Сборник статей Под редакцией Валерии Прайд, И. В. Следзевского, А. В. Турчина. Черновик проект


: Темпы усиления интеллекта. (Rates of intelligence increase.)



бет14/37
Дата30.06.2016
өлшемі3.14 Mb.
#168670
түріСборник статей
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   37

7: Темпы усиления интеллекта. (Rates of intelligence increase.)

С точки зрения глобальных рисков, одно из наиболее критических обстоятельств в связи с ИИ, это то, что ИИ может усилить свой интеллект чрезвычайно быстро. Очевидная причина подозревать такую возможность – это рекурсивное само-улучшение (Good, 1965) ИИ становится умнее, в том числе умнее в отношении написания внутренней когнитивной функции ИИ, так что ИИ может переписать свою существующую когнитивную функцию, чтобы она работала лучше. Это сделает ИИ ещё умнее, в том числе умнее в отношении задачи переделывания себя, так что он сделает ещё больше улучшений.
Люди по большому счёту не могут улучшать себя рекурсивно. В ограниченном объёме мы себя улучшаем: мы учимся, мы тренируемся, мы затачиваем свои навыки и знания. В небольшом отношении эти само-улучшения улучшают нашу способность улучшаться. Новые открытия могут увеличить нашу способность делать дальнейшие открытия – в этом смысле знание само себя питает. Но есть более нижний уровень, которого мы даже не коснулись. Мы не переписываем человеческий мозг. Мозг является, в конечном счёте, источником открытий (the source of discovery), и наши мозги сейчас почти такие же, как они были 10 тысяч лет назад.
Похожим образом, естественный отбор улучшает организмы, но процесс естественного отбора не улучшает сам себя – по большому счёту. Одна адаптация может открыть дорогу к дополнительным адаптациям. В этом смысле адаптация питает сама себя. Но даже когда генетический океан (pool) кипит, там всё равно присутствует нижестоящий нагреватель, а именно процессы рекомбинации, мутации и селекции, которые сами себя не перепроектируют. Несколько редких нововведений увеличили скорость эволюции самой по себе, например, появление половой рекомбинации. Но даже пол не изменил сущностной природы эволюции: её отсутствие абстрактного интеллекта, её зависимость от случайных мутаций, её слепоту и постепенность, её сосредоточенность на частоте аллелей. Точно также появление науки не изменило сущностного характера человеческого мозга: его лимбическое ядро, церебральный кортекс, его префронтальные собственные модели (prefrontal self-models), его характеристическую скорость в 200 ГЦ.

ИИ может переписать свой код с самого начала – он может изменить лежащую в основе динамику процесса оптимизации. Такой процесс оптимизации будет закручиваться гораздо сильнее, чем эволюционные накапливающие адаптации, равно как и человеческие накапливающиеся знания. Главным последствием с точки зрения наших целей является то, что ИИ может совершить огромный прыжок в интеллектуальности после достижения некого порога критичности.


Часто встречающееся скептическое мнение об этом сценарии, – который Good (1965) назвал «интеллектуальным взрывом» - происходит из того, что прогресс в области ИИ имеет репутацию очень медленного.

Здесь полезно рассмотреть свободную историческую аналогию об одном неожиданном открытии. (Дальнейшее взято главным образом из Rhodes, 1986.)


В 1933 году лорд Эрнст Резерфорд заявил, что никто не должен ожидать, что когда-нибудь удастся извлечь энергию из распада атома: «Любой, кто искал источник энергии в трансформации атомов, говорил вздор». В те времена требовались дни и недели работы, чтобы расщепить небольшое количество ядер.
Вскоре, в 1942 году, на теннисном корте под Стаг Филдом около университета Чикаго физики строят агрегат в форме гигантской шарообразной дверной ручки из чередующихся слоёв графита и урана, намереваясь запустить первую само-поддерживающуюся ядерную реакцию. За проект отвечает Энрико Ферми.
Ключевым числом для реактора является K, эффективный фактор умножения нейтронов: то есть среднее значение числа нейтронов из реакции деления, которое вызывает другую реакцию деления. Пока К меньше единицы, реактор является субкритическим. При К >=1 реактор должен поддерживать критическую реакцию. Ферми рассчитал, что реактор достигнет К=1 при числе слоёв между 56 и 57.
Рабочая группа, руководимая Гербертом Андерсоном, закончила 57 слой в ночь 1 декабря 1942 года. Контрольные стержни - бруски дерева, покрытые поглощающей нейтроны кадмиевой фольгой, - предохраняли реактор от достижения критичности. Андерсон убрал все стержни, кроме одного и замерил радиацию реактора, подтвердив, что реактор готов к цепной реакции на следующий день. Андерсон вставил все стержни, запер их на висячие замки, запер теннисный корт и пошёл домой.
На следующий день, 2 декабря 1942 года, ветреным и морозным Чикагским утром, Ферми начал окончательный эксперимент. Все, кроме одного, стержни были подняты. В 10:37 Ферми приказал поднять последний контролирующий стержень на половину высоты. Счётчики Гейгера застучали чаще, и самописец дёрнулся вверх. «Это не то, - сказал Ферми, - график дойдёт до вот этой точки и выровняется», - указывая на точку на графике. Через несколько минут самописец дошёл до указанной точки, и не пошёл выше. Через несколько минут Ферми приказал поднять стержень ещё на один фут. Опять радиация усилилась, но затем выровнялась. Стержень подняли ещё на 6 дюймов, затем ещё и ещё.
В 11:30 медленный подъём самописца прервался колоссальным ПАДЕНИЕМ - защитный контролирующий стержень, запущенный ионизационным датчиком, активировался и опустился в реактор, который был всё ещё некритичен. Ферми тихо приказал команде сделать перерыв на обед.
В два часа пополудни команда собралась снова, вынула и заперла защитный стержень, и вывела контролирующий стержень на его последнюю позицию. Ферми сделал несколько измерений и вычислений, и затем опять начал процесс подъёма стержня небольшими шагами. В 15:25 Ферми приказал поднять стержень ещё на 12 дюймов. «Это должно дать результат», - сказал Ферми. «Сейчас она станет самоподдерживающейся. График будет расти и расти, не выравниваясь».
Герберт Андерсон рассказывает (Rhodes, 1986):
«В начале вы могли слышать звук нейтронного счётчика, щёлк-щёлк. Затем щёлчки стали появляться всё чаще и через некоторое время они слились в рёв; счётчик за ними больше не успевал. Теперь надо было переключаться на графический регистратор. Но когда это было сделано, все уставились во внезапной тишине на возрастающее отклонение пера самописца. Это была значительная тишина. Каждый понимал значительность этого переключения; мы были на режиме высшей интенсивности и счётчики больше не могли справляться с этой ситуацией. Снова и снова шкала самописца должна была сменяться, чтобы подстраиваться под интенсивность нейтронов, которая возрастал всё более и более быстро. Внезапно Ферми поднял свою руку. «Реактор достиг критичности», - объявил он. Никто из присутствующих не имел на этот счёт никаких сомнений».
Ферми дал проработать реактору 28 минут, при скорости удвоения интенсивности нейтронов в две минуты. Первая критическая реакция имела К в 1,0006. Но даже при К=1.0006 реактор был контролируем только потому, что некоторые из нейтронов из деления урана задерживаются – они получаются при распаде короткоживущих продуктов деления. На каждые 100 распадов U235 242 нейтрона испускаются почти мгновенно (0,0001 сек) и 1,58 нейтронов испускаются в среднем через десять секунд. Поскольку среднее время жизни нейтрона ~0.1 секунды, что означает 1200 поколений за 2 минуты, и время удвоения в 2 минуты, потому что умножение 1.0006 на 1200 примерно даёт 2. Ядерная реакция, являющаяся мгновенно критичной (prompt critical), достигает критичности без вклада отложенных нейтронов. Если бы реактор Ферми был бы мгновенно критичным с k=1.0006, интенсивность нейтронов удваивалась бы каждую десятую долю секунды.
Первая мораль этой истории состоит в том, что смешение скорости исследований ИИ со скоростью реального ИИ подобно смешению скорости физических исследований со скоростью ядерных реакций. Происходит смешение карты и территории. Потребовались годы, чтобы построить этот первый реактор, усилиями небольшой группы физиков, которые не публиковали много пресс-релизов. Но когда реактор был построен, интересные события произошли на временной шкале ядерных взаимодействий, а не на временной шкале человеческого общения. В ядерной области элементарные взаимодействия происходят гораздо быстрее, чем срабатывают человеческие нейроны. Тоже может быть сказано о транзисторах.
Другая мораль в том, что есть колоссальная разница между ситуацией, когда одно самоулучшение запускает в среднем 0.9994 дальнейших самоулучшений, и когда одно самоулучшение запускает 1.0006 дальнейших самоулучшений. Ядерный реактор перешёл порог критичности не потому, что физики внезапно заложили в него много дополнительного вещества. Физики вводили вещество медленно и равномерно. Даже если имеется гладкая кривая интеллектуальности мозга как функции оптимизационного давления, оказанного до того на этот мозг, то кривая рекурсивного самоулучшения может содержать огромный скачок.
Есть и другие причины, по которым ИИ может совершить внезапный огромный скачок в интеллектуальности. Вид Homo sapiens совершил большой прыжок в эффективности интеллекта, как результат естественного отбора, оказывавшего более-менее равномерное давление на гоминидов в течение миллионов лет, постепенно расширяя мозг и лобовую кору, настраивая программную архитектуру. Несколько десятков тысяч лет назад интеллект гоминидов пересёк некий ключевой порог и сделал огромный прыжок в эффективности в реальном мире; мы перешли от пещер к небоскрёбам за мгновение ока эволюции. Это произошло при неизменном давлении отбора – не было большого прыжка в оптимизирующей силе эволюции, когда появились люди. Наша соответствующая мозговая архитектура тоже развивалась плавно – объём нашего черепа не увеличился вдруг на два порядка величины. Так что может так случиться, что даже если ИИ будет развивать снаружи силами людей-инженеров, кривая его интеллектуальной эффективности совершит резкий скачок.
Или, возможно, некто построит прототип ИИ, который покажет некие многообещающие результаты, и эта демо-версия привлечёт дополнительные 100 миллионов долларов венчурного капитала, и на эти деньги будет закуплено в тысячу раз больше суперкомпьютеров. Я сомневаюсь, что усиление оборудования в 1000 раз приведёт к чему-либо подобному усилению интеллектуального потенциала в 1000 раз – но само это сомнение не надёжно при отсутствии какой-либо возможности произвести какие-либо аналитические вычисления.
В сравнении с шимпанзе, человек имеет трёхкратное преимущество в мозге и шестикратное – в лобовой коре, что означает (а) программы важнее оборудования и (б) малые увеличения оборудования могут поддержать большие улучшения программного обеспечения. И есть ещё один момент, который надо рассмотреть.
В конечном счёте, ИИ может сделать кажущийся резким скачок в интеллектуальности только по причине антропоморфизма, то есть человеческой склонности думать о «деревенском идиоте» и Эйнштейне как о крайних границах интеллектуальной шкалы, а не как о почти неразличимых точках на шкале умов-вообще.

Любой объект, более немой, чем немой человек, может показаться нам просто немым. Можно представить «стрелу ИИ», медленно ползущую по шкале интеллекта, проходящую уровни мыши и шимпанзе, и при этом ИИ остаётся всё ещё немым, потому что ИИ не может свободно говорить или писать научные статьи, и затем стрела ИИ пересекает тонкую грань между ультра-идиотом и Эйнштейном в течение месяца или такого же малого периода. Я не думаю, что этот сценарий убедителен, в основном, потому что я не ожидаю, что кривая рекурсивного самоулучшения будет ползти линейно. Но я не буду первым, кто укажет, что ИИ – это двигающаяся цель. Как только веха достигнута, она перестаёт быть ИИ. Это может только вдохновлять промедление.


Давайте допустим, для продолжения дискуссии, что, исходя из всего, что мы знаем (и это кажется мне реально возможным), ИИ обладает способностью совершить внезапный, резкий, огромный скачок в интеллектуальности. Что из этого следует? Первое и главное: из этого следует, что реакция, которую я часто слышал: «Нам не следует заботится о Дружественном ИИ, потому что у нас ещё нет самого ИИ» - неверна или просто самоубийственна. Мы не можем полагаться на то, что у нас будут заранее предупреждающе сигналы до того, как ИИ будет создан; прошлые технологические революции обычно не телеграфировали о себе людям, жившим в том время, что бы потом ни говорилось. Математика и техника Дружественного ИИ не появится из ниоткуда, когда она будет нужна; требуются годы, чтобы установить твёрдые основания. И мы должны разрешить проблему Дружественного ИИ до того, как универсальный ИИ появится, а не после; мне даже не следует говорить об этом. Будут трудности с Дружественным ИИ, потому что поле исследований ИИ само по себе имеет мало согласия и высокую энтропию. Но это не значит, что мы не должны беспокоиться о Дружественном ИИ. Это означает, что будут трудности. Эти два утверждения, к сожалению, даже отдалённо не эквивалентны.
Возможность резкого скачка в интеллектуальности также требует высоких стандартов для техники Дружественного ИИ. Техника не может полагаться на способность программиста наблюдать ИИ против его воли, переписывать ИИ против его воли, угрожать превосходящей военной силой, ни на то, что программисты смогут контролировать «кнопку вознаграждения», которую умный ИИ отберёт у программистов, и так далее. В действительности, никто не должен исходить из этих предположений. Необходимой защитой является ИИ, который не хочет вам повредить. Без этого ни одна дополнительная защита не является безопасной. Ни одна система не является безопасной, если она ищет способы разрушить свою безопасность. Если ИИ повредит человечеству в любом смысле, вы должны были сделать что-то неправильно на очень глубоком уровне, искривив свои основные посылки. Вы делаете дробовик, направляете его на свою ступню и спускаете крючок. Вы осознанно приводите в движение некую когнитивную динамику, которая, при некоторых обстоятельствах, будет стремиться вам повредить. Это – неправильное поведение для данной динамики; напишите вместо этого код, который делает что-то другое.
Примерно по тем же причинам, программисты Дружественного ИИ должны предполагать, что ИИ имеет полный доступ к своему исходному коду. Если ИИ хочет модифицировать себя, чтобы не быть больше Дружественным, Дружественность уже потерпела неудачу в тот момент, когда Ии создал такое намерение. Любое решение, которое полагается на то, что ИИ не будет способен модифицировать сам себя, будет разрушено тем или иным способом, и будет разрушено даже в том случае, если ИИ решит никогда себя не модифицировать. Я не говорю, что это должна быть единственная предосторожность, но главной и незаменимой предосторожностью будет то, что вы создадите ИИ, который не захочет вредить человечеству.
Чтобы избежать ошибочности Гигансткой Ватрушки, мы должны сказать, что способность улучшать себя не означает выбора делать это. Успешное воплощение техники Дружественного ИИ может создать ИИ, который обладает потенциалом расти более быстро, но выбирающего вместо этого расти медленнее и по более управляемой кривой.
Даже в этом случае, после того, как ИИ пройдёт критический порог рекурсивного самоулучшения, вы окажетесь действующими в гораздо более опасном режиме. Если дружественность потерпит неудачу, ИИ может решить направиться с полной скоростью в сторону самоулучшения – метафорически говоря, он станет мгновенно критичным.
Я склонен предполагать потенциально произвольно большие прыжки в интеллектуальности, потому что это (а) консервативное предположение; (б) это отвергает предложения построить ИИ без реального понимания его; и (с) большие скачки потенциала (large potential jumps) кажутся мне наиболее вероятными в реальном мире. Если я обнаружу некую область знаний, в которой консервативной точкой зрения по поводу перспектив управления рисками предполагается медленное улучшение ИИ, тогда я потребую, чтобы этот план не стал катастрофическим, если ИИ замедлится на около-человеческой стадии на годы или дольше. Это не та область, относительно которой бы мне хотелось предлагать узкие интервалы уверенности.



  1. 8: Оборудование. (Hardware.)

Люди склонны думать о больших компьютерах как о ключевом факторе ИИ. Это, мягко говоря, очень сомнительное утверждение. Не-футурологи, обсуждая ИИ, говорят обычно о прогрессе компьютерного оборудования, потому что его легко измерить – в отличие от понимания интеллекта. Не потому что здесь нет прогресса, а потому что этот прогресс не может быть выражен в аккуратных графиках компьютерных презентаций. Трудно сообщать об улучшениях в понимании, и поэтому об этом меньше сообщают. Вместо того, чтобы думать о «минимальном» уровне оборудования, которое «необходимо» для ИИ, задумаемся лучше о минимальном уровне понимания исследователя, который уменьшается по мере улучшения оборудования. Чем лучше компьютерное оборудование, тем меньше понимания вам нужно, чтобы построить ИИ. Крайним случаем является естественный отбор, который использовал удивительные количества грубой компьютерной силы, чтобы создать человеческий интеллект, не используя никакого понимания, только неслучайное сохранение случайных мутаций.
Увеличивающаяся компьютерная мощность делает изготовление ИИ проще, но нет очевидных причин, по которым увеличивающая компьютерная мощь поможет сделать ИИ Дружественным. Возрастающая сила компьютеров делает более простым применение грубой силы, а также совмещение плохопонятных, но работающих техник. Закон Мура устойчиво снижает барьер, который предохраняет нас от построения ИИ без глубокого понимания мышления.
Приемлемо провалиться в попытках создания как ИИ, так и Дружественного ИИ. Приемлемо достичь успеха и в ИИ, и в Дружественном ИИ. Что неприемлемо – это создать ИИ и провалиться в создании Дружественного ИИ. Закон Мура делает именно последнее гораздо проще. «Проще», но, слава богу, не просто. Я сомневаюсь, что ИИ будет прост, когда его, наконец, построят – просто потому что есть группы людей, которые приложат огромные усилия, чтобы построить ИИ, и одна из них достигнет успеха, когда ИИ, наконец, станет возможным достичь посредством колоссальных усилий.
Закон Мура является посредником (interaction) между Дружественным ИИ и другими технологиями, что добавляет часто пропускаемый глобальный риск к другим технологиям. Мы можем представить себе, что молекулярная нанотехнология развивается силами мягкого многонационального правительственного консорциума и им удалось успешно избежать опасностей физического уровня нанотехнологий. Они непосредственно не допустили случайное распространение репликатора, и с гораздо большими трудностями разместили глобальную защиту на местах против враждебных репликаторов; они ограничили доступ к базовому уровню нанотехнологии, в то же время распространяя настраиваемые наноблоки и так далее. (См. Phoenix и Treder, в этом же сборнике.) Но, тем не менее, нанокомпьютеры становятся широко распространены, потому что предпринятые ограничения обходятся, или потому что никаких ограничений не введено. И затем кто-то добивается грубой силой ИИ, который не Дружественен, и дело закончено. Этот сценарий является особенно беспокоящим, потому что невероятно мощные нанокомпьютеры будут среди первых, простейших и кажущихся безопаснейшими применений нанотехнологии.
Как насчёт регуляторного контроля над суперкомпьютерами? Я бы определённо не стал на него полагаться, чтобы предотвратить создание ИИ; вчерашние суперкомпьютеры - это завтрашние лэптопы. Стандартный ответ на предложение о регулировании состоит в том, что когда нанокомпьютеры будут вне закона, только стоящие вне закона люди будут ими обладать.
Трудно доказать, что предполагаемые преимущества от ограничения распространения перевешивают неизбежные риски от неточного распространения. Я сам точно не буду выступать в пользу регулятивных ограничений на использование суперкомпьютеров для исследований ИИ; это предложение сомнительной полезности будет встречено в штыки всем ИИ-сообществом. Но в том маловероятном случае, если это предложение будет принято – что весьма далеко от текущего политического процесса – я не буду прикладывать значительных усилий, чтобы бороться с ним, поскольку я не думаю, что хорошим ребятам нужен доступ к современным им суперкомпьютерам. Дружественный ИИ – это не про грубую силу.
Я могу представить регулирующие органы, эффективно контролирующие небольшой набор сверхдорогих компьютерных ресурсов, которые нынче называются суперкомпьютеры. Но компьютеры везде. Это не похоже на ядерное нераспространение, где основное направление – это контроль плутония и обогащённого урана. Исходные материалы для ИИ уже есть везде. Эта кошка так далеко выскочила из мешка, что она уже в ваших наручных часах, сотовом телефоне и посудомоечной машине. Это тоже является особенным и необычным фактором ИИ как глобального риска. Мы отделены от рискованного процесса не большими видимыми установками, такими как изотопные центрифуги или ускорители частиц, но только недостаточным знанием. Если использовать слишком драматичную метафору, это подобно тому, как если бы субкритические массы обогащённого урана приводили бы в движение машины и корабли по всему миру до того, как Лео Сцилард впервые подумал бы о цепной реакции.


  1. 9: Угрозы и перспективы. (Threats and promises.)

Это рискованное интеллектуальное предприятие, - пытаться предсказать конкретно, как именно благожелательный ИИ поможет человечеству, или недружественный ИИ повредит. Здесь есть риск систематической ошибки наложения: каждая добавленная деталь обязательно уменьшает общую вероятность всей истории, но испытуемые склонны приписывать большую вероятность историям, которые включают чёткие добавленные детали. (См. Элизер Юдковский. Систематические ошибки в рассуждениях, потенциально влияющие на оценку глобальных рисков.) Есть риск – почти наверняка – потерпеть неудачу, пытаясь вообразить сценарий будущего; и есть риск ошибочности Гигантской Ватрушки, который превращается из возможности в мотивирующую силу (that leaps from capability to motive).

Тем не менее, я попробую очертить угрозы и перспективы. Будущее имеет репутацию совершать подвиги, которые прошлое считало невозможными. Будущие цивилизации даже нарушали то, что прошлые цивилизации считали (неверно, разумеется) законами физики. Если пророки 1900 года – и даже не думайте о 1000 годе – пытались ограничить силу человеческой цивилизации через миллиард лет, то некоторые из названных ими невозможностей были бы преодолены до конца столетия; превращение свинца в золото, например. Мы помним, что будущие цивилизации удивляли прошлые цивилизации, и поэтому стало клише, что мы не можем накладывать ограничений на своих праправнуков. И всё же все в 20 веке, в 19 веке и в 11 веке мы были людьми.

Мы можем различить три семейства ненадёжных метафор для представления возможностей превосходящего человека ИИ:

- метафора G-фактора: вдохновлена различиями индивидуального уровня интеллекта между людьми. ИИ будет патентовать новые технологии, публиковать прорывные статьи, делать деньги на фондовом рынке или возглавлять политические блоки.

- историческая метафора: вдохновлена знанием различий между прошлыми и будущими человеческими цивилизациями. ИИ быстро введёт набор возможностей, который обычно связывается с человеческой цивилизацией через сто или тысячу лет: молекулярную нанотехнологию; межзвёздные путешествия; компьютеры, выполняющие 1025 операций в секунду.

- Видовая метафора: вдохновлена различиями в архитектуре мозга между видами. ИИ овладеет магией.


Метафора G-фактора наиболее популярна в современной футурологии: когда люди думают об интеллектуальности, они думают о человеческом гении, а не о людях вообще. В историях о враждебном ИИ g-метафоры ответственны за «хорошую историю» в духе Бострома: а именно, за оппонента, достаточно могущественного, чтобы создать драматическое напряжение, но не достаточно могущественного, чтобы мгновенно истребить героев, как мух, и, в конечном счёте, достаточно слабого, чтобы проиграть в последних главах книги. Голиаф против Давида – пример хорошей истории, но Голиаф против плодовой мушки – нет.
Если мы предполагаем метафору g-фактора, то риски глобальной катастрофы в этом сценарии относительно умеренные: враждебный ИИ – не большая угроза, чем враждебный человеческий гений.
Если мы предполагаем множественность ИИ, то тогда мы имеем метафору конфликта между племенем ИИ и человеческим племенем. Если племя ИИ выиграет в военном конфликте и истребит людей, то это глобальная катастрофа по типу Взрыва (Bostrom, 2001). Если племя ИИ будет доминировать над миром экономически и обретёт эффективный контроль над судьбой возникшей на Земле разумной жизни, но цели ИИ не будут для нас интересными или стоящими, то это будет катастрофа в духе Визг, Хныкание или Хруст. Но насколько вероятно, что ИИ преодолеет весь огромный разрыв от амёбы до деревенского идиота, и затем остановится на уровне человеческого гения? Быстрейший из наблюдавшихся нейронов срабатывает 1000 раз в секунду; быстрейший аксон передаёт сигналы со скоростью 150 метров в секунду, в пол-миллионную долю от скорости света; каждая операция синапса рассеивает примерно 15 000 аттоджоулей, что в миллион раз больше термодинамического минимума для необратимых вычислений при комнатной температуре (kT300 ln(2) = 0.003 аттоджоулей на бит). Физически возможно построить мозг, вычисляющий в миллион раз быстрее человеческого, без уменьшения размера, работы при низких температурах, применения обратимых вычислений и квантового компьютера. Если человеческий ум будет таким образом ускорен, субъективный год размышлений завершится за 31 физическую секунду во внешнем мире, и тысячелетие пролетит за восемь с половиной часов. Винж (Vinge, 1993) назвал такие ускоренные умы «слабым сверхинтеллектом»: ум, думающий как человек, но гораздо быстрее.
Мы предполагаем, что возникнет чрезвычайно быстрый ум, установленный в сердцевине человеческой технологической цивилизации, которая будет существовать в это время. Провалом воображения было бы сказать: «Не важно, как быстро он думает, он может влиять на мир только со скоростью своих манипуляций; он не может управлять машинами быстрее, чем он приказывает человеческим рукам работать; поэтому быстрый ум – это не великая опасность». Нет такого закона природы, по которому физические операции должны тянуться секундами. Характерное время для молекулярных реакций измеряется в фемтосекундах, иногда в пикосекундах.
Drexler (1992) проанализировал контролируемые молекулярные манипуляторы, которые будут выполнять >106 молекулярных операций в секунду – отметьте это в связи с основной темой о «миллионократном ускорении». (Наименьшим физически значимым приращением времени обычно считается интервал Планка, 5·10-44 секунды, и на этой шкале даже танцующие кварки кажутся статуями.)
Представьте себе, что человечество было бы заперто в ящике и могло бы воздействовать на окружающий мир только посредством заморожено медленных движений щупалец пришельца, или механических рук, которые бы двигались со скоростью несколько микрон в секунду. Тогда мы бы сконцентрировали всю нашу творческую силу на поисках наикратчайшего пути построить быстрые манипуляторы во внешнем мире. Размышляя о быстрых манипуляторах, немедленно вспоминаешь о молекулярной нанотехнологии – хотя могут быть и другие пути. Какой кратчайший путь может привести вас к нанотехнологии в медленном внешнем мире, если у вас есть эоны времени, чтобы обдумывать каждый ход? Ответ в том, что я не знаю, потому что у меня нет эонов времени на размышления. Вот один из воображаемых быстрых путей:
- разрешить проблему свёртки белков, до той степени, чтобы быть способным создавать последовательности ДНК, чьи свёрнутые пептидные последовательности будут соответствовать специфическим функциональным задачам в сложных химических реакциях.
- Отправить по E-mail набор последовательностей ДНК в одну или несколько лабораторий, которые предлагают синтез ДНК, секвенсирование пептидов и доставку по FedEx. (Много лабораторий предлагают сейчас такие услуги, и некоторые рекламируют время в 72 часа на полный цикл.)
- Найти по крайней мере одного человека, соединённого с Интернетом, которого можно оплатить, запугать шантажом или задурить соответствующей историей, чтобы он получил отправления по FedEx и смешал их в специальной среде.
- Синтезированные белки сформируют очень примитивную «влажную» наносистему, вроде рибосомы, способную принимать внешние инструкции; возможно, модулированные акустические волны, направляемые динамиком на мензурку.
- Использовать эту невероятно примитивную наносистему, чтобы построить более сложную систему, развивающуюся затем в молекулярную нанотехнологию – или дальше.
Полное время на всю процедуру имело бы, вероятно, порядок недель с момента, когда быстрый интеллект смог бы решить проблему сворачивания белков. Разумеется, этот сценарий целиком выдумал я. Возможно, за 19 500 лет субъективного времени (одна неделя физического времени при ускорении в миллион раз) я бы нашёл более простой путь. Возможно, вы можете заплатить за быструю курьерскую доставку вместе FedEx. Возможно, существуют технологии, или небольшие модификации существующих технологий, которые синегретически соединяются с простыми белковыми механизмами. Возможно, если вы достаточно умны, вы можете использовать волновые электрические поля, чтобы изменять пути реакций в существующих биохимических процессах. Я не знаю. Я не настолько умён.
Задача состоит в том, чтобы связать вместе ваши способности – аналогом чему в реальном мире является комбинирование слабых уязвимостей в компьютерной системе для получения корневого доступа. Если один путь перекрыт, вы выбираете другой, всегда ища способы увеличить свои возможности и использовать их взаимоусиливающим образом (in synergy). Подразумеваемая цель – построить быструю инфраструктуру, то есть средства манипулировать внешним миром в большом масштабе за малое время. Молекулярная нанотехнология удовлетворяет этим критериям, во-первых, потому что её элементарные операции происходят быстро, и, во вторых, потому что имеется готовый набор совершенных частей – атомов – которые могут быть использованы для самореплицирования и экспоненциального роста нанотехнологической инфраструктуры. Путь, обсуждённый выше, подразумевает ИИ, получающий скоростную инфраструктуру в течение недели – что звучит быстро для человека с 200 Гц нейронами, но является гораздо бОльшим временем для ИИ.
Как только ИИ обретает быструю инфраструктуру, дальнейшие события происходят по шкале времени ИИ, а не по человеческой временной шкале. (Кроме того случая, когда ИИ предпочтёт действовать в человеческой временной шкале.) С молекулярной нанотехнологией, ИИ может (потенциально) переписать всю Солнечную систему без какого-либо сопротивления.
Недружественный ИИ с молекулярной инфраструктурой (или другой быстрой инфраструктурой) не должен беспокоиться об армиях марширующих роботов, или шантаже или тонких экономических вмешательств. Недружественный ИИ обладает способностью переделать всё вещество Солнечной системы согласно своей цели оптимизации. Для нас будет фатальным, если этот ИИ не будет учитывать при своём выборе то, как эта трансформация повлияет на существующие сейчас системы, такие как биология и люди. Этот ИИ не ненавидит вас, ни любит, но вы сделаны из атомов, которые он может использовать как-то по-другому. ИИ работает на другой временной шкале, чем вы; к тому моменту, когда ваши нейроны закончат думать слова «я должен сделать нечто», вы уже проиграли. Дружественный ИИ плюс молекулярная нанотехнология предположительно достаточно сильны, чтобы разрешить любую проблему, которая может быть разрешена путём перемещения атомов или творческого мышления. Следует соблюдать предосторожность в отношении возможных ошибок воображения: лечение рака – это популярная современная цель для филантропии, но из этого не следует, что Дружественный ИИ с молекулярной нанотехнологией скажет сам себе: «Теперь я буду лечить рак». Возможно, лучшее описание проблемы состоит в том, что человеческие клетки непрограммируемы. Если решить эту проблему, то это излечит рак как частный случай, а заодно диабет и ожирение. Быстрый, позитивный интеллект, владеющий молекулярной нанотехнологией, обладает силой избавиться от болезней, а не от рака.
Последнее семейство метафор связано с видами, и основывается на межвидовых различиях интеллекта. Такой ИИ обладает магией – не в смысле заклинаний или снадобий, но в том смысле, как волк не может понять, как работает ружьё, или какого рода усилия требуются, чтобы изготовить ружья, или природу человеческой силы, которая позволяет нам придумывать ружья.
Винж (Vinge, 1993) пишет: «Сильное сверхчеловечество (strong superhumanity) будет не просто разогнанным до большой скорости эквивалентом человеческого ума. Трудно сказать, чем именно сверхчеловечество будет, но разница, вероятно, будет глубокой. Представьте себе ум собаки, работающий на огромной скорости. Дадут ли тысячелетия собачей жизни хотя бы один человеческий инсайт?»
Видовая метафора является ближайшей аналогией а приори, но она не очень пригодна для создания детальных историй. Главный совет, которая даёт нам эта метафора, состоит в том, что нам лучше всего всё-таки сделать Дружественный ИИ, что есть хороший совет в любом случае. Единственную защиту, которую она предлагает от враждебного ИИ – это вообще его не строить, что тоже очень ценный совет. Абсолютная власть является консервативным инженерным предположением в отношении Дружественного ИИ, который был неправильно спроектирован. Если ИИ повредит вам с помощью магии, его Дружественность в любом случае ошибочна.



  1. 10: Локальные стратегии и стратегии большинства (Local and majoritarian strategies).

Можно классифицировать предлагающиеся стратегии снижения риска следующим образом:
- стратегии, требующие единодушной кооперации – стратегии, которые могут быть повержены отдельными вредителями или небольшими группами.
- стратегии, которые требуют совместного действия большинства (majoritarian strategy): большинства законодателей в одной стране, или большинства голосующих людей, или большинства стран в ООН: стратегии, требующие большинства, но не всех людей из некой большой группы, чтобы действовать определённым образом.

- Стратегии, которые требуют локальных действий – концентрации воли, таланта и финансирования, которая достигает порогового значения для некоторой конкретной задачи.


Единодушные стратегии не работоспособны, что не мешает людям продолжать предлагать их.
Мажоритарные стратегии (стратегии большинства) иногда работают, если у вас есть десятилетия на то, чтобы сделать свою работу. Следует создать движение, и пройдут годы до его признания в качестве силы в публичной политике и до его победы над оппозиционными фракциями. Мажоритарные стратегии занимают значительное время и требуют огромных усилий. Люди уже старались это сделать, и история помнит несколько успехов. Но будьте настороже: исторические книги имеют тенденцию селективно концентрироваться на тех движениях, которые имели влияние, в отличие от большинства, которое никогда ни на что не влияло. Здесь есть элемент удачи и изначальной готовности публики слушать. Критические моменты этой стратегии включают элементы, лежащие за пределами нашего контроля. Если вы не хотите посвятить всю свою жизнь продвижению некой мажоритарной стратегии, не беспокойтесь; и даже целиком посвящённой жизни недостаточно.
Обычно, локальные стратегии наиболее убедительны. Не легко получить 100 миллионов долларов обеспечения, и всеобщей политической перемены тоже нелегко достичь, но всё же гораздо легче получить 100 миллионов, чем продвинуть глобальную политическую перемену. Два предположения, выдвигаемые в пользу мажоритарной стратегии в отношении ИИ:
- Большинство из Дружественных ИИ может эффективно защитить человеческий вид от неДружественного ИИ.
- Первый построенный ИИ не может сам по себе нанести катастрофический ущерб.
Это повторяет по существу ситуацию в человеческой цивилизации до создания ядерного и биологического оружия: большинство людей сотрудничают во всемирной социальной структуре, а вредители могут причинить определённый, но не катастрофический ущерб. Большинство исследователей ИИ не хотят построить неДружественный ИИ. Если кто-то знает, как сделать стабильный Дружественный ИИ – если проблема не находится полностью за пределами современных знаний и техники – исследователи будут учиться успешным результатам друг у друга и повторять их. Законодательство может (например) потребовать от исследователей публиковать свои стратегии Дружественности или наказывать тех исследователей, чьи ИИ причинили ущерб; и хотя эти законы не предотвратят всех ошибок, они могут гарантировать, что большинство ИИ будут построены Дружественными.
Мы можем также представить сценарий, который предполагает простую локальную стратегию:
- первый ИИ не может сам по себе причинить катастрофический ущерб.
- Если даже хотя бы один Дружественный ИИ появится, этот ИИ вместе с человеческими учреждениями может отогнать любое количество неДружественных ИИ.
Этот лёгкий сценарий выдержит, если человеческие институты смогут надёжно отличать Дружественный ИИ от неДружественного и дадут могущую быть отменённой власть в руки Дружественного ИИ. Тогда мы сможем собрать и выбрать наших союзников. Единственное требование состоит в том, чтобы проблема Дружественного ИИ была разрешима (В противовес тому, что бы быть полностью за пределами человеческих возможностей.)
Оба из вышеприведённых сценариев предполагают, что первый ИИ (первый мощный, универсальный ИИ) не может сам по себе причинить глобально катастрофический ущерб. Более конкретные представления, которые это предполагают, используют g-метафору: ИИ как аналог особо одарённым людям. В главе 7 о скоростях усиления интеллекта, я указал несколько моментов, почему следует подозревать огромный, быстрый скачок в интеллектуальности.
- расстояние от идиота до Эйнштейна, которое выглядит большим для нас, является маленькой точкой на шкале умов вообще.
- Гоминиды сделали резкий скачок в эффективности во внешнем мире, несмотря на то, что естественный отбор оказывал примерно равномерное давление на их геном.
- ИИ может впитать колоссальное количество дополнительного оборудования после достижения определённого уровня компетентности (то есть, съесть интернет).
- Существует критический порог рекурсивного самоулучшения. Одно самоулучшение, дающее приращение в 1,0006 раз, качественно отличается от самоулучшения, дающего приращение в 0,9994 раза.

Как описано в главе 9, достаточно сильному ИИ может потребоваться очень короткое время (с человеческой точки зрения), чтобы достичь молекулярной нанотехнологии, или другой формы быстрой инфраструктуры. Теперь мы можем представить себе всё значение того, кто начнёт первым (the first-mover effect) в суперинтеллекте. Эффект начавшего первым состоит в том, что исход возникшей на Земле разумной жизни зависит в первую очередь от особенностей (makeup) того ума, который первым достигнет определённого ключевого порога интеллектуальности – такого, как критичности (criticality) самоулучшения. Два необходимых предположения таковы:





- Первый ИИ, который достиг некого критического порога (то есть критичности самоулучшений), будучи неДружественным, может истребить человеческий вид.
- Если первый ИИ, который достигнет этого уровня, будет Дружественным, то он сможет не допустить возникновения враждебных ИИ или причинения ими вреда человеческому виду; или найдёт другие оригинальные пути, чтобы обеспечить выживание и процветание возникшей на Земле разумной жизни.
Более, чем один сценарий соответствует эффекту начавшего первым. Каждый из следующих примеров отражает другой ключевой порог:
- Пост-критический, самоулучшающийся ИИ достигает сверхинтеллекта в течение недель или меньше. Проекты ИИ достаточно редки, так что ни один другой ИИ не достигает критичности до того, как начавший первым ИИ становится достаточно сильным, чтобы преодолеть любое сопротивление. Ключевым порогом является критический уровень самоулучшения.
- ИИ-1 разрешает проблему свёртывания белков на три дня раньше ИИ-2. ИИ-1 достигает нанотехнологии на 6 часов раньше, чем ИИ-2. С помощью быстрых манипуляторов веществом ИИ-1 может (потенциально) отключить исследования и разработку ИИ-2 до её созревания. Бегуны близки, но тот, кто первым пересекает финишную черту – побеждает. Ключевым порогом здесь является быстрая инфраструктура.
- тот ИИ, который первым поглощает интернет, может (потенциально) не допустить в него другие ИИ. Затем, посредством экономического доминирования, скрытых действий или шантажа или превосходящих способностей к социальной манипуляции, первый ИИ останавливает или замедляет другие ИИ проекты, так что никакого другого ИИ не возникает. Ключевой порог – поглощение уникального ресурса.



  1. Человеческий вид, Homo sapiens, является начавшим первым. С точки зрения эволюции, наши кузены – шимпанзе – отстают от нас только на толщину волоса. Homo sapiens заполучили все технологические чудеса, потому что мы попали сюда немного раньше. Эволюционные биологи всё ещё пытаются выяснить порядок ключевых порогов, потому что начавшие первыми виды должны были первыми пересечь столь много порогов: речь, технология, абстрактное мышление. Мы всё ещё пытаемся понять, что первым вызвало эффект домино. Результат состоит в том, что Homo Sapiens движется первым без нависшего сзади соперника. Эффект движущегося первым предполагает теоретически локальную стратегию (задачу, реализуемую, в принципе, исключительно местными усилиями), нот при этом вызывает к жизни технический вызов чрезвычайной трудности. Нам нужно правильно создать Дружественный ИИ только в одном месте и один раз, а не каждый раз везде. Но создать его нужно правильно с первой попытки, до того, как кто-то построит ИИ с более низкими стандартами.

Я не могу произвести точных вычислений на основании точно подтверждённой теории, но моё мнение сейчас состоит в том, что резкие прыжки в интеллектуальности возможны, вероятны и являют собой доминирующую возможность. Это не та область, в которой я хотел бы давать узкие интервалы уверенности, и поэтому стратегия не должна потерпеть катастрофу – то есть не оставить нас в ситуации худшей, чем раньше, - если резкий прыжок в интеллектуальности не произойдёт. Но гораздо более серьёзной проблемой являются стратегии, представляемые для медленно растущего ИИ, которые терпят катастрофу, если здесь есть эффект движущегося первым. Это более серьёзная проблема, потому что:


- Более быстро растущий ИИ является более сложной технической задачей.
- Подобно автомобилю, едущему по мосту для грузовиков, ИИ, спроектированный, чтобы оставаться Дружественным в экстремально сложных условиях (предположительно) остаётся Дружественным в менее сложных условиях. Обратное неверно.
- Быстрые скачки в интеллектуальности контр-интуитивны с точки зрения обычной социальной жизни. Метафора g-фактора для ИИ является интуитивной, притягательной, заверяющей и, по общему согласию, требующей меньше конструктивных ограничений.
- Моя нынешняя догадка состоит в том, что кривая интеллектуальности содержит огромные, резкие (потенциально) скачки.
Моя теперешняя стратегическая точка зрения имеет тенденцию фокусироваться на трудном локальном сценарии: первый ИИ должен быть Дружественным. С этой мерой предосторожности, если никаких быстрых прыжков в ИИ не произойдёт, можно переключиться на стратегию, которая сделает большинство ИИ Дружественными. В любом случае, технические усилия, которые ушли на подготовку к экстремальному случаю появления первого ИИ, не сделают нам хуже.
Сценарий, который требует невозможной – требующей единодушия – стратегии:
- Единственный ИИ может быть достаточно силён, чтобы уничтожить человечество, даже несмотря на защитные меры Дружественных ИИ.
- Ни один ИИ недостаточно могуществен, чтобы остановить людей-исследователей от создания одного ИИ за другим (или найти другой творческий путь решения проблемы.).
Хорошо, что этот баланс возможностей кажется невероятным а приори, потому что при таком сценарии мы обречены. Если вы выкладываете на стол колоду карт одна за другой, вы рано или поздно выложите туза треф.
Та же проблема относится и к стратегии намеренного конструирования ИИ, которые выбирают не увеличивать свои способности выше определённого уровня. Если ограниченные ИИ недостаточно сильны, чтобы победить неограниченных, или предотвратить их возникновение, то тогда ограниченные ИИ вычёркиваются из уравнения. Мы участвуем в игре, до тех пор, пока мы не вытащим сверхинтеллект, независимо оттого, что это – туз червей или туз треф. Мажоританые стратегии работают, только если невозможно для одиночного вредителя причинить катастрофический ущерб. Для ИИ эта возможность является свойством самого пространства возможных проектов (design space) – эта возможность не зависит от человеческого решения, равно как скорость света или гравитационная константа.

11: ИИ и усиление человеческого интеллекта. (AI versus human intelligence enhancement).



Я не нахожу достоверным, что Homo sapiens будут продолжать существовать в неограниченном будущем, тысячи или миллионы или миллиарды лет, без того, чтобы возник хотя бы один ум, который бы прорвал верхний предел интеллектуальности. И если так, то придёт время, когда люди впервые встретятся с вызовом более умного, чем человек, интеллекта. И если мы выиграем первый уровень схватки, то человечество сможет взывать к более умному, чем человек, интеллекту в следующих раундах схватки.
Возможно, мы скорее выберем другой путь, чем ИИ, более умный, чем человек, - например, будем улучшать людей вместо этого. Чтобы рассмотреть крайний случай, допустим, что кто-то говорит: «Перспектива ИИ меня беспокоит. Я бы предпочёл, чтобы, до того, как какой-либо ИИ был сконструирован, отдельный люди были бы отсканированы в компьютеры, нейрон за нейроном, и затем усовершенствованы, медленно, но наверняка, пока они не станут сверх-умными; и это та основа, на которой человечество должно сразиться с вызовом суперинтеллекта».
Здесь мы сталкиваемся с двумя вопросами: Возможен ли этот сценарий? И если да, то желателен ли он? (Разумно задавать вопросы именно в такой последовательности, по причинам рациональности: мы должны избегать эмоциональной привязки к привлекательным возможностям, которые не являются реальными возможностями.)
Представим, что некий человек сканирован в компьютер, нейрон за нейроном, как предлагает Moravec (1988). Отсюда однозначно следует, что использованная компьютерная мощность значительно превосходит вычислительную мощность человеческого мозга. Согласно гипотезе, компьютер выполняет детальную симуляцию биологического человеческого мозга, исполняемую с достаточной точностью, чтобы избежать каких-либо обнаружимых высокоуровневых эффектов от системных низкоуровневых ошибок.
Каждый биологический аспект, который любым образом влияет на переработку информации, мы должны тщательно симулировать с достаточной точностью, чтобы общий ход процесса был изоморфен оригиналу. Чтобы симулировать беспорядочный (messy) биологический компьютер, каким является человеческий мозг, мы должны иметь гораздо больше полезной компьютерной силы, чем воплощено в самом беспорядочном человеческом мозге.
Наиболее вероятный способ, который будет создан, чтобы сканировать мозг нейрон за нейроном – с достаточным разрешением, чтобы захватить любой когнитивно важный аспект нейронной структуры – это развитая молекулярная нанотехнология. (4)
(сноска 4) Albeit Merkle (1989) предполагает, что нереволюционное развитие технологий считывания, таких как электронная микроскопия или оптические срезы (optical sectioning) может быть достаточно для загрузки целого мозга.
Молекулярная нанотехнология, возможно, позволит создать настольный компьютер с общей вычислительной мощностью, превосходящей суммарную мозговую мощь всей человеческой популяции. (Bostrom 1998; Moravec 1999; Merkle и Drexler 1996; Sandberg 1999.) Более того, если технология позволит нам сканировать мозг с достаточной точностью, чтобы выполнять этот скан в качестве кода, это означает, что за несколько лет до того эта технология была способна создать невероятно точные картины процессов в нейронных сетях, и, предположительно, исследователи сделали всё от них зависящее, чтобы понять их. Более того, чтобы проапгрейдить загруженное – трансформировать скан мозга, чтобы усилить интеллект ума внутри него – мы обязательно должны понимать во всех деталях высокоуровневые функции мозга, и какой полезный вклад они делают в интеллект.
Более того, люди не созданы для того, чтобы их улучшали, ни внешние нейробиологи, ни посредством рекурсивного самоулучшения изнутри. Естественный отбор не создал человеческий мозг удобным для людей-хакеров. Все сложные механизмы в мозгу адаптированы для работы в узких параметрах конструкции мозга. Допустим, вы можете сделать человека умнее, не говоря уже о сверхинтеллекте; останется ли он вменяемым (sane)? Человеческий мозг очень легко разбалансировать; достаточно изменить баланс нейротрансмиттеров, чтобы запустить шизофрению или другие расстройства. В Deacon (1997) представлено отличное описание эволюции человеческого мозга того, как деликатно элементы мозга сбалансированы, и как это отражается в дисфункциях современного мозга. Человеческий мозг немодифицируем конечным пользователем.
Всё это делает весьма невероятным, что первое человеческое существо будет сканировано в компьютер и вменяемо усовершенствовано до того, как кто-нибудь где-нибудь первым построит ИИ. В тот момент, когда технология впервые станет способна осуществить загрузку, это потребует невообразимо больше компьютерной мощности и гораздо лучшей науки о мышлении, чем требуется, чтобы построить ИИ. Построить Боинг 747 с нуля непросто. Но проще ли:

- начать с существующего дизайна биологической птицы

- и путём пошаговых добавлений модифицировать этот дизайн через серию успешных стадий

- где каждая стадия независимо жизнеспособна

- так что в конечном итоге мы имеем птицу, растянутую до размеров 747ого

- которая на самом деле летает

- также быстро, как 747

- и затем провести серию трансформаций реальной живой птицы

- не убивая её и не причиняя ей невыносимых страданий.
Я не хочу сказать, что это никогда не может быть сделано. Я хочу сказать, что проще сделать 747, и, имея уже 747-ой, метафорически говоря, апгрейдить птицу. «Давайте просто увеличим птицу до размеров 747-ого» не выглядит в качестве разумной стратегии, избегающей контакта с устрашающе сложной теоретической мистерией аэродинамики. Может быть, в начале, всё, что вы знаете о полёте – это то, что птица обладает загадочной сущностью полёта, и что материалы, из которых вы должны построить 747ой просто лежат здесь на земле. Но вы не можете слепить загадочную сущность полёта, даже если она уже имеется в птице, до тех пор, пока она не перестанет быть загадочной сущностью для вас. Вышеприведённый довод предложен как нарочито экстремальный случай. Основная идея в том, что у нас нет абсолютной свободы выбирать путь, который выглядит позитивным и утешительным, или который будет хорошей историей для научно-фантастического романа. Мы ограничены тем, какие технологии будут, скорее всего, предшествовать другим. Я не против сканирования человеческих существ в компьютеры и делания их умнее, но кажется чрезвычайно маловероятным, что это будет полем, на котором люди впервые столкнутся с вызовом превосходящего человеческий интеллекта. Из различных ограниченных наборов технологий и знаний, требуемых, чтобы загружать и усовершенствовать людей, можно выбрать:

- апгрейдить биологические мозги на месте (например, добавляя новые нейроны, которые полезным образом встраиваются в работу);

- или продуктивно связать компьютеры с биологическими человеческими мозгами.

- или продуктивно связать мозги людей друг с другом



- или сконструировать ИИ.
Далее, это одно дело усилить среднего человека, сохраняя его здравомыслие, до IQ 140, и другое – развить Нобелевского лауреат до чего-то за пределами человеческого. (Отложим в сторону каламбуры по поводу IQ или Нобелевских призов как меры совершенного интеллекта; простите меня за мои метафоры.) Приём пирацетама (или питьё кофеина) может сделать, а может и не сделать, по крайней мере, некоторых людей умнее; но это не сделает вас существенно умнее Эйнштейна. Это не даёт нам никаких существенных новых способностей; мы не переходим на следующие уровни проблемы; мы не пересекаем верхние границы интеллекта, доступного нам, чтобы взаимодействовать с глобальными рисками. С точки зрения управления глобальными рисками, любая технология улучшения интеллекта, которая не создаёт (позитивного и вменяемого) сознания, буквально более умного, чем человек, ставит вопрос о том, стоило ли, возможно, те же время и усилия более продуктивно потратить на то, чтобы найти чрезвычайно умных современных людей и натравить их на ту же самую проблему. Более того, чем дальше вы уходите от «естественных» границ конструкции человеческого мозга – от наследственного состояния мозга, к которому отдельные компоненты мозга адаптированы – тем больше опасность личного безумия. Если улучшенные люди существенно умнее обычных, это тоже глобальный риск. Сколько ущерба усовершенствованные в сторону зла люди может причинить? Насколько они творческие? Первый вопрос, который мне приходит в голову: «Достаточно творческие, чтобы создать свой собственный рекурсивно улучшающийся ИИ?» Радикальные техники улучшения человеческого интеллекта поднимают свои вопросы безопасности. Опять, я не говорю, что эти проблемы технически не разрешимы; только указываю на то, что эти проблемы существуют. ИИ имеет спорные вопросы, связанные с безопасностью; тоже касается и усовершенствования человеческого интеллекта. Не всё, что лязгает – это ваш враг, и не всё, что хлюпает – друг. С одной стороны, позитивный человек начинает со всей огромной моральной, этической и структурной сложности, которая описывает то, что мы называем «дружественным» решением. С другой стороны, ИИ может быть спроектирован для стабильного рекурсивного самоулучшения и нацелен на безопасность: естественный отбор не создал человеческий мозг с множеством кругов мер предосторожности, осторожного процесса принятия решений и целыми порядками величины полей безопасности.
Улучшение человеческого интеллекта это самостоятельный вопрос, а не подраздел ИИ; и в этой статье нет места, чтобы обсуждать его в деталях. Стоит отметить, что я рассматривал как улучшение человеческого интеллекта, так и ИИ в начале своей карьеры, и решил сосредоточить свои усилия на ИИ. В первую очередь, потому что я не ожидал, что полезные, превосходящие человеческий уровень техники улучшения человеческого интеллекта появятся достаточно вовремя, чтобы существенно повлиять на развитие рекурсивно самоулучшающегося ИИ. Я буду рад, если мне докажут, что я не прав в отношении этого. Но я не думаю, что это жизнеспособная стратегия – нарочно выбрать не работать над Дружественным ИИ, пока другие работают над усовершенствованием человеческого интеллекта, в надежде, что усовершенствованные люди решат проблему Дружественного ИИ лучше. Я не хочу вовлекаться в стратегию, которая потерпит катастрофическое поражение, если усовершенствование человеческого интеллекта потребует больше времени, чем создание ИИ. (Или наоборот.) Я боюсь, что работа с биологией займёт слишком много времени – здесь будет слишком много инерции, слишком много борьбы с плохими конструкторскими решениями, уже сделанными естественным отбором. Я боюсь, что регуляторные органы не одобрять экспериментов с людьми. И даже человеческие гении тратят годы на обучение своему искусству; и чем быстрее улучшенный человек должен учиться, тем труднее улучшить кого-либо до этого уровня.
Я буду приятно удивлён, если появятся улучшенные люди (augmented humans) и построят Дружественный ИИ раньше всех. Но тот, кто хотел бы видеть этот результат, должен, вероятно, тяжело трудиться над ускорением технологий улучшения интеллекта; будет трудно убедить меня замедлиться. Если ИИ по своей природе гораздо более сложен, чем усиление интеллекта, то никакого вреда не будет; если же построение 747-ого естественным путём проще, чем увеличивание птицы до его размеров, то промедление будет фатальным. Имеется только небольшая область возможностей, внутри которой намеренный отказ от работы над Дружественным ИИ может быть полезен, и большая область, где это будет неважно или опасно. Даже если усиление человеческого интеллекта возможно, здесь есть реальные, сложные вопросы безопасности; мне следовало бы серьёзно задаться вопросом, хотим ли мы, чтобы Дружественный ИИ предшествовал усилению интеллекта, или наоборот.
Я не приписываю высокой достоверности утверждению, что Дружественный ИИ проще, чем усовершенствование человека, или что он безопаснее. Есть много приходящих на ум путей улучшить человека. Может быть, существует техника, которая прощу и безопаснее, чем ИИ, достаточно мощная, чтобы оказать влияние на глобальные риски. Если так, я могу переключить направление своей работы. Но я желал указать на некоторые соображения, которые указывают против принимаемого без вопросов предположения, что улучшение человеческого интеллекта проще, безопаснее и достаточно мощно, чтобы играть заметную роль.



  1. 12: Взаимодействие ИИ и других технологий. (Interactions of AI with other technologies).

Ускорение желательной технологии – это локальная стратегия, тогда как замедление опасной технологии – это трудная мажоритарная стратегия. Остановка или отказ от нежелательной технологии имеет тенденцию требовать невозможную единодушную стратегию. Я предлагаю думать не в терминах развития или неразвития некоторых технологий, но в терминах прагматичных доступных возможностей ускорять или замедлять технологии; и задаваться вопросом, в границах этих возможностей, какие технологии мы бы предпочли бы видеть развитыми до или после одна другой.
В нанотехнологиях, обычно предлагаемая цель состоит в развитии защитных щитов до появления наступательных технологий. Я очень обеспокоен этим, поскольку заданный уровень наступательной технологии обычно требует гораздо меньших усилий, чем технология, которая может защитить от него. Наступление превосходило оборону в течение большей части человеческой истории. Ружья были созданы за сотни лет до пуленепробиваемых жилетов. Оспа была использована как орудие войны до изобретения вакцины от оспы. Сейчас нет защиты от ядерного взрыва; нации защищены не благодаря обороне, превосходящей наступательные силы, а благодаря балансу угроз наступления. Нанотехнологии оказались по самой своей природе сложной проблемой. Так что, должны ли мы предпочесть, чтобы нанотехнологии предшествовали развитию ИИ, или ИИ предшествовал развитию нанотехнологий? Заданный в такой форме, это несколько мошеннический вопрос. Ответ на него не имеет ничего общего с присущей нанотехнологиям проблемностью в качестве глобального риска, или с собственной сложностью ИИ. В той мере, в какой мы беспокоимся о порядке возникновения, вопрос должен звучать: «Поможет ли ИИ нам справиться с нанотехнологиями? Помогут ли нанотехнологии нам справится с ИИ?»
Мне кажется, что успешное создание ИИ существенно поможет нам во взаимодействии с нанотехнологиями. Я не вижу, как нанотехнологии сделают более простым развитие Дружественного ИИ. Если мощные нанокомпьютеры сделают проще создание ИИ, без упрощения решения самостоятельной проблемы Дружественности, то это – негативное взаимодействие технологий. Поэтому, при прочих равных, я бы очень предпочёл, чтобы Дружественный ИИ предшествовал нанотехнологиям в порядке технологических открытий. Если мы справимся с вызовом ИИ, мы сможем рассчитывать на помощь Дружественного ИИ в отношении нанотехнологий. Если мы создадим нанотехнологии и выживем, нам всё ещё будет предстоять принять вызов взаимодействия с ИИ после этого.
Говоря в общем, успех в Дружественном ИИ должен помочь в решении почти любой другой проблемы. Поэтому, если некая технология делает ИИ не проще и не труднее, но несёт собой определённый глобальный риск, нам следует предпочесть, при прочих равных, в первую очередь встретиться с вызовом ИИ. Любая технология, увеличивающая доступную мощность компьютеров, уменьшает минимальную теоретическую сложность, необходимую для создания ИИ, но нисколько не помогает в Дружественности, и я считаю её в сумме негативной. Закон Мура для Безумной Науки: каждые 18 месяцев минимальный IQ, необходимый, чтобы уничтожить мир, падает на один пункт. Успех в усилении человеческого интеллекта сделает Дружественный ИИ проще, а также поможет в других технологиях. Но улучшение людей не обязательно безопаснее, или проще, чем Дружественный ИИ; оно также не находится в реалистически оцененных пределах наших возможностей изменить естественный порядок возникновения улучшения людей и Дружественного ИИ, если одна из технологий по своей природе гораздо проще другой.



  1. 13: Ход прогресса в области Дружественного ИИ. (Making progress on Friendly AI.)

«Мы предлагаем, чтобы в течение 2 месяцев, десять человек изучали искусственный интеллект летом 1956 года в Дармутском колледже, Ганновер, Нью Гемпшир. Исследование будет выполнено на основе предположения, что любой аспект обучения или любое другое качество интеллекта может быть в принципе столь точно описано, что может быть сделана машина, чтобы симулировать его. Будет предпринята попытка узнать, как сделать так, чтобы машины использовали язык, формировали абстракции и концепции, разрешали бы те проблемы, которые сейчас доступны только людям, и улучшали себя. Мы полагаем, что возможно существенное продвижение в одной или нескольких из этих работ, если тщательно подобранная группа учёных проработает над этим вместе в течение лета».

---- McCarthy, Minsky, Rochester, и Shannon (1955).

Предложение Дартмутского Летнего Исследовательского Проекта по Искусственному Интеллекту являет собой первое зафиксированное употребление фразы «Искусственный Интеллект». У них не было предыдущего опыта, который мог бы их предупредить, что проблема трудна. Я бы назвал искренней ошибкой то, что они сказали, что «значительное продвижение может быть сделано», а не есть «есть небольшой шанс на значительное продвижение». Это специфическое утверждение относительно трудности проблемы и времени решения, которое усиливает степень невозможности. Но если бы они сказали «есть небольшой шанс», у меня бы не было возражений. Как они могли знать?
Дартмутское предложение включало в себя, среди прочего, следующие темы: лингвистические коммуникации, лингвистические рассуждения, нейронные сети, абстрагирование, случайность и творчество, взаимодействие с окружением, моделирование мозга, оригинальность, предсказание, изобретение, открытие и самоулучшение.

(Сноска 5) Это обычно правда, но не есть универсальная истина. В последней главе широко использован учебник «Искусственный интеллект: современный подход». (Russell and Norvig 2003) (Включающий раздел «Этика и риски Искусственного интеллекта», упоминающий взрыв интеллекта по I.J.Good и Сингулярность, и призывающий к дальнейшим исследованиям.) Но и к 2006 году это отношение является скорее исключением, чем правилом.


Теперь мне кажется, что ИИ, способный к языкам, абстрактному мышлению, творчеству, взаимодействию с окружением, оригинальности, предсказаниям, изобретению, открытиям, и, прежде всего, к самоулучшению, находится далеко за пределами того уровня, на котором он должен быть так же и Дружественным. В Дармутском предложении ничего не говорится о построении позитивного / доброго / благоволящего ИИ. Вопросы безопасности не обсуждены даже с целью отбросить их. И это в то искреннее лето, когда ИИ человеческого уровня казался прямо за углом. Дармутское предложение было написано в 1955 году, до Асиломарской (Asilomar) конференции по биотехнологии, детей, отравленных тамиламидом во время беременности, Чернобыля и 11 Сентября. Если бы сейчас идея искусственного интеллекта был бы предложена в первый раз, кто-то доложен был бы постараться выяснить, что конкретно делается для управления рисками. Я не могу сказать, хорошая это перемена в нашей культуре или плохая. Я не говорю, создаёт ли это хорошую или плохую науку. Но сутью остаётся то, что если бы Дартмутское предложение было бы написано 50 лет спустя, одной из его тем должна была бы стать безопасность.
В момент написания этой статьи в 2006 году, сообщество исследователей ИИ по-прежнему не считает Дружественный ИИ частью проблемы. Я бы хотел цитировать ссылки на этот эффект, но я не могу цитировать отсутствие литературы. Дружественный ИИ отсутствует в пространстве концепций, а не просто не популярен или не финансируем. Вы не можете даже назвать Дружественный ИИ пустым местом на карте, поскольку нет понимания, что что-то пропущено. (5) Если вы читали научно-популярные/полутехнические книги, предлагающие, как построить ИИ, такие как «Гёдель, Эшер, Бах». (Hofstadter, 1979) или «Сообщество сознаний» (Minsky, 1986), вы можете вспомнить, что вы не видели обсуждения Дружественного ИИ в качестве части проблемы. Точно так же я не видел обсуждения Дружественного ИИ как технической проблемы в технической литературе. Предпринятые мною литературные изыскания обнаружили в основном краткие нетехнические статьи, не связанные одна с другой, без общих ссылок за исключением «Трёх законов Робототехники» Айзека Азимова. (Asimov, 1942.) Имея в виду, что сейчас уже 2006 год, почему не много исследователей ИИ, которые говорят о безопасности? У меня нет привилегированного доступа к чужой психологии, но я кратко обсужу этот вопрос, основываясь на личном опыте общения.
Поле исследований ИИ адаптировалось к тому жизненному опыту, через который оно прошло за последние 50 лет, в частности, к модели больших обещаний, особенно способностей на уровне человека, и следующих за ними приводящих в замешательство публичных провалов. Относить это замешательство к самому ИИ несправедливо; более мудрые исследователи, которые не делали больших обещаний, не видели триумфа своего консерватизма в газетах. И сейчас невыполненные обещания тут же приходят на ум, как внутри, так и за пределами поля исследований ИИ, когда ИИ упоминается. Культура исследований ИИ адаптировалась к следующему условию: имеется табу на разговоры о способностях человеческого уровня. Есть ещё более сильное табу против тех, кто заявляет и предсказывает некие способности, которые они ещё не продемонстрировали на работающем коде.
У меня сложилось впечатление, что каждый, кто заявляет о том, что исследует Дружественный ИИ, косвенным образом заявляет, что его проект ИИ достаточно мощен, чтобы быть Дружественным.
Должно быть очевидно, что это не верно ни логически, ни философски. Если мы представим себе кого-то, кто создал реальный зрелый ИИ, который достаточно мощен для того, чтобы быть Дружественным, и, более того, если, в соответствии с нашим желаемым результатом, этот ИИ действительно является Дружественным, то тогда кто-то должен был работать над Дружественным ИИ годы и годы. Дружественный ИИ – это не модуль, который вы можете мгновенно изобрести, в точный момент, когда он понадобится, и затем вставить в существующий проект, отполированный дизайн которого в остальных отношениях никак не изменится.
Поле исследований ИИ имеет ряд техник, таких как нейронные сети и эволюционное программирование, которые росли маленькими шажками в течение десятилетий. Но нейронные сети непрозрачны – пользователь не имеет никакого представления о том, как нейронные сети принимают свои решения – и не могут быть легко приведены в состояние прозрачности; люди, которые изобрели и отшлифовали нейронные сети, не думали о долгосрочных проблемах Дружественного ИИ. Эволюционное программирование (ЭП) является стохастическим, и не сохраняет точно цель оптимизации в сгенерированном коде; ЭП даёт вам код, который делает то, что вы запрашиваете – большую часть времени в определённых условиях, но этот код может делать что-то на стороне. ЭП – это мощная, всё более зрелая техника, которая по своей природе не подходит для целей Дружественного ИИ. Дружественный ИИ, как я его представляю, требует рекурсивных циклов самоулучшения, которые абсолютно точно сохраняют цель оптимизации.
Наиболее сильные современные техники ИИ, так, как они были развиты, отполированы и улучшены с течением времени, имеют основополагающую несовместимость с требованиями Дружественного ИИ, как я их сейчас понимаю. Проблема Y2K, исправить которую оказалось очень дорого, хотя это и не было глобальной катастрофой, - точно так же произошла из неспособности предвидеть завтрашние проектные требования. Кошмарным сценарием является то, что мы можем обнаружить, что нам всучили каталог зрелых, мощных, публично доступных техник ИИ, которые соединяются, чтобы породить неДружественный ИИ, но которые нельзя использовать для построения Дружественного ИИ без переделывания всей работы за три десятилетия с нуля. В поле исследований ИИ довольно вызывающе открыто обсуждать ИИ человеческого уровня, в связи с прошлым опытом этих дискуссий. Есть соблазн поздравить себя за подобную смелость, и затем остановиться. После проявления такой смелости обсуждать трансчеловеческий ИИ кажется смешным и ненужным. (Хотя нет выделенных причин, по которым ИИ должен был бы медленно взбираться по шкале интеллектуальности, и затем навсегда остановиться на человеческой точке.) Осмеливаться говорить о Дружественном ИИ, в качестве меры предосторожности по отношению к глобальному риску, будет на два уровня смелее, чем тот уровень смелости, на котором выглядишь нарушающим границы и храбрым.

Имеется также резонное возражение, которое согласно с тем, что Дружественный ИИ является важной проблемой, но беспокоится, что, с учётом нашего теперешнего понимания, мы просто не на том уровне, чтобы обращаться с Дружественным ИИ: если мы попытаемся разрешить проблему прямо сейчас, мы только потерпим поражение, или создадим анти-науку вместо науки. И об этом возражении стоит обеспокоится. Как мне кажется, необходимые знания уже существуют – что возможно изучить достаточно большой объём существующих знаний и затем обращаться с Дружественным ИИ без того, чтобы вляпаться лицом в кирпичную стену – но эти знания разбросаны среди множества дисциплин: Теории решений и эволюционной психологии и теории вероятностей и эволюционной биологии и когнитивной психологии и теории информации и в области знаний, традиционно известной как «Искусственный интеллект»… Не существует также учебной программы, которая бы подготовила большой круг учёных для работ в области Дружественного ИИ.


«Правило десяти лет» для гениев, подтверждённое в разных областях – от математике до тенниса – гласит, что никто не достигает выдающихся результатов без по крайней мере десяти лет подготовки. (Hayes, 1981.) Моцарт начал писать симфонии в четыре года, но это не были моцартовские симфонии – потребовалось ещё 13 лет, чтобы Моцарт начал писать выдающиеся симфонии. (Weisberg, 1986.) Мой собственный опыт с кривой обучения подкрепляет эту тревогу. Если нам нужны люди, которые могут сделать прогресс в Дружественном ИИ, то они должны начать тренировать сами себя, всё время, за годы до того, как они внезапно понадобятся.
Если завтра Фонд Билла и Мелинды Гейтс выделит сто миллионов долларов на изучение Дружественного ИИ, тогда тысячи учёных начнут переписывать свои предложения по грантам, чтобы они выглядели релевантными по отношению к Дружественному ИИ. Но они не будут искренне заинтересованы в проблеме – свидетельство чему то, что они не проявляли любопытства к проблеме до того, как кто-то предложил им заплатить. Пока Универсальный ИИ немоден и Дружественный ИИ полностью за пределами поля зрения, мы можем предположить, что каждый говорящий об этой проблеме искренне заинтересован в ней. Если вы вбросите слишком много денег в проблему, область которой ещё не готова к решению, излишние деньги создадут скорее анти-науку, чем науку – беспорядочную кучу фальшивых решений.
Я не могу считать этот вывод хорошей новостью. Мы были бы в гораздо большей безопасности, если бы проблема Дружественного ИИ могла бы быть разрешена путём нагромождения человеческих тел и серебра. Но на момент 2006 года я сильно сомневаюсь, что это годится – область Дружественного ИИ, и сама область ИИ, находится в слишком большом хаосе. Если кто-то заявляет, что мы не можем достичь прогресса в области Дружественного ИИ, что мы знаем слишком мало, нам следует спросить, как долго этот человек учился, чтобы придти к этому заключению. Кто может сказать, что именно наука не знает? Слишком много науки существует в природе, чтобы один человек мог её выучить. Кто может сказать, что мы не готовы к научной революции, опережая неожиданное? И если мы не можем продвинуться в Дружественном ИИ, потому что мы не готовы, это не означает, что нам не нужен Дружественный ИИ. Эти два утверждения вовсе не эквивалентны!
И если мы обнаружим, что не можем продвинуться в Дружественном ИИ, мы должны определить, как выйти из этой ситуации как можно скорее! Нет никаких гарантий в любом случае, что раз мы не можем управлять риском, то он должен уйти.
И если скрытые таланты юных учёных будут заинтересованы в Дружественном ИИ по своему собственному выбору, тогда, я думаю, будет очень полезно с точки зрения человеческого вида, если они смогут подать на многолетний грант, чтобы изучать проблему с полной занятостью. Определённое финансирование Дружественного ИИ необходимо, чтобы это сработало – значительно большее финансирование, чем это имеется сейчас. Но я думаю, что на этих начальных стадиях Манхетенский проект только бы увеличил долю шума в системе.

Заключение.



Однажды мне стало ясно, что современная цивилизация находится в нестабильном состоянии. I.J. Good предположил, что взрыв интеллекта описывает динамическую нестабильную систему, вроде ручки, точно сбалансированной, чтобы стоять на своём кончике. Если ручка стоит совершенно вертикально, она может оставаться в прямом положении, но если ручка отклоняется даже немного от вертикали, гравитация потянет её дальше в этом направлении, и процесс ускорится. Точно так же и более умные системы будут требовать меньше времени, чтобы сделать себя ещё умнее.
Мёртвая планета, безжизненно вращающаяся вокруг своей звезды, тоже стабильна. В отличие от интеллектуального взрыва, истребление не является динамическим аттрактором – есть большая разница между «почти исчезнуть» и «исчезнуть». Даже в этом случае, тотальное истребление стабильно.
Не должна ли наша цивилизация, в конце концов, придти в один из этих двух режимов? Логически, вышеприведённое рассуждение содержит проколы. Например, Ошибочность Гигантской Ватрушки: умы не бродят слепо между аттракторами, у них есть мотивы. Но даже если и так, то, я думаю, наша альтернатива состоит в том, что или стать умнее, или вымереть.
Природа не жестока, но равнодушна; эта нейтральность часто выглядит неотличимой от настоящей враждебности. Реальность бросает перед вами один выбор за другим, и когда вы сталкиваетесь с вызовом, с которым не можете справиться, вы испытываете последствия. Часто природа выдвигает грубо несправедливые требования, даже в тех тестах, где наказание за ошибку – смерть. Как мог средневековый крестьянин 10 века изобрести лекарство от туберкулёза? Природа не соизмеряет свои вызовы с вашими умениями, вашими ресурсами, или тем, сколько свободного времени у вас есть, чтобы обдумать проблему. И когда вы сталкиваетесь со смертельным вызовом, слишком сложным для вас, вы умираете. Может быть, неприятно об этом думать, но это было реальностью для людей в течение тысяч и тысяч лет. Тоже самое может случится и со всем человеческим видом, если человеческий вид столкнётся с несправедливым вызовом.
Если бы человеческие существа не старели, и столетние имели бы такой же уровень смерти, как и 15-летиние, люди всё равно не были бы бессмертными. Мы будем продолжать существовать, пока нас поддерживает вероятность. Чтобы жить даже миллион лет в качестве не стареющего человека в мире, столь рискованном, как наш, вы должны каким-то образом свести свою годовую вероятность смерти почти к нулю. Вы не должны водить машину, не должны летать, вы не должны пересекать улицу, даже посмотрев в обе стороны, поскольку это всё ещё слишком большой риск. Даже если вы отбросите все мысли о развлечениях и бросите жить ради сохранения своей жизни, вы не сможете проложить миллионолетний курс без препятствий. Это будет не физически, а умственно (cognitively) невозможно.
Человеческий вид Homo sapiens не стареет, но не бессмертен. Гоминиды прожили так долго только потому, что не было арсенала водородных бомб, не было космических кораблей, чтобы направлять астероиды к Земле, не было воённых биолабораторий, чтобы создавать супервирусов, не было повторяющихся ежегодных перспектив атомной войны или нанотехнологической войны или отбившегося от рук ИИ. Чтобы прожить какое-либо заметное время, мы должны свести каждый из этих рисков к нулю. «Довольно хорошо» - это недостаточно хорошо, для того, чтобы прожить ещё миллион лет.
Это выглядит как несправедливый вызов. Этот вопрос обычно не был в компетенции исторических человеческих организаций, не зависимо от того, насколько они старались. В течение десятилетий США и СССР избегали ядерной войны, но не были в этом совершенны; были очень близкие к войне моменты, например, Кубинский ракетный кризис в 1962 году. Если мы предположим, что будущие умы будут являть ту же смесь глупости и мудрости, ту же смесь героизма и эгоизма, как те, о ком мы читаем в исторических книгах – тогда игра в глобальный риск практически закончена; она была проиграна с самого начала. Мы можем прожить ещё десятилетие, даже ещё столетие, но не следующие миллион лет.
Но человеческие умы – это не граница возможного. Homo sapiens представляет собой первый универсальный интеллект. Мы были рождены в самом начале вещей, на рассвете ума. В случае успеха, будущие историки будут оглядываться назад и описывать современный мир как труднопреодолимую промежуточную стадию юности, когда человечество стало достаточно смышлёным, чтобы создать себе страшные проблемы, но недостаточно смышлёным, чтобы их решить.
Но до того как мы пройдём эту стадию юности, мы должны, как юноши, встретится с взрослой проблемой: вызовом более умного, чем человек, интеллекта. Это – выход наружу на высоко-моральной стадии жизненного цикла; путь, слишком близкий к окну уязвимости; это, возможно, самый опасный однократный риск, с которым мы сталкиваемся. ИИ – это единственная дорога в этот вызов, и я надеюсь, что мы пройдём эту дорогу, продолжая разговор. Я думаю, что, в конце концов, окажется проще сделать 747ой с нуля, чем растянуть в масштабе существующую птицу или пересадить ей реактивные двигатели.
Я не хочу преуменьшать колоссальную ответственность попыток построить, с точной целью и проектом, нечто, более умное, чем мы сами. Но давайте остановимся и вспомним, что интеллект – это далеко не первая вещь, встретившаяся человеческой науке, которая казалась трудна для понимания. Звёзды когда-то были загадкой, и химия, и биология. Поколения исследователей пытались и не смогли понять эти загадки, и они обрели имидж неразрешимых для простой науки. Когда-то давно, никто не понимал, почему одна материя инертна и безжизненна, тогда как другая пульсирует кровью и витальностью. Никто не знал, как живая материя размножает себя или почему наши руки слушаются наших ментальных приказов. Лорд Кельвин писал:
«Влияние животной или растительной жизни на материю находится бесконечно далеко за пределами любого научного исследования, направленного до настоящего времени на него. Его сила управлять перемещениями движущихся частиц, в ежедневно демонстрируемом чуде человеческой свободной воли и в росте поколений за поколением растений из одного семечка, бесконечно отличается от любого возможного результата случайной согласованности атомов». (Цитировано по MacFie, 1912.)
Любое научное игнорирование освящено древностью. Любое и каждое отсутствие знаний уходит в прошлое, к рассвету человеческой любознательности; и эта дыра длится целые эпохи, выглядя неизменной, до тех пор, пока кто-то не заполняет её. Я думаю, что даже склонные ошибаться человеческие существа способны достичь успеха в создании Дружественного ИИ. Но только если разум перестанет быть сакральной тайной для нас, как жизнь была для Лорда Кельвина. Интеллект должен перестать быть любым видом мистики, сакральным или нет. Мы должны выполнить создание Искусственного Интеллекта как точное приложение точного искусства. И тогда, возможно, мы победим.

Библиография.

Asimov, I. 1942. Runaround. Astounding Science Fiction, March 1942.

Barrett, J. L. and Keil, F. 1996. Conceptualizing a non-natural entity: Anthropomorphism in God concepts. Cognitive Psychology, 31: 219-247.

Bostrom, N. 1998. How long before superintelligence? Int. Jour. of Future Studies, 2.

Bostrom, N. 2001. Existential Risks: Analyzing Human Extinction Scenarios. Journal of Evolution and Technology, 9.

Brown, D.E. 1991. Human universals. New York: McGraw-Hill.

Crochat, P. and Franklin, D. (2000.) Back-Propagation Neural Network Tutorial. http://ieee.uow.edu.au/~daniel/software/libneural/

Deacon, T. 1997. The symbolic species: The co-evolution of language and the brain. New York: Norton.

Drexler, K. E. 1992. Nanosystems: Molecular Machinery, Manufacturing, and Computation. New York: Wiley-Interscience.

Ekman, P. and Keltner, D. 1997. Universal facial expressions of emotion: an old controversy and new findings. In Nonverbal communication: where nature meets culture, eds. U. Segerstrale and P. Molnar. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates.

Good, I. J. 1965. Speculations Concerning the First Ultraintelligent Machine. Pp. 31-88 in Advances in Computers, vol 6, eds. F. L. Alt and M. Rubinoff. New York: Academic Press.

Hayes, J. R. 1981. The complete problem solver. Philadelphia: Franklin Institute Press.

Hibbard, B. 2001. Super-intelligent machines. ACM SIGGRAPH Computer Graphics, 35(1).

Hibbard, B. 2004. Reinforcement learning as a Context for Integrating AI Research. Presented at the 2004 AAAI Fall Symposium on Achieving Human-Level Intelligence through Integrated Systems and Research.

Hofstadter, D. 1979. Gödel, Escher, Bach: An Eternal Golden Braid. New York: Random House

Jaynes, E.T. and Bretthorst, G. L. 2003. Probability Theory: The Logic of Science. Cambridge: Cambridge University Press.

Jensen, A. R. 1999. The G Factor: the Science of Mental Ability. Psycoloquy, 10(23).

MacFie, R. C. 1912. Heredity, Evolution, and Vitalism: Some of the discoveries of modern research into these matters – their trend and significance. New York: William Wood and Company.

McCarthy, J., Minsky, M. L., Rochester, N. and Shannon, C. E. 1955. A Proposal for the Dartmouth Summer Research Project on Artificial Intelligence.

Merkle, R. C. 1989. Large scale analysis of neural structure. Xerox PARC Technical Report CSL-89-10. November, 1989.

Merkle, R. C. and Drexler, K. E. 1996. Helical Logic. Nanotechnology, 7: 325-339.

Minsky, M. L. 1986. The Society of Mind. New York: Simon and Schuster.

Monod, J. L. 1974. On the Molecular Theory of Evolution. New York: Oxford.

Moravec, H. 1988. Mind Children: The Future of Robot and Human Intelligence. Cambridge: Harvard University Press.

Moravec, H. 1999. Robot: Mere Machine to Transcendent Mind. New York: Oxford University Press.

Raymond, E. S. ed. 2003. DWIM. The on-line hacker Jargon File, version 4.4.7, 29 Dec 2003.

Rhodes, R. 1986. The Making of the Atomic Bomb. New York: Simon & Schuster.

Rice, H. G. 1953. Classes of Recursively Enumerable Sets and Their Decision Problems. Trans. Amer. Math. Soc., 74: 358-366.

Russell, S. J. and Norvig, P. Artificial Intelligence: A Modern Approach. Pp. 962-964. New Jersey: Prentice Hall.

Sandberg, A. 1999. The Physics of Information Processing Superobjects: Daily Life Among the Jupiter Brains. Journal of Evolution and Technology, 5.

Schmidhuber, J. 2003. Goedel machines: self-referential universal problem solvers making provably optimal self-improvements. In Artificial General Intelligence, eds. B. Goertzel and C. Pennachin. Forthcoming. New York: Springer-Verlag.

Sober, E. 1984. The nature of selection. Cambridge, MA: MIT Press.

Tooby, J. and Cosmides, L. 1992. The psychological foundations of culture. In The adapted mind: Evolutionary psychology and the generation of culture, eds. J. H. Barkow, L. Cosmides and J. Tooby. New York: Oxford University Press.

Vinge, V. 1993. The Coming Technological Singularity. Presented at the VISION-21 Symposium, sponsored by NASA Lewis Research Center and the Ohio Aerospace Institute. March, 1993.

Wachowski, A. and Wachowski, L. 1999. The Matrix, USA, Warner Bros, 135 min.

Weisburg, R. 1986. Creativity, genius and other myths. New York: W.H Freeman.

Williams, G. C. 1966. Adaptation and Natural Selection: A critique of some current evolutionary thought. Princeton, NJ: Princeton University Press.





Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   37




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет