Самак айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. О том, как заболел царевич любовным недугом и как узнал он имя своей возлюбленной
жүктеу/скачать 4.53 Mb.
|
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. О том, как заболел царевич любовным недугом и как узнал он имя своей возлюбленнойПовествуют искусные рассказчики, что дружина, которая выехала с шахзаде на охоту, его брат Фаррох‑руз и богатыри Альян и Альяр сидели вместе с шахзаде в шатре и пили вино, когда появился тот онагр. Шахзаде оставил их на стоянке, а сам погнался за добычей. Сидят Фаррох‑руз и богатыри, глаз с дороги не сводят, в рот куска взять не хотят, пока Хоршид‑шах не вернется. Все они беспокоились и огорчались, гадали, куда это запропал царевич. Костер разожгли – на случай, если он с дороги сбился, станет возвращаться поздно. Так и прождали до утра, но царевич не объявился. Тогда богатыри Альян и Альяр сказали Фаррох‑рузу: – Ты оставайся здесь, а мы поедем искать царевича. Сказали так, вскочили в седло и пустились в путь. Они скакали по следам Хоршид‑шаха, погоняли коней, пока не доехали до того пригорка на краю пустыни. Солнце стояло в зените, и богатырям открылась долина, подобная геенне огненной. А еще они увидели, что в сторонке бродит лошадь Хоршид‑шаха, сам же царевич лежит меж камней на земле. Оба богатыря так и застыли на месте: испугались, что царевич затеял состязаться силами с онагром, да и свалился с коня, расшибся насмерть. Потом поспешили они туда, где лежал царевич, поглядели, а он живой! Они обрадовались, тотчас соскочили с седла: один голову Хоршид‑шаху поддерживает, другой от солнца заслоняет, пока не полегчает ему. Царевич очнулся, открыл глаза, увидел богатырей и говорит: – Где моя возлюбленная, где шатер? Зачем вы меня сюда притащили, что это за место такое? – О царевич, какая такая возлюбленная? – спрашивают богатыри. – Ты о чем говоришь‑то? Мы нашли тебя вот здесь бесчувственного. Царевич от душевного потрясения испустил вопль и сказал: – О богатыри, что вы плетете? Что за речи? Только что тут был шатер из красного атласа с желтою каймою и моя возлюбленная красавица, мы с нею любовались друг другом! Говорите правду, куда вы все упрятали? – Царевич, да какой там шатер, какая красавица, тем более здесь! – говорят богатыри. – Мы уж и тому рады, что тебя‑то увидели. Тут царевич заплакал в голос, а сам причитает: – О любимая, куда же ты ушла?! Забрала мое сердце, а меня оставила, отдала на потеху недругам. Ни имени своего не сказала, ни родичей не назвала. У кого я теперь о тебе спрошу, кому горе поведаю? Да и кто мне поверит! Что жалкие смертные мне о тебе рассказать смогут? До сей поры порицал я влюбленных, теперь меня порицать станут. К кому мне воззвать, где лекарство найти от боли своей, кому тайну сердца поведать? Богатыри говорят: – Царевич, может, тебе это во сне привиделось? Ведь поверить невозможно, чтобы в такой пустыне, как эта, была подобная девушка да атласный шатер. Коли она одна была – куда же так быстро подевалась? И где укрывается? Перестань, приди в себя, поедем отсюда. Но царевич заплакал и зарыдал еще сильнее. Через некоторое время смотрит, а перстня‑то его нет! Опять он закричал, слезами залился. – Ох, богатыри, – говорит, – не во сне я видал это, наяву видал. Вот этот перстень на моем пальце – он ведь ей принадлежит. Альян и Альяр посмотрели на перстень и говорят: – Ну, теперь подымайся, поедем в город к отцу твоему, может, по этому перстню ты и хозяина его найдешь. Шахзаде велел им собираться, сели они на коней и поехали, а к вечеру уже вернулись к дружине. Царевич и с седла не сошел. Сразу направился в город, а воины за ним двинулись. Царевич всякий раз, как возвращался с охоты, прежде всего являлся к отцу. Но в этот раз поехал прямо в свой дворец. Богатыри пришли в шахское присутствие, шах, как увидел их, забеспокоился и спросил: – Почему сын мой не показывается? – О великий шах, – говорят они, – твоему сыну немного нездоровится, потому он и не пришел. И они поспешили прочь из присутствия. Марзбан‑шах задрожал, испугался за жизнь своего наследника, стал их спрашивать: – Что же с ним приключилось? Может, беда какая? Альян и Альяр развязали языки и выложили шаху все, что произошло с царевичем. Марзбан‑шах очень огорчился, опечалился и воскликнул: – Моего сына сглазили! Потом он обратился к Хаман‑везиру и сказал: – Давай‑ка пойдем к Хоршиду‑шаху, посмотрим, как он там. Шах и везир пришли вместе к Хоршид‑шаху. Видят, лежит царевич, склонив голову на подушку горя, со щек его румянец сбежал, на лице следы печали обозначились. Марзбан‑шах подошел к изголовью сына, положил ему на лоб руку. Приподнялся Хоршид‑шах: кто, мол, это? Смотрит – отец. Поклонился он ему и сказал: – О государь‑отец, зачем ты себя утруждаешь, меня навещаешь? Я виноват, сам хотел предстать пред твои очи, да вдали от счастливой звезды владыки притомился на охоте, вот и не пришел. – Сыночек милый, плод моего сердца, свет очей моих, – ответил Марзбан, – что ж ты от отца‑то таишься? Я ведь знаю, что с тобой случилось. Откройся мне! Раз уж так вышло, пусть отец будет тебе опорою в горе, найдет от него лекарство, избавит тебя от этой беды. Как услышал Хоршид‑шах, что отцу все известно, понял: скрывать напрасно, и сказал так: – О государь‑отец, поскольку мне было дано высочайшее соизволение охотиться, я шесть дней рыскал за дичью по горам и степям. А на седьмой день повстречалась мне лужайка, красивая и благодатная. Я и спешился там отдохнуть; сел вина испить. Вдруг в степи показался онагр. И так захотелось мне его поймать, что я поскакал следом и гнался за ним до вечера, однако так и не сумел его изловить. Когда стемнело, я не смог вернуться на стоянку, побоялся сбиться с пути. Так и оставался посреди степи до рассвета. А как рассвело, я увидел все того же онагра, который бродил там. Снова захотел я поймать его и гонялся за ним, пока солнце не поднялось высоко. Тут впереди пригорок показался. Онагр взбежал на пригорок, скрылся за ним, а когда я взобрался наверх и огляделся, его нигде не было. Увидел я ужасную пустыню, которая меня устрашила, такая она была мрачная и пыльная. А на краю ее я приметил шатер и направился к нему. В шатре том циновки разложены, ковры разостланы, подушки повсюду раскиданы, и на них отдыхает кто‑то. Как услышал мои шаги, приподнялся, гляжу, а это девушка, красоты невиданной, я такую не встречал никогда. Смутила меня ее краса, я отдал ей сердце, глазам своим поручил любоваться ею. Оглянулся, а там чаша стоит, я и скажи: «Не разрешишь ли ты мне чистой воды испить?» Она говорит: «Отчего не разрешить, для того вода и есть, чтобы пили ее». Я поднес эту чашу ко рту, еще до дна не осушил, как сознания лишился. А когда пришел в себя, смотрю, богатыри подле меня сидят, а от шатра с девушкой и следа не осталось. Полились у меня из глаз слезы, и тут взгляд мой упал на палец, а на нем этот вот перстень, а на перстне – печать. Сказал это царевич и протянул перстень отцу. Марзбан‑шах посмотрел на кольцо, на печать посмотрел, передал Хаман‑везиру: – Прочти‑ка, что тут написано, надо нам узнать, чья это печать. Взял перстень Хаман‑везир, но, как ни старался разобрать, что начертано на нем, не смог, только смутился. Марзбан‑шах встал, вернулся в свой дворец, приказал собрать всех ученых и грамотеев, вручил им кольцо, чтобы они прочли надпись на печати. И все эти мудрецы оказались бессильными перед тем перстнем. Марзбан‑шаха даже слеза прошибла, так он опечалился из‑за беды своего сына. И он сказал Хаман‑везиру: – Отыщи какой‑нибудь способ, чтобы разрешить загадку и избавить моего сына от этой напасти. – А способ такой, о шах, – ответил везир. – Прикажи, чтобы этот перстень, а с ним вместе тысячу динаров выложили посреди базара, приставь к нему доверенных лиц и поручи глашатаю кричать, что, мол, кто прочтет надпись на перстне, тому достанется тысяча динаров, а шах наградит его почетным платьем. Может, и разберет кто из тех, что приезжают из разных краев. Марзбан‑шах похвалил его: – Ты хорошо придумал! Принесли этот перстень и тысячу золотых динаров. А в городе был заезжий двор, где останавливались все известные купцы. Там перстень и повесили, а глашатаи каждый день стали объезжать весь город. Приходили знать и простолюдины, разглядывали кольцо, но никому не удавалось прочитать надпись. Четыре месяца прошло, а все не объявился человек, который сказал бы. мол, мне эта надпись понятна. Царевич от тоски заболел, пожелтел, как шафран, и, сколько ни пользовали его наилучшие врачи и лекари, ничего ему не помогало, потому что лечение его было в том, чтобы увидеть возлюбленную, а не в прогреваниях или охлаждениях тела, не в увлажнении или запирании влаги. Предводители войска и вельможи государства стенали и лили слезы о Хоршид‑шахе. А Гольнар, мать его, и сестра Камар‑мольк у изголовья больного рыдали так, что прямо сердце разрывалось. И хоть врачи старались, кормили его, как положено, гороховым отваром 9, никакого проку от их лечения не было. Коли был бы врач силен, Смерть свою прогнал бы он! А еще по этому поводу Фахраддин Горгани 10 говорит в «Вис и Рамин»: Коли в сердце ужалила страсти змея. Излечить его соком алоэ нельзя. Сладок сахар во рту, но от горьких забот Только горький терьяк утешенье дает. И пускай ароматен на розах настой, Жажду ты утолишь ключевою водой. Так и царевич, хоть пил всякие эликсиры, пользы ему от них не было, тоска его только усиливалась. Отец за жизнь его испугался. Сказал Хаман‑везиру: – Посмотри гороскоп моего наследника! – О шах, у меня сердце не на месте от опасений за царевича, – ответил Хаман‑везир, – а чтобы понимать тайны судьбы и объяснять их, сердце должно быть в равновесии. Давай позовем мудрецов, пусть они составят гороскоп, а мы тогда уж посмотрим. А цель Хаман‑везира была такая, чтобы, коли выпадет царевичу удар судьбы, не говорить того шаху. Тогда шах послал человека за звездочетами и сказал: – Поглядите гороскоп моего сына – какая беда ему грозит – и скажите, что там увидите. Мудрецы всезнающие, звездочеты всеведущие сделали расчет от того гороскопа, который был составлен во время рождения царевича, потрудились, учли и вращение небосвода, и значение звезд при различных соединениях светил, и их влияние на счастье и неудачу, и вступление их в дом жизни или дом смерти, в обитель болезни или в храм действия. И все, что там можно было увидеть и истолковать, они приняли во внимание, разъяснили и записали в свиток, а свиток отнесли к Марзбан‑шаху и возвестили: – О великий шах, мы потрудились, посмотрели: со стороны небесного свода и положения звезд жизни царевича опасность не угрожает, а угрожает она от девушки, которая не из наших краев. Он испытает много превратностей судьбы, прежде чем достигнет той девицы. И совершенно очевидно, что дела царевича скоро поправятся, не сегодня завтра обретет он утешение и излечится, а будущее его прояснится. А еще неизбежно предстоит царевичу расстаться с родными, ибо на чужбине дела его устроятся и он станет падишахом всех семи поясов земли и совершит за время царствования такие подвиги, каких ни одному государю совершить не удавалось. А царствовать он будет сорок лет, и суждены ему за это время многократное пленение и заточение, беды и тяготы, но в конце концов все уладится, а остальное ведомо лишь господу. И они отдали свиток с предсказанием Хаман‑везиру. Хаман‑везир поглядел на их записи и суждения и сказал: – О шах, радуйся, ибо дела пойдут по твоим желаниям. Шах от этих слов развеселился, одарил мудрецов почетной одеждой и отпустил. Всевышний господь судил так, что по прошествии четырех месяцев однажды утром вокруг того перстня собралось много народу. Каждый толковал свое, и тут вдруг какой‑то старый человек в простой одежде и с посохом спросил у людей, что, мол, тут за шум, что за суета. Зачем, говорит, вы собрались и золото зачем на стене повесили? Ему сказали: – Глашатаи объявили, что, дескать, всякий, кто прочтет надпись на этом кольце, получит тысячу динаров, а шах еще подарит ему почетное платье. Старик говорит: – Дайте‑ка мне кольцо, я разберусь. Ну, те люди, как услышали от старика такое, стали его бранить и поносить всяко: – Уже четыре месяца мудрецы и ученые мужи всего мира из простых и из знатных стараются эту надпись одолеть – и то не смогли, а ты читать вздумал?! Верные слуги шаха, которые к перстню приставлены были, поглядели на тех людей, что со стариком препирались, и говорят, мол, не троньте его. А сами подвели его поближе, дали кольцо в руки. Взглянул он на то кольцо, рассмеялся и говорит: – О добрые люди, для меня эта надпись доступна. И обладатель этой печати мне известен, я знаю, как его звать и где он есть. Доверенные люди, едва услыхали это, счастливые и довольные, сняли то золото вместе с перстнем со стены, отдали его старику и пошли с ним ко двору шаха. Марзбан‑шах сидел печальный из‑за сына. Тут его приближенные сказали: – О шах, мы привели человека, который может прочесть надпись на этом перстне и знает имя его владельца и где тот живет. Шах обрадовался, спрашивает: – Кто же это? – О шах, вот этот старый человек, – говорят те. Шах посмотрел на старика, ради сына обласкал его, оказал ему почет, на тахт посадил, на высокое место. – О старец, тебе знакома печать на этом перстне? – спросил он его. Старик говорит: – О шах, и печать знаю, и имя владелицы знаю, ведомо мне, откуда она и чья дочь, потому что я много бывал в той стране. Год назад оттуда вернулся. Шах очень был доволен, велел старику рассказывать, а Хаман‑везир говорит: – Государь, прикажи нам пойти к Хоршид‑шаху, пусть старец поведет свой рассказ перед царевичем, откроет эту тайну, чтобы царевич порадовался. – Так и надо сделать, – согласился шах. И вот шах, Хаман‑везир, а за ними еще несколько человек отправились во дворец Хоршид‑шаха. Слуги, которые стояли у дверей, – ведь мать и сестра царевича постоянно сидели у его изголовья, рыдая и плача, – предупредили, что, мол, шах пришел со своими воинами. Гольнар и сестра царевича Камар‑мольк ушли за занавеску, а кормилица царевича Сэмен 11 вся в слезах осталась подле больного, когда вошел шах, сел у изголовья сына. Хаман‑везир и прочие тоже сели. Марзбан‑шах сказал: – Милый сынок, вставай, пришло известие о владелице перстня. Хоршид‑шах, как услышал голос отца, приподнялся, оперся спиной о подушки, а кормилица его сзади поддерживает и слушает, о чем они говорят. Тут старик начал речь и свершил излечение и исцеление, ибо в его руках было истинное лекарство. Он сказал: – О царевич, знай и ведай, что этот перстень принадлежит дочери царя Чина. А зовут ее Махпари. И есть у нее колдунья‑кормилица, имя которой – Шерванэ, очень искусная в чародействе, так что сам шах Чина и все его подданные – в руках этой кормилицы и совладать с нею не могут, а о девушке и поминать не смеют. А когда она сердится на шаха, то забирает его дочь и увозит куда‑нибудь в потаенное место, которого никто не знает, либо на лужайку вроде той, что ты видел, на несколько дней. Когда же шах ублаготворит ее, она снова возвращает девушку во дворец и позволяет кому‑нибудь повидать ее и плениться ею. Я не сомневаюсь, что кормилица приводила многих царей и царевичей, чтобы они влюбились в нее, как ты. Верно, этот онагр и был кормилицей! И эта негодяйка велела начертать имя девушки на драгоценной печати перстня. Есть такой мастер в стране Чин, зовут его Саад‑Наккаш. Потом старик потребовал воску, снял воском оттиск с того перстня, и появилось заклинание, оплетенное узором из листьев. Сулило оно всяческое добро, какое только можно, буквам «м», «х», «п», «р», и «и» 12. Тут, значит, поскольку это заклинание доказало воочию правоту старца, спорить стало не о чем. А царевич, который во все уши слушал, спрашивает: – О старец, а эта дочь шаха, о которой ты говоришь, замужем или нет? – Мужа у нее нет, о царевич, а слыхал я, что до сего дня двадцать один царский сын присылал ее сватать, но жениться на ней никому не удалось. Всем отказ вышел. – А почему? – удивился Хоршид‑шах. – Может, шах просит за нее большой выкуп, оттого и отказал? Старик сказал: – О царевич, шах отказал потому, что кормилица поставила несколько условий женихам. Первое условие – конь, которого нужно объездить, второе – одолеть в поединке могучего воина‑раба, а третье – на вопрос ответить. Кто выполнит эти три условия, тот и возьмет в жены дочку шаха. Тут‑то все, кто сватался к девушке, оплошали да растерялись. Кормилице‑колдунье только и оставалось голыми руками их забрать, во дворец свой увести. С той поры о них ни слуху ни духу. Вот какое дело. А все это кормилицыны затеи, она колдовством заставляет царских детей с пути сбиться, в царевну влюбиться, себя погубить. Удивились царь и царевич, Хаман‑везир, богатыри и все прочие, когда услышали эти речи старца. Стали судить и рядить, каких, мол, чудес на свете не бывает! Марзбан‑шах говорит: – Надобно же такому случиться, чтобы мой сынок так привязался душой к этой девушке! Ведь так и с жизнью можно расстаться! Вот кабы это было дело, что можно разрешить властью золота или силою войска… – О шах, – ответил старец, – если твой сын слышал мой совет и извлек урок, не станет он связываться, не будет доискиваться этой девушки. Ведь он потому тосковал, что не знал, кто она такая. А коли узнал, что она недосягаема, то поймет, что добиваться ее – к беде. Марзбан‑шах сказал: – О старец, пусть так и будет. Потом он приказал, чтобы принесли красивый халат, и вручил старику вместе с тысячью динаров. И отпустили его в благополучии. жүктеу/скачать 4.53 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|