Сборник статей по материалам Четвертой Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 4-5 мая 2012) / Под ред. Н. Г. Баранец. Ульяновск: Издатель Качалин Александр Васильевич, 2012. 336 с

С середины 60-х годов ХХ века западные социологи и философы стали активно обсуждать вопрос о вступлении наиболее развитых стран на новую стадию общественного развития, которая изначально была названа постиндустриальным, а затем информационным обществом. Причины подобных идей заключались в интенсивном развитии науки и техники, а также в энергетическом кризисе 70-х годов, крахе Бреттон-Вудской системы и замедлении темпов роста СССР.

Именно в этих условиях социолог Гарвардского университета Д. Белл создает новую теорию постиндустриального общества. В своих работах Белл основывался на принципах эволюционизма, что опосредовало использование историзма и телеологизма. Также особенностью методологии стало приверженность автора к антихолизму. Он отмечал, что социальная структура, политика и культура существуют как независимые сферы. Они являются разъединенными, что не требует доказательств. Более того, в период развития постиндустриального (информационного) общества разрыв между данными сферами будет увеличиваться. Необходимость использования антихолистического подхода обуславливается разработанной Беллом моделью социальной эволюции. Постиндустриальное общество берет свое начало в изменениях в социальной структуре, включающей в себя экономику, структуру занятости и систему стратификации, причем эти изменения не связаны с политикой и культурой¹.

В рамках теории постиндустриализма Д. Белл развивает идею новой типологии общественного устройства, стадии которой определяются в соответствии с критерием, которым является тип наемного труда. Соответственно, самый распространенный тип трудовой деятельности выступает как определяющая характеристика каждого типа общества. Доиндустриальное общество характеризуется преобладанием сельскохозяйственного труда, индустриальное – трудом на мануфактурах, а постиндустриальное – занятостью в сфере услуг. Антихолистская позиция Белла четко прослеживается в рамках экономической сферы, относящейся, по мнению автора, к сфере социальной структуры. Причем, сельское хозяйство, промышленность и сфера услуг, входя в систему экономики, остаются строго разделенными.

Переход от одного общества к другому осуществляется на основе принципа рационализации, суть которого заключается в том, что развитие науки и техники приводит к увеличению объемов производства при сокращении затрат человеческого ресурса. Развитие сельского хозяйства приводит к высвобождению излишней рабочей силы, приводящей к процессу урбанизации. Переселение в города крестьянства влечет за собой изменение деятельности, трансформируя их в пролетариат, благодаря которому развивается промышленность. Аналогичный принцип действует и в промышленности, развитие которой приводит к автоматизации производства, повышению производительности труда, и, как следствие, снижению использования фактора «труд». Эта ситуация позволяет обществу создавать то, чего раньше быть не могло носить массовый характер: образование, здравоохранение, индустрия развлечений, досуга. Соответственно, это ни что иное как развитие сферы услуг².

В целом, данный этап постиндустриального общества может быть охарактеризован следующими процессами. Происходит минимизация занятых в промышленном производстве, на смену человеку приходит автоматизированное производство с высокой производительностью и непрекращающейся рационализацией, создающее возможность постоянного роста богатства. Этот рост создает возможность для удовлетворения возникающих потребностей. Сокращение числа работающих в промышленной сфере приводит к необходимости поддержания высокого уровня занятости, что возможно благодаря переходу в сферу производства услуг. Для Белла данный сектор является сферой, прежде всего, персональных услуг, в которой невозможно автоматизированное производство. Да и в целом жизнь в новом обществе – это постоянное персональное взаимодействие по поводу оказания индивидуальных услуг. Этим можно объяснить важную роль информации.

В целом стоит отметить, что постиндустриальный уклад обладает огромными преимуществами. Работа в сфере услуг, информационная работа становятся более разнообразными, интересными для человека, повышая уровень его удовлетворенности. Создается и разрастается группа специалистов, которая становится главным элементом постиндустриального общества, что влечет за собой увеличение роли знания. Причем знание это, в том числе, теоретическое, а профессионалы, работающие с ней, склонны к планированию, что приводит к удалению от классической либеральной экономики к плановой, строящейся на рациональности, целенаправленно и осознанно, в условиях постоянного контроля.

Обращая внимание на сферу услуг, Белл писал, что в условиях нового общества, с его высоким уровнем богатства, люди, занятые в процессе оказания услуг, в большей мере ориентируются на качество их труда, порождаемое в процессе взаимодействия между людьми. На второй план уходит вопрос о прибыли, что делает общество «заботливым». По Беллу этот процесс приводит к изменению сознания человека, а общество становится «коммунитарным», когда происходит отход от максимального удовлетворения собственных интересов к «социологизированному» образу, где любая потребность проходит сквозь призму общественных интересов.

К одной из методологических черт работ Д. Белла можно отнести технологический детерминизм, суть которого заключается в рассмотрении технологии как элемента, определяющего направление развития общества. Причем сами технологии отделяются от социального мира, но оказывают определяющее влияние на общество. Стоит отметить, что данная идея была развита из работ М. Вебера, где отмечалось, что рационализация выступает как преобладающая тенденция западного общества. Критики теории Д.Белла также отмечают, что для анализа постиндустриального общества автор активно использовал методологию М.Вебера и К.Маркса, созданные непосредственно для анализа индустриального общества. Тем не менее, концепция Д. Белла остается популярной благодаря ее своевременному возникновению.

Идеология постиндустриализма возникла в период крушения фордистской экономики на западе, когда у условиях роста безработицы, вывоза капиталов и производств, массовой приватизации необходимо было применение концепции, оправдывающей данные процессы. Именно в этот период появляются теории постиндустриализма Д. Белла, технотронной эпохи З.Бжезинского, информационного общества Э. Тоффлера. Однако описание нового общества в этих работах незначительно соответствовало тому, что происходило в реальной жизни. По этой причине необходимо все же определить, чем является новое общество, каковы его ключевые характеристики, и чем оно отличается от предыдущих этапов.

Одним из направлений, зародившихся во второй половине ХХ века, стал постфордизм. Основным объектом исследования представителей постфордизма стали процессы глобализации. Причем, помимо классических аспектов, таких как глобализация рынков, финансов, потребления, особое внимание уделялось глобализации коммуникаций и созданию глобальной информационной инфраструктуры. Анализируя работы М. Альетта, Р. Буайе, А. Липица, С. Лэша, Д. Юрри, можно выделит ключевые характеристики информации в новом обществе. В первую очередь всеми авторами отмечается, что именно информация, ее потоки, а также информационные сети выступают в качестве необходимого условия глобализированной экономики. Информация также играет определяющую роль в менеджменте как внутри, так и вне транснациональных корпораций. Она также активно используется при увязывании национальных и региональных интересов, решении международных и локальных проблем. Обращая внимание на рабочий процесс, авторы также отмечают, что компьютеризация стала естественной частью труда, доля информации для многих профессий существенно повысилась. А организация, планирование, внедрение как основные элементы управленческого процесса требуют наличия большого количества специалистов, чей труд оказывается основополагающим для остальных работников корпораций. А учитывая развитость ИКТ, Р. Райх, М. Прайот, Ч. Сейбл отмечают всплеск развития гибких форм занятости.

Информация как неотъемлемая часть сегодняшнего дня изменяет жизнь человека, «сжимая» пространство (Д. Харви) и «ускоряя» время (Э. Гидденс). Передача информационных пакетов, осуществление значительного числа операций стали возможными при минимальных финансовых затратах в течение нескольких секунд. В своих работах М. Кастельс отмечает, что происходит формирование пространства потоков и вневременного времени, в которых человек теряет связь с природными, естественными ориентирами. Автор считает, что новое информационное общество - это сеть, в которой отсутствует жесткая иерархия, а взаимодействие высокоавтономных единиц координируется самой сетью.

М. Кастельс предложил методологическое основание анализа изменений в городской среде, где на первый план выходит дихотомия «глобальное-локальное», характеризующая в целом информационное общество. Кастельс отмечает, что сетевые структуры имеют свойство к воспроизводству как на внутригородском уровне, так и на междугородном. Но это явление не отметает стандартную сетевую структуру города. Основные узлы продолжают замыкать на себя информационные потоки, финансовые и иные ресурсы, продолжая оставаться центрами принятия решений. Но в рамках указанной выше дихотомии имеет место противоречие, отражающее социальные тенденции становления информационного общества. Это противоречия между центрами информатизации и локальными сообществами, а также между унификацией социально-культурного пространства и индивидуальностью каждого отдельного человека. В результате информационное общество получает тенденцию к глобализации масштабов, выражаемую в глубине проникновения в сферы реализации социума и географии распространения. Обратной стороной становится эклектичность западной культуры, восходящая к постмодернистской парадигме, когда информационное общества в процессе своего развития сопровождается углублением тенденции к атомизации.

В условиях информационного общества не теряет своей актуальности марксистский анализ, который был проведен такими исследователями как Г. Мердок, А. Маттлар, П. Голдинг, С. Хамелинк, Д. Сассман. В своих работах Г.Шиллер обращает внимание на три ключевых факта. Во-первых, продолжают действовать законы рынка, а рыночные критерии проникают во вновь появляющиеся сферы. Информация как товар обращается в соответствии с классическими законами рынка. Углубляется классовое неравенство, ведь помимо имущественного возникает и цифровое неравенство, которое определяет способность стран и отдельных слоев в определенных рамках получать, создавать, распространять и использовать информацию. Разрыв в развитии и использовании информационно-коммуникационных технологий между странами, а также внутри них постоянно увеличивается, что приводит к разобщенности общества¹.

Представители данного направления определили классовую структуру нового общества, выделив следующие классы: инфобогачи, информационный средний класс и инфобедняки.

Первая группа – это часть населения, обладающая неограниченный доступ к существующим информационным технологиям. Именно они оказывают основное влияние на развитие ИКТ, используемое преимущественно в их интересах. По сути, это элита общества, к которой могут быть отнесены крупнейшие ТНК, наиболее развитые страны. К информационному среднему классу относится население, которое активно использует достижения в области ИКТ в своей работе и повседневной жизни. Как правило, это люди с высокой информационной культурой, обладающие хорошими знания в информационной сфере. Чаще всего в эту группу входит население наиболее богатых стран мира, с доходом выше среднего, которые становятся основной движущей силой нового общества. Но их основная функция – использование информационных технологий, но не управление ими. Информационными бедняками являются в первую очередь люди, которым недоступны ИКТ. Но также к ним относятся и лица, не имеющие желания или знаний для использования новых технологий. Данная группа составляет основную часть современного социума.

Еще одной чертой современного общества становится формирование новой стадии капитализма, которую Г. Шиллер назвал корпоративным капитализмом. Дело в том, что современный капитализм определяется корпорациями, причем эти корпорации выступают как элементы рынка олигополии, а иногда и как монополии, в связи с чем, они имеют возможность диктовать свои условия государству и населению. Следствием этого становится развитие информационных технологий в интересах частного бизнеса.

Юрген Хабермас рассматривает сущностные черты информационного общества с позиций своей концепции публичной сферы. В своих работах Ю. Хабермас рассматривает публичную сферу в Великобритании в XVIII-XIX вв. Именно в этот период зарождается и развивается публичная сфера. К середине XX века она приходит в упадок. По мнению автора она (публичная сфера) была независимой и от государства, и от основных экономических сил. Она позволяла каждому желающему рационально обсуждать ту или иную проблему, присоединяться к дискуссии, ознакомиться с материалами. Благодаря публичной сфере происходило формирование общественного мнения, а информация являлась его основой. Такая постановка проблемы напрямую связана с проблемой демократии, так как публичная сфера выступает как гарант демократической политики.

Учитывая упадок публичной сферы, Хабермас пытается выяснить, определяется ли качество информации ее невероятным количеством. Для этого автор обращается к проблеме манипулирования информацией в социально значимых масштабах, которое осуществляется как корпорациями, так и государством. Используя эмпирический материал, Ю. Хабермас доказывает, что имеет место кризис публичной сферы. Вторя Г. Шиллеру, он считает, что подобные изменения не создают новое общество, оно остается капиталистическим. Идея Хабермаса о публичной сфере подвергается критике, сущность которой основывается на утверждении, что сфера публичного – всего лишь теоретическая конструкция, но не конкретный объект. Тем не менее, ряд идей, выдвинутых Хабермасом, позволяют дополнить картину информационного общества.

Особый взгляд на новое общество раскрыл в своих работах Энтони Гидденс, где он отмечал, что сама по себе идея информационного общества является несостоятельной. Информации приписывают колоссальное значение лишь в ХХ веке, но на протяжении всей истории человечества она играла большую роль. Основой концепции Гидденса является рефлексивная модернизация. По мере развития общества возрастает независимость их членов от природных факторов, соответственно, растет количество вариантов выбора. Ситуация выбора порождает рефлексию как осознание ситуации выбора. По мере модернизации растет показатель рефлексии в жизни людей. Но рефлексивность порождает потребность в информации, которая наиболее полно описывает ситуацию выбора. В связи с этим, рефлексивная модернизация выливается в постоянный сбор информации, где центральным звеном становится национальное государство.

Джанни Ваттини иначе интерпретирует реалии информационного общества, отмечая возникновение в результате развития медийной сферы параллельных реальностей. Суть постмодернизма можно определить как абсолютизацию релятивизма. Отрицая истину, постмодернисты выступают за бесконечное разнообразие истин, отрицая какую-либо реальность, стоящую за языком, кроме самого языка. Но язык как знак наполняет жизнь людей на каждом этапе развития общества. В период постсовременности, как отмечал Бодрийяр, человек перенасыщается знаками. Марк Постер, придерживаясь аналогичной позиции, считает, что необходимо рассматривать эволюционное движение в рамках развития форм коммуникации, влекущее за собой приверженность к технологическому детерминизму.

В работах Жан-Франсуа Лиотара подчеркивается ведущая роль критериев перформативности и товарности при определении характера развития информации и знания. Лиотар отмечает, что данные тенденции в первую очередь связаны со сферой экономики, но также проникают и во внеэкономические направления, раскрывая ситуацию на примере сферы образования. Автор утверждает, что вера в истинность любого знания в современном мире постепенно тает, а человек должен испытывать удовлетворение, освободившись от тирании истины. Заменой истине становится критерий перформативности и товарности.

Зигмунд Бауман, опубликовав в конце 80-х ряд работ в рамках концепции постмодернизма, отмечал, что постсовременность отличается нестабильностью и ненадежностью. Государство выходит из общественной сферы, а на его место приходит капиталистический рынок. Пространство выбора, характерное для данного периода, формирует у человека состояние постоянной неуверенности.

На основании всего вышесказанного можно сделать вывод, что современная наука неоднозначно относится к изменениям, происходящим во второй половине ХХ века. Большинство представителей науки можно отнести к одной из двух групп: рассматривающих современность как новый тип общества, либо как его поступательное движение без качественных изменений. Однако разобщенность данных подходов все-таки позволяет выявить основные черты современного общества. В целом, эволюционный перелом второй половины ХХ века заключается в переходе исторического процесса в стадию контролируемого и управляемого. Основным субъектом, управляющим этим процессом, становится западное сверхобщество, которое организует западный мир в единую систему.

1. 
   Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Academia, 1999.
   
2. 
   Гидденс Э. Стратификация и классовая структура // Социологические исследования. 1992. № 11. С. 107—120.
   
3. 
   Гидденс Э. Судьба, риск и безопасность // THESIS. — 1994. — № 5. — С. 107—134
   
4. 
   Шиллер Г. Манипуляторы сознанием / Пер. с англ.; Науч. ред. Я.Н. Засурский. – М.: Мысль, 1980.
   

Общество потребления приучило человека к мысли о самоценности здравого смысла. Экзистенциальные смыслы образуют «верхнюю» границу смысловой иерархии. Они являются сравнительно поздними образованиями, поэтому способны разрушаться быстрее других смыслов. Недостроенность смысловой иерархии личности также способствует ее разрушению.

Проверка смыслов на сопротивляемость является закономерной в условиях порождения новой социокультурной среды. Генетически ранние смыслы есть средства, с помощью которых субъект справляется с возрастающим количеством новых смыслов, предоставляемых действительностью. Актуальной задачей становится разработка методик смысловой регуляции.

Создавая культуру XXI века, человек склонен осмысленно реагировать только тогда, когда у него есть желание и возможность анализировать происходящее. Ритм современной жизни часто не позволяет человеку принимать осмысленные решения.

В теории культуры стремление реализовать системный уровень проявляется в поиске онтологического основания для интеграции метатеорий. Чем ближе происходило в теории культуры «продвижение» к определению своего предмета как системы, тем более необходимым становился концепт «смысл». Так, на первом этапе развития теории культуры результаты деятельности человека, сознание, язык анализировались как замкнутые на себя.

Смысл по своей природе есть системное образование, поэтому данный концепт на досистемном уровне практически не исследуется. Он начинает «проникать» в круг объяснительных понятий в тех концепциях, которые наиболее приближены к «человеческим» в содержании предмета исследования. Термин «смысл» наделяется особым методологическим статусом, так как с его помощью «снимаются» классические оппозиции: «субъект–объект», «физическое–психическое», «внешнее–внутреннее». Смысл есть необходимое условие самоорганизации, а самоорганизация системы проявляется в порождении новообразования, которым не обладает ни одна из подсистем. Иначе: смысл не является природным качеством системы или отображением другой системы. Все другие подсистемы (деятельность, сознание, язык) и более «дробные» (система знаний, система умений и др.) не отвечают признаку открытости; они не могут быть определены без введения в них активного начала, то есть человека. Развитие термина «смысл» воспроизводит, следовательно, внутреннюю логику развития теории культуры.

Освоение нового уровня системной организации в гуманитарных науках позволило «вплотную приблизиться» к определению человека как самоорганизующейся системы. Антропология человека приобретает смысловую природу, где центром анализа является система личностных смыслов. Поэтому исследования, ориентированные на смыслогенетический подход к человеку, наиболее результативны.

Кроме того, актуальность исследования подтверждается той ролью, которую смыслогенетический подход играет в развитии метатеории дискурса, метатеории текста, метаконцепции инициации мыслительной деятельности.

Проблема смыслогенеза занимает все более важное место в философии культуры. Постановка проблемы, с одной стороны, вызвана научным интересом исследователей, найти истоки культуры, с другой – всем ходом развития самой теории культуры. Зрелое состояние философии культуры требует определения исконных начал, и роли развития сознания, языка, предметных форм. Решение общей проблемы становления смыслов при переходе от протокультуры к культуре позволяет найти закономерности и специфические черты культурно-цивилизационного процесса, выявить его социально–экономические основания и мировоззренческие истоки.

В истории культуры в большой степени разработана проблема смыслов в античной культуре, определен категориальный аппарат анализа, конкретизированы критерии отбора источников. Собран и критически осмыслен мировоззренческий материал. Вместе с тем, вопросы становления смыслов в культуре в научной литературе освещены недостаточно. Основной интерес в исследованиях сосредотачивается на сложившихся смыслах, нередко отделяется (не принимается во внимание) чувственно-образный материал – исходный для смыслов, а последние описываются в «чистом» виде как отрефлексированные понятия. Получается, что смыслы в культуре имеют начало, поскольку они есть, и в то же время не имеют начала, так как неизвестно, откуда они появились. Само по себе это мировоззренческое препятствие оставалось бы в стороне от актуальных культурно–философских проблем, если бы не затрагивало статус сознания как феномена культуры. Есть, следовательно, необходимость в расширении понятия «начала смысла» в культуре с включением сюда предшествующих типов родового и переходного сознания.

В начале XXI века формируется не столько принципиально новая смысловая структура культуры, сколько повышается роль смысла как опосредствующего начала между миром феноменов и их ментальными проекциями. Следовательно, основная проблема состоит в противоречии между недостаточно определенным пониманием глубины и масштаба смыслогенеза культуры и реальным расширением функции смысла в пространстве современной культуры.

В гуманитаристике не сложилась еще концепция, объясняющая происхождение смыслов, способных генерировать новые смыслы при смене конкретно-исторических условий. В научной литературе термин «смысл» нередко выражает то само явление, имеющее место в действительности, то его отображение в различных дискурсах. Такая многозначность термина порождает дополнительные трудности в понимании природы смысла. Целью познания является максимально точное «совмещение» предметного смысла и смысла текста, однако сам механизм сближения разных смыслов еще недостаточно изучен.

Определяющим свойством предметного смысла является его онтологическая неисчерпаемость. Смысл дискурса заключен в другом свойстве – его познавательной незавершенности, содержательной изменчивости, способности к бесконечному обогащению и развитии вместе с расширением и углублением познания. Дифференциация смыслов не означает их противоположность. Предметные смыслы в своей совокупности образуют объективную основу исследования феномена культуры. Дискурс смысла может быть удостоверен предметным смыслом, во всяком случае, не противоречить последнему. Если исходить из предпосылки, что за всем многообразием знаков стоит механизм смыслообразования, параметры и характеристики которого соотносимы со структурными параметрами, характеристиками мышления и поведения, то возможно установить некоторые универсалии, общие для знаковой системы мышления и деятельности.

Анализ современной литературы по теме исследования позволяет утверждать, что не существует общепринятого термина «смысл». Стремление выделить смысл в культурологическом ракурсе привело к возникновению операционных терминов: имаген (А. Пейвио), эндоформа (В.Н. Ильин), единица культурной трансмиссии (Г. Чик), мем (С. Блэкмор) и др.

Теория смысла имеет множественное обоснование, обозначение предмета (А. Черч); способ его обозначения (Г. Фреге); способ употребления знака (Л. Витгенштейн); ментальный образ (А. Шафф); традиция называния объекта (Х. Патнем).

Смысл как единица анализа обладает полнотой, то есть с его помощью описывается предельно широкий класс объектов. Является первичным по отношению к другим компонентам сознания: воля, воображение. Наиболее приближен к внешнему миру в акте переживания события. Доступен для рефлексии и интроспекции, проверяем по логическим и эмпирическим критериям.

Самые различные и даже противоположные направления в философии культуры заинтересованы в решении методологического вопроса о необходимости разработки генетической схемы смыслообразования. Разногласия начинаются лишь в связи с проблемой установления начального, исходного элемента этой схемы. Для ряда концепций (эмпиризм, наивный реализм) таким исходным элементом является недискурсивность, непосредственная данность мира культуры.

Определяющим в генетической схеме смыслообразования для альтернативных концепций (структурализм, постмодернизм) является дискурс. В исследовании выдвигается положение о том, что дискурсивность и недискурсивность в равной степени подтверждаются и в той же равной степени опровергаются при их сличении с действительностью. Главные ограничения в применении концепций дискурсивности – недискурсивности состоит в излишне сильной абстракции «начального» элемента развития смысла. Эта абстракция была бы оправдана в рамках одного определенного типа генетического анализа – при рассмотрении процесса возникновения смысла в целом и культуры в целом, то есть первоначальных смыслов и культурных явлений.

Ключевую роль в процессах смыслогенеза и культурогенеза играет экзистенциальная связь человека с миром, более известная как партиципация. Это – особое состояние, в котором сознание переживает свою слитность с внеположным ему началом. Смыслы возникают при нарушении непрерывности внутренней (психической) активности человека. Они «соединяют» образовавшиеся разрывы. Смыслообразование представляет собой задержку сознания на объекте, отделение его фрагмента, переживание в виде образа, выделение в знаковой форме.

В экзистенциальной теории смысла Г.Д. Гачева смыслообразы это часть единого психо-космо-логоса. Экзистенциональная интенция, направленная на смысл, восходит к памяти докультурного, животного прошлого человека. В экзистенциальном переживании смыслообраза очевидность культуры приобретает вид вопроса. Это переживание внутренне противоречиво, т.к. связано с окончательным ответом: экзистенциональным одиночеством человека и признания самоценности свободы¹.

Свои версии обнаружения смыслов разного генеза предложены в современном интуитивизме, трансцендентальном персонализме. В вероятностной теории смысла В.В. Налимова трансцендентальность это выход сознания к своим границам. Процесс воображения отождествляется с поиском смысловой связи между личностным началом и всемирным началом, что требует дополнительного обоснования. «Освобождение» от известных смыслов в трансценденции оказывается временно разрешимой задачей².

Смыслогенетическая теория культуры разработана А.А. Пелипенко, она изложена (совместно с И.Г. Яковенко) в монографии «Культура как система» (1998). Получила дальнейшее развитие в монографии «Дуалистическая революция и смыслогенез в истории» (2007). Представляет собой новое фундаментальное направление, отличное от классического европейского рационализма и постмодернистского релятивизма. В рамках смыслогенетической теории культура представлена как метасубъект, обладающий свойством самоорганизации, а смысл определяется в качестве дискретного психического состояния, содержащего ценностно-переживаемую денотацию, выраженную в кодах. Под смыслогенезом в теории А.А. Пелипенко понимается процесс смыслообразования в исторической динамике. Он проходит через три революции: неолитическую, манихейскую (дуалистическую), буржуазную³. Спорным моментом в теории Пелипенко является его критика современной философии, в связи с ее «замкнутостью» на инструментарии. Беспредпосылочным представляется употребление понятия «экзистенциальная энергия» по отношению к смыслам. Теория усложнена за счет использования специальных терминов: уроборос, паллиат, магема, инновативный смысл.

До начала XXI века доминировала макрокультурная парадигма, в которой смыслы выводились из жестко структурированных субъектно-объектных отношений. Продлить существование этот парадигмы помогла переакцентировка с объекта познания на субъект; последняя перестала восприниматься как нечто произвольное, внезакономерное. Тем самым повысилась роль субъекта в понимании происходящих в мире событий. Вопрос «Смысл чего?» был усилен вопросом «Смысл для кого?» Смысл является содержанием любого события, но обнаружить взаимосвязь между событиями субъекту становится все сложнее. Возникает новая ситуация. Субъект осознает свою отдаленность от сущего. Он заключен в пространство «рассеянных» смыслов. Все смыслы для него условны и относительны. Происходит освоение культурного опыта, но без понимания. Знаковые системы замыкаются на себе. Знаки начинают заменят предметы, создавать иллюзию предметности. Различие между субъектом и объектом оказывается номинальным.

По мере дифференциации философского знания понятие «смысл» оказалось присвоенным различными, в том числе новыми дисциплинами. За философией осталось метафизическое понятие «смысл жизни». Этот процесс был неизбежен, поскольку смысл философии лишился жизненности, его природа оказывалась неуловимой по мере углубления анализа. Необходимо придать понятию «смысл» методологический статус, перенаправив усилия исследователей, работающих в смежных дисциплинах. Частные вопросы «Когда и где возник тот или иной смысл?», характерные для прикладных исследований, должны быть объединены с фундаментальными вопросами «Для чего человеку нужен смысл?» и «Что делает смысл современным?». Это невозможно сделать без обновления философского категориального аппарата и методологического инструментария.

1. 
   Смыслогенез соотносим с социогенезом. По мере развития общества формируются коллективные субъекты понимания, различные каналы передачи смыслов. Социум возникает как общность людей, объединенных базовыми кодами. Архаический синкретизм представляет собой природно-общественные черты, родовые нормы, коллективные телесные практики, однородные смыслы. По мере его распада возникает новый синкретизм поздней античности. Передать смысл во всей его полноте невозможно. Передаются значения и оценки. В диалоге образуются общие для его участников смыслы. Существует область потенциального развития, где смыслы могут возникать, а также область «консервации» генетически ранних смыслов.
   
2. 
   Смыслогенез и субъектогенез есть однонаправленные процессы. Архаический синкретизм не укладывается в субъект-объектные отношения. В архаике ещё не было полностью сформировавшегося субъекта и, следовательно, объекта. Ещё сильная была палеосинкретическая связь всего со всем. Субъект смыслообразования не является готовым структурообразующим началом. Напротив, «субъект» – это тот, кто формируется в результате практики смыслообразования. Осмысление следует рассматривать как присущий индивиду внутренний процесс конституирования субъектности как таковой: он является незавершенным по определению, имея в виду ограниченность человеческого существования. Субъектность не может быть измерена и описана как постоянная величина. Анализ субъекта культуры представляет попытку самоописания, неотделимого от его сущности.
   
3. 
   Смыслогенез это часть генезиса мирового масштаба. Онтологически смысл обусловлен существованием мира и человека в нем. В архаической культуре человек типологизировал природу как мир, используя оппозиции: «мужское-женское», «правое-левое», «верхнее-нижнее», «светлое-темное», «горячее-холодное», «ароматное-смрадное», «сладкое-горькое» и др. Природные границы были размыты. Любое действие совпадало с освоением природного космоса. Вся жизнь человека проходила по «эту сторону», то есть в повседневности. При таком слиянии человека с природой смысл как бы изначально находился в природе и «двигался» вместе с вещами, подчиняясь природно-родовым ритмам. В отдельных секторах территории рода осваивались (как образы, идеи, имена) горы, реки и т.д. Место человека в природе было предопределено. По мере развития культуры природа стала более доступной для человека. Она переживается в звуках, красках, запахах, вкусах. Глубокое ощущение реальности природы заставляет человека постоянно соотносить себя с ней.
   
4. 
   Ритуал есть средство превращения смысла в генокод человека. Генетически однородные смыслы в ритуале закреплены за счет табуирования. Онтологическим их источником является снятая в коллективном опыте самоорганизация природы. Универсальная ритмика смысловых отношений онтологически связана с природными циклами. Гносеологически источником смыслогенеза представляются геометрические фигуры (линия, круг, крест), ролевые образы (первопредка–вождя–жреца), числовые символы, мифологемы. В мифологическом ракурсе смыслы выражены в конкретно-исторических формах: миф о мировом дереве, миф о мировом яйце, миф о первопредке. Стадиальная последовательность космологического акта творения в мифе: возникновение хаоса – его разрыв – структурирование мира. Совокупность смыслов образуют модели мира – антропоморфную, зооморфную, дендрологическую, хроматиче­скую.
   
5. 
   Ритуально-мифологическая система основана на устных текстах. Генезис письма связан с ее распадом. Способ передачи смыслов с глубиной 2-3 поколения был достаточен для простого воспроизводства опыта рода в сознании. Записанный текст разрушает вневременную цикличность бытия. Он дает ему линейную последовательность. Графическая фиксация мысли выделяет человека из пространства эмоций, переживаний, создает ему индивидуальную биографию. Буквенное письмо точно передает звуки речи, исключается возможность непонятных сообщений. Все догреческие виды текста носили «гадательный» характер. Смысл имело чередование букв, их место в алфавите. Фиксация окончаний у греков привела к «дорисовке» текста. Письменный текст, датируя события, расчленял эмоциональное переживание на отдельные фрагменты. Устное слово равновесно смыслу в памяти и бессмысленности забывания. Записанное слово делает смысл более устойчивым. Оно развивается на иной визуальной основе. Считывание происходит в определенной последовательности, что формирует новый стиль мышления. Восприятие записанного слова более индивидуально, тогда как устное слово было ориентировано на передачу коллективного опыта.
   

В определенном отношении смысл связывает прошлое и настоящее человеческого бытия. Он является одновременно наследием и достоянием культуры. Генетически ранние смыслы представляют собой основу для всех основных смыслов. Устойчиво повторяются в разных культурах. В обычных условиях оказывают фоновое воздействие на поведение и мышление. В кризисных условиях генетически ранние смыслы актуализируются.

Стратегия развития общества связана с культурной инерцией, бессознательными программами, установками, накопленными в ходе исторического развития. Войны за сырьевые источники дают возможность первобытной агрессии человека освободиться от контроля сознания. Современные виртуальные технологии обращены к додискурсивным практикам.

В XXI веке ритуально-мифологическое мышление присуще человеку не менее, чем его предку. Родовые отношения не исчезли, а лишь оказались перемещенными в глубину психики. Традиция есть инобытие инстинкта в культуре. Чем ближе завершение цикла развития культурной системы, тем выше потребность в осмыслении ее оснований. Самыми перспективными являются исследования в области прошлого, зарождение механизма смыслообразования. Обнаружен новый подвид ископаемого человека Homo-altaiensis (человек алтайский). 5-10% генома современного человека идет от неандертальцев. В России созданы условия для экспериментального исследования генокода человека, живущего 6 тыс. лет назад. Однако, прикладных исследований недостаточно. На их основе невозможно объяснить, почему процессы модернизации, глобализации сочетаются с неомифологией, неоязычеством, ростом мистицизма. В длительный период перехода от протокультуры к культуре были заложены основы культурного генотипа человека.

Появление понятий: «новая первобытность», «новое варварство», «новое средневековье», «новое возрождение», – это не столько рефлексии над прошлым, сколько актуализации тех или иных смысловых слоев культурной памяти. Исследование тенденций современности через прошлое, погружение в это прошлое, позволяет выявить имманентную логику развития структурных оснований культурных систем.

Механизм согласования генетически разнородных смыслов усложняется по мере развития культуры. Природа культурного смысла определяется подвижной, постоянно меняющейся реальностью. Становление новых типов реальности требует гибкости и инвариантности от форм смысла. Поэтому в смыслогенезе участвуют все формы, локализуемые в разных культурных системах. Смыслогенез, следовательно, вбирает в себя все наиболее существенное из культурной жизни человечества, не ограничиваясь конкретным этапом развития. В современной культурной системе возникло свойство метасистемности. Для смысла метасистемность проявляется в его нахождении внутри системы и вне ее. Фундаментальная теория смыслогенеза определяет себя выбором аксиом и историей своих проблем. Поэтому и предмет теории смыслогенеза – это не описание различных смыслов, а анализ средств осмысления бытия. Способность к самоопределению заложена в смысловой природе культуры. Субъектом самоопределения всегда остается человек культурный.