Мартин Хайдеггер / Карл Ясперс. Переписка 1920-1963. – М.: Ad Marginem, 2001. – 415 с

Научное исследование, – и это одинаково как для социальных, так и гуманитарных наук, – строится в основном как попытка решить четко определенные «проблемы», обычно составляющие отправную точку процесса исследования. Например, в западной историографии потребность определить проблему становилась все более очевидной – прежде всего, начиная с XX века и позже, когда от повествовательной или описательной истории XIX века она перешла к «проблемной истории». Для сегодняшнего профессионального историографа не имеет никакого смысла просто рассказывать последовательность событий или описывать определенный исторический сценарий, если данное повествование или описание не встроено в проблему¹.

В рамках данного modus operandi формулировка проблемы является первой частью; вторая заключается в формулировке гипотез(ы), которая выдвигается как возможное решение проблемы. Будучи сформулированной, гипотеза запускает процесс демонстрации. Дело в том, что, в соответствии с «гипотетико-дедуктивным» методом рассуждения, гипотезы должны действовать как пусковые механизмы для умозаключений: одни умозаключения производят новые суждения, и эти новые суждения, вместе с изначальной гипотезой, также произведут новые умозаключения. Данная конструкция из ряда связанных друг с другом суждений, в которых одно логически предшествует другому, составляет то, что называется «демонстрацией». Это проясняет этимологический смысл понятия «гипотеза» как «лежащего в основе суждения» – суждения, которое подкрепляет другое. То, что «лежит в основе», является именно утверждением, которое должно быть поддержано другими, или ясно сформулированным рядом утверждений, так что гипотеза играет роль своего рода руководящей нити для построения знания².

В целом, отметим, что для дисциплин социально-гуманитарного цикла вполне применимо – по крайней мере, на данном историческом этапе - широкое понимание гипотезы как «предположения». Здесь особенно заметна необходимость допущения плюрализма подходов в оценке гипотез. По замечанию Д. Сан Филиппо (David San Filippo), гипотеза здесь понимается как «утверждение вероятности» (probability statement) или «обоснованное предположение», «догадка, основанная на фактах» (an informed guess)³.

Проблематичным является также использование понятия «теория», под которым в эпистемологии понимается развитая форма организации научного знания, в идеальном случае предполагающая дедуктивный метод построения и выведения знания. В точном смысле этого слова такого рода «теории» имеют место в естественных, математических науках, тогда как в гуманитарном знании речь идет о теории в широком смысле, как некоторой концепции, совокупности взглядов мыслителя, не связанных жесткой дедуктивной последовательностью, строгим обоснованием и доказательностью и направленных на объяснение, на интерпретацию чего-либо⁴.

Необходимость плюрализма подходов к оценке гипотез в социально-гуманитарном знании обусловлена, на наш взгляд, во многом тем обстоятельством, что проблемы здесь не всегда имеют единственное решение. Социально-гуманитарных науки привлекают сложные вопросы интерпретации и толкований, возникающие во взаимодействии предмета и объекта исследования. Разумеется, существенной является проблема проверяемости гипотез в социальных и гуманитарных науках (например, интерпретация удаленных от нас по времени исторических событий).

Для иллюстрации проблемы множественности решений весьма показателен следующий пример. В истории завоевания Америки (исторического процесса, который имел место с XVI века и представлял собой экспансию испанцев и португальцев посредством крупного мореплавания) одна из не решенных окончательно проблем связана с весьма интригующим вопросом о том, как настолько хорошо организованные империи, такие как империи ацтеков или инков, населенные миллионами жителей, были побеждены всего лишь несколькими сотнями испанских солдат за такой короткий промежуток времени и с такой очевидной легкостью. В качестве возможных ответов на эту загадку было предложено много гипотез, начиная с гипотезы «более примитивного оружия туземцев» (Лас Касас) и заканчивая гипотезой «политических разделений» в этих империях (Берналь Диас, Сиеса де Леон); от гипотезы «стратегических военных ошибок», которыми объясняют поражение Атауальпы в Кахамарке (Овьедо), к комплексным трактовкам современных ученых, которые считают поражение индийцев следствием их «неспособности расшифровать знаки завоевателей» (Тодоров)¹.

Для демонстрации различных путей решения указанной проблемы Ж. Баррос (José Barros) предлагает весьма интересную, на наш взгляд, схему, в центре которой располагается сама проблема. Он формулирует проблему следующим образом: «Покорение мезоамериканских империй, которые были высокоорганизованными, населенными миллионами коренных жителей, а такой короткий промежуток времени, всего лишь несколькими сотнями испанских завоевателей». Он перечисляет семь различных гипотез, представленных как продуктивные ответы на вопрос, или, по крайней мере, пути возможного исследования. Кратко обозначим их. Гипотеза 1: «Бесстрашие, решимость и мастерство испанцев». Гипотеза 2: «Превосходящее оружие испанцев». Гипотеза 3: «Превосходящая военная стратегия испанцев». Гипотеза 4: «Политические разделения внутри этих империй, которые пошли на руку или были умело использованы испанцами». Гипотеза 5: «Мифология мезоамериканских народов, которая определила восприятие испанцев как богов». Гипотеза 6: «Культурный шок между испанцами и мезоамериканцами, сработавший против последних, по причине их большей неспособности иметь дело с инаковостью». Гипотеза 7: «Болезни, переданные испанцами местным жителям, не имевшим природной устойчивости к ним».

По замечанию Ж. Барроса, гипотезы часто формулируются с использованием данного подхода, особенно те, которые нацелены на выяснение отношений между событием или явлением и вызвавшими их основными факторами. Нередко историки предлагают комбинацию гипотез, нацеленных на обеспечение комплексного или многофакторного объяснения проблемы². Но следует помнить, что даже в рамках плюрализма недопустима мешанина фактов или гипотез.

При этом, по выражению Д. Сан Филиппо, существуют «различные интерпретации истины, свойственные тому или иному сообществу»¹. Здесь уместно упомянуть признаваемое в настоящее время обстоятельство, что в научном исследовании материалом для достройки эмпирии являются социальные нормы, ожидания, априорные установки, делающие возможными классовые, идеологически окрашенные и т.п. теории, совместимые с фактами². В западной науке появилась даже такая разновидность эпистемологии, как «standpoint epistemology». Понятие «standpoint», введенное С. Хардинг для обозначения неявных, социально обусловленных базисных элементов интерпретации эмпирии, означает точку зрения, обусловленную принадлежностью к определенной социальной группе, взгляд с определенной социальной позиции. Подобные «точки зрения» имеют практически все социальные группы – представители определенного социального класса, определенной профессии или деятельности, связанной с хобби, также представители определенной конфессии и т.д.³.

В связи с этим, отметим, что первые объяснительные гипотезы относительно завоевания Америки, появившиеся сразу же после данного исторического периода, имели «европоцентричный» характер. Испанец Берналь Диас, который входил в экспедицию Кортеса, положил начало гипотезе (в сочинении «Правдивая история завоевания Новой Испании», 1557—1575), пытавшейся объяснить успех завоевания с точки зрения необычайно высокого искусства и доблести испанских завоевателей (гипотеза 1), что представляется понятным, учитывая его роль в завоевательной экспедиции как воина и участника Конкисты.

Гипотеза 4 о «внутренних политических подразделениях в пределах Мезоамерики» также имеет нюансы, очевидные при применении принципа социальной обусловленности. Если рассматривать ее с точки зрения того, что испанцы ловко использовали взаимное соперничество между народами Мезоамерики, мы, таким образом, помещаем испанских завоевателей в центр арены как главных действующих лиц и пишем историю с европейской точки зрения. Наоборот, если делать акцент на том, что событиям Конкисты предшествовала местная гражданская война, ослабившая ацтекскую империю и создавшая условия для установления испанцами своего господства, история тогда рассказывается с ацтекской точки зрения, и прибытие испанцев отодвигается на задний план как внешнее событие⁴.

Таким образом, социальные и гуманитарные исследования могут потребовать применение многоуровневых процедур для получения максимальных методологических преимуществ. С учетом априорных социальных установок исследователь должен постоянно вести и «работу над собой», используя личный психологический и социальный опыт для проникновения в суть события или явления, но, по возможности, освобождаясь от собственной «социальной обусловленности» там, где это необходимо.

Возвращаясь к множественности возможных ответов на вопрос в социально-гуманитарном знании, согласимся с мнением Ж. Барроса о том, что мы, возможно, никогда не получим единственного объяснения проблемы завоевания Америки. В действительности, развитие исторического знания состоит именно из этого постоянного пересмотра прошлого, трактовка которого основана на имеющихся источниках и определенных точках зрения. Гипотезы здесь не могут быть представлены как абсолютные истины (если истины подобного рода существуют), потому что имеется очевидная широкая область интерпретации, заполняемая размышлениями историков или социологов по поводу современных или прошлых социальных проблем.

1. Мартишина Н.И. Феминистская философия науки в спектре науковедческих концепций // Философия и методология науки: Материалы Третьей Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 15-17 июня 2011) / Под ред.Н.Г. Баранец, А.Б. Верёвкина. Ульяновск, 2011. – с. 7-8

2. Микешина Л.А. Философия познания. Проблемы эпистемологии гуманитарного знания. – М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009. – с. 560.

3. Barros José D’Assunção. Hypotheses in Human Sciences — considerations on the nature, functions and uses of hypotheses // Sísifo. Educational Sciences Journal 07, Sep/Dec 2008. – p.147-158

4. Harding Sandra G. Is Science multicultural? Postcolonialism, Feminism and Epistemologies. Bloomington and Indianopolis: Indiana University Press, 1998, р. 149-150.

5. San Filippo David. What Is Human Science? // MA, LMHC. February 20, 1991. www.lutz-sanfilippo.com/library/general/lsfscience.html

Кант ввёл в гносеологию проблему априорного знания, полученного вне и до опыта. Это знание, которое носит всеобщий и необходимый характер, добывается не посредством эмпирического общения, а «расчленением понятий, которые у нас уже имеются о предметах».

Религиозное знание основывается на не опытном знании, на вере в сверхъестественное, которую невозможно изучить с помощью опыта. Априорность знания предполагает, что можно находиться за пределами опыта и быть уверенным в том, что впоследствии не будешь опровергнут опытом. Религиозное познание основывается на специфическом опыте - религиозном опыте, который предполагает контакт с сверхъестественным, что позволяет сделать вывод об априорности оснований религиозного знания.

Имея ввиду задачу анализа основных принципов религиозной эпистемологии, целесообразно рассмотреть структуру процесса религиозного познания, которая включает два основных элемента: религиозная вера и религиозный опыт. Существуют различные подходы к рассмотрению данных явлений. Исследование веры как познавательного феномена начинается в основном с рассмотрения этого понятия и разделения его с другими похожими терминами: достоверность, доверие, верования, сомнения и т.д. Л.А. Микешина разделяет два основных понятия: это вера и верования. Для неё верования - это не мыслительные операции, а некая автоматическая уверенность. Это всё, что люди безоговорочно принимают в расчёт, хотя и не размышляют об этом [2]. Вера же, по её мнению, базируется на подтверждающем её результаты опыте, на социальной санкции и общезначимости того, во что верят. Уже потом может возникнуть необходимость рефлексии и критики этой субъективной уверенности, но они будут осуществляться на базе новых несомненностей. Таким образом, она жёстко не противопоставляет веру знанию [3]. Л.А. Микешина акцентирует внимание на психологическом аспекте феномена веры. Верования, по её мнению, - это система прочных, принятых на веру объяснений «образов» реальности, действовавших в жизни предков [4]. Сомнение же – «это состояние беспокойства и неудовлетворённости, заставляющее действовать с целью его устранения, порождающее желание перейти к состоянию верования - спокойного и удовлетворительного». Л.А. Микешина полагает, что признание веры основано на признании того, что теоретическое познание должно строиться на основе доверия человеку как целостному субъекту познания. [5]. Следовательно, вера является частью механизма получения нового знания.

Исследователи традиционно разделяют веру научную и религиозную. По-видимому, можно говорить о вере рациональной (содержащей некие принципы рациональности религиозной или научной) и нерациональной (религиозной – имеющей своей основой лишь психологическую установку веры в сверхъестественное). Научную веру многие авторы воспринимают в основном как стадию в процессе познания, о чём говорилось выше. То есть учёный, выдвигая гипотезу, верит в неё или в её успех, когда начинает проверять её опытным путём. Отличие составляет методика проверки гипотез. В религиозном эпистемическом сообществе, а в особенности в богословии применим, как и в науке, логический метод рассуждения, приводящий исследователя к неким выводам (рациональные установки). Основным критерием признания религиозной истинности является в самом общем смысле соответствие Священному Писанию. Применяются также и различные методы теоретического характера, применяемые как в науке, так и в религии. Следовательно, имея расхождения в методе доказательства гипотез, богословие и наука могут одинаково опираться на веру, как один из первых этапов продвижения на пути к получению истины. Таким образом, здесь можно сказать, что в данном моменте научная и религиозная вера сходна. Что же является особенностью именно религиозной веры и почему её выделяют отдельно? Богослов - исследователь, предметом исследования которого является сверхъестественное, и который при его исследовании применяет научные методы, в том числе и научную веру. Как уже было сказано, в самом общем смысле, вера понимается как психологическая установка на правдивость выдвинутой учёным гипотезы. Следовательно, вера научная и религиозная (богословская) различаются только по предмету своего рассмотрения. Однако, существует еще изначальная безоговорочная вера в сверхъестественное, что и делает веру религиозной.

Таким образом, в религиозном познании можно выделить два вида веры: своего рода аналог научной веры - рациональную веру (как психологическое состояние, как стадию любого процесса познания) и собственно религиозную веру (как основу именно религиозного процесса познания). Всё встаёт на свои места, когда приходит осознание некой схожести в процессах религиозного и научного познания. Любая наука, в том числе и богословие, всё же наука и использует научные методы познания. То есть богослов, исследуя некоторую проблему, во-первых, религиозный мыслитель, а, следовательно, основывается на религиозной вере, а, во-вторых, деятель науки (хоть и религиозной), то есть использует научную веру как один из методов получения научного результата. Это связано со спецификой богословия, отличающей её от других наук, основывающихся на иных формах познания. Богословие или религиозная наука, основана на вере в сверхъестественное, отсюда и идёт вся её специфика. Это отражается особенно на критериях истинности религиозного знания. То есть, получив новую информацию, богослов в своих воззрениях обязан не выходить за пределы существующего зафиксированного священного текста. В своей аргументации он использует логическую ссылку на здравый смысл, авторитет Писания или на Церковное Предание (различные тексты отцов Церкви) и т.д. Также богослов может использовать и чисто научные методы работы с предметом исследования, они в основном являются теоретическими, поскольку большинство религиозных дисциплин являются теоретическими: это индуктивный, дедуктивный, гипотетико-дедуктивный методы, метод сравнения и анализа текстов, метод идеализации объекта и абстракции и т.д. Здесь, как и в науке, на стадии образования теории и её доказательства, огромную роль играет вера (в научном смысле), которая является психологической установкой учёного в истинности его результата. Это не «слепая» вера, признающая всё, что подтверждает существование сверхъестественного, а вера, которая как и в науке, требует для себя некой рациональной доказательной базы, на основе которой может продолжаться развитие и доказательство новой научной или религиозной теории.

Составляющая религиозного познания - религиозный опыт. Как уже стало понятно, одной из общих схем научного познания, которую можно предложить, является вера, основанная на опыте. То есть выдвижение неких гипотез, подтверждаемых впоследствии опытом. То же самое можно сказать и о религиозном познании. Но здесь сразу же стоит оговориться о том, что в отличие от науки, в религии вера играет основополагающую роль, что можно было понять из предыдущих рассуждений о понятии «религия». Это также подтверждается и самой особенностью религиозного опыта. А.П. Забияко описывает религиозный опыт так: «это состояние психики, в котором человек осознаёт себя пребывающим в контакте со сверхъестественным существом или могуществом, ощущает свою причастность к инобытию, к запредельной обыденному миру реальности» [7]. Научный же опыт описывается большинством исследователей в основном как эмпирическое подтверждение теоретических гипотез.

Ещё один ракурс проблемы сравнения религиозного и научного познания возникает, если учесть уровни познавательной деятельности: эмпирический и теоретический уровни. М.А. Микешина различает их следующим образом. Во-первых, их дифференцируют по способам и методам деятельности. В основе эмпирического уровня лежит предметно-орудийная, научно-практическая деятельность, благодаря которой обеспечивается накопление и первичное обобщение исходного познавательного материала. В основе теоретического уровня - абстрактно-теоретическая деятельность по созданию идеальных моделей и построению различных систем знаний. Во-вторых, они различаются по характеру и формам знания. На эмпирическом уровне формируются фактуальное знание, эмпирические обобщения, непосредственно отражающие свойства и отношения явлений действительности в единстве существенного и не существенного. На теоретическом уровне в логически организованной форме теоретического знания отражаются существенные характеристики явлений, их закономерности [8].

Если говорить более подробно, то методами выявления и исследования эмпирического объекта являются: наблюдение, измерение, обычный и модельный эксперимент. Единственным методом, который можно было бы использовать в опыте – это модельный эксперимент, поскольку он применяется в случаях если экспериментальное исследование объекта невозможно или затруднено, что можно отнести к такому религиозному объект, как Бог и все остальные сверхъестественные сущности. В модельном эксперименте исследованию подвергается не сам объект, а замещающая его модель. Но модельный эксперимент имеет дело лишь с материальной моделью, а сверхъестественное нельзя назвать материальным, поэтому ни один из эмпирических методов не может применяться в религиозном познании.

Можно также выделить методы и формы познания эмпирического уровня обработки и систематизации знаний: это анализ, синтез, индукция, дедукция, аналогия, систематизация, классификация и др. Это вторая группа методов эмпирического уровня, предполагающая работу с полученной эмпирической информацией - научными фактами, которые необходимо обработать, систематизировать, осуществить их первичное обобщение и т.д. Все они вполне могут использоваться в религиозном познании, если в нём уже были получены некоторые реальные знания об объекте - Боге. А подобные знания в религии появляются вследствие религиозного опыта - некоего мистического процесса, в котором человек взаимодействует со сверхъестественным. Здесь нет и не может быть эмпирических фактов, подтверждающих существование сверхъестественного. Здесь играет роль вера, в том числе вера в авторитеты, Откровение – Священные Тексты и т.д. именно они, наравне с личным религиозным опытом могут являться основой религиозного познания.

Чтобы лучше понять особенности религиозного опыта стоит перейти к рассмотрению методов и форм познания теоретического уровня, поскольку именно они в основном используются богословами, поскольку практически все религиозные дисциплины являются теоретическими. Это определяется спецификой предмета исследования религиозного эпистемического сообщества – сверхъестественного, которое проявляется для нас либо в некоем мистическом опыте или же в священных текстах. Специфика того же религиозного опыта в том, что его нельзя перевести на эмпирический уровень восприятия. В связи с этим возникают трудности в его доказательной базе. Однако, это не смущает религиозных мыслителей, опирающихся на индивидуальность мистического опыта, таких как святые, которые в своих убеждениях и рассуждениях основываются на своём религиозном опыте. Основная же работа других представителей данного сообщества сосредоточена на священных текстах, поскольку именно они являются главным источником божественной истины. В большей степени этим занимаются богословы. Существует небольшое количество примеров применения ими непосредственного религиозного опыта, поскольку в основном они опираются на «религиозную рациональность».

Теоретические знания невозможно вывести из опыта с помощью индуктивного обобщения. Как говорит Л.А. Микешина, «к теоретическому уровню относят все те формы познания, в которых в логической форме формулируются законы и другие всеобщие и необходимые связи объективного мира, а также получаемые с помощью логических средств выводы и вытекающие из теоретических предпосылок следствия» [9].

Данные методы можно разделить на две группы. Первая группа - методы построения и исследования идеализированного объекта. Сюда входят: абстрагирование, идеализация, формализация, мыслительный эксперимент, математическое моделирование и т.д. Эти методы помогают создать идеализированный объект или модель и с помощью этого можно заменить изучение реальных объектов и процессов исследованием абстрактного объекта. Вторая группа включает в себя методы построения и оправдания теоретического знания. В них входят: гипотетико-дедуктивный метод, конструктивно-генетический метод, исторический, логический методы и методы оправдания: проверка или верификация, фальсификация, логическое доказательство и математическое доказательство.

Как известно, в основном все религиозные науки можно в той или иной степени отнести к теоретическому уровню познания. Но, так как полноценное научное знание появляется в результате совокупности с эмпирическим уровнем познания, то религиозное знание нельзя назвать научным поскольку, как уже было сказано, предметом исследования религии является сверхъестественное, которое нельзя познать эмпирическим способом и с помощью только научных теоретических методов. Отсюда можно сделать вывод об особенности религиозного опыта и категорической несводимости его, да и всего религиозного познания к научному. Можно говорить лишь о некой схожести методов теоретического уровня в научном и религиозном познании. Однако это не исключает возможности существования особой научности – религиозной, довольно успешно функционирующей и претендующей на истинность и полноту своего знания.

Так одну из картин религиозного познания схематично можно обозначить следующим образом. Основа религиозного познания - религиозная вера (в Бога и в его обещания), которая отличается от научной тем, что она изначально присутствует при создании любой теории и гипотезы. Каждый богослов вначале познания, таким образом, уже имеет некий образ идеального существа (идеализированный объект) и верит в него. Здесь можно провести аналогию с предпосылочным знанием в науке, которое всегда присутствует в человеке как уже имеющийся базис знаний, представлений и убеждений. Далее, при выдвижении гипотез (имея рациональную веру), религиозный исследователь пользуется гипотетико-дедуктивным методом, конструктивно-генетическим методом, логикой и т.д., тем самым строя некую теорию. С помощью теоретических методов оправдания, например, такого как логическое доказательство, любой религиозный мыслитель может доказать правдивость или истинность своих высказываний. Здесь стоит отметить, что такие методы оправдания теоретического знания, как опытная проверка и верификация в религии использоваться не могут, поскольку нет эмпирической основы для проверки достоверности фактов, предполагаемых ими. Здесь, как уже было отмечено, на помощь приходит вера: вера в Откровение – Священное Писание и Священное Предание, то есть вера в авторитет.

Обсуждая тему методов, основ религиозной эпистемологии, необходимо затронуть вопрос о рациональности в религиозном познании. Само понятие рациональности постоянно уточнялось. Оно понимается как разумность, предполагающая целесообразность, систематичность, согласованность, упорядоченность, передаваемость и логичность суждений, действий, поведения. В различные периоды рассмотрения данного вопроса выделялись рассудочная и разумная рациональность, было классическое понятие рациональности, которое совпадало с идеалами научности, а также «открытая» и «закрытая» рациональности. Современное же понимание рациональности предполагает собой признание некоторых главных принципов: критического анализа познавательных и ценностных предпосылок возможности выхода за их пределы («открытая» рациональность, предполагающая возможность выхода за пределы фиксированной системы познавательных ориентиров и критериев, их критику и смену); диалогизма, признания правомерности других позиций; единство рациональных и внерациональных форм в науке и культуре; доверия познающему субъекту, поступающему свободно и ответственно, критически переосмысливающему результаты своего познания и отношения к миру [10].

Всё это в некоторой степени можно отнести и к религии. Религиозная рациональность также предполагает собой критическое отношение к познавательным предпосылкам, возможность выхода за строгие рамки определённых методов и проявление творческого начала исследователя, применение своих собственных методов, привнесение собственного индивидуального опыта, сосуществование наравне с другими гипотезами, единство как рациональных, так и не рациональных (в научном, а не религиозном смысле слова) форм познания (куда можно отнести и религиозный опыт), и, отсюда - критическое отношение как к существующим теориям, так и к создаваемым. В философии науки были выдвинуты критерии научности, к примеру, критерии фальсификации, проверяемости, непротиворечивости и так далее. Здесь особо следует отметить, что, в отличии от науки, в религиозном знании право на существование получают только те теории и гипотезы, которые не противоречат Священному Писанию. Противоречащие ему гипотезы конечно же возникают, но они либо сразу же со стороны официальных богословов фиксируются как ересь (или иррациональное для религиозного познания), либо не получают ни малейшего шанса попасть в разряд официального религиозного знания. Поскольку рациональность имеет здесь несколько другую окраску, нежели в науке, то и понятие иррациональности в каждой из данных форм познания будет отличаться. В религии иррациональное- то, что не соответствует Священному Писанию, в науке же - всё, что выходит за пределы главных принципов научной рациональности. Здесь выявляется множество отличий по существенным принципам познания в религии и науке, поэтому, как уже отмечалось, их и не стоит сводить друг к другу. Но, учитывая наличие общих понятий, их сравнение всё же может присутствовать в исследовании характеристик религиозного познания. Таким образом, можно сказать, что определённые принципы религиозной рациональности безусловно существуют и дают возможность для нормального развития религиозной науки.

Здесь сразу же хочется затронуть проблему научной и религиозной истины. Существует ли абсолютная истина? Может ли религиозное знание быть объективным? Но чтобы об этом говорить, необходимо знать, что само понятие истинности менялось на протяжении истории рассмотрения данной проблемы. За это время в эпистемологии были сформированы следующие концепции истины: корреспондентская, когеренции, прагматическая, семантическая.

Однако обсуждение проблемы относительности и абсолютности истины в итоге в XX в. привели к выводу о возможности существования двух подходов к решению данной проблемы: логико-методологического и экзистенциально-антропологического. Первый подход, как считает Л.А. Микешина, была более полезен в исследовании научного познания с его объективностью и фактуальностью, хорошо соотносится с идеалами рациональности и парадигмой отражения, соответствовал натуралистическому подходу в познании [11]. Экзистенциально-антропологический подход к истине отличается целостным пониманием результатов познания, так как принимает во внимание не только рациональное, но и иррациональное, не только истину, но и заблуждение, осуществляя содержательный анализ их смыслов. То есть впоследствии может быть переосмыслена и сама природа истины. Несводимость её только к научной истине и её критериям предполагает развитие последнего подхода. В его рамках открываются пути для широкого понимания истины. В научном знании будет более целесообразно говорить о достоверности как идеала научности, а в религиозном - об истине, но об истине внутри религии, с соответствующими внутренними критериями, не аналогичными критериям проверки научной (истины) достоверности. Религия, как и любая другая форма познания, имеет собственные критерии рациональности и своеобразные формы познания. Отсюда, и понятие истины у неё может быть своё. Из любой религии следует, что понятие абсолютной истины в них соответствует единому, абсолютному, вечному - Богу. С этим и связана неприкосновенная вера в него. Истина уже существует в религии - это Священные тексты, написанные в результате Откровения Бога. Всё то, что им не противоречит - истинно. Однако факт изначального существования истины не отменяет развитие творческого богословского начала и процесса получения нового религиозного знания. Священное Писание может быть по-новому истолковано, прокомментировано, дополнено и описано в соответствии с современным положением дел.

Л.А. Маркова, рассуждая о проблеме междисциплинарных отношений между наукой и религией, говорит о том, что после переосмысления в XX в. представления о субъект-предметных отношений, доминирующего с Нового времени (проблема субъекта, лишённого всех своих субъектных характеристик приобретает новое осмысление, когда была осознана проблема предпосылочности естественно-научного и гуманитарного знания) «защитники классической науки и её ценностей вынуждены вступать в дискуссии и споры о новой роли субъекта научной деятельности и даже идти на целый ряд уступок своим оппонентам, уступок, которые лишают их позицию чёткости и однозначности» [12]. Всё это говорит о несовершенстве принципов классической науки и принципиальной возможности существования неклассической науки, основанной на непосредственном вхождении субъекта познания в этот процесс в качестве его необходимого компонента». А. В. Галухин в автореферате к своей кандидатской диссертации «Принципы неклассической рациональности в эпистемологии и методологии научного познания» определяет рациональный профиль неклассической эпистемологии: он говорит о различиях в основаниях и формах проблематизации рациональности знания, которые определяются в порядке преобразования классических форм гносеологической рефлексии; говорит об историчности оснований и форм рациональной организации когнитивного опыта, об активной творческой роли субъекта познания, о «содержательно-генетической относительности знания к системным факторам предпосылочной детерминации и формам конструктивного методологического обеспечения, рефлексивно-мыследеятельного развития, операционально-практического опосредования познавательной деятельности» [13]. Таким образом, раскрываясь в рамках неклассической философии науки, а именно в философской экзистенциально-антропологической традиции, религиозное познание не запрещает применение других познавательных методов, в том числе и научных (самые различные пути могут привести человека к знанию о Боге). Религиозное знание открыто для различных методов познания, используемых человеком на пути постижения божественного знания. Иррациональное, в научном смысле, здесь также может осмысливаться и приниматься во внимание, поскольку оно не является иррациональным в религиозном смысле. Заблуждения, не касающиеся основного принципа религиозного познания также рассматриваются и анализируются. То есть в религиозном познании происходит всестороннее изучение предметов рассмотрения. Принимаются во внимание не только научные методы познания, но и различные оценочные субъективные способы исследования.

В итоге, из всего вышесказанного следует, что религиозное познание имеет ряд своих эпистемологических оснований. Развиваясь в русле экзистенциально-антропологической традиции, религиозное познание делает акцент на познающий субъект и использование теоретических и экзистенциальных методов получения знания. Несводимость религиозной и научной форм познания видна при рассмотрении любой из эпистемологических проблем. И хоть Кант признавал религию лишь в качестве этического компонента человеческой жизни, религиозное познание имеет свой эпистемический статус и право на существование наравне с другими формами познания мира.

Работа поддерживалась грантом РГНФ (№ 11-13-73003а/В)

Библиография:

[1] Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования: учеб. пособие. М.: Прогресс-Традиция: МПСИ: Флинта, 2005.-464с. С. 58.

[2] Там же. С. 71.

[3] Там же. С.70.

[4] Там же. С.71.

[5] Многообразие форм знания. Научное и вненаучное знание// http://studyspace.ru/spravochnik-istoriya-i-filosofiya-nauki-2-izd-ie-/mnogoobrazie-form-znaniya.-nauchnoe-i-vnenauchnoe-z.html

[6] Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования: учеб. пособие.-М.: Прогресс-Традиция: МПСИ: Флинта, 2005.-464с. С. 38.

[7] Забияко А.П. Религиозный опыт/ Энциклопедия эпистемологии и философии науки.-М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2009.- с. 819- 820. С. 819.

[8] Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования: учеб. пособие. М.: Прогресс-Традиция: МПСИ: Флинта, 2005.- 464с. С. 276-277.

[9] Там же. С. 299.

[10] Там же. С. 80-85.

[11] Там же. С. 161-163.

[12] Маркова Л.А. Наука и теология: от междисциплинарных отношений к диалогическим// http://iph.ras.ru/page22 4255 05.htm

[13] Галухин А.В. Автореферат кандидатской диссертации «Принципы неклассической рациональности в эпистемологии и методологии научного познания» http://www.dissercat.com/content/printsipy-neklassicheskoi-ratsionalnosti -v-epistemologii-i-metodologii-nauchnogo-poznaniya