В. СРЕДИ ТУРКМЕНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ

Ввиду обостренных отношений с соседями, туркмены селились преимущественно к северу от той линии по которой сейчас проходит железная дорога. Большинство населения Туркменской области занималось тогда скотоводством и нападением на богатых соседей (по персидско-афганской границе и на Бухару и Хиву). Земледелием занималось незначительное количество населения. Приход русской власти в область совершенно изменил внутренний хозяйственный уклад и внешние взаимоотношения туркменского населения. Вот как описывает эту перемену в хозяйственной жизни туркмен обследовавший Туркменскую область В.В.Русинов в своем труде "Водо-земельные отношения и общины у туркмен" (стр.12): "Со сказочной быстротой растущая площадь хлопковых посевов меняет в корне не только систему хозяйства и полеводства, но несет с собой и большие изменения правового и социально-бытового характера у туземцев. Ниже мы увидим, что вместе с ростом хлопковой площади раньше только передельные земли начинают превращаться в мюльки. Паралелльно этому растет ценность земель, появляется стремление закрепить ее за собой, и родовой обычай "адат" дает под напором развития экономики трещину - появляется институт купли-продажи земель, по "адату" недопустимый. Растет прогрессивно цена на хлопок, увеличивается площадь посева хлопка, растут и денежные обороты кочевников туркмен, и их хозяйство начинает все более и более превращаться из натурального хозяйства кочевника-земледельца в денежное хозяйство промышленника-хлопковода. Нечего и говорить, что этот процесс, как по мановению волшебного жезла, превратил аламанщика-кочевника в мирного земледельца".

Площадь хлопковых посевов, равная в 1888 г, 160 дес., к 1919 г. достигла 60.362 дес., в 1915 году под хлопчатником было - 57.466 дес., а на все остальные культуры (преимущественно зерновые) приходилось 106.312 десятин.

Из всего количества хозяйств по Туркменской области кочующих к 1906-14 годам насчитывалось 3.559 (77,7%) к 1917 году - 1.866 (3,3%), 36% всех хозяйств было в 1917 году без всякого скота. В среднем на одно хозяйство приходилось десятин посева: у русских - 6,7 дес, оседлых туземцев – 2.3 дес, и кочевых – 1.6 дес.

Развитие хлопководства под которым занята была к 1917 году уже почти одна треть всей орошаемой площади Туркменской области, вызвало те же тенденции торгово-ростовщического капитала, какие мы указывали в отношении оседлых районов края, только с той разницей, что в Туркменской области развитие хлопководства застявили туркмен быстро перейти к оседлости в условиях разрушения родовых общин, тогда как у оседлых узбеков и таджиков этот.процесс совершался ещё до прихода русской власти в Туркестан. Переселенцами в Туркменскую область явились, главным образом, выходцы сектанты с Кавказа и потом отчасти из коренной России. Поселились они в пограничной части с Персией (Гермабу и др.). Этой культурной территории сперва домогались туркмены, но царская администрация не удовлетворила просьбу последних и колонизовала ее русскими переселенцами. Помимо этого, переселенцы образовали поселки по Астрабадской линии, Гюргеню, а также по линии Теджена и Мургаба с Кушкой и с образованием "государева имения" в Байрам-Али.

За 25 лет от начала колонизации области к 1916 году образовалось 17 поселков в пограничной полосе (по горным долинам), кроме того, по низменности и на взморье - 11, а всего - 28 поселков. На почве водо-землепользования тогда еще начались столкновения между переселенцами и туркменами.

Особенно злоупотребляли переселенческие поселки излишками воды. Туземцы вынуждены были покупать воду у переселенцев.

Хотя главная масса туркмен – текинцы в восстании 1916 года не участвовали, тем не менее среди них также господствовало большое недовольство, прежде всего из-за ограничения их в пользовании водой. Реки Мургаб и Теджен в летнее время несут мало воды, разбираются по пути, и населению, расположенному ниже, не хватает воды. Мургабское "государево имение" занимало площадь в 104.000 дес. на правом берегу Мургаба и поглощало очень много воды, так что остаток после орошения указанного имения уже использовался населением, и на этой почве бывало много трений. К тому же водные бассейны, собирающие весеннюю воду, заплыли и становились бездействующими.

Восстание подняли в Туркменской области туркмены-иомуды, расположенные в районе реки Артека и Гюргеня, частью входящем в Туркменскую область, а частью - а Астрабадскую провинцию Персии. В этих районах туркмены вели, главным образом, земледельческое скотоводческое хозяйство, частью уходя в летнее время на летовки в Персию, за Атрек. Более или менее удобные земельные площади и орошаемые местности были захвачены переселенцами. Сами кочевники, за отсутствием воды, пользовались дождевой водой. По побережью Каспийского моря развита была рыбопромышленность, являвшая источником пропитания многих туркмен. Но впоследствии эти рыбные промыслы стали захватываться разными промышленниками (Лианозовы и другие) в ущерб интересам, находившим там пропитание туркменам.

Основные причины восстания туркменских племен иомудов в Астрабадской провинции и Красноводском уезде Закаспийской области, таким образом, заключались в колонизации удобных для обработки земельных участков русскими переселенцами.

Юго-восточное побережье Каспийского моря своим плодородием и богатством привлекало внимание России еще при Петре Великом, когда (по договору с Персией в 1723 году) весь этот район считался находящимся в составе Российской империи. Астрабадская провинция в свои административные границы включала персидский Туркменистан, а в северной части русский Туркменистан, обнимая собою всю низменность к юго-востоку от Каспийского моря и к северу отЭльбрусского хребта. Низменность эта орошается реками Гюргень, Кара-Суу и Атрек. Вся персидская Туркмения орошается рекой Гюргень и отличается обилием своих рек, речек и ручьев и красотой своей природы. Чрезвычайно обильные промыслы по побережью Каспийского моря, по контракту персидского прави­тельства с Лианозовым, до 1 октября 1920 года находились в распоряжении последнего.

По всему этому пространству, главным образом, по берегам рек Гюргеня и Атрека, к северу от хребта Копет-Дага и в пределах Закаспийской области проживали туркмены. Вся земля, находившаяся в сфере их кочевок, туркменами считалась принадлежащей им, и в этом отношении они никаких домогательств персидского правительства и его самого не признавали. На этой почве существовала между туркменами и персами исконная вражда. Туркмены-иомуды разделялись по численности на две главные ветви: Шериф, в составе которой главенствуют роды Джафарбаев, и Чони - во главе с родами Атабаев и Ак-Атабаев. 85% иомудов перестали к тому времени уже кочевать, и аулы их носили постоянный характер. Кочевая часть ("чорва") проводит на Гюргене только 4-5 месяцев, а на остальное время уходила в пределы Закаспийской области, Земля у туркмен из общинного их владения в большинстве уже перешла в мюльк (частную собственность).

Первыми переселенцами на туркменских землях явились русские "арбабы" - помещики из русских генералов, офицеров, чиновников, армян, немцев и казаков, имеющие деревни из "крепостных" персидских крестьян и приобретавшие земли при содействии персидских чиновников на выгодных условиях. Крестьянское заселение Астрабадской провинции начинается с 1907 года. К 1915 году насчитывалось переселенцев в количестве 451 орошенных хозяйств, с частновладельческими хозяйствами до 650-660 семей. Средняя величина надела в разных поселках была неодинакова. Так, например, в Лавровке на одно наличное хозяйство приходилось 63 дес. удобной земли, в Покровском - 15,1 дес. и в Константин-Ивановском - 53,4 дес. Некоторые поселки одновременно в большей части своего хозяйства занимались скотоводством. Так, например, в молоканском Кара-Су в среднем на хозяйство приходилось 22,5 голов*. (*Сахаров – Русская колонизация Астрабадской провинции, стр.28)

Переселенческие чиновники еще в 1915 году считали возможным переселение в Астрабадскую провинцию еще 30.000 душ обоего пола.

На почве удобных земель у туркменского населения из-за водопользования, потрав и захвата лугов и т. д. - между переселенцами и туркменами происходили бесконечные недоразумения. Еще в 1916 году, как раз перед восстанием, ездивший для обследования Астрабадской провинции начальник переселенческого управления Г.Ф.Чиркин в заключении своего отчета писал следующее:

"Если воссоединение всего русского племени под одной сенью великой русской державы в полной мере ответит психологически русским стремлениям, если Босфор и Дарданеллы составляют "ключи нашего дома", то упрочение России в Астрабаде и Мазандеране в значительной мере искупит наши затраты на военное дело и сильно увеличит наше богаство, В политическом же отношении мы восстановим наследие Петра Великого, оценившего уже 200 лет тому назад своим гением южное побережье Каспия и утвердившего Россию у Эльбруса.

Это великодержавное стремление российского империализма не дешево стоило кочевникам - туркменам, которых обрекли на вечное кочевание по просторам безводных песча­ных пустынь. Инстинкт самосохранения и борьбы за существование поэтому заставил туркмен поднять знамя восстания в 1916 году.

Что же касается экономических и социальных группировок среди самих туркменских родовых общин, то нужно сказать, что здесь тоже наметились определенные группы эксплуататоров и эксплуатируемых. Туркменское землепользование преж­де всего основывалось на наделении водой (каналов и арыков) на основе общинно-родовых правил. В распределении воды и земли заложено было первое условие неравенства. Одни роды пользовались большим количеством воды, а, следовательно, и земли, а другие роды - гораздо меньшими количествами. Так, например, в Мервском оазисе род Тохтымыш более многочислен, чем род Отамыш, а вода делилась между ними почти поровну: внутри этих родов между отдельными общинами распределение производилось еще более нерационально, несправедливо. Несмотря на запрет родовых правил "адатов", продажа и купля земли в связи с оседанием туркмен и с распространением хлопковых посевов происходили почти повсеместно.

Социальное неравенство в турменском обществе создавалось, помимо причин неравномерного земле-водопользова-ния, также неравномерным распределением количества скота, обладание денежными ценностями, причастностью к администрации и т.д. В восстании туркмен 1916 года, хотя непосредственных расправ с должностными лицами туркменами не было, но, тем не менее ненависть к известным слоям администрации, включая и туркменский элемент, а также вражда между имущими и малоимущими племенами и общинами существовали.

Таким образом, причины восстания туркмен в Туркменской области в 1916 году заключалось, с одной стороны, в крестьянской колонизации кочевых районов в Туркмении и, с другой стороны, во внедрении торгового капитала и в связи с этим в усилении вмешательства царской администрации в трукменское хозяйство и быт.

На других причинах недовольства туркмен чисто административного, межплеменного и т.п. характера останавливаться не будем. Правда, туркмены-иомуды, как элемент свободолюбивый подвергались влиянию до некоторой степени и со стороны персидской администрации, тем не менее, главные причины их недовольства, конечно, заключались в вопросах водо- и землепользования и политических притеснениях.

По Аму-Дарьинской области волнения были в 1916 году в Чимбайском районе.

Из 5-ти естественно-экономических районов указанной области, Чимбайский район занимает среднюю часть дельты реки Аму-Дарьи и представляет район почти чисто земледельческий.

По всей Аму-Дарьинской области из всего количества в 33.509 хозяйств почти половина (45,5% ) приходилась на долю узбеков, 6,4 % - туркмен; остальные же 649 хозяйств (1,9%) распределялись между персами, каждами, арабами, таджиками, русскими и т.д. (см. "Материал по обсл. коч, и осед. тузхоз. и землепольз. в Аму-Дарьинской обл. ", стр.129).

На Чимбайский район приходилась почти половина населения области. Основу занятий населения, как мы уже указывали, составляло земледелие. У туркмен и узбеков 9/10 всех хозяйств имели посевы, а у киргиз 3/4, но посевы были незначительные по размерам. Около половины всех хозяйств засевало в среднем до 3 дес., 17% - совсем не сеющих, 27,4% сеют от 3 до 5 дес. и лишь около 5% хозяйств засевают более 5 дес.

Безлошадных хозяйств было 39%, с одной лошадью - 45 %, с 2-3 лошадьми - 10, 2% и выше - остальные. В среднем вообще скота на одно хозяйство приходилось от 3-5 до 4-5 голов, а у киргиз до 4-6 голов.

В этих районах, хотя и преобладала зерновая культура, но в последующем постепенно быстро росла площадь хлопковых посевов. К последним больше тяготения имели беднейшие слои населения, В виду отдаленности Аму-Дарьинской области и чрезмерной отсталости ее населения здесь больше проявился произвол царской туземной администрации и торгово­го класса.
Г. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЦАРИЗМА ПО ЛИНИИ АДМИНИСТРАЦИИ,

СУДА И ПРОСВЕЩЕНИЯ
Как в капиталистических странах аппараты власти (администрация, суд, школа и т.д.) служат непосредственным орудием угнетения трудящихся классов капиталистами; так и в Туркестане колониальная власть, состоящая из русских и туземных чиновников, служила орудием угнетения туземных трудящихся в руках русского и туземного торгово-ростовщического капитала, переселенческого кулачества и зарождавшейся бай-манапской родовой буржуазии.

Вся российская колониальная административно-полицейская надслойка, начиная от генерал-губернатора и кончая уездными начальниками и участковыми приставами, опиралась на местах непосредственно на туземную администрацию в лице волостных управителей, старшин, казиев и биев, вербовавшихся, главным образом, из имущих слоев местного населения. Под видом сохранения в неприкосновенности местных обычаев и самоуправления туземцев, зиждившихся на основах "шариата" и "адата" (обычного права), царская власть умело использовала весь этот паразитический, элемент в своих интересах, приноравливая к последним правила того же " шариата" и "адата", служивших до того орудием угнетения в руках туземных имущих классов. Для сочетания этой взаим­ной заинтересованности и создано было соответствующее Положение об управлении Туркестанским краем.

Указанное Положение об управлении краем являлось лучшим доказательством того, как царская власть поняла выгодность и необходимость сочетания своих фискальных интересов с интересами эксплуататорской верхушки туземного населения для совместного и более умелого грабежа трудящихся.

Как выше мы указывали, администрация играла огромную роль в колонизации переселенцами Туркестана, разрешении земельных споров между киргизами и крестьянами.

Вопросы налогов и повинностей, ирригации и лесоводства и т.п. являлись хорошими лазейками для указанного беспощадного грабежа населения. Всякие малейшие споры по вышеуказанным вопросам использовались для того, чтобы или наложить "штраф" или сейчас же " изъять" землю в пользу казны. Царская администрация старалась сохранить старые феодальные отношения в туземном обществе и склонить на свою сторону не только туземную буржуазию, но и духовенство. В качественном отношении в аппаратах власти сидели отбросы российского чиновничества, ибо в Туркестан в большинстве попадали всякие искатели легкой наживы, действительно через краткий срок наживавшие большие капиталы. У туземцев даже выработался соотвествующий взгляд на способности чиновников: так, в глазах населения, если волостной управитель после своего назначения не богател сразу, то такого волостного считали малоспособным администратором.

Уездные начальники и приставы прекрасно знали "безбожное" обирательство туземной администрацией населения, но делали вид, что не замечают, ибо это было в их интересах. Переводчики, писаря и джигиты (туземные полицейские из туземного населения) являлись посредническим связующим звеном с туземной низшей администрацией и через них грабили население. Минуя переводчика или делопроизводителя (т.е. не давши на чай), трудно было добраться до самого пристава или уездного начальника. Бай и кулак грабили беднейшее население беспощадно. Обращение с жалобой к высшей администрации всегда почти кончалось неудачей, ибо право было за тем, кто обладал средствами.

Вот что пишут об этом грабеже туземного населения администрацией даже видные чины самой царской администрации.

Куропаткин в своем "всеподданнейшем" докладе на имя царя о причинах восстания, сознаваясь в стеснении киргиз в земле и грабеже дехкан торгово-ростовщическим капиталом, в отношении деятельности администрации писал, что волостные, казии и бии властвуют безраздельно среди туземного населения, грабят его неимоверно, не хуже, чем при ханжествах: народные суды и лесные сторожа делают то же самое: среди туркмен Мервского уезда появились агенты царской же охранки, творящие открытые бесчинства.

Что же касается непосредственно туземной администрации (волостных, старшин, биев, казиев, аксакалов и др.), то она на основе положения об управлении Туркестанским краем действительно полновластно грабила население. Чины туземной администрации не ограничивались только грабежом от имени царских высших администраторов в соучастии с ними, но грабили также непосредственно от себя. У кочевников толкование родовых обычаев "адата" можно было использовать всячески, и туземные администраторы и баи использо­вали его в своих интересах.

"Ак-паша" (белый царь), "жарым-паша" (генерал-губернатор) для туземного населения были где-то далекими властями, но свои непосредственные "паши" и "жарым-паши" (в лице волостных и биев) были гораздо страшнее и ненавистнее. Беднейшие кочевники и дехкане еще у русского уездного начальника или пристава и мирового судьи имели надежду найти "справедливость", но у своих туземных " чинов" уже никакой правды нельзя было найти.

Мы не будем останавливаться подробно на характеристике деятельности волостных и старшин, через своих джигитов грабивших население, а остановимся, в частности, на характеристике деятельности туземных народных судов "биев" и "казиев". Таковыми судьями могли быть только имущие элементы. Решение судьи всегда основывалось на том, кто больше "даст". Туземные судьи грабили обе тяжущиеся стороны, но выигрывал тот, который больше сумеет уплатить. Конечно, при такой системе выигрывали баи и манапы.

Бии и казни имели большую власть, могли приговаривать к тюремному заключению до 18 месяцев или оштрафовывать официально до 300 руб., а неофициально больше, без аппелляции в русский суд, в том случае - если тяжущиеся стороны одни киргизы или одни узбеки. Тут бедняку было отчего заставлять себя "молчать", подчиняться своей участи, не обращаться к русской администрации.

Не лучше обстояло дело с чрезвычайными съездами биев и казиев, нескольких волостей или уездов, куда иногда обжаловались решения отдельных случаев. Прежние решения отменялись в зависимости от того, кто давал большую взятку.

Среди оседлого населения, помимо вышеуказанного, истолкователи шариата при казнях давали заключения в таком смысле, что бедняк оказывался всегда виноватым.

В области культурного развития туземного населения Туркестана интересы царизма направлены были к поддержанию всемирного невежества среди населения, ибо темный народ можно было гораздо лучше держать в подчинении, чем просвещенный. Если делались какие-либо попытки насаждения школы просвещения, то они были направлены по линии обрусения и миссионерства. Деньги, собранные администрацией с населения для открытия училищ, администрация употребляла в своих интересах или, если открывались соответствующие учебные заведения, то туда принимали почти исключительно детей русской чиновничьей бюрократии: отказывая в этом туземцам с ссылкой на неподготовленность.

В крае (по Масальскому) еще в 1906 году всех русских школьных заведений было 413 с 30.326 учащихся, из которых около 20% приходилось на туземцев. Туземцы больше всего учились в русско-туземных школах (числом до 90) и учительской семинарии, преследоваших миссионерско-обрусительные цели. Туземных учебных заведений старого типа медресе, мектебе и др. имелось в крае до 6.300 с 75.000 учащихся. В этих учебных заведениях поеподавание имело характер более религиозный и схоластический, с господствующим влиянием духовенства. Зарождавшиеся новометодные (реформаторские) школы "джадидов" еще были малочисленны. Как к русско-туземным училищам относились туземцы, свидетельствуют сами видные представители колониального русского чиновничества. Вот что писал В.Т. Наливкин: Осенью 1885 года были открыты 2 школы в селениях Ташкентского уезда. Сельское население отказывалось отдавать своих детей в новые русские школы. Не хотели отдавать их сюда и чины туземной администрации и "Почетные влиятельные" туземцы. Часть детей (было приказано доставить их в определенном количестве) была насильственно взята у разной мелкоты, находившиеся в личной зависимости от волостных управителей и сельских старшин: другую часть наняли у беднейшего населения".

Дальше указывается о сборе волостными управителями с населения денег для найма учеников в русско-туземные школы: волостные управители и в этом случае не зевали и наживались. Русская администрация в религиозно-культурных притеснениях доходила до того, что делала даже попытки повесить колокола в мечетях, а некоторые уездные начальники заходили с собаками во время молитвы в мечети.

И против этой административно-паразитической надслойки, служившей прикрытием и орудием в руках русско-туземного торгово-ростовщического капитала и кулачества, должны были рано или поздно выступить решительно туземные трудящиеся.

События 1916 года были исключительным явлением в дотоле относительно мирной жизни Туркестана и первым всеобщим массовым выступлением против царской администрации после ее 50-летнего владычества своих и пришлых эксплуататоров.

Малочисленность тогда на территории Туркестана наличных царских войск, невозможность быстро перекинуть из России подкрепления, тревожное состояние царского правительства в связи с германским наступлением и возбуждением на Востоке, создавали неуверенность в завтрашнем дне, даже панику колониальной буржуазии в Туркестане.

Это паническое настроение евпропейского населения особенно заметно было в первой половине восстания, когда еще неизвестно было, во что оно выльется. Европейское население пригородных районов и сел переезжало быстро с имуществом в ближайшие городские местности, где имелись военные силы для самозащиты, по возможности самовооружалось, создавало в некоторых местах добровольные дружины (например, Верный, Пржевальск и поселки). Этим чувством паники охвачена была не только русская буржуазия, но и туземный торговый класс и барский элемент, которому режим царизма во многих отношениях был выгоден.

Как мы видели, в кочевых и полукочевых районах недовольство местного населения в основном накапливалось по линии земельно-крестьянской колонизации и на почве отбирания у населения всех удобных земель и отодвигая его в менее плодородную степь, вынуждая заниматься только скотоводчеством - неустойчивой формой хозяйства, как мы выдели при изложении основных причин восстания, при отчуждении или прямом изъятии у целых аульных обществ их земельных площадей, всегда огромную роль играла туземная местная администрация и имущие байско-манапские элементы. Чины переселенческой администрации всегда, прежде чем начать свою работу в каком-нибудь из районов, сговаривались с этими эксплуататорскими верхушками, т.е. так называемыми "влиятельными людьми", при помощи которых можно было легко провести свои цели по изъятию земель.

Киргизские баи и администраторы видели в работах Переселенческого Управления возможность наживы и. меньше всего опасались экономического стеснения в отношении себя. Ни одна "аренда" земель по рублю и меньше (как в большинстве практиковалось) у киргиз переселенцами или городскими мещанами не обходилась без посредничества этих "влиятель ных" лиц. Последние получали так назывемые "темные" сборы в свою пользу и таким образом общественные земли, принад­лежавшие целым родовым общинам, оказывались запроданными за бесценок переселенцам, Во всех спорах о водо- и лугопользовании, о пастбищных и т. д. киргиз с переселенцами опять-таки наживались эти байские элементы за счет бедноты. Вся туземная администрация была по положению об управлении Туркестанским краем приспособлена к эксплуатации туземного населения. Подати и повинности, всякого рода поборы, взыскания с обществ тех или других штрафов - все это ложилось на плечи бедноты и средних слоев. Во всех этих случаях туземные администраторы, аксакалы и баи старались с себя свалить вину на русскую администрацию и переселенцев-крестьян.

Таким же эксплуататорским элементом в глазах киргизских масс являлись все туземные чины, пристроившиеся при русской администрации в лице переводчиков, писарей и даже "джигитов" (туземных, полицейских). Ненавистны были для них разные торговцы, всегда расселявшиеся по поселкам и городским пунктам в лице разных пришлых сартов, армян, татар и т.д., дававшие кочевникам ситец, и всякие другие товары по дорогой цене в "рассрочку" на "проценты" под осенний урожай кочевников. Еще до восстания против царизма у киргиз появились уже немногочисленные свои ростовщики, ссужавшие под огромный процент деньгами и скотом беднейшие слои.

Киргизские баи и манапы основывали свое господство над беднейшей частью киргизского населения на обладание большим и лучшим стадом скота, лучшей частью общинно-родовых земель, патбищами, связью с киргизской администрацией (волостные, старшины и бии), состоящей из тех же баев и служившей посредницей в эксплуатации русской администрацией киргизских масс.

Беднейшие и средние слои носили общее наименование "кара-пухара" (чернь или подданые): сюда входили сельскохозяйственные батраки, серик или уртакчил кошчи (беднейший земледелец), чарва (кочевой бедняк) и др. более многочисленные середняцкие элементы.

Если принять во внимание число батраков, малаев, кошчи и т.д., занятых в казачьих, крестьянских и байских хозяйствах, в кочевых и полукочевых районах, и прибавить сюда огромный слой середняцких элементов киргиз, то вся "кара-пухара" составит почти 3/4 всего киргизского населения, представляющего собой объект эксплуатации и слой вечно недовольный.

Среди оседлого населения: узбеков, таджиков и других, как мы видели, классовая дифференциация проявилась более резко, чем среди киргиз. На почве разрушения основ феодально-патриархальных отношений и проникновения капиталистических начал в хозяйство оседлого населения, в связи с развитием хлопководства здесь сформировалась определенно байско-торговая буржуазия в лице городского туземного торгового класса, хлопковых посредников, предпринимателей и приказчиков, кишлачных кулаков, ростовщиков, туземной царской администрации, состоящей в большинстве из вышеуказанных элементов и т.д.

Наряду с этим мы видим огромное количество беднейшего дехканства (безземельных и малоземельных): чайрикеров, урточай и рабочих торгово-промышленных предприятий, кустарей и мардакеров (чернорабочих), а также огромное количество середняцкого земледельческого элемента оседлого населения. Среди туркменского населения категории социально-экономических групп распределяются, примерно, почти так же, как и среди киргиз.

Начиная со Старого города Ташкента, по уездам Сыр-Дарьинский области и уездам: Джизакскому, Ходжентокому и Катта-Курганскому Самаркандской области, по уездам, Анджанскому, Кокандскому и Ферганской области и по всем остальным областям: Джетысуйской, Туркменской и Аму-Дарьинской - основной элемент повстанцев составил выше-определенный нами слой беднейших и середняцких элементов туземного населения. Выступление повстанцев имело более активный характер в тех районах, где беднейшие и середняцкие слои населения больше всего подверглись эксплуатации царизма и туземной буржуазии. Среди оседлого туземного населения почти вся туземная буржуазия отнеслась отрицательно к восстанию 1916 года, ибо в этом восстании она усмотрела поход черни против себя. Туземная буржуазия, хотя и была недовольна царской колониальной властью, но согласна была скинуть эту власть и устранить ее конкуренцию в том случае, если она сама в результате в этого могла бы непосредственно господставовать над трудящимся массами. Она стремилась к этому, но желала этого добиться не революционным путем. Зная враждебное настроение к себе беднейших слоев населения, будучи почти незатронутая мобилизацией рабочих (ибо последние были набраны больше из бедняков), зантересованная в торгово-промышленных и административных предприятиях царизма, туземная буржуазия поэтому не поддержала восставших масс, о чем свидетельствовали в своих докладах из отдельных областей сами областные губернаторы (Гиппиус, например, расхваливал "патриотическое" поведение туземной имущей верхушки в Фергане), а в Старом городе Ташкенте, например, как мы видели, многие торговцы и баи во время беспорядков поспешно выезжали в загородные дачи.

Во второй половине периода восстания туземцев, когда администрация взялась за усиленную агитацию с военными действиями, туземная буржуазия приняла активное участие в этой агитации, всячески стараясь доказать перед администрацией свою преданность разными добровольными "пожертвованиями" в пользу армии (хотя эти пожертвования собирались опять-таки с того же "пухара", манифестациями с патриотическим лозунгом, пышными приемами администрации с угощением "пловом", "резанием баранов" и т.д., тоже в большинстве за счет бедноты. В начале восстания несколько растерявшаяся туземная буржуазия и туземные администраторы после нанесения сильных ударов повстанцам поспешили изъявить свою покорность и верность приказам "белого царя". Многие туземные администраторы (волостные, аксакалы, бии, казни, переводчики) даже старались в этот момент чем-нибудь "выслужиться" перед администрацией. Это отношение туземной эксплуататорской верхушки проявлялось в той или другой степени повсеместно среди всех коренных национальностей Туркестана.

Поэтому естественен был разгром во многих местах повстанцами прежде всего туземных чинов администрации и их канцелярий, где хранились всякие налоговые списки описи мобилизуемых рабочих и т.д. Резче всего нападение на туземную администрацию наблюдались среди оседлого туземного населения, главным образом, среди киргизского и туркменского населения были случаи, когда родовые руководители и даже волостные (например, сыновья Шабдана Джантаева во главе повстанцев Пишпекского и Пржевальского уездов) оказались в рядах и во главе повстанцев, но причину этого нужно усмотреть в том, что в этих районах, родовые старшины не могли оторваться от масс или рода, ибо в противном случае последние разгромили бы их, как изменников, а переход открыто на сторону царской администрации все равно не спас бы их.

Переходя к роли туземного духовенства, нужно сказать, что последнее пользовалось влиянием, главным образом, среди оседлого туземного населения. Среди киргиз и туркмен оно имело меньше всего влияния. Духовенство в лице мулл, ишанов и т.д. было в корне недовольно всяким европейским новшеством и прогрессом. Во всех реформах царской власти, в развитии торгово-ростовщического капитала, разрушении основ феодальных отношений и т.п. духовнество видело прямое нарушение своих интересов. Духовенство ненавидело зарождавшуюся прогрессивную туземную буржуазию и национальную "джадидскую" (реформаторскую) интеллигенцию, также покушавшуюся на старый уклад жизни. Поэтому социальное недовольство беднейших масс против своих эксплуататоров и борьба духовенства против них же за сохранение старых устоев жизни находили общую линию.

Туземное духовенство, как только где-нибудь возникали волнения в Туркестане, принимало в большинстве в них участие.

Так, например, Андижанским волнением руководили ишаны. В оседлых районах в 1916 году многие муллы оказались в рядах и даже во главе повстанцев. Тут необходимо вспомнить поведение духовенства во время Февральской, особенно Октябрьской революции в Туркестане, когда оно также разошлось в своих взглядах с туземной буржуазией и "джадидской" интеллигенцией по политическим вопросам. Так, например, духовенство высказалось против "Кокандской автономии", объявленной туземной буржуазно-националистической интеллигенцией.

Что же касается учащихся медресе и мектебе. то тут были сторонники духовенства, но были, конечно, и действительные выходцы из низовых слоев населения, социально сочувствующие восстанию масс. Многие учащиеся этих туземных школ приняли активное участие в восстании. Среди киргиз и туркмен, как мы указали, родовые старшины и аксакалы, с одной стороны, не хотели терять своего авторитета среди населения, с другой стороны, они также были недовольны всякими новшествами, разрушавшими чистый, родовой патриархальный уклад жизни и обычаи кочевников и поэтому оказались сторонниками восстания. При этом нужно указать, что родовые начальни­ки и аксакалы (старшие) не всегда совмещали в своем лице администрацию, ибо таковыми бывали иногда просто люди пожилые, с большим жительским опытом, чем остальные, и к ним молодое поколение относились с уважением. В восстаниях киргиз и туркмен именно такие элементы играли в большин­стве главенствующую роль, а не волостные старшины. Весь причастный к царизму административный слой туземцев, более гибкий и приспособившийся к новым условиям (так сказать, родовая кочевая буржуазия), или поддерживал царскую администрацию и был против восстания, или просто пассивно относился к этому восстанию. Что же касается всяких ростовщиков, торговцев, скотопромышленников, джальдапов и предпринимателей, в большинстве из сартов, татар, армян и т.п., внедрившихся среди киргиз, то большинство их оказалось прямым союзником царской администрации, переселенцев кулаков и принимали по мере возможности даже участие в карательных отрядах администрации, желая из этого предприятия извлечь пользу. Исключением отсюда может быть случай в Каракольском уезде, когда крестьяне, наоборот, расправились и с торговцами. Тут особенно интересна роль в восстании 1916 года национальной туземной интеллигенции.

В киргизской части населения Туркестана и Киргизии буржуазно-националистическая либеральная интеллигенция в лице своих более передовых и просвещенных слоев объединилась тогда вокруг издававшихся ряда газетных и журнальных органов, вроде "Айкапа" или "Казак" и других, рукводимых Алиханом Букейхановым, X.Дулатовым, Ах.Бай-турсуновым, Мустафа Чокаевым и друг. Вначале руководители этой высшей интеллигенции примыкали к конституционно-демократической (кадетской) партии. Потом в среде киргиз во время февральской революции это национальная интеллигенция оформилась в национальную политическую организацию "Аллаш", преследовавшую цель национально- политического развития и пробуждения их сознательного национального чувства.

Эта национально-либеральная интеллигенция киргиз являлась выразительницей иделогии и стремлений по существу киргизских имущих классов и занимала часто большие должности в царской администрации. Эта кадетствующая интеллигенция отнюдь не была недовольна своим личным положением и вовсе не имела намерения порывать с русской буржуазией. Она была, как и кадеты, против существовавшего тогда строя и администрации царизма на местах в киргизских районах, была против земельной царской политики, но работала дружно с российскими буржуазно-демократическими партиями. Эта интеллигенция на страницах своей печати охарактеризовала восстание киргиз как преждевременное, ненужное, указывая, что все недоразумения можно было бы уладить мирным путем. Она призивала мобилизованных идти на фронт защищать общие интересы, убеждая, что по успешном окончании войны, правительство не забудет и киргизский народ. Писали поэтому поводу целые воззвания, ибо чувствовали неизбежность неудачи восстания: не понимая коренные причины, думали, что восстание дело рук авантюристов: с другой стороны, хотели этой своей позицией создать себе авторитет в глазах российской буржуазно-демократической общественности. По основной экономической причине восстание киргиз в 1916 году, по земельному вопросу, та же интеллигенция, выражая недовольство деятельностью Переселенческого Управления, однако, не шла дальше взглядов кадетской партии в своих требованиях по этому вопросу, выдвигавшихся перед Государственной Думой (См. например, "Айкап", 1915 г. N 2).

Эта интеллигенция даже не захотела подвергнуть критике деяния царизма и его жестокости по подавлению восстания, а наоборот влачилась в хвосте царской администрации в этом отношении, если не говорить о коротенькой резолюции проте­ста киргизского съезда в июле 1917 г. в г Оренбурге и сбора пожертвований в пользу беженцев-киргиз в Китае, и то производимых под давлением масс. Антиповстанческое настроение и моральная поддержка администрации у "Аллаш-ордынской" киргизской интеллигенции после подавления восстания киргиз переходит к поддержке войны до "победоносного конца". Мало того, некоторые из руководителей указанной интеллегенции принимают активное участие в организационных патриотическими обществами комитетах помощи воинам и фронтам и собирают пожертвования среди населения, а также принимают участие в организациях (советах) тыловых рабочих, оставшихся на месте. В начале революции этих рабочих националистическая интеллигенция стремится использовать против большевистской революции (напр., съезд "мус. рабочих и воинов" в г.Коканде). На киргизские съезды, созываемые Аллаш-Ордой, персонально сверху приглашались именно верхушечные киргизские элементы: волостные, аксакалы, бии, старшины и всякие другие влиятельные люди, известные под общим названием "аткаминеров", из которых главным образом, составлялись эти "всекиргизские" съезды. Указанная позиция киргизской национальной интеллигенции логично за­вершается выступлением ее во время Октябрьской революции на стороне классовых противников пролетариата (Колчака, Дугова и др.).

Отдельные представители этой интеллигенции, члены царской администрации, во многих случаях прямо-таки поддержали последнюю в подавлении восстания киргиз 1916 года (деятельность большинства переводчиков, волостных, писарей и других чинов в Туркестане и в Тургайской области Киргизии).

Среди оседлого узбекского населения национально-прогрессивная джадидская интеллигенция тоже заняла приблизительно такую же позицию, как и киргизская. Являясь по существу своему выразительницей нарождающейся торговой буржуазии оседлого населения, она, по понятным причинам, не приняла участия в восстании народных масс и даже не пошла навстречу облегчению участи повстанцев (за исключением единичных случаев, когда, отдельные ее представители выступали в качестве защитников при судебных разбирательствах). Относившаяся вначале безразлично к восстанию масс джадидская интеллигенция в своей причастной администрации части становится открыто на сторону русской буржуазно-демократической общественности. Отдельные ее предоставители участвуют в разных манифестациях при встречах, например, Куропаткина и других карателей восстания. Это "патриотическое" чуство у отдельных представителей указанной интеллигенции выливается в решение ехать самим во главе рабочих на фронт.

Среди туркмен туземных чинов царской администрации было мало, тем не менее, мы выдели из сообщения самого Куропаткина, что многие туркмены, сделавшись агентами охранки, грабили свое же население.

Что же касается остальной части европейского населения, то она целиком стояла за решительное подавление восстания туземного населения, "этой азиатской орды". Были только отдельные единицы из европейского населения, критически отнесшиеся к жестокостям карательных мер царской власти. Среди европейского населения Туркестане существовали тогда уже зачатки социал-демократической и эсеровской партии, но все они в вопросе об отношениях к восстанию и предпринимаемым мероприятиям царской власти оказались верными своей "колониальной миссии" и ни единым словом не обмолвились относительно какой бы то ни было защиты от карательных жестокостей администрации туземцев. Было, наоборот, много сторонников решительного подавления восстания.

Что же касается русских железнодорожных рабочих, то они воспитывались тогда в духе колониальном и к тому же не имели совершенно во главе интернациональных политических организаций, поэтому они отнеслись несочувственно к восстанию туземцев, а в некоторых районах даже способствовали подавлению последнего. Поэтому-то мы и видели, как, например, в Самаркандской области туземцы напали даже на железнодорожников, а в Меркенском районе Аулиэ-Атинского уезда нападали на рабочих, строивших полотно Семиреченской жел.-дор. Все это показывает, что ничего общего в революционном движении между европейскими рабочими и туземными трудящимися тогда не было.