Национальный характер и юмор в произведениях М.Магдеева

Национальный характер и юмор в произведениях М.Магдеева

Действительно, если в жанре юмористического и сатирического рассказа в 1960 – 1980-е гг. произошло возрождение традиций комедийно-эстетического отношения к действительности, которые были заложены в начале ХХ в., то в жанре повести наблюдались возвращение к изображению целостности национального бытия, особенностей татарского национального характера, обращение к традициям народной смеховой культуры. Национальная картина мира, воссозданная на страницах повестей, вернула литературе сказовую речь с характерной для нее установкой на воспроизведение разговорного монолога героя-рассказчика, как правило, человека из народа. И по нашим наблюдениям, одним из первых к данному типу повествования обратился М. Магдеев (1930 – 1995).

М. Магдеев пришел в литературу в конце 1960-х гг., в это время в татароязычной печати появляются его первые рассказы и миниатюры. Повестью «Мы – дети сорок первого года» («Без – кырык беренче ел балалары», 1968) автор заявил о себе как яркий, самобытный прозаик. Каждое следующее произведение М. Магдеева – повести «Человек уходит – песня остается» («Кеше китә – җыры кала», 1958-1968), «Прощание» («Бәхилләшү», 1987) и др. – были встречены читающей публикой с огромным интересом. Литературоведы отмечали, что его творчество «впаяно» в национальную стихию. Образное мышление писателя, характерная для него манера речи, система иносказаний свидетельствуют о его неразрывной связи с жизнью, бытом, обычаями, языком татарского народа.

Одним из первых в татарской литературе М.Магдеев в повести «Мы – дети сорок первого года» изобразил жизнь подростков в военное время. Эта повесть – художественное размышление о поколении, чье детство пришлось на суровые военные годы. Текст характеризуется многоголосьем. В повествовательную структуру произведения вошли пословицы, поговорки, песни и частушки; казенная речь «властьимущих» перемешивается с поэтической речью деревенских бабушек, с книжной речью учителей, с наивными репликами юношей. За каждым голосом стояло свое понимание мира, но организующим началом произведения является речь повествователя.

Писатель мастерски доводил до читателя мысль о том, что и в критические эпизоды истории люди жили надеждой, были и курьезы, и радостные моменты, комические ситуации и смешные события, именно они помогали людям сохранить человечность, теплоту души и умение радоваться жизни. Оставаться человеком в любой ситуации – вот главный критерий человечности для Магдеева-прозаика. Тонкий юмор, едкая сатира, еле заметная ирония – все формы комического служат воссозданию реальной жизни, которая в корне отличается от схематичности произведений социалистического реализма. В поведении отдельных героев, простых деревенских жителей (Марфуги, Гайши, Асхадуллы, Гыйльменисы, Камар, Хадичи и др.), проявляется веками складывавшаяся народная этика, в основе которой – осознание неразрывной связи с природой, с коллективом, его мнением. Различные виды и средства создания комического формируют нравственно-дидактический дискурс произведения. Смех Магдеева народен и синкретичен по своей природе, он вобрал в себя огромный художественный опыт человечества.

Писатель создал галерею выразительных национальных типов. Комическое углубляется в духовный мир человека, проникает в сердцевину психологии личности. Ворожея-знахарка – старуха Хабира («Человек уходит – песня остается»), например, живущая за счет обмана неграмотных людей, хитро выпроваживает Фахернису, которая пришла узнать о судьбе ушедшего на фронт сына: «Если бы не умер, то живой бы был, если был бы жив, то «увидели бы мы» его в фруктовом саду Аравии...» («Үлмәсә әле дә исән буласы икән, исән булса Гарәбстанда җимешлектә йөрүе күренә»)¹. Хабира не признается, что не владеет никакими потусторонними знаниями, но деревенские жители догадываются об этом. Тем не менее, бессмысленные слова Хабиры успокаивают, дают возможность выговориться женщинам, оставшимся наедине со своими печалями, страхом потерять близких. Поэтому односельчанки и «верят» ворожейке. Про знахарку молодежь острит: «Эх, вот бы поставить счетчик на ноги старухи Хабиры, сколько бы набрал за день!» («Ну, шушы Хәбирә карчыкның ботына счетчик куяр идем, көненә күпме җыяр иде икән!»)². Способная на обман, умеющая приспосабливаться к обстоятельствам, тем не менее, сама Хабира простодушна, доверчива.

Или Сабира, ревнивая и жадная, мечтает о том, чтобы ее муж Фахрислам «поскорее постарел, чтоб у него выпали волосы, зубы, и, придя с работы, он тихо сидел бы, покорно глядя на нее, и ждал, пока она сварит ему манную кашу». Но она не понимает, тоже состарится вместе с ним. Наивность и непосредственность, трогательная доверчивость становятся той основой, на которой держится этот особенный мир, особенный дух. Юмор в этих произведениях, преодолевая объективный комизм действительности, присущие ей противоречия и несообразности, вызывает участливый, понимающий смех у читателя. Именно такой смех является неотъемлемой чертой создания картины мира татарской деревни, татарского быта в повестях 1960 – 1980-х гг.

М.Магдеев стремится создать в своих повестях максимально широкую панораму жизни народа с множеством сюжетов и большим количеством персонажей. Подобная идейно-худо­жественная установка выводила писателя за пределы картин семейной жизни или деревенского быта, требовала освещения общественных противоречий и конфликтов. Голод и повседневный тяжелый труд в условиях военного и послевоенного времени, жестокость людей по отношению друг к другу могут быть, по мысли писателя, преодолены только благодаря мудрому отношению к действительности, взаимовыручке и взаимоподдержке, которые с древних времен являлись главной опорой народной жизни. Так автор воссоздает в своих произведениях национальный образ мира, показывая его уникальную ценность. Вместе с тем, в произведениях М.Магдеева смех вбирает в себя лирическое и драматическое начала. Создается своеобразный грустный (экзистенциальный) смех как результат осознания того, что этот мир постепенно разрушается, уходит, теряет свою мощь и силу. Лирические отступления, выполняющие функцию скрепов между сюжетами и событиями, подчеркивают эту грусть, акцентируя внимание на общечеловеческих причинах этого вечного движения.

Писатель с глубокой любовью и ностальгией, в мельчайших деталях и подробностях рисует панораму деревенской жизни. Утверждая значимость человека вообще, он мастерски применял юмор или сатиру в отношении своих героев (это и Шайдулла, который в зимнюю стужу прошел 20 км в одной солдатской форме только ради того, чтобы похвастаться сапогами-хромками, белыми перчатками; Галламгали абзый, который приглашал к себе только больших гостей и угощал их: «Выпейте, у вас ее нет» («Эчеп җибәрегез, сездә юк ул»); Гульчира, которая считала себя талантливой певицей, хотя ее голос не мог сопровождать ни один баянист, и которая умела «грандиозно» падать; и т. д.).

В произведениях М.Магдеева комический пафос не является преобладающим, но сатирическое слово естественно вводится в стилистическую ткань, в литературный обиход вживляются новые пласты народной речи, новые характеры.

Юмористические и сатирические рассказы Хасана Сарьяна (1930 – 1978), Фаиля Шафигуллина (1939 – 1982), Газиза Мухамметшина (1932 – 1972), Гамиля Афзала (1921 – 2003), памфлеты, басни, пародии, иронические стихотворения и рассказы, в которых созданы своеобразные типы сатирических героев, заняли достойное место в литературе 1960 – 1970-х гг.¹ Такие сатирические типы, как Габдрахман, Ахмадулла, Салахутдин, Габделислам, Шарифулла (Г.Афзал) и вышеназванные типы М.Магдеева стали знаковыми героями эпохи: прием самоиронии, использованный при их создании, указывает на идеологические перекосы и недостатки советского строя.
Л. Н.Галиахметова