели поставить два года тому назад в Петербурге1360, в пьесе отказался играть г. Далматов, отказался играть г. Бравич. Теперь отказались играть г жа Яворская, г. Яковлев1361. Такова пьеса. Ее никто не хочет играть. А когда находятся актеры, готовые сыграть даже эту пьесу, — ее вышвыривает администрация. Когда же и администрация оказывает пьесе «терпимость», — для успеха пьесы приходится вызывать сотню казаков. И так от Екатеринбурга до Севастополя! Пьесу вышвырнули с Александринской сцены, несмотря на то, что на ней есть бланк Крылова1362, — ас этим бланком на этой сцене пьесы учитываются всегда. Он имеет кредит в учетном комитете, который называется театрально-литературным. Когда, наконец, отовсюду изгнанный г н Эфрон принес подкинуть своих «Сынов» в Малый театр1363, то даже в Малом театре ему сказали: — Вы бы, все-таки, того… Прикрылись… И сами бы прикрылись и пьесу прикроете! Г н Эфрон сам прикрылся псевдонимом «Литвин», а пьесу прикрыл названьем «Контрабандисты». И вот Малый театр переживает теперь последний день приговоренного к смерти. К артистам являются депутации от публики, — люди, знакомые только с тем, что лучшего есть в артисте, — с их талантом, а не с ними лично. И говорят: — Мы любим вас. Мы уважаем вас. Неужели вы будете играть в такой пьесе? И эти люди — не евреи, это русские обращаются к артистам.
— Скажите, что там нужно вычеркнуть! Как «почистить» пьесу? Опять-таки они обращаются не к евреям. Они обращаются к русским людям, потому что русскому обществу претит эта пьеса. Русское общество возмущено. Русское общество протестует: — Довольно грязи! Доносов! Клеветы! Мы не хотим, чтобы и сцену превращали в кафедру гнусности. Даже сцену Малого театра! Потому что и в «бельёрничестве»1364 должны быть границы. И вот среди этого шума, среди ропота негодования раздается громкий женский голос: — Пустите меня! Вперед пустите! Меня вперед! Меня! Меня! Чей это знакомый голос? Прислушаемся… — Меня вперед! Меня! Да это г жа Яворская! — Господа, пропустите г жу Яворскую вперед!.. Ради Бога, что случилось? — Я отказалась играть в этой пьесе! — трагически говорит г жа Яворская1365. — И были совершенно правы! Не приходите от этого в трагическое настроение! Раз пьеса, по вашему мнению, клевета, — всякий человек имеет право отказаться повторять клевету. И артист, конечно, в том числе. Успокойтесь! Другие до вас поступали точно так же. Из за чего же столько волнений? Зачем впадать в трагедию? Успокойтесь! Ей-Богу, вы ничего особенного не сделали! Но г жа Яворская взволнована. — Я отказалась! Я отказалась! И об этом напечатано в газетах. Вот «Северный Курьер»1366! Читайте! Читайте! Все, все читайте! Об этом напечатано в газетах. Остается улыбнуться и сказать: — Надо терпеть, г жа Яворская! Что делать! Ваша судьба! Когда г жа Яворская едет на гастроли по провинциальным городкам, — все телеграфные проволоки звенят. И даже в Иркутске изумленный редактор местной газеты получает телеграмму «Российского агентства»: Мелитополь. Гастроли г жи Яворской возбуждают невиданный даже в Париже фурор. Когда г жа Яворская читает на пушкинских торжествах1367, не поймешь: {602} — Да при чем же Пушкин в этом чествовании г жи Яворской? Так много в дружественных газетах пишут о г же Яворской и так мало о Пушкине. В г жу Яворскую влюблены все типографские машины и телеграфные проволоки. Что делать, сударыня! Надо терпеть! До сих пор писали только тогда, когда вы играли, теперь, оказывается, будут писать даже тогда, когда вы не будете играть! «Шла пьеса такая-то. Г жа Яворская не играла и была очень хороша». Надо терпеть! Слава! Тут г жа Яворская принимает самую трагическую из своих трагических поз, мучительно сжимает свои руки, закатывает глаза. Мертвенная бледность покрывает ее лицо, она говорит сквозь зубы потрясающим голосом, в котором слышно страдание и даже самая смерть: — Я пострадала! Поймите вы! Я по стра да ла!!! Мы все наполняемся ужасом: — Как? Когда? Где? — Я жертва бесчеловечной мести! — трагически продолжает г жа Яворская. — После того, как я отказалась играть в пьесе Литвина, и об этом появилось в газетах, я играла «Бесправную»1368, и вот вам номер «Нового Времени». Она с трагическим хохотом подает нам номер газеты: — Ни слова о мне! Я жертва мщенья! Я пострадала! Я по стра да ла!!! Нам снова остается только улыбнуться и начать утешать страдающую женщину. — Да полноте, да что вы? Ну, какое же тут страдание? Улыбнитесь над таким мщением! Ну, улыбнитесь! Это удар кинжала, который только заставляет смеяться людей, боящихся щекотки! Ей-Богу, вы напрасно делаете из этого трагедию! Ей-Богу, ничего особенного не случилось! Сотни раз вы играли плохо, а «Новое Время» писало, что вы играли превосходно. Театр был пуст, а «Новое Время» уверяло, что он был переполнен. Шикали, а «Новое Время» писало: — Была устроена грандиозная овация! Публика смеялась, а «Новое Время» говорило: — Публика плакала. Теперь вы играли, а «Новое Время» об этом не сообщило. Что же случилось особенного? Оно лишний раз утаило от публики истину относительно вас. Только и всего! Наконец, вот вам утешение.
Тоже ничего не было, а напечатали, будто было. Теперь было, а промолчали: словно и не было. Вот и квиты! Улыбнитесь же. — Я не могу улыбаться! — говорит г жа Яворская. — Она по стра да ла! — мрачно вторит «Северный Курьер». Господа, зачем пугать людей и рассказывать «ужасти». Самый забавный водевиль, — и только. Разве до сих пор в «Новом Времени» были рецензии о г же Яворской? Это были панегирики, оды, акафисты, но не рецензии. Как бы ни играла г жа Яворская, писали: — Превосходно! Это было сладкое, которое подносили г же Яворской. Ну, вот. Г жа Яворская рассердила г. Суворина, он и оставил ее без сладкого. Какая же это трагедия? Ну, что это будет за трагедия? Судите сами! Сцена представляет какую-то средневековую площадь. Стоны. Толпа. Г жа Яворская. К столбу меня! К столбу! Горожане. Да зачем? Зачем? Г жа Яворская. Нет, нет, к столбу! Как мученица, хочу быть у столба! Пусть меня сожгут на костре из пьесы «Контрабандисты»! Похороните меня рядом с Иоанном Гуссом1369 и напишите об этом в газетах. Горожане. Да не умирайте вы, Лидия Борисовна! Ведь это будут слезы! Горькие слезы! Г жа Яворская. Ах, не просите! Я умру, я непременно умру! Вот еще новости! Я помирать хочу, а они говорят: не помирайте! Хочу страдать, — и страдаю. Захочу помереть, — и помру. (В отдалении слышится голос г. Суворина). Голос г. Суворина (поет). Захочу, — напишу,
1 й горожанин. Должно быть, сильно мучается барыня! Смерти просит! 2 й горожанин. Пыткам ее подвергали, видно! 3 й горожанин (с увлечением). Жилы тянули с! Да как! Медленно! 4 й горожанин (увлекаясь еще сильнее). Колесовали! 5 й горожанин (увлекшись окончательно). Руки, ноги, голову отрубили! 6 й горожанин. Буде врать-то! Хоть бы узнать, в чем дело. У курьера, что ли, спросить! Послушай, любезный, расскажи, в чем дело! Северный Курьер (горячо). В наш век универсального прогресса гуманных и утилитарных идей, когда каждый индивидуум, без всякой санкции импозантных авторитетов, доктринеров дряхлеющей рутины, смело заявляет свои легальные права… Горожане (задумчиво). Тэк с!.. Вон оно что… Да мучили-то чем? Мучили-то? Г жа Яворская (умирающим голосом). Меня… меня… меня… Горожане. Да не томи, скажи! Г жа Яворская. Меня оставили без сладкого! (Народ безмолвствует). Ну, какая же это трагедия? Это водевиль. И там, где поднимается общественное негодование, нет места таким фарсам. Истерические выкрикивания только лишают его серьезности и внушительности. Мне, тем не менее, жаль г жу Яворскую, попавшую хоть и в водевильную беду. И чтоб утешить ее, я готов ей посвятить одну страничку из моих воспоминаний. Дама в палевом платье. (Посвящается Л. Б. Яворской). Хоронили Жюля Симона1372. На похоронах был «весь Париж». Процессия входила на Монмартрское кладбище. Впереди несли фоб, покрытый трехцветным знаменем. За гробом шли родные, за ними — представитель президента, за ним — правительство, за ним — сенаторы. За сенаторами — депутаты. За депутатами — «бессмертные»1373 в мундирах, вышитых пальмами. За «бессмертными» — журналисты. {605} А среди журналистов шла дама, которая, уже когда процессия была на кладбище, спросила: — Кстати, кого хоронят? Журналисты улыбнулись. Не успели они, однако, ответить, как дама была уже среди «бессмертных». Приподняв страшно шумевшее шелком платье, она шагала быстро и энергично. — Ого! Как скоро прошла в «бессмертные»! — сказал кто-то. «Бессмертные» с изумлением глядели на шествовавшую среди них даму. Но не прошло и двух минут, как кто-то воскликнул: — Смотрите, смотрите! Она уже в депутатах! — Она проходит в сенат! Про Жюля Симона, кажется, все забыли. Все были заняты дамой. — Держу пари, — воскликнул кто-то, — что она пройдет в президенты! А дама уже шла во главе кортежа, рядом с изумленным представителем главы государства. — Ей остается теперь только одно! — Что именно? — Выбросить из гроба Жюля Симона и лечь самой в гроб, чтобы быть первым лицом на похоронах. Но дама, однако, этого не сделала.
жүктеу/скачать 3.73 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|